***
Ощущение дикого холода с помесью страха, а ещё почти реальная физическая боль от удара о камень и заставило Гоголя проснуться. Парень резко распахнул глаза, садясь на кровати рывком, держась одной рукой за грудную клетку, а второй крепко сжимая край одеяла. Сердце стучало как ненормальное, бешенным темпом, казалось, что оно вот вот выпрыгнет из груди, парень ощущал чуть ли не первобытный страх. Перед внутренним взором все ещё стоял темнота подвала. В голове билась одна единственная мысль: " Почему? Почему именно этот сон?» — Коля, все хорошо? — тут же отреагировал на состояние хозяина его фамильяр, мгновенно просыпаясь и включая в комнате свет. Теплое освещение комнаты от настольной лампы произвело свое благоприятное действие. Николай немного успокоился. Шинель подлезла парню под руку, тихо урча кошкой и ластясь к хозяину. Фамильяр был тёплым, мягким, что тоже успокаивало. Гоголь постепенно расслабился. Правда, старый шрам на спине продолжал болеть. Николай его получил когда ему было семь лет при самых неприятных для него обстоятельствах. И виной тому было его собственное любопытство. — Да. Почти. — отвечает наконец парень, убирая непослушные светлые пряди длинных волос. — Просто… Ладно неважно. Лучше принеси мне мазь из аптечки, пожалуйста. — Мазь? Так. Опять твой шрам разболелся? Опять тот самый сон? — взволнованно спрашивает Шинель. Фамильяры на чисто интуитивном уровне чувствуют состояние своих хозяев и сейчас Шинель чувствовала как напуган парень и в каком он замешательстве. — Да. Впервые за последние годы. Я не понимаю почему. Просто не понимаю. Он мне так давно не снился, я уже и думать забыл про него. Не очень приятно, если честно… — бурчит немного недовольно себе под нос парень, снимая с себя футболку, в которой спал. — Я же заснуть снова не смогу теперь. Не высплюсь, буду ходить как. Как переваренная картошка. Вот. А если заказ. Что я на невыспавшуюся голову сделаю то? — Не будешь спать? Отлично, займёмся тогда твоей любимой латынью… — Боже, Шинель! Что угодно, но только не латынь… И без неё плохо. Да и сейчас я в таком состоянии, что вряд ли смогу и слово выучить. — простонал Николай, недовольно наморщив нос. Фамильяр спрыгнул с кровати и убежал в ванную комнату, где была аптечка, вернулся через пять минут, принёс парню мазь, чтобы тот смазал ноющий шрам и успокоил боль. Было, конечно, неудобно, так как тот находился на спине, но Николай умудрился таки его хорошенько смазать. На свое счастье парень был достаточно гибким да и приноровился уже за годы. — Теперь тебе лучше? — спрашивает Шинель, когда Николай закрыл мазь и поставил ту на тумбочку. — Да, теперь намного лучше. Спасибо. — Спать будешь или нет? — Неааааа. Не хочу. Мне этот сон отбил все желание спать абсолютно…– вздыхает Гоголь, сидя на кровати и немного покачиваясь туда сюда. Он всегда так делал, чтобы успокоиться. — Этот сон связан с тем, как ты получил тот шрам? Ты никогда мне об этом не рассказывал. Это единственное воспоминание до десяти лет, которое ты от меня скрыл. — произносит Шинель. Что уж поделать, что фамильяры у охотников появляются лишь в десять лет. У демонов, для сравнения, те с самого рождения и скрыть от них ничего у хозяина не выйдет. — Именно с этим. Я не хочу об этом рассказывать и не люблю об этом вспоминать. Мне больно от этого почти физически и шрам начинает сильно болеть, уж не знаю как это взаимосвязано. Я просто жалею, что полез тогда в тот дом. Лучше бы послушался родителей и остался дома. — Коля… — уловив почти истерику в тоне парня, начала была Шинель. Но Николай быстро взял себя в руки. Он не хотел, чтобы его фамильяр волновался за него. — Я в норме. Николай слез с кровати, потянулся, хрустнув позвоночником, и довольно сощурился. Потом взял свою футболку и одел обратно. Мазь уже все равно высохла. Долго сидеть грустить это не про него. Не того характера был парень. Слишком живой, слишком активный. Сон постепенно выветрился из памяти, исчезнув, словно утренний туман и блондину стало куда легче. Шинель, молча, наблюдала за ним с кровати, неспешно помахивая хвостиком. — Пойду на кухню и съем вкусняшку, чтобы стало ещё лучше. Сладкое поднимает настроение. Эту аксиому я запомнил ещё с самого детства. Проблемы — ешь сладкое; депрессия — ешь сладкое; бессонница — ешь сладкое; надоел парень или бросил парень — отрави его сладким! — М-да уж, Коля. Ты как всегда. — вздыхает Шинель. Однако она была рада, что её хозяин так быстро вернулся к его обычному состоянию. — Лучше бы сел учить латынь и то было бы полезнее. А от твоего сладкого сплошной сахарный диабет может случиться. — Мой мозг сейчас не настроен на учёбу и вообще воспринимать какую либо информацию. Зато мой желудок настроен на что — нибудь сладенькое. — весело отозвался Николай, направляясь на выход из комнаты. — По моему, у тебя так всегда. — Не правдаааааааа… Шинель фыркнула, спрыгнула с кровати и ушла следом за хозяином. По пути на кухню Николай решил проверить Достоевского, судя по закрытой двери в его комнату и абсолютно царящей по ней тишине, тот спал. Николай дотронуться до ручки двери в комнату демона и тут же отдернул руку, потому что по ней попало разрядом демонической защитки. Остался неплохой такой ожог. — Аааау! Да почему? — Это демон… А ты что от него хотел? Привязанности и любви? — Зачем ставить защиту на дверь в доме, в котором тебя никто не тронет? Вот честно говоря, я не понимаю. — Пхххх… Какой ты наивный, Коля. Это демон. Они никому никогда не доверяют. К тому же, ты охотник за демонами, а они что делают? Правильно. Убивают демонов. Пошли на кухню, не трогай ты его, пусть спит себе или что он там делает. — Пошли пошли. — рассеяно отозвался Николай, лизнув обожженое место. На самом деле, Фёдор просто не мог заснуть до тех пор, пока полностью не ощущал себя в безопасности и не поставит защиту на все что можно и что нельзя, ведь во сне он был открыт для любой атаки, не сможет защититься, если что, как и любой демон, и убить его легче простого. Такая своеобразная паранойя, которая свойственна не только ему, но вообще всем демонам. Вот и ставил защитки даже в безопасном доме, для своего собственного успокоения, ведь только так он сможет заснуть. Фёдор всегда выбирал спокойные и скрытые места для сна. Чисто перестраховывался. Вообще, по большей части демон именно что спал. Во сне регенерация проходила куда быстрее, да и избегал демон Николая. Если выбирался из своей комнаты, то только, когда Коли или не было дома, или он находился в гостиной полностью занятый своей латынью и ему было не до своего мрачного соседа. Это было только на руку Гоголю, ибо один раз они столкнулись ночью на кухне, когда парню приспичило выпить молоко. Свет не включал, потому что не посчитал нужным. И зря. Тихий вкрадчивый голос из темноты коридора, который произнёс,, а пить холодное молоко прямо из холодильника в одиночестве грешно,, и два светящихся в этой самой темноте аметистовых глаза перепугали Гоголя до икоты. Он выплюнул все молоко во рту обратно аж. И да, пить молоко он с того момента резко разлюбил. Однако, таскать сладости из холодильника, особенно ночью, игноря недовольное ворчание своего фамильяра, это для него все ещё святая святых. — Отличные новости, Шинель, у нас есть ещё тортик и пирожные. — весело объявил парень, заглядывая в холодильник. На второй полке стоял прекрасный шоколадный тортик с кремовыми розочками и драже, плюс, коробка с пирожными, корзиночка, с белым заварным кремом и сгущёнкой под ним. Любимое пирожное Гоголя. — Удивительно, как ты ещё это все не съел с твоей — то любовью к сладкому.– вздыхает Шинель, наблюдая за почти щенячьим восторгом Гоголя при виде обычной кондитерки. — Сам от себя в шоке, если честно. Наверное, потому что я купил это все буквально сегодня и не успел все съесть. — улыбается Николай, доставая кондитерку из холодильника. — Тортииииик. — Ты как ребёнок, ей богу. Надолго у тебя ничего из сладкого никогда не задерживается. — Хах. Шинель, быть взрослым скучно, понимаешь? — Но, если учесть твою профессию, то тебе было бы неплохо бы и повзрослеть наконец. — Мф… Оттань. Все равно ты знаешь, что слова на меня не действуют. Да и заказы я прекрасно выполняю в любом случае. Николай выложил всю кондитерку на стол, достал нож и стал резать тортик с довольным выражением лица, напевая какую то весёлую песенку себе под нос. О сне тут и думать уже забыли. Просто радовались тому, что есть что — то сладкое в доме. — Шинель, будешь тортик? — спрашивает у фамильяра Гоголь. — Нет, спасибо, уволь меня от этого пожалуйста… Я не настолько сладкоежка и, в отличии от тебя, понимаю, что сладкое есть вредно, особенно ночью. — Дело твоё. Гоголь уже положил себе хороший такой кусочек на тарелку и взял ложечку, чтобы начать есть, прямо стоя, зачем ему садится, но тут почувствовал властно прижатие сзади чьих то холодных рук и чей то острый подбородок лёг на правое плечо парня. — Я буду. — тихим вкрадчивым тоном произносят на ухо Николая. — Вай!!! Николай от такой, приятной, неожиданности в лице внезапно появившегося сзади него демона, который по плану должен был спать себе спокойно в своей комнате, чуть свой тортик не уронил. Да, он серьёзно испугался. — И чего ты такой нервный? — с искренним недоумением в голосе спрашивает Достоевский. — П. Подкрадываться не надо сзади и так внезапно, вот почему. — фырчит Гоголь, стараясь успокоить, дико колотящееся, сердце в груди. — У меня чуть остановка сердца не случилась. — Хм. Так тортик мне будет? — Будет будет. Гоголь глубоко вздыхает, приходит в себя, успокаиваясь более менее, по крайне мере до той степени, чтобы руки предательски не дрожали потом берет по новой нож и начинает резать торт уже для Фёдора. Достоевский стоит рядом, спокойно наблюдая за каждым действием парня. Гоголю было немного не по себе под столь внимательным взглядом этих глаз. Казалось, что они способны прожечь тебя насквозь. Мурашки аж вдоль позвоночника бежали, но Гоголь держался. Показывать свой страх он не хотел, хотя мог особо и не стараться. Достоевский, как демон, прекрасно чувствовал, что его тут боятся. Чувствовал и лишь усмехался. — Вот. Держи. — Благодарю. Достоевский взял свой тортик и сел на подоконнике, спокойно начав тот есть. Расслабленно наблюдает за звездами на небе. Этим, пожалуй, ему и нравился этот внешний мир. В Аду небо что днем, что ночью одинаково темно — красное. А тут оно всегда разное. Днем нежно голубое, ночью чёрное с красивой россыпью звезд. Особенно сильно нравились Федору закаты и восходы: Закат — яркостью красок, напоминающее огни родного Ада; восход — своей завораживающей нежностью. Достоевский отвлёкся от неба только тогда, когда почувствовал на себе изучающий взгляд смертного мальчишки, повернул к тому голову. — Что? — Не думал, что демоны едят сладкое… Достоевский тихо хмыкнул себе под нос. Ох уж эти стереотипы смертных о демонах. По их мнению, на которое в Аду, естественно, всем пофиг, демоны питаются исключительно кровью и душами людей. А вот и нет. Демоны те ещё сладкоежки. — Мы тоже вполне можем есть обычную еду. Сладкое и сильно жареное. Тортик, кстати говоря, вкусный. — произносит Достоевский. Перевёл обратно взгляд на небо, немного подумал, снова посмотрел на Гоголя. — Что тебе ещё интересно о демонах знать? Давай, кругозор твой насчёт демонов расширю немного, пока я тут. Может, умнее станешь. Лёгкая подъебочка насчёт умственных способностей парня, которую блондин даже особо и не уловил от удивления. Гоголь даже немного опешил от такого предложения, да ещё и со стороны самого демона, потом аж воссиял. — Правда? — решил уточнить на всякий случай Николай. — Да да. Пока я добрый. — усмехнулся Достоевский. — Оооооооооо! Судя по тому как засияли глаза у парня, Достоевский ещё пожалеет о том, что вообще сам это предложил.***
Гоголя разбудил требовательный стук в входную дверь. Парень немного морщится, открывает глаза, садится на кровати, стараясь припомнить как он тут оказался, ведь, вроде бы, он засыпал на кухне, убюканный спокойным голосом Фёдора, который отвечал на двадцатый по счету вопрос блондина. Вообще, они неплохо посидели. Николай очень много интересного узнал и про Ад, и про демонов в целом. Достоевский оказался превосходным рассказчиком и рассказывал так, что дух захватывало. Правда, весь торт и порднын оказались съеденными за интересным разговором. Стук повторился. Николай по быстрому поднялся с кровати и пошёл открывать. Щёлкнул замком, открыл дверь. — Да? — Я на минуту, смертный, не волнуйся… — произносит восемнадцатилетеняя девушка, проходя мимо Николая в его дом. Абсолютно спокойно, словно она хозяйка этого дома, а не Николай. — Где тут у вас, ага… Дверь в комнату демона распахнулась по щелчку пальцев брюнетки с вишневыми глазами. — Федя. На выход. Сейчас же. — А Неллисия. Ты уже… — Твой отец очень взволнован пропажей наследника трона и дёрнул меня от своих дел, отправил меня искать тебя по всему внешнему миру. — перебила демона девушка. — Давай давай, в срочном порядке, на выход. — Но… — Твои крылья я уже забрала. Они тебя в Аду ждут. — Уже? — удивился Фёдор. — А ты быстро работаешь. Как всегда. Спасибо. — Всегда пожалуйста. – фыркнула девушка потом повернулась к Николаю. Немного поклонилась. – Спасибо за то, что присмотрел за ним. Но ему пора возвращаться обратно. – Да, конечно... Был рад помочь. – произносит Николай. Что - то странное было в этой девушке. Что - то с ней было не то, но что именно он понять никак не мог. Потом, понаблюдав за той ещё немного, неожиданно понял, что не так – у неё не было фамильяра. Девушка была демоном - пустышкой. Так обычно случается, когда фамильяр погибает. Редкий случай, но имеет место быть. Достоевский же, собравшись, спокойно пошёл на выход следом за Неллиссией, однако, поравнявшись с блондином, вдруг остановился. Легонько взял за кончик волос парня, внимательно заглянув в его глаза. – Мы точно не виделись с тобой ранее? – А? Вы о чем? – почти шёпотом спрашивает Николай, взгляд этих аметистовых глаз его и завораживал, и немного даже пугал. – Да просто.... Видимо показалось. Что ж. Спасибо за приятное времяпровождение. И надеюсь тебя не очень испугала моя наставница? – Наставница? Она? – Да... Поверь, она намного старше, чем тебе кажется. Но вид милой восемнадцатилетней девушки ей очень идёт, я согласен с этим. – Федя, идём уже! Время не ждёт. Если мы не вернёмся обратно в течение пяти минут, то сюда заявится уже твой отец, а этого нам не надо. – раздался голос брюнетки с улицы. – Да да.. Это точно. Мой отец просто чистый ужас. Фёдор усмехнулся, наклонился легко целует Николая в губки. – Это моя тебе благодарность за кров и стол. – тихим голосом произносит демон. Потом разворачивается и просто испаряется, вместе с девушкой, словно его и не было, оставив блондина в полном шоке, одного, возле открытой входной двери.