И вновь – вечерняя разверженность…
Прошел примерно час с событий, что были описаны ранее. Солнце уже давно село, и на улице стали появляться, а после мелькать не столь ярко-выраженным светом первые в небесных оковах звезды, и как обычно говорят — если летит падающая звезда, то загадай под нее желание, и оно точно сбудется. Да, это простые суеверия, но как только через окно Николя заметил это, мысленно произнес: «Прошу, пусть он поменяет свое мнение обо мне, и станет более добрым, прошу». Да, он хотел настолько хороших отношений, что произнес два раза слово «прошу», что дало ему силы разговаривать вновь. Тонким и тихим голосом кареглазый начал разговор, при этом смотря в глаза своего собеседника: — Жоффруа…мы уже так долго молчим…может поговорим о чем-нибудь? — С тобой…говорить. Тогда зачем мне телевизор? Иди вон лучше кровать расправь мне, завтра рано вставать. — Н-но ведь в завтрашнем дне — суббота… — И что же? Мне предстоит многое сделать, и я хочу лечь спать в девять вечера, как обычно это и бывало. — Хорошо, я расправлю тебе… Еще что-то надо? — Иди уже, пока не ударил. Только и делаешь, что теряешь время. Когда я скажу, что мне надо, так и сделаешь. — Да, прости., — произнес Никки, после чего, уже запомнив место спальни, стал идти в ее сторону. Пройдя же туда, он буквально упал на кровать, и руками сжав одеяльце, буквально стал вдыхать запах блондина, его парфюм. «Боже… что я делаю. Надо скорее сделать то, что надо, а не лежать как какое-то существо, что ничего не умеет… но это все… такой хороший… Грх, да прекрати ты!», — с этими мыслями черноволосый начал выполнять приказание, что бы получить хотя бы милые слова в его сторону, которых же, после, не получит. Жоффруа открыл старую книгу, что таила в себе уже как два века историй и сказок. Пред глазами открылась история «Маленький принц», что он таки и любил в своем загробном детстве, позабыв про все эти выдумки. «Да…именно так, роза.», — пронеслось в голове, и после появилась короткая улыбка, что уже через пару секунд сошла на нет, когда в комнату зашел Николя. - Я…я все подготовил. Только вот я не знаю, стоит ли тебе проветривать окно, и остальное. — Понятно. — Мф. А что за книга, Жоф? — Как ты меня назвал? Грх. А эта книга — тебе знать не обязательно, ведь такие идиоты как ты не могут читать произведения. - Я всего лишь спросил. - А я отказал. И не смей меня больше называть таким похабным именем «Жоф». Я Жоффруа, и точка. Назовешь еще раз — будешь спать на ковре, а не в постели. — Х-хорошо, я больше так не буду. — Вот и отлично. Надеюсь, ты умеешь делать хотя бы кофе со сливками, или ты даже в этом жалкий неумеха? — Нет, умею! Я умею делать несколько видов кофе, меня папа учил. — Меня не интересовало, кто тебя там учил. Говори только то, что я хочу узнать. Я думаю, ты не соврал, так вот. И еще — принеси мой портфель. — А… «черт» … мф, я должен тебе сказать… — Что, что тебе уже лень обычную сумку принести? — Н-нет… на самом деле, видимо, ты забыл ее в школе…или же на улице. Жоффруа тут же разозлился, и с отчуждением встал на ноги, после чего вновь резко ударил Николя, от чего выступили слезы. — И ты… ты, жалкое ты ничтожество, говоришь мне об этом сейчас?! Ты мне еще и соврал. Ах так вот почему ты еще и тетрадь не хотел открывать… Брр, ну ты и… сволочь, мне не чего сказать, понял?! Блондин схватил его за рубашку, и притянув к себе, нанес удар и отпустил, чтобы кареглазый упал. — Я… я лишь боялся, что ты ударишь меня! Я н-не виноват, я… — Да у тебя одно я, ты, алчное и эгоистичное существо! Немедленно пошел на улицу, и притащил мне портфель. — Прошу, прошу… Парень припал к его ногам, и продолжил более громким голосом: — Я принесу завтра, но не сегодня, пожалуйста, я не хочу встретиться с твоими друзьями. — Грх. Убери от меня руки. Ладно. Принесешь завтра. Но если украдут — будешь отвечать своей головой, тебе все ясно? — Да, я… я понял., — после этих слов мальчик встал. — Надеюсь ты не подведешь меня, опять же повторюсь. А сейчас я не в настроении, и желаю пойти спать, чем быть тут, с такой мерзостью как ты, рядом. Отойдя от Николя, тот развернулся и стал уходить. — Я…я ведь не виноват, что ты забыл. Почему ты так называешь меня… Жоффруа, почему? — Мне неинтересно говорить такому идиоту как ты, почему ты мерзость, раз сам догадаться не можешь. Просто иди прочь. Сегодня ты спишь на этом кресле. Как хочешь, так и располагайся на нем. Постель не берешь — спишь без него. Альбер уже ушел, поэтому просто ложись, не наругает. Ах да, возможно сегодня ко мне придет девушка к ночи, так что если что, не мешай мне — свалишь на кухню.Неужели и ночь принесет что-то новое…
***
Ночные посиделки, или что-то другое?
Жоффруа лежал в теплой постели, пока с окна подувал легкий поток ветерка, что охлаждал его тело раз за разом — все дожидаясь, когда придет его девушка — может через минут двадцать? А, нет, вот и звонок в дверь. Пока Николя по-тихому ушел в один чулан, что расположен практически в конце дома, блондин снял лишь верхнюю одежду — а именно рубашку. На лице появилась легкая улыбка, что давала взгляд хищника, жаждущего секса, вновь. Подойдя к входному проему, тот раскрыл дверь, после чего произнес довольно кокетливым голосом: — Ох, а вот и моя любимая сладкая конфетка, которую сегодня я раздену… Мари подала руку для поцелуя, и после него же вошла в дом, снимая периодично обувь. — М? У тебя кто-то дома? — С чего ты это взяла, дорогая…мы только одни — родители уехали, а Альбер уже ушел. Иначе как бы я, такую как ты, пригласил сюда? — И правда, чего это я, ты ведь не изменяешь мне, зайчонок. Голубоглазый же по-тихому достал из своей тумбочки розовую коробочку, после чего продолжил разговор: — Мари, я бы хотел сделать тебе скромный подарок… Прижав ее талию к себе, парень посмотрел прямиком в глаза, после оторвав взгляд на подарочек, что и был подготовлен — а именно серьги и кольцо, прямиком сделано из золота и рубиновых крошек. — Ох, это…как это мило, Жоффи. Как и ожидалось, последовал еще один поцелуй, что сменил обстановку, сделав для Жоффруа ее более романтичной и прекрасной, и позабыв совсем, что в доме у него еще один, тот начал прижимать к одной из стен девушку, сжимая ее руки в своих, в прямом смысле сдавливая. — Дорогая, дашь мне это сегодня, как тогда? После этих слов, что услышал Николя, ему стало достаточно грустно, но все же, это его ориентация, к которой лишь надо привыкнуть. — Конечно, милый… Та произнесла это возбуждающе, нашептывая это своему партнеру, после чего чуть отдалилась телом от него, и лаская его пресс, повалила прямиком на пол. — М, моя малышка решила сделать это не на кровати. Неожиданно, дверь чулана стала с тихим скрипом раскрываться. Николя съежился от страха — так и знал, что не следует двигаться не на шаг. Жоффруа повернулся в сторону, и после произнес: — Воу, детка, полегче, а то от твоего порыва огня уже дверь раскрылась. Я пока закрою ее, а ты иди в комнату напротив. — Какой же ты все же проказник…ну хорошо, жду! Пока девушка встала с парня и эротично направилась к комнате, у Жоффруа в прямом смысле поменялось настроение. Подойдя к Николя, он злобно посмотрел на него — типо «позже разберусь с тобой», и закрыл дверь. ///Так как здесь жанр слеша, думаю описывать секс между девушкой и парнем не стоит, чтобы соответствовать ему же/// Прошло два-три часа. Пока на улице все стихло, в доме семьи Жоффруа все только начало стихать. Мари уснула прямиком на кровати, пока блондин, умывшись после секса, зашел в комнату, где до сих пор сидел, или уже спал Николя. «Значит уснул…боже, и куда его теперь тащить. Ладно, укрою одеялом, хоть и не человек, но живой вроде.», — пронеслось в мыслях, после чего, взяв обычное старое одеяло, и укрыв им того, спокойно сел рядом. «А еслииии», — подумал тот, после чего взял бутылку воды, и подошел рядом. Приставив бутылку к месту, тот тихо раскрыл ее, и стал обливать водой мальчика. Николя тут же проснулся. Все еще летая во снах, тот даже не мог понять, что происходит — как и тогда, с хулиганами. — Что ты д…брвмх…делаешь?! Издался истошный смех, после чего блондин сел рядом, и сказал: — Видел бы ты свое лицо. Так приятно спал, а тут такое. Не бойся, вода это обычная, а то надумаешь себе. Буквально минута тишины, после чего послышался голос со второго этажа, и звук спускающихся ножек. — Жоффиии, ты где? Я услышала звук, а тебя рядом…ах, вот…ты…кто это?! — А… Николя сглотнул, в то время как Жоффруа произнес: — А это Никки, не помнишь его, развратница ты моя, не так ли? — Ты что, псих?! Что он делает у нас дома, и сколько?! — Во-первых мой дом, а во-вторых — с самого начала. Тебе что-то не нравится? — Да ты…да уж лучше я пойду домой, забери свое кольцо к черту! — Иди. У меня полно таких безмозглых, как ты. Девушка взбесилась, и брося кольцо, после чего ударив парня по ноге, быстро одевалась, дальше же, громко хлопнув дверью, выбежала из дома, в то время как голубоглазый взглянул на рядом сидящего, продолжая разговор: — Вот видишь, из-за тебя девушка убежала — поэтому ты и мерзость. Хах. Тронув его кожу, он провел по руке, и после стал говорить дальше: — Но моя возбужденность после этой сучки так и не пролилась, так что выпьешь ее своим ротиком ты — за вазу то отплатить нужно. — Н-но… — Без но. Я просто кончу на твое личико. Только не вытирай — пусть знают все, кому ты принадлежишь. — Н-но, Жоффруа… — Сказал ведь, без твоего «но». А если не хочешь, то и спи дальше здесь, пока я позову еще пару своих подружек. — Н-нет, хорошо, я сделаю, к-как ты и скажешь. — Как и говорил ранее — хороший песик. Так бы и раньше. Блондин просто достал член из своих трусов, так как был голым, и начал водить рукой по нему, продолжая возбуждаться. — Оу дааа… — послышался голос Жоффруа, после чего хлипкая струя практически невидимых капель попала на лицо Николя. «Как же…это мерзко…», — пронеслось в мыслях мальчика, в то время как голубоглазый посмотрел на него, и взяв за волосы, поднял на ноги. — А-аай! — Хороший мальчик, заслужил теплую постель — будешь спать у меня. — Мф…а…ай, д-да, прошу, отпусти. Своими тонкими руками Николя попытался отцепиться, хватая его, пока не получил в живот коленом. — Ладно, тогда поползешь с и так хрупкими ножками, что я сотню раз побил, и животиком, если тебя при пути наверх не стошнит. Удачи.Так и прошла ночь, за которую Николя все же смог добраться до кровати, заснув обычным приятным сном…
***
«Доброе» утро.
Ночь практически прошла. На улице стали пропадать звезды, а солнце, что совсем недавно спряталось за темным полотном, вновь стало светать на горизонте, покрывая лучами планету. Погода оказалась достаточно теплой, и приятной глазу на вид. Лужи, что совсем недавно были на улице, стали пропадать, да и день хороший — суббота. Один из дней, что так долго ждет каждый на планете, чтобы пойти на заслуженный отдых. Школа, как и обычно функционировала, и туда лишь ходили те, кому надо было подтянуться в учебе, коих было мало, а точнее, лень в этот день борола все тело, не давая даже подняться из постели. Но не для Николя. Проснувшись, тот заметил спину Жоффруа, и аккуратно приблизившись, чтобы не разбудить, достал из-под него свою рубашку. Одевшись, и как следует приведя себя в порядок, мальчик надумал все же что-то приготовить, хоть и не умел. Может, вафли с кофе. Или же что-то другое, поплотнее для блондина. Выйдя, и прикрыв комнату, он шел в сторону кухни, иногда хромая одной из ног — все же, боль в них никак не проходила, как и по всему остальным конечностям — уж слишком много его вчера били, от чего и такое весьма печальное состояние. А вот и кухонные приборы. Надумав приготовить обычные булочки с кусочками шоколада, тот стал искать шоколад, ведь точно видел его в холодильнике. Это был один из видов трудно доставаемых шоколадов, но Николя этого не знал, так что просто разрезал на кусочки. Оставалось лишь сделать пропеченный слоеный тест, чего раньше тот и не делал. Но вот, в комнату уже входит полуодетый Жоффруа, и с зевком стал говорить: — Ты ведь не умеешь готовить. А займется этим Альбер, ведь от твоей еды меня скорее всего стошнит. — Т-тебе не нравится шоколад? — Какой? Ты брал тот…шоколад? — Ну…тут… Он подал коробку, после чего голубоглазый с криком сказал: — Ты что, издеваешься все портить?! Это не для тебя и меня, это для девушки, ты, чертов идиот. — Я…не знал. — А это твой дом? Нет. Почему ты не спросил, прежде чем что-то делать, меня? Да и тем более, такой дорогой шоколад. Ты не помнишь вчерашнюю разбитую посуду? Ты ведь оплатишь мне и этот шоколад, но уже не интимом, ясно?! — Да. — Убери этот шоколад, он теперь испорчен, ведь его трогал ты. — Как будто из-за меня этот шоколад стал хуже…, — тихо произнес мальчик, после чего убрал обратно в холодильник. — Да стал. Да и вообще, иди лучше в комнату. С утра опять мне настроение испортил. Поэтому тебя и ненавидят. — Зато я не такой как ты, и могу сделать хорошие отношения! — Ничего ты не можешь, жалобная ты сволочь. Максимум пообщаться. Разве я не говорил, что ты мерзок? Да и вообще, я дал такому как ты спать на своей постели, и ты должен быть мне благодарен за такое! Со мной спали только пару девушек, думаю это весьма мало, а тут ты. — Да лучше бы и не спал… А с тобой вообще спать ужасно! — Тебе слова не давали. Бесишь, иди уже в комнату, а вернее в чулан. Моя комната тебе теперь закрыта, дорогой. — Я пойду домой, не хочу находиться с таким как ты. — Правда? Удачи разобраться как открыть двери и найти свои ботинки. — Ты что…спрятал их вчера? — А я разве не говорил, что теперь твоя жизнь в моих руках? Даже если убью — на меня никто не подумает, ведь я из статной семьи. Да и про тебя никто и не подумает, даже твоя старуха до сих пор не заметила. От этих слов у Николя выступили слезы — от обычного морального контакта, ведь для него это ударило больнее, чем физически. — Ты что, плачешь как девка? Уйди уже с глаз моих. Кареглазый же не выдержал и стал бить того в пресс, в то время как блондин свалился на пол. — Т-ты что, что делаешь?! Николя не слушал парня, и продолжал бить в живот, но самому Жоффруа не было больно — удары слишком слабы, хоть и столкнули с ног. И тут, голубоглазый улыбнулся, и произнес: — Даже бить нормально не умеешь, отродье. Покажу как надо. Ударив прямо в висок Николя, блондин встал на ноги, и потянув его за рубашку, порвал пуговицы, откинув в другую часть комнаты. — Я ведь просил уйти — ты не сделал. Теперь сиди и плачь, сам виноват, не чего мне тут власть строить. Никки так и продолжал сидеть там, но уже через десять минут ушел с кухни, и зайдя в комнату, что считай его — обычный чулан на первом этаже, с тем же плачем подсел на матрас.Николя был жестко избит, но извинится ли Жоффруа за это?
***
Впервые услышанное. Разговор…
Прошло уже достаточно много времени. Николя, как и Жоффруа, не разговаривали с друг другом — да и тем более, зачем? Именно такой вопрос задавал себя кареглазый, что знал, как к нему относится парень, и максимум из разговоров его жестко унизят. Но, сегодня ему идти и за портфелем, чтобы не получить уже точно. Но теперь его интересовало, как? Не идти ведь голыми ногами, а блондин и такое может вытворить, как и говорилось «судьба в его руках». Но, неожиданно дверь приоткрылась, и в комнату вошел и его избивший человек. — До сих пор плачешь. А я вот решил извиниться. Ну как, извиниться, ты сам виноват, но знаешь, что скажу — ты самая послушная из девочек, что у меня была. Ах да, мне бы очень хотелось, чтобы сегодня ты купил мне сигареты, ибо мне слишком лень идти. Я подготовил тебе обувь, а точнее бросил их у двери, но знаешь — я решил, что ты пойдешь без теплой одежды. Интересно, будешь ли ты болеть, а может умрешь там же, и мне не придется убивать тебя, тратя деньги, на такого как ты. Николя не знал, как отреагировать на эти слова. Вначале ему было даже приятно оттого, что его назвали «послушной девочкой», хоть сам тот и парень, а с другой стороны, ему пожелали смерти. Но, его мысли вновь перебил голос: — Кстати, мне давно хотелось узнать, какая у тебя фамилия. Ни разу не слышал ее. Поэтому говори. — М-моя…фамилия — это Бонапарт…да, эта ф-фамилия весьма несозвучна и плоха, прости. — Бонапарт значит. Николя Бонапарт, ясно. Так вот, Мой дорогой Бон, принеси мне свой паспорт — он нужен мне. — Для…чего? — Я сказал, что нужен, значит для чего-то необходим, и да, ты неприятно удивишься, но мне все равно. — Н-но мне…надо знать…это ведь…государственно необходимая вещь. — Нет, я не собираюсь сделать с ним что-то плохое. Но твоя фамилия станет другой — Д’Арси. Ты станешь полностью моим, ясно? — Д-да, но баб… — Мне плевать на твою старуху, а если не хочешь, чтобы она пострадала, храни улыбку и дальше, не рассказывая о том, что творится в этом доме. В любом случае, тебе не поверят — лишь хуже сделаешь и себе, и мне. А я не хочу проверок, поэтому храни молчание и не говори что-либо, отдавая информацию. — Хорошо, Жоффи… - Ты опять меня так назвал? Разве не говорил, что убью тебя? Глупое создание, нет, даже тупое, так еще и быстро забывающее. И правда память у тебя девичья, такая же, что только и умеет искать с кем бы заняться сексом. — К-кстати…а м-можешь…не заниматься этим…дома. — Точно, ты ведь у нас гей. Ничего, я подготовлю тебе лучшее место для вида того, какое ты ничтожество, что даже на секс будет смотреть со стороны. Николя внезапно припал к губам парня, после чего поцеловал, что казался таким, как будто он занимался этим уже сотню раз — по-мастерски, словно изнеженная девушка, что так или иначе уже точно целовалась. Соблазн не дал отрываться, но это все было прервано Жоффруа, что толкнул его. — Знаешь, ты такой отъявленный мерзавец, что скорей сам совесть свою же и замучает, чем позволишь первым мне замучить тебя. Серьезно, ты сам нарываешься. Но знаешь, мне понравилось это, ведь все же, ты похож на девушек. такое же тело, только с членом и без сисек. — А… — Думал я подберу какие-то милые слова за такой ужасный поцелуй (что было неправдой)? Конечно же нет. Тебе еще идти и идти до тех, кто уделывал меня своими поцелуями. У меня и так чувства крайнего омерзения к тебе, теперь еще больше. Николя же после всего этого лишь кивнул, и сказал опять «прости», в знак извинения за плохой поцелуй, который на самом деле был бесподобен. Но, теперь у его надежды можно считать полностью вышел срок, что давал ему делать улыбку и дальше, чтобы в случае чего казаться добрым, хоть при этом и беспомощным. Сам же Жоффруа спокойно ушел — ведь знал, что уже дал указания на этот день. Что же еще нужно, чтобы достичь счастливого конца, а не плохого. Еще это приятное тепло, что рвется наружу, но, как и обычно — за это придется заплатить трудом. Но все же, Николя никогда нельзя считать мерзостью. Мерзость — это то, чем можно назвать человека, который не во что не ставит чужие жизни ради своей цели. Да, Никки может и убить ради этого и других людей, — ради Жоффруа, но это лишь было психологическим чувством, что называлось сдвигом. Втаптывая его в грязь, они сделали из него монстра, что на самом деле не так беспомощен, как кажется. Может это сейчас он спокоен, неизвестно, что найдет на него из-за любовной линии, что не дает покоя. «Только мой», как говорит блондин, но на самом деле сам же он и связывает себя с мальчиком. Это безумная любовь, что готова вытерпеть любые упреки. Не достанется ему — не достанется никому. Тоже самое можно разглядеть, например, и у религиозных фанатиков, что твердят и зацикливаются на одном — о божестве, которого не покинут, всегда за него, и в случае чего применяемые носильные действия. Следовательно, можно твердить, что у нашего героя появилась зацикленность на человека, а также любовная клетка, через которую можно выбраться лишь искренней любовью, а так — а первую очередь это себя разрушать, увлекаясь так партнером, который, можно сказать в этом случае, не любит тебя, а чтобы не попасть в такие отношения, нужно заранее прощупывать почву этих же отношений.***
Недовольство.
И вот снова парень совершенно один. Не найдя в себе сил отказаться, и пойти на поиски его портфеля, он молча подобрал коричневого цвета ботинки, которые на вид были изношенными. Так как теплую одежду ему попросту запретили надевать, лишь бежевого цвета рубашку взамен той, что была порванной из-за постоянных натяжек со стороны Жоффруа, поднятий, удушений. На лице была лишь чуть оптимистическая улыбка, что скрывала настоящее состояние. Побитые колени были обвязаны эластичная повязка, что так же была прикрыта синими брюками, сшитой специально по заказу для ношения в школе. А вот и опять те же ребята идут в кинотеатр не смотря на возраст, и то, что давно стали извращенными и злыми. По улице слышен гул первых машин, что проезжают наряду с лошадями, которые до сих пор используются во Франции как перевозочное приспособление. Но вдруг, раскат грома, — видно неподалеку идет туча, что все ближе и ближе, а солнечная погода скоро сменится пасмурной, вновь же деля души людей надвое. Проходя по тротуару тот заметил и листву, что все быстрее начинает погибать под воздействием неприятных климатический условий и минусовую погоду — хоть и Европа теплая, но иногда бывают и аномалии, по типу этой. В городе люди празднуют прибывшее второе сентября, и несмотря на то, что это были лишь дети, что только-только войдут внутрь школы, довольно радует. Проходя около школы, что была расположена вблизи его дома, парень на минуту подумал о том, не стоит ли ему пойти? Или же не надо, чтобы уберечь себя от опасностей. Но ему было страшно — все же, ему хотелось оставить фамилию Бонапарт, так как та редко встречается во Франции, хоть и Д’Арси тоже. Но, быть со своей фамилией, как-то приятнее что-ли. А вот и проход за школу. Пройдя туда, он не заметил портфеля, что сразу бросило его в своеобразный жар, наполняющий его страхом вновь. Но чего боятся, если не все потеряно. Может стоит поискать внимательнее, — это первая мысль, что пришла в голову того. Пройдя в кусты, тот лишь заметил окурки сигарет, а также разбросанную бумагу, коя была видимо в чьей-то сперме. Неужели тут кто-то занимался этим… Да, это совершенно верно. Это Эд вновь занимался все тем же с Аньяном, не давая ему покоя. А вот и пустая бутылка, из которой капала виски. Нехило же здесь развлекались, когда ушел Жоффруа. Но сейчас было не до этого. Как вдруг, свалившись, и катясь кувырком вниз, Николя увидел чистое поле, на коем до сих пор стоял все тот же незаменимый своего рода шалаш, нет, это можно назвать даже местным домом, где все прятались, решали вопросы. Сколько лет прошло с тех пор, и он уже не используется, как раньше. Сейчас это просто то, что в будущем будут сносить, ведь на месте этого будет построено футбольное поле, что с одной стороны расстраивало, а с другой и нет Никки. Зайдя внутрь деревянного сооружения, мальчику кинулся в глаза спящий кот, что видно сделал из этого свой домик, довольно мило ютившись в углу, где стояло старинное кресло, что вот-вот и рухнет под любым весом, превышающий 30-40. Листки бумаги, что были разбросаны по полу, который те построили в четвертом классе, уже практически покрылась грибками, ведь много раз было в воде — зимой и летом, осенью и весной. Лампада, что висела в одном из углов комнаты, не горела, лишь издавая истошный запах чего-то полугнилого, ржавого. Но вдруг — золотые часы, что видимо много лет назад здесь оставил Жоффруа, — они все так же издавали яркий отблеск, лишь чуть замаравшись от чернил, что видимо, была пролита. Мини-шкаф, который открыл кареглазый, был наполнен журналами, а в самом его концу лежал футбольный мяч и одна бита — видно, давно его не брали, так как был не накачен, если потрогать его со всех сторон. Это подало ему большую ностальгию, и, буквально плача, тот схватил и обнял кота, что лишь мурлыкал в ответ. И вдруг, сильный гром. Треск двери от ветра. Белая молния, что буквально поразила своей настойчивостью попасть в землю. Неужели придется остаться здесь… Особняк. Жоффруа сидел около камина, подкидывая малые дровишки, что давала некую атмосферность всему происходящему — на улице ужас, внутри прелесть. Читая книгу, парень уже солидного возраста позвонил своей девушке, предлагая заняться сексом. Но вдруг, впервые отказ, и то, что его назвали «сволочью», «изменщиком», что только и умеет лгать. Это повергло в небольшой шок, но быстро отойдя, он сжал руку в кулак. «Грх. Николя во всем виноват…да чтоб его на этой улице молнией прибило…», — подумал он. Николя в свою очередь, сев на пол сжался, и обнимая кота пытался тискать его, чтобы испуги от грома проходили быстро. Нашептывая коты «все будет хорошо», он невольно стал плакать сильнее, и опять от моральной усталости, а не в боли во всех суставах. Положив кота на ноги, он взял в руки одну из еще нормального вида бумаг, и просто стал зарисовывать ее полностью темным цветом — да, это было занятие на время, чтобы отвлечься от грусти и дождаться конца дождя. Прошел час, или больше. Вот дождь прекращал бить по крышам, и Николя, положив в карман часы Жоффруа, а кота взяв в руки, плотно сжав с собой, стал выходить на улицу. Как неожиданно — по реке, что находилась за забором, виднелся портфель — видимо негодяи выкинули его. Но, если он вернется домой с пустыми руками, то и вовсе может получить. Пока оставив кота, что уже увидел в Николя своего нового хозяина и оставался на месте, Николя в прямом смысле полез в реку, что была несильной глубины. Но из-за того, что его тянуло на запад, а портфель на восток, в то время как всему телу было неприятно мокро и холодно, усложняло задачу. Как в момент — тьма в глазах, и он уже находится еще дальше. В момент чуть не потеряв сознание, ему пришлось вылезти из реки — хотя для Жоффруа и было бы приятнее, чтобы мальчик умер. Весь промокший, не смотря на боязнь, тот взялся идти домой. Прошло буквально двадцать минут, и вот, подходя к дому, он заметил, как Жоффруа стоял у крыльца. «Неужели он волновался и ждал меня?!», — пронеслось в мыслях, и с улыбкой на глазах, Николя стал быстро бежать к парню. — Жофф, ты, неужели ты… — Что за кот? — А…ну, просто он весь… — Выбрось его. — Но это…живое существо! — Тебе сказать еще раз? Выбрось эту хрень, я не позволю чтобы дома у меня был сгусток шерсти. Да и ты, как я вижу, вернулся без портфеля. Как же ты бесишь. Опять испортил настроение, и так из-за тебя от меня отказались девушки. — Опять виноват я?! — Да. — Да как же… Ты даже не ценишь то, что я хотя бы сходил ради твоего портфеля в речку! — Лучше бы там и потонул. — Да ты… — Слушаю. Даю тебе выговориться, но потом пинай на себя. — Грх, ты просто более жалок чем я, ясно?! Я люблю тебя и делаю все, что в силах, я чуть не потерял сознание! — А теперь слушай сюда ты… Жоффруа резко выхватил кота, и выбросив его в сторону довольно далеко, открыл дверь, после чего ударом руки завел Николя в дверь. Прикрыв же ее, он продолжил, уложив его при этом на пол. — Мне абсолютно все равно на твои чувства, и что ты старался. Ты просто должен, уяснил? — А м-может и нет! — Видимо ты забыл правила…для тупых повторяю — в этом доме ты никто. — …Тогда! Тогда я р-расскажу полиции, даже если мне не поверят, да лучше в тюрьму, там и т-то… И снова удар по спине, но уже ногой. — Заткнись. Или хочешь быть запертым в чулане? А может мне тебя четыре дня не кормить, и узнаешь, что такое счастье? — Т-ты не имеешь права! — Как раз-таки имею, а условия ставить тут не тебе. Схватив того за рубашку, он поволок его в комнату, как вдруг часы, что и так были хрупки, вывалились, и разбились вдребезги. — Что за хрень? Ты тащишь какую-то грязь в дом?! Бесишь. Посиди денек там, дорогой! Пнув Николя, последнее что тот же и увидел, — слезы на глазах мальчика.***
Нагрянули друзья. Лишен.
И вновь того жестко избили. Парень просто больше так не мог, но и отчаиваться не собирался. Подойдя к блондину, он обвил его руками, тем самым образом обняв, и тихим голосом произнес: — Я в-все…понимаю, Жоффруа. Н-но прошу, может будешь хотя бы чуть теплее ко мне? Я…все же стараюсь, д-даже если не хочу — т-только из-за тебя. Из-за тебя, п-понимаешь? — Не понимаю, ну да ладно. Отцепись от меня, пока не толкнул. Кивнув, Николя сел на диван, после чего продолжил: — Прошу, п-просто сядь рядом…может просто поговорим? — Нет. Ко мне идут гости, и я должен подготовиться. И вообще, что ты сел мокрым? И сюда? Свали в свою коморку и не высовывайся, ибо я знаю, что ты испортишь все в один момент, а мне расхлебывай, да и тем более, за эти два дня ты и так мне нервы потрепал. Кареглазый лишь молча встал, после чего вновь стал уходить в чулан. — А хотя знаешь… — произнес блондин, — …оставайся, будешь нашей шлюхой и горничной, раз уж девушки не придут. Отплатишь интимом, хотя я хотел, что отплатил смертью. Хотя лучше бы второй вариант. Вздохнув, черноволосый сел на пол, и наклонив голову, видел, как с его волос капают раз за разом капли еще того же дождя, а также реки. А вот и звонок в дверь. Как неожиданно, Клотер и Эд пришли намного раньше, чем сами того планировали. Как только Альбер открыл им дверь, парни стали говорить: — А что здесь делает твой пес, Жоффруа? — А сегодня он на нас поработает, мои друзья. Располагайтесь, но так как вы пришли намного раньше, это дерьмо не сходило и не купило черное пиво. Так что придется подождать, пока это быстро сделает дворецкий. Пока те сели за стол, и раскладывали карты, Жоффруа взял с полки собачий ошейник, что остался от его маленького пса, но теперь он будет для другого. Подойдя к Николя, и буквально взяв его за шею, парень прижал его к полу, после чего, а ушко сказал: — Потрудись сегодня, шлюшка, или с моим испорченным настроением уже точно будешь жить на улице в будке уже не по игре. После же, сжав его шею, и нацепив красного цвета ошейничек, что шел вместе с небольшим темного цвета поводком. — Ребят, можете об него даже вытирать ноги, ведь теперь он полностью закрепощен, скажем уж так. — Ахах, серьезно?! , — произнес Эд, после чего посмотрел на Николя озлобленным взглядом. — Да, это так. Можно делать с ним все, что угодно. Эд встал с места, после чего стойким голосом произнес: — Николя, садись ко мне на коленку, поиграем, ха-ха. — Д-да… Кареглазый вздохнул, и сев на одно колено, понял, что настолько мал для его роста, что свисали ноги. — Потрись, возбуди меня. Ах да, играть на деньги за карты будешь за меня, посмотрим, как справишься. Не получится выиграть — изобью. Кивнув, мальчик взял в руки восемь карт, после чего Жоффруа сделал первый ход, кинув валета. Буквально после третьего-четвертого хода накалилась ситуация у парня. Эд положил руку тому на колено, после чего начинал двигать Николя все ближе и ближе к члену, теревшись и дальше. — Ты ведь не проиграешь, Никки…да? Сглотнув, и бросив одну из карт, черноволосый посмотрел на хулигана, и улыбнувшись, заверил самого себя, что «выиграет», что потом оказалось неверным утверждением — проигрыш. Вот, азартная игра кончилась спустя пол часа. Эд озлобленно притянул парня к себе, и обвив его руками, произнес: «ты тупая сучка, и будешь наказана мною, раз Жоффруа не сделал это первым». Жоффруа в свою очередь лишь посмотрел в глаза мальчика, и после, уже сделав более игривую мимику, сказал: — Парни, он не заслужил, но можете оттрахать его как следует. Никто ведь практически не занимался «этим» еще с прошлого конца года. Ах да, оттрахаю его я первым, ибо оно мое. — Твое? С чего ты взял, сейчас это в моих руках! — Вообще-то я тоже хочу. — произнес Клотер, и взяв за руку Николя, стал тянуть к себе. — Э, ты чо делаешь! Это вообще-то я хочу! В то время как Николя разрывали между собой, блондин подошел сзади, и дотронувшись до шеи Николя пилкой от ногтей, произнес: — Мальчики, отдайте его мне, или я проколю ему глотку, и не достанется секса никому. — Грх. «Ладно», —сказал Эд последнее слово с выкриком, и толкнув Николя на стол, сделал недовольное лицо. Никки, будучи в раскрепощенной форме, стал дрожать как от холода, так и от стыда. Неужели он лишится девственности сейчас, когда ему даже не исполнилось столько сколько надо лет.***
Первые позывы.
И вот, Жоффруа, возбужденно расстегнув ширинку, дотронулся холодными руками до зада Николя, игриво хлопая одну из этих сладких и манящих булочек, в то же время следя за тем, как его мальчик чуть трогается от него, издав легкий стон, что был тихим и непринужденным, тот самый возглас, что уже дает одобрение на угрозу ментальному здоровью. Легкий смешок со стороны блондина, в котором попросту стало не видно недостатков в сексуальных действиях — даже одно касание заставляет возбудить любого парня, что говорить уже о девушках, что также сладко стонут. — Воу, а может сделаешь это в другой комнате, а? А мы пока в картишки поиграем с Клотером. — Ах, да… Скинув на пол со стола Николя, голубоглазый уже более аккуратно поднял его на руки, но все так же, страстно хватая его за запястье, и делая одну из поз, прислоняет к стене, вслед за этим не обращая внимания на гостей, пытается надрачивать член, после чего медленными шагами приближается к цели — войти в кареглазого, поочередно на месте его же представляя себе Элли — местную девушку, что с азартом любит заниматься интимными отношениями, и довольно близкими. — Твои ручки так похожи на нее… Так и хочется… Мф… — произнес без стеснения парнишка, после чего услышал еще более продолжительное воздыхание мальчика, у которого уже привстал небольшого вида фаллос, что никак не сравнится с тем «причиндалом», которым его только-только пытаются прорвать, все теми же движениями, свободными. И вот, выдох, сжимание рук в кулак, и касание пальцами рук партнера, оставляя красные следы от ногтей на мускулистом теле, что уже одаривается сильным потом от горячего тела того же Николя. Что сказать, холодная война, двуполярный мир… И вот, кареглазого начинают немного душить, но уже более приятно, нежели простое удушенье, а Никки, что вел себя раньше как целка, святоша — стал вести себя как ебливая сучка, та, что хочет секса, такая же развратная шлюшка как и Мари-Эдвиж, и вот, кажется мальчик готов кончить без любой другой стимуляции, но Жоффруа не позволяет этого сделать, сдавливая его член уже одной рукой, и пыхтя, буквально плавясь изнутри, продолжал входить в него, во что бы это не встало, лишь бы кончить внутрь, оставить свое семя, а пальцем левой руки, что недавно сдавливала член, касался уголка губ Николя, вытирая чуть бегущую слюну, что вот-вот, и упала бы на тело, а заметные бугорки дали знать о себе и Эда, Клотера. Буквально опрокидываясь на пол, бурные эмоции продолжаются, и трепетно прижимая к себе податливое тело мальчика, довольно быстро спускает свою кончу прямиком внутрь, думая, что от такого момента будет кончать снова и снова, представляя эту картину в свои снах. Но, все продолжается. Вставляя свой ствол в пульсирующее место мальчика, в его самое нутро, Жоффруа все дальше и дальше продолжает входить, пока все там же издается легкий звук хлюпа, что никак не может прекратиться из-за спермы, и теперь Никки по-настоящему его — его сучка, его все, все, с чем можно делать абсолютно что угодно, и вот, сдавшись в грехах похоти, целует его все так же в горячие губы, соприкасаясь языками, но голос разума не давал продвинуться дальше, ведь все еще здесь были все те же гости, что видели все это. Продолжая трахать в анус кареглазого, блондин произнес: — Пацаны…ааах…никому…м…об этом не слова, если кто-то…узнает, на месте пидора…окажетесь вы. Эд, как и второй, молча кивнули, наблюдая за сей действиям со стороны практически главного в школе. И тут, заканчивая вводить в прекрасную бархатную дырочку парня пенис, опрокидывается в сторону, довольно сильно вздыхая все вновь и вновь, пока Николя аккуратно подполз, и сев на каменный ствол, пытается завершить и свой оргазм, уже через минуту с всхлипом кончая, и падая прямо на обнаженное тело Жоффруа, чуть ли не засыпая там же, на ледяном, но горячем от всего полу, пока блондин не толкает его в сторону, и пронизывающе брутальным голосом говорит: — Ах…ты не девка, слезай… После столь быстрого, но эмоционального секса, Николя подполз к стене, и сев, стал брать с полу вещи Жоффруа, и дальше, подползая обратно, начинает одевать его, чтобы он не заболел от ого, что на полу сквозняк, что не тронул их в этот момент. Прошло пять минут, и вот, блондин, что привык к всему быстрому, без прелюдий, уже встает, и говорит: — Это было бы не делом, если бы ты не подрочил нашим гостям, а то посмотри, какие у них…поэтому иди, и помоги им кончить, пока мы будем играть в карты, ясно? — Д-да… Никки, встав на четвереньки, подполз сразу к двум парням, и изнуряющим голосом сказал: — Начнем, мальчики… Но, не выдержав того, что не ел и не пил уже долгое время, неожиданно упал на пол в обморок, так и не закончив. — Вот же… Парни, эта блядь еще поплатится, раз вы не смогли кончить, поэтому, в следующий раз, а пока эта тварь лежит на полу, можем сыграть пару партий…да…И вот, пока те играли в карты, из радио, что стояло рядом, начала играть Frank Sinatra, что нравится отцу Жоффруа…
***
Жажда.
Сколько времени уже прошло? Этот вопрос задавал себе Николя, когда проснулся, уже лежа на своем матрасе, в то время как на улице довольно сильно потемнело, а гостей, что только были в доме, — уже давно след простыл, как будто те собрались сразу же поле секса, что происходил между двумя. Чувствуя боль в зоне задницы, парень тронул ее, после чего, движениями рук приподнялся с кровати, оперившись об кровать, и, встав, спросонья чуть не навернулся. Живот слишком сильно урчал и требовал еды после потраченной при бурных действиях сил, коих и так было мало из-за того, что долго не ел, да и тем более не пил — единственное, что заменила ему воду, это один раз была сперма Жоффруа, но не больше. Все же, мальчик как и все, человек, и именно поэтому, открыв дверь, прошел в сторону двери блондина. Постучавшись три раза, парень произнес: — П-прошу, м-мож…можно мне зайти? Как странно — ему ничего не сказали в ответ, и из-за этого был легкий напряг, хотя, может он просто ушел? Возможно, так и было, но для Николя это означало лишь одно — самому приготовить еду, или же попросить Альбера, что его немного смущало. Но не влетит ему, как в прошлый раз? Это скорее всего да, отчего желание идти на кухню пропало. Сев к стене, Никки дрожал буквально от всего — страха, что шел в принципе до костей, голода, жажды, что опять же нельзя было утолить без разрешения, признаки болезни и ломка в зоне спины и головы, в предплечьях, а так же и снизу его. Все те раны, побои о стороны Жоффруа тоже давали о себе знать время от времени, ведь так и не были обработаны чем-либо, и боль только усиливалась. Морально парень также снова стал выдыхать — из него сделали простую послушную сучку и щенка, что только и «должен», не требуя ничего взамен, да даже близость с блондином была лишь наглой фальшивкой, ведь его использовали как машину, станок для удовлетворения сексуальных потребностей, того, кто безотказно выполнит все. Все отношения, что были натянутыми были лишь ложью — теперь ему еще хуже, чем Аньяну, а фамилия, что недавно была «Бонапарт», уже стала другой, и теперь он и вовсе член другой семьи, его буквально украли. Все надежды на хорошую жизнь стали уходить прочь — оставались лишь на следующий день, на продолжение его тела функционирования. Все же, не выдержав, парень свалился на пол, отодвинувшись от стены. Выступили все те же горькие слезы, что предвещали достаточно долгий плач из-за того, что было чувство еще большей обреченности, чем обычно, и негативность уже исходила на собственное тело — укусив свой палец до крови, от изнеможения, мальчик стал пить ее, утоляя как аппетит, так и другое. После же, сжав палец между ногами, парень стал слишком глубоко вдыхать и выдыхать, от боли снова теряя сознание — теперь даже простая рана бросала его в дрожь и жар.Refermant ses grands yeux, meurt sans jeter un cri
***
Тьма.
L’amour est une sottise faite à deux.
Он так и не пришел. Практически безжизненное тело Николя больше не могло терпеть — оно требовало все больше и больше, отдавая меньше и меньше энергии в ответ. Глоток свежего воздуха. Как неожиданно, дверь раскрылась, и из-за тени двери появился силуэт парня. Это был Жоффруа, или же Альбер. Повернувшись в сторону двери, он заметил блондина, и после, дрожащим голосом сказал: — П-про…пр-рошу…м-можно поесть… Но, как будто не услышав его слова, голубоглазый прошел дальше, и, раскрыв окно, что вот-вот закрылось бы обратно, с угрюмым лицом сел на один из кресел, что стояли в холле. У всех нас есть такие качества, как терпение и целеустремленность. Эти силы мальчик решил потратить на парня, у которого что-то было не в порядке. Уже ползя по полу, парнишка пытался найти самый маленький путь к Жоффруа, мысленно прокладывая его у себя. Вперед. Стена. Влево. Опять стена, посредине которой есть дверной проем, чуть устаревший в концепции. Проползя внутрь, Николя своим голосом стал продолжать разговор, при том оперившись об спинку все того же кресла, пока свислая рука блондина стала гладить его, словно котенка или щенка, игриво превращая прическу в нечто безумное. — Жоф…фи…что-то с-случилось…д-да ведь? — Да. Из-за тебя со мной не хотят больше разговаривать. Доволен? Теперь мы в одной лодке, и о, поверь, я от тебя не отстану. — П-прости…я правда…виноват в этом…я правда…вино-… И опять, тусклая тьма в глазах. Все тот же сон, в виде экрана погасшего телевизора, где позади стоит что-то более темное, чем сама тьма. Тень чего-то ужасного, что называлось прошлым. Человек несет в себе как счастье, так и горе, что было пережито в прошлом. Как вдруг, длань. Протянутая рука, что казалась белой, более светлое самого света божьего тянулось, продолжало гладить его, но стоить отбросить то — что не есть ты. Звук маятника. Тик-так, тик-так. Шумит он, лишь иногда сдавая концы, а разум, словно ища что-то, разбудил Никки. Перед ним на корточках сидел Жоффруа, подавая что-то наподобие суш, но приправленными чем-то. — Что смотришь? Я решил тебе помочь, а смотришь, как будто перед тобой приведение. Ешь лучше, тебе ведь не хочется сидеть голодным еще день? Но голод — лучшая приправа для пищи. Взяв в руки палочки, тот попытался поесть ими. Но ничего не выходило — сам тот никогда не ел суш, да и палочками тоже. — Аккуратнее. Да, не умеешь ты кушать. Хотя, ты никогда такое и не ел, ты ведь из этих… бедных людишек, что никогда такое не пробовали. Открой рот, и я помогу тебе съесть это. Николя открыл рот, и язык, что немного торчал из-за рта, был абсолютно сухим. Жоффруа, взяв в руки палочки, ловкими движениями схватил более оранжевого цвета морепродукт, а также розовое, что было не сушами — это такое горькое, и весьма невкусное изделие для некоторых, от которого буквально хотелось блевать, и кареглазый был как раз-таки из тех, у которого такое чувство было. Не успел парень положить ему всю эту «кашу» в рот, как тот тут же выплюнул, за что уже через пару секунд получил по лицу ладонью. — Ты идиот? Я для кого тут стараюсь, а?! Глотать даже не умеешь?! Мне для тебя пережевать еще, мелкое ты… Заломав черноволосого, а точнее его руки, после чего повалив лицом на пол, блондин жестко сказал: — Ешь так. Чтобы все это было в твоем ротике, а съедено уже через минуту, уяснил? — Я…ясно…да… — Нет блин, пасмурно. Жри, а если блеванешь — так же будешь есть свои же выделения. Понимая, что в случае чего его могут ударить опять, Николя собрал всю волю в кулак, и коснувшись языком этой еды, немного, но быстро вздохнул, и дальше, пытаясь не дышать, съел это, лишь чуть-чуть уронив на пол, но чему блондин тоже был не доволен. — А кому ты оставил это… Мне что-ли?! По-твоему, я буду есть то, что было в твоем ротике? Почему каждый раз мне приходится тебя бить и орать, ты что, хуже животного, что не умеет учиться, тупая ты кобыла?! Знаешь, ты меня достал снова. Я тут стараюсь, покупаю суши, пока ты, развратник, отдыхаешь и лежишь здесь! Я больше не намерен терпеть, ясно? Завтра утром я знаю, где зоомагазин, и специально для тебя куплю недавно завезенные электрические ошейники. — Н-нет…п-пож… — Молчи! Мне надоели твои выкрики с твоим тупым «прости», «пожалуйста» и другим. Уйди уже с глаз моих. Жоффруа встал с парня, после чего ногой ударил того в живот, и от этого, совсем недавно еще не сваренная в желудке еда, вывалилась из-за рта парня на пол. — Боже, какая мерзость. Не знаю, как ты это сделаешь, но завтра чтобы этого не было. Я спать, а тебя насчет твоих выделений я предупреждал. Сегодня ты спишь прямо на полу за непослушание, а также ужасное поведение, еще и не обслужил гостей, а после молишь о еде, хотя не сделал, что я просил. Нет, даже приказывал. После этих слов тень блондина испарилась, а Николя, что лежал, уже не плакал — лишь тихо собирал еду с пола, кладя себе в рот.A tout prix…
***
Бесконечное бремя.
Quand on aime, on n'arrête pas de se poser des questions: est-ce honnête ou malhonnête, intelligent ou stupide, où cet amour mènera, et ainsi de suite... je ne sais pas si c'est bon ou pas, mais qu'est-ce que c'est que interfère, ne satisfait pas, agace - je sais avec certitude.
Сколько же времени течет напролет… А отношения так и не восстанавливаются, все глубже лишь пуская в ход ножи, делая кровотечение лишь сильнее, а время, как вода, все быстрее вытекает из-под рук, и его настолько мало, что удивительно, как все можно успеть, но не смотря на это – жизнь пролетает моментально, как восход и заход солнца за горизонт – верную смерть. Но все же, всему свое время – не нам его выбирать, но строить и разрушать в настоящем, превращая эту же мимолетную эпоху в нечто новое, но имеющее свою цикличность. Так и в отношениях двух парней – беспросветная тьма, что кажется совершенно глупой и ненормально, преображается в необычайно иное, словно все то, что было раньше, не выдержало, и сделало бум. Никто не замечал, что иногда люди отдыхают друг от друга, но потом обретают ощущения, что буквально как общение впервые. И это, тоже, имеет значение. Несмотря ни на что, с годами друзей становится все меньше, остаются лишь самые близки, и те тоже покидают тебя в один момент, или ты покидаешь их. Николя, что только слизывал с пола еду, уже сидел около проходной двери, провожая парня, что решил вместо сна пройти в магазин, перед этим надевая черные ботинки. После же, чуть охрипший от криков голос: - Я скоро вернусь… Дверь никому, как и обычно не открывать, даже если впустит Альбер, а то увидят такого как ты… Когда я вернусь, чтобы видел тебя на этом же месте – хоть на сантиметры двинешься – и все твое бесконечное «путешествие» завершится здесь. Хотя, уже почти ночь, и раз я уж передумал спать, и специально для тебя, малыша, покупаю новый ошейник, но более хороший… Хочу сделать это сегодня, ведь могу, а завтра у нас будут гости, только деловые. Поэтому не забудь завтра все подготовить, ведь если забудешь – обречешь меня на порванный контракт. Переоденешься тоже в то, что я тебе куплю. Твой прикид сейчас ужасен. И вот, входная дверь захлопнулась вновь. Он опять совершенно один, сидит и смотрит в потолок, лишь иногда поворачиваясь, и осматривая все то, что было позади. Руки его были на полу, в то время как ладони опирались об пол, и от боли в суставах, иногда пожимались, но этим он не скроет боли, что скребётся внутри, снаружи. Больно? Улыбка. Страшно? Улыбка. Трудно? Улыбка. Все решает она, зажимая мучительность всю внутри, ведь людям плевать на чувства твои. Физическая резь – не преграда, скрывает всю ментальную та. «Сколько это может продолжаться? Месяц. Год. Но не лучше просто покинуть? Не лучше жить жизнью свободной, чем в заточении, что не дает вздохнуть свободно, воздухом просторным. Зачем терпеть...Зачем я терплю?», - эти мысли так и не покидали мальчика, лишь усиливаясь внутри, и требуя большего жизни своей, ведь не смотря на всю изученность, избитость – все больше и больше идет оскал, что порвет любого. Да, ему говорили, что убьют, как и бабушку его – но зачем такою жизнью жить, если не дает она тебя просвет. Николя, аккуратно поднявшись на ноги, чтобы не упасть обратно, быстрыми шагами стал идти по дому, ища свои вещи, чтобы попробовать сбежать, несмотря на невзгоды, что могут приключиться с ним в случае такого «дезертирства». Первый шкаф, второй. Все не ведет к победе его, победе над дискриминацией в собственную сторону. А может, суд? Оклеветают нечестивцем того – таков закон капитализма, что правят лишь деньги – а остальное не нужно. Побои – сам виноват, сам полез. Да и адвоката как такового нету. А Жоффруа лишь нагло сунет деньги в руки, и заберет сюда, домой.Là encore le jour disparut comme un léger gémissement du vent, De notre vie, mon ami, il est tombé pour toujours. Mais tant que je suis en vie, je ne m'inquiéterai pas À propos du jour qui est décédé et du jour qui n'est pas né.
Но, тщательно взвесив взвесив все это, принялся искать уж дальше вещи он. И вот они, заветные, лежащие все в той же комнате вульгарности и зла – комнаты Жоффруа. И вот, одев вначале рубашку, что была немного порвана, а также штаны, принялся искать тот башмаки, что нашлись почти там же. Нужно было прятать лучше, но все бы стало явью. Не сегодня, так завтра. Улица. Ветер в лицо. Роскошные стены, манящие к себе, и запись из золота: «Maison du nom de D Arcy.», что лишь сейчас пугала его, как в Берлине. Не смотря на слабость свою, стал он лезть. Раз, два, три. Потягивание, видная дорога, по коей ездят еще на лошадях, и иногда машинах, разных марок: Mk VIII, Марк II и другие.