***
Дохлый умело балансировал на самом краю кровати. Его правая рука почти касалась пола, а лицо выражало крайнее умиротворение, какое бывает только у крепко спящих… Пробуждение оказалось как никогда приятным: кто-то положил голову ему на плечо, запуская пальцы в жесткие обесцвеченные волосы. — Утречка… — прошелестело прямо над ухом. Марк давным-давно раскачался и успел уже порядком подзаебаться, лёжа без дела и развлекая себя плеванием в потолок, чередующимся с методичным перекидыванием конечностей из стороны в сторону, потому к двенадцатому часу, по-собственнически оккупировав спящее тело в качестве подставки для всего, чего только заблагорассудится, он вознамерился пробудить Уильямсона во что бы то ни стало — бодрствующий Дохлый представлял из себя развлечение всяко поинтереснее спящего! — У-утречка-а-а… В ответ на нечленораздельное мычание Рентон лишь гаденько усмехнулся, размашисто лизнув бледную щёку, за ночь напылившуюся мелким накрапом отнюдь не блондинистой щетины. — Фу-у, блять… — сонно проворчал Саймон, наконец поворачиваясь лицом к нарушителю своего утреннего спокойствия, — ты что, сраная рептилия?.. — Не! Я котик… — придурковато скалясь, отозвался нарушитель и, продвигаясь всё дальше в невинно-тактильных посягательствах, лизнул Дохлого за мочку уха — небольшой кусочек, не скрытый обесцвеченной завесой. Лизнул и стиснул ту промеж губ, перекатывая и слабенько прикусывая, забавы ради. — Ну то, что ты животное — это факт, — прохрипел Уильямсон, пытаясь ненароком не выдать своего довольства всем происходящим. — Что за лирический припадок, м?.. Последняя фраза сопроводилась довольно нежным тисканьем Марка за впалую щеку. — Лирический?.. Мне просто скучно! — тот дёрнулся, скривившись в притворном недовольстве. — Скучно ему, значит, — Дохлый ухмыльнулся, безо всякого предупреждения или малейшего намёка хватаясь обеими руками за тело, лежащее напротив него, потягивая его на себя и тем самым вынуждая Рентона оказаться лежащим плашмя на его груди. Уткнувшись носом прямо в солнечное сплетение, Марк глухо засопел, будучи неспособным в подобном положении рассмеяться по-человечески, и тут же, не желая разыгрывать безоговорочную капитуляцию, пустил в ход зубы, оставляя на брюхе живого матраса два ряда стремительно розовеющих пунктиров. — Больно вообще-то, — пробасил Дохлый, заключая Рентона в кольцо из собственных рук и в отместку несильно сжимая поперёк грудины. — Надеюсь, твои не имеют привычки вламываться, не предупредив. — Меня слишком часто заставали со спущенными штанами, чтобы входить без стука! В ответ Уильямсон только похабно осклабился, после чего клюнул его коротким поцелуем куда-то чуть выше лба, тотчас подмечая: — У тебя волосы отросли, — спасибо, капитан Очевидность. — А ты колючий. — Рентон смерил его подобием злорадной ухмылки, выглядевшей ну очень уж неубедительно. — Подумаешь! Держу пари, на башке всё ещё хуже. — Дохлый накрутил на палец особо длинную прядь. — А может… — мысль осенила внезапно, — покрасишь меня? — За просто так — не-а. Предлагаю бартер: ты — мне, я — тебе. Побреешь? — Если не яйца, то катит. — А если яйца? — На это отдельный прайс, — он ущипнул его за бедро, — ничего личного, Рент-бой, это бизнес.***
Часы в прихожей пробили полдень, а первый этаж до сих пор хранил могильную тишину — и это в выходной день. Вода не шумела в трубах, тарелки смирно стояли в сетке для сушки посуды, а содержимое чайника покрылось тонкой пленкой накипи. На кофейном столике в гостиной белел лист бумаги, прижатый к лакированной поверхности карандашом. Марк, очутившийся на кухне первым, обнаружил лист почти сразу, громогласно известив Дохлого о содержимом записки, уложив то в два ёмких тезиса: — Уехали к тёте Джилл… Будем в среду утром! Пулей долетев до второго этажа и оттарабанив в запертую дверь, скрывающую от посторонних глаз тесную душевую с астматически кряхтящим водостоком, Рент продублировал свой тезис, сократив тот до одного слова: — Съебались! Ха!.. — Чё там?.. Нихера не слышно! — водосток и правда создал звуконепроницаемый барьер для остро желающих оглохнуть от скрипов труб и грохота воды. — Ща!.. Дохлый, весь облепленный мыльной пеной, сделал шаг на ножной коврик, одной рукой подцепил задвижку хлипкого шпингалета, шмыгнув обратно под горячий душ и повторив уже оттуда: — Чего там у тебя? — Предки, говорю, съебали, — Рент протиснул башку между приоткрытой дверью и скользким от царящей внутри влажности косяком, не желая морозить купающегося, — до среды, говорю! — Вовремя! — мокрая башка Дохлого, заслышав такие новости, тут же показалась из-за шторки. — Не придётся пиздеть о том, что я здесь забыл!.. — Не придётся, но они в курсе. Завтрак оставили на двоих. Видимо, маман всё-таки заглянула утром… — Прикол, — хмыкнул Дохлый, вновь исчезая за шториной, — но завтрак меня охуеть как устраивает!.. Разговор продолжился уже на кухне, когда Рент успел дожевать половину заботливо приготовленных сэндвичей, а Дохлый наконец сподобился покинуть ванную комнату. — Я тебе оставил, если чё! — приветственно отрапортовал Марк, ткнув пальцем чуть ли не в само содержимое порции, — Чаю? Кофе? Сливок, может, домашнего производства? Быстренько организую — ты только скажи… Хоть в чай, хоть в кофе, хоть под язык. — Если чай сделаешь — спасибо скажу, — Дохлый, поглощённый возведением у себя на голове чего-то вроде чалмы из полотенца, шутку не оценил. — А что под язык положить у меня и самого найдётся. Саймон многозначительно уставился на него, чуть ли не мигая глазом в знак повышенной секретности всего происходящего. Из жизни Дохлого ушёл героин, но помахать платочком кислоте — нет, это невозможно! — До сих пор заправляешься? — Марк с готовностью принял заказ в обработку, выныривая из-за стола по первому зову. — Не могу отказать себе в маленьком удовольствии в этой сраной жизни, — Саймону дико хотелось курить, но он старательно подавлял это желание, чувствуя себя недостаточно наглым, чтобы дымить прямо на кухне. К тому же, сигареты закончились ещё вчера. — Ну кто виноват, что списанный товар имеет место быть, а, Марк?! Я, что ли? Нет! Правила торговли — вот, где сосредоточено феноменальное блядство!.. — Да не-не, порядок… я не сужу. Как может нарколюб судить нарколюба? Что за глупости!.. За разглагольствованиями чайные листья, залитые кипятком, успели накрепко завариться. Марк со скрипом придвинул Дохлому, устроившемуся за столом, чашку, ложку и фарфоровую сахарницу с гжельской миниатюрой девочки-пастушки. — Есть ещё абрикосовый джем… Я его не люблю, но он есть. — Не, ничего не нужно, — чай, конечно, уступал привычной «зелёной весенней улитке», но пить его было куда приятнее — ведь он был заварен чьей-то заботливой рукой, — спасибо… вот. После завтрака товарищи совместно выстроили предельно короткий маршрут, состоящий всего из трёх точек: дом Дохлого (конечно же, до среды тот негласно прописывался у Марка, отчего пожелал забрать кое-какие шмотки), ближайший хозяйственный магазин, исходное местоположение — скромное пристанище Рентонов. «Какие планы на вечер?» прозвучало лишь тогда, когда ключи приземлились на тумбочку, а куртка повисла на крючке. — Фильмы и трахаться?.. Пакеты из рук Дохлого громыхнули по полу почти единовременно. — Пф-ф! Ты, бля, будто пирог готовишь: сначала то, потом это, а может, всё наоборот, — Саймон скрестил руки на груди. — Чё будет — то будет, Рент-бой. Что я точно собираюсь сделать за сегодня — покрасить голову, привести в порядок твою тыкву, раз уж пообещал, и сварить эти ёбаные спагетти! Марк хохотнул, стягивая несоразмерно огромный свитер со спины: — А ты, я смотрю, решил все планы за день воплотить!.. Ну за день, так за… Ай-й, бля! Коридор и хлипенькую входную день сотряс такой вой, коих в городской среде средь бела дня заслышишь не часто. Рентон, рухнув на колени, завыл ещё больше и громче, беспомощно сотрясая руками, застрявшими в совершенно несопоставимым с подобным действием чреве ангорового свитера, неестественно растягивая локтём пройму одного из рукавов. — Су-у-у-у-у-ука-а!.. — вой постепенно перерос в жалобное хныканье. — У-у-ухо!.. Ждать последовательного или хотя бы внятного объяснения от человека в подобном положении было глупо. Дохлый выпучил глаза на извивающегося в свитере Марка, не в силах понять, что произошло. Вопли не прекращались. Уже через секунду Дохлый ползал на полусогнутых ногах вокруг Рентона. — Ёбаный твой рот, — красноречиво изрёк он, случайно дотронувшись до кровившего уха. Серьга немного порвала мочку за пределом самого прокола. — Так, тихо, не вошкайся!.. — С-с… Бля-я-яха, как больно! — Рентон старался вошкаться меньше, но отказать себе в удовольствии поорать никак не мог. Уильямсон предельно аккуратно распутал выбившуюся из общего ряда петель нить, отцепил её от застежки и аккуратно вынул серьгу из кровоточащего уха. — Ну ты рукожоп, — заключил он, разглядывая колечко уже в своих руках, тут и там стянутых кровяными корками. — Я-то здесь причём?! — огрызнулся Рент, потянувшись было пальцами к свежей ране. — Она никогда не цеплялась! Чужая ладонь тут же отогнала его собственную звонким шлепком. — Ты до двадцати тоже не ширялся, — ехидно парировал Дохлый, поднимаясь на ноги и подавая руку всё ещё сидящему на полу Марку. — Шевели булками, обработать надо, а то без уха останешься. Тот, не прекращая слёзных подвываний, ухватился за протянутую ладонь, пряча мокрые глаза за заслонками трепещущих век. Дохлый любезно сопроводил его в ванную комнату и усадил на бортик ванны, поворачивая многострадальную, истекающую кровью голову по направлению к тусклому свету. Аптечка со всем необходимым для оказания первой помощи человеку с порванной дыркой (о, Саймон просто не мог не пошутить!) обнаружилась в ближайшей тумбе. — Та-а-ак, — брови Дохлого сотню раз сошлись и разошлись на переносице, пока тот кружил над Марком со смоченным спиртом ватным тампоном, — ладно, поехали. — Ты мне, надеюсь, ничего там ампутировать не собралс… Ауч-ч!.. — Рент скорчился, всеми силами борясь с желанием дёрнуться в противоположную от ваты сторону. — Да чё ты ссышься, я вообще-то тут работаю с ювелирной, мать её, точностью! Саймон и правда крайне сосредоточенно возился с изувеченным ухом, после чего намертво закрепил проделанную работу шматом медицинского пластыря, заключив: — Вуаля, сука. Ты мне теперь жизнью обязан! — А прокол теперь новый нужен, да?.. — как-то отрешённо поинтересовался Марк, крутя башкой перед зеркалом так, словно это помогло бы ему увидеть сокрытое под слоем пластыря. — Я вообще так-то не хочу кольцо снимать, нравится оно мне… — Как заживёт — обратно затолкаем, делов-то!.. — пожал плечами Саймон, покидая ванную и устремляясь к до сих пор не разобранным пакетам. Спустя пару минут перед Рентоном, всё ещё заинтересованно разглядывавшим своё ухо, с грохотом опустилась стеклянная тарелка, два прозрачных пакета — один с сухим содержимым, другой с жидким — и пушистая зубная щетка, похожая на громадную ивовую почку. — Это… чё? Рентон, конечно же, ранее с покраской чужих волос дела не имел, потому о назначении тарелки и щётки (и уж тем более применении первого в реалиях ванной комнаты!) мог только догадываться, в видимом недоумении хлопая глазами. — Красить меня будешь, раз уж ты здесь, — пояснил Саймон, на глаз ссыпая содержимое двух пакетов и перемешивая его обратным концом зубной щетки. — Ща, uno momento!.. Он стащил с себя рубашку и нанизал один из её рукавов прямо на дверную ручку. — Вводный инструктаж полагается вообще-то! Я ж не знаю нихуя!.. — Рент немного растерянно наблюдал за тем, как содержимое двух пакетиков весьма умелыми взбивательными движениями превращается в фиолетового оттенка кашицу. — А ты что, имидж сменить надумал?.. Цвет «кашицы» оказался на редкость обманчивой для малосведущих штуковиной! — Да всё побелеет потом, — отмахнулся Дохлый, пихая миску с фиолетовым кремом в руки Рента и усаживаясь боком на уже нагретый бортик ванны. — Короче, главное — прокрасить корни, остальное — как придётся. Так что бери щётку, макай в жижу и веди от корней к концам. По ходу въедешь, ничего сверхсложного. Рент, понятливо угукнув, со всем участием приступил к поручению, возложенному на его не особо умелые ручонки. Щётка с облепившей щетинки муссообразной массой, напоминающая теперь какое-то извращённое подобие не то меренги, не то зефира на палочке, пахнущего столь омерзительно-химозно, что Марку не удавалось перестать корчиться даже из вежливости, с торможением прошлась по пряди. — Так?.. Получив на вопрос исчерпывающий кивок, Рентон продолжил с ещё большим рвением, незаметно для себя самого закусив уголок нижней губы. Совсем скоро башка Дохлого превратилась в рассадник адски вонючей сирени глазами человека с нихуёвой миопией, а пряди, ещё некоторое время назад лежащие ровным пробором, теперь стояли вертикальными колышками. — Почти что панк! — Рент, подбоченившись, оглядел своё творение со всех сторон, сдав на два шага назад. Вполне… достойно. Для первого в его жизни опыта работы со всем, что имело какое-либо отношение к волосам. — А руки отмоются? — Марк повертел измазанными ладонями туда-сюда, демонстрируя высшую степень угондоненности обеих. — Их же, по-хорошему, закрыть надо было, да?.. — Ну вообще надо было, — подтвердил Дохлый, поднимаясь на ноги, — но в принципе похуй — ничего не будет. Тащи машинку — побрею, пока схватывается. Триммер даже нести не пришлось — он нашёлся в выцветшей заводской коробке прямо под ванной, предусмотрительно завернутый в лист жатого полиэтилена. Марк воткнул вилку в розетку рядом с раковиной, и машинка в руке Саймона тут же завибрировала, дребезжа металлическими зубцами. — Девкам бы понравилось, — изрёк он, перекладыая увесистый аппарат из руки в руку. — Девкам не нравятся машины для убийств. Никто бы в здравом уме не подумал это никуда пихать! — хмыкнул Рент, поудобнее устраиваясь на притащенной табуретке прямо перед зеркалом; так, чтобы видеть и себя, и Дохлого в отражении напротив. — Да зачем сразу пихать-то, — пожал плечами тот, нависая над Рентом и распространяя вокруг себя удушливый запах аммиака. Машинка с клацаньем проехалась по виску, обогнула ухо и затормозила. — Насколько коротко? Так сойдёт?.. Марк утвердительно моргнул, и Дохлый продолжил неторопливо, даже слишком старательно водить машинкой по изгибам черепа. Жесткие, как щепки, и отдающие лёгкой рыжиной волосы разлетались во все стороны от малейшего дуновения, осыпая пол и цепляясь на кожу. Закончив с висками и затылком, Саймон обошёл Марка со спины, покрутил его голову туда-сюда, не понял, нравится ему или нет, но всё же продолжил свою нелегкую работу, оставшись стоять лицом к подопытному и заступая ногой между его раздвинутых ног. — Ну что, красота получилась, м-м-м?.. — Рент сверлил глазами голое пузо, заслоняющее собой и весь обзор, и все источники света, состязаясь с навязчивым желанием потереться о Дохлого лбом. — Сам посмотреть хочу, но сначала ты скажи!.. — Да на урода не похож, — вынес свой вердикт Дохлый, внутри у которого все неосознанно сжималось при каждом выдохе. Последние штрихи — и Марк вновь стал походить на лондонского скинхэда семидесятых годов. — Колись, втрескался поди, м? — Марк вскинул вверх щенячьи глазки, тотчас напарываясь на чужой взгляд. — Ага, сто раз, Рент-бой. Рентон остался доволен. Больше своим видом, чем полученным ответом, но тем не менее. — А ты всегда теперь таким вонючим будешь? — полюбопытствовал он, стряхивая с плеч волосяную стружку, настырно липнущую к коже даже там, где волос с головы и в помине, казалось бы, быть не должно. — Да ёб твою мать!..