Ребята, которые повзрослели.

1964 год. «Дорогой дневник. Недавно мой отец ударил мать. Мне кажется, что в последнее время все становится хуже и хуже. Мне уже очень гнусен этот год, этот дом, да и вообще все, что окружает меня! Недавно я узнал у Аньяна, что проклятые… Не знаю, как их назвать изнасиловали его. Как же хорошо, что меня просто избивают… Не понимаю, не понимаю, не понимаю…» «Я не знаю, с чего начать эту запись, но опять же, моя мать оправилась… Она приготовила одно из моих любимых блюд, но я чувствую, что скоро произойдет что-то ужасное… Может не в ближайшие месяцы и годы, но произойдет. Это чувство тревожило всю ночь, но с начала нового дня я думаю попробовать сходить к Аньяну.» «Родители недавно уехали, и вновь поместье в моем распоряжении. Снова будим тусить с пацанами. Поскорее бы дождаться этих грязнокровных бомжей.» «Зря я это сделал. Черт. Он стал другим. Я не смогу ему помочь». Что это? Дневники. Неожиданно, многие ведут их. Возможно, даже вы. Клочки бумаги, что лежат в разных местах, были найдены все тем же человеком в поезде. Он понимает, что это за года, и подмечает это в своем блокноте. Казалось, почему это интересно такому таинственному парню? Бабушка толкает в бок только что заснувшего Жоффруа, и вот, поломка была починена. — Вы издеваетесь? — Ты подвинься, милок, места то не много. Ух какие пошли… Так бы и выпорола. — Н-но… это его место. — Да. Николя прав. Это мое место, и прошу уйти отсюда по-хорошему. — Тц. Та же ударила его сумкой и молча ушла, будто налаживая «порчу» на парня. — Ник. Почему ты не разбудил меня, а?! И вообще, почему дал уснуть. Грх. Сходи, и спроси где мы едем. — Д-да… После этого разговора кареглазый встал и прошел к окну. Чуть насытившись воздухом, он увидел, что они уже были на станции около города Цюрих. Это место наполнено людьми, и недалеко видно еще два других поезда, один из которых грузовой, а второй — пассажирский. Парень прошел через вагон и сел обратно к Жоффруа, сказав где они. — Еще чуть-чуть, и мы будем где надо… «Этот утомительный день сломал меня полностью внутри. Я узнал, что у меня есть брат… О боже, родители просто… Я даже не помню его… Грх. Да и мой характер все больше в апатии и какой-то странной депрессии…» Парень продолжает записывать все, как бы делая копию, помечая год — 1967. В то же время на улице Франции появляется все больше коммунистических флагов, и началась настоящая бойня с «полицаями». Грядет новое время и переломный момент. Дом Жоффруа стали использовать для сборов местных ополченцев. Теперь это похоже на какой-то дом труда, нежели на «буржуазийскую архитектуру с богемными понятиями». — Ну так что, ты знаешь, где они, и куда едут? — Да. Они едут в Франкфурт. — Ты выполнил свое задание, и можешь быть свободен. Дневники закопай, копии оставь у меня. — Да, товарищ. — Отлично. Уже завтра в Париже будет проводиться новая операция. — Разве? В кабинет вошел более толстого телосложения человек: — Товарищ Моро. Мы теряем популярность в некоторых низах и от нас хотят отсоединиться в другую партию. — Избавьтесь от них. — Я тоже так считаю, ибо нам не нужны подрывники. — Но разве это не бесчеловечно? Мы ведь против такого. — Вас это не касается. Вы сделали все, что должны были и теперь в нашей доли, в одной большой лодке. Однако, карты и мир вновь устаревают. Грядет Новейший Свет. — Николя… Мы приехали, собирайся. Все же, поезд с пересадкой. — Угу… — Что за тон речи, словно тебе грустно? Меня это раздражает снова и снова. Блондин отдает вещи кареглазому, чтобы тот все нес. Необычайно тяжелая ноша теперь на руках слабого мальчика. И опять ему придется выдерживать трудности. Аньян тихо сидел прямиком зажатый двумя выпивающими парнями… Этот запах сигар и пива, от которого его тошнит лезет прямиком в нос уже какой раз. Но, стошнить было нельзя, ибо его опять накажет Клотер, или, хуже того, Эд. Но, наконец-то те встают, пиная его.