***
Когда они прибывают на место, уже глубокая ночь. Вдоль тротуара установлены большие прожектора, и теперь видно многих полицейских в форме. Место происшествия походит на что-то вроде сцены под кодовым названием «курица или яйцо», так как теперь здесь собралась небольшая толпа заинтересованных зрителей. Шерлок вздыхает, узнавая среди всех собравшихся людей некоторых лондонских журналистов, совсем не отличавшихся особой скромностью. — О, прекрасно, — морщится Джон, который тоже явно недоволен таким развитием событий. — Слушай, я отвлеку их на несколько минут, а ты сделаешь, что нужно, хорошо? Шерлок испытывает огромный прилив благодарности: Джон знает его так хорошо. Знает, что по какой-то причине Шерлоку очень трудно иметь дело с толпой, говорящей одновременно, знает, что Холмс не умеет, дипломатично отвечать на вопросы или выставлять себя в положительном свете, и знает, что он, Джон, может облегчить для друга всё это тяжкое бремя. Именно в такие моменты Шерлок жалеет, что не может как следует объяснить Джону, насколько он удивлен, что такой человек, как Ватсон, до сих пор остается в его жизни, несмотря на все трудности и мрачность, которая приходит вместе с ними. Он сдерживает желание выразить благодарность, чтобы не выпалить что-нибудь до смешного сентиментальное, и, вместо этого серьезно кивнув, вылезает вслед за Джоном из машины. Какофония, создаваемая толпой, быстро затихает, когда Шерлок бросается вперед, опустив глаза и не останавливаясь, чтобы посмотреть, что происходит с Джоном. К счастью, никто не окликает его, пока он идет по тропинке к новой палатке на месте преступления, расположенной дальше, чем предыдущая. Донаван снова стоит снаружи. Она ничего ему не говорит, только сердито смотрит и скрещивает руки на груди при его приближении, подбородком указывая на освещенную палатку. Темно-зеленый запах теперь смешивался с жирным черным запахом разложения и гниения, но Шерлок не чувствовал необходимости закрывать нос. Его мозг вырабатывает множество необычных механизмов, помогающих ему совладать с постоянным и бесконечным количеством информации, с которой он сталкивается ежедневно. Одним из этих механизмов есть возможность преобразования большинства запахов в цвета и текстуры. Запах является просто еще одной нитью в гобелене, которая течет перед его глазами в моменты бодрствования и, хотя у него были свои симпатии и антипатии (он ненавидит все зудящее запахи и большинство химикатов, формальдегид — заметное исключение), он может легко отвлечься от всех ароматов. Андерсон, снова одетый в белый пластиковый костюм, с маской на лице, находится внутри палатки вместе с высоким незнакомым ассистентом. Шерлок видит через защитную одежду только смуглую кожу и свирепые карие глаза. Его поза и выражение лица кричат о том, что Шерлок здесь нежеланный гость, хотя незнакомец и не открывал рта, уступая слово Андерсону. — Смотри, не оставляй следов на месте происшествия, Шерлок, — только и может сказать Филип. Холмс лишь равнодушно кивает, а затем приступает к анализу. Тонкий черный пластиковый мешок для мусора разрезан (предположительно Андерсоном), а также порван в некоторых местах. Жертва примерно четырех футов ростом, следовательно, ей около восьми лет. Из-за относительной тонкости костей черепа Шерлок предположил бы, что это девочка, но точно это выяснить можно только при вскрытии, так как большая часть плоти, мышц и органов уже разложилась до такого состояния, что мало что можно было разобрать. У жертвы только одна рука, но, судя по скелету, это был врожденный дефект — ребенок родился с одной рукой. Кроме того, на теле нет одежды — еще одно отличие от более поздних трупов, которое обязательно встревожит и его друга, и сотрудников Скотленд-Ярда. — Сохрани как можно больше кишок, — приказывает он Андерсону. — Я хочу знать, не принимала ли жертва в последнее время гадолиний. — Я знаю, как делать свою работу, спасибо, — отрезает Андерсон. — Во всяком случае, в нашем Неизвестном не было никаких следов гадолиния, так что все это весьма спорно. — Вряд ли это будет спорно, если мы сможем установить четкую связь между двумя из трех жертв, верно? — говорит Шерлок, покачивая головой и выходя из палатки. Тело без одежды, да еще и в таком состоянии, что он мало что может узнать. Андерсон и его помощник следуют за Холмсом, снимая маски, а Донован присоединяется к ним на улице. — Отлично, спасибо за то, что приехал. Ты посмотрел все, что нужно, Холмс? — Сейчас, да. По крайней мере, ее будет гораздо легче опознать, чем остальных, — задумчиво произносит он. — Что? Почему? — спрашивает Помощник. У него удивительно низкий голос, и он явно пытается выглядеть устрашающим. — Она ребенок с одной рукой, — медленно говорит Шерлок, не понимая, почему должен это объяснять. — Да, мы это увидели, — кивает Донован. — Но я удивлена, что ты это заметил. Я думала, что все мертвые тела для тебя одно и тоже — забава. Шерлок игнорирует это нелепое заявление и уточняет: — Пропавшие дети вызывают гораздо больший переполох, чем пропавшие взрослые. Кто-то будет ее искать. — Господи, да что это за человек? — раздраженно выпаливает Помощник, уходя и качая головой. — Привыкай, — самодовольно бросает ему вслед Донован. — Но он прав. У тебя действительно что-то не в порядке с головой, — говорит она, поворачиваясь к Шерлоку. — Почему? Разве я ошибаюсь? — выгибает бровь он, отворачиваясь. — Ты думаешь, никто не ищет эту девочку? Он вкладывает в свой голос столько презрения, что большинство людей отступило бы, но только не Донован и Андерсон. Они идут за ним обратно к тропинке. Шерлок, наконец, замечает, что Джон спускается к ним. — Нет, пожалуй, ты прав, — соглашается Андерсон. — Честно говоря, ты очень часто прав. Но нормальные люди работают и мыслят не так. Они не радуются, когда жертва — ребенок, потому что есть возможность опознать его быстрее. Они не думают, что будет «полезно» для успешного и быстрого продолжения дела, если чьи-то родители получат самые худшие новости в их жизни. — Психопат, — выплевывает Салли одно из своих любимых оскорблений. — Социопат, — исправляет Шерлок, ускоряя шаг. — Нет, — резко возражает Салли, сорвавшись. Она пугает его, хватая за рукав пальто и заставляет тем самым остановиться. Холмс не припоминает, чтобы она когда-нибудь раньше добровольно прикасалась к нему. — Ты можешь рассказывать это другим людям, черт возьми, ты можешь даже сам верить в этот бред, но я на него не куплюсь. Ты лжешь, ты нарушаешь все правила, ты запугиваешь людей, у тебя просто огромное эго, но у тебя почти нет друзей. Ты настоящий псих, и для меня загадка, почему некоторые люди, — она делает паузу и многозначительно смотрит куда-то за спину Шерлока, без сомнений, на Джона (который, как надеется Холмс, уже приближается к ним), —…почему некоторые люди ничего не понимают. Я уже говорила это раньше и повторю еще много раз — ты не человек! Шерлок выдергивает свой рукав из ее удивительно сильной хватки, как раз в тот момент, когда Джон подходит к нему и касается рукой противоположного локтя. — Хорошо, Донован, ты сказала все, что хотела, — произносит Ватсон. Шерлок впервые чувствует, что его задевает вся эта обличительная речь. Он с ужасом думает о том, как много мог услышать Джон. — Ты мне не начальник, Ватсон, — выплевывает Салли резким, как гвоздь, голосом и разворачивается, чтобы вернуться в палатку. — И да, я могла бы сказать гораздо больше, — бросает она, прежде чем исчезнуть из виду. Андерсон саркастически улыбается им и следует за ней. Шерлок холодеет, глядя на его удаляющуюся спину. Холод внутри, и холод снаружи. Донован не шутила, она действительно считает его чудовищем. Хоть она и не Шерлок, она опытный, уважаемый детектив. Неужели она видит в нем что-то такое, чего не видят другие? Действительно ли отсутствие у него «нормальной» реакции на тело замученного ребенка свидетельствует об отсутствии элементарной человечности? — Ох уж эти двое, — голос Джона отвлекает его из тревожных мыслей. — Нужно поговорить о них с Лестрейдом. — Нет смысла, — говорит Шерлок, будучи все еще немного ошеломленным. Он двигается дальше по тропинке. — Да, наверное, ты прав, — сочувственно пожимает плечами Джон, все еще держа друга за локоть. — Мне стоит осмотреть тело? — Тоже нет смысла, — коротко отвечает Шерлок, не в силах на мгновение избавиться от холода в мыслях. Казалось, что промозглый туман проник во дворец разума через появившиеся щели в окнах. — Ладно, потом все расскажешь, — встревоженно говорит Джон. — Лестрейд позвонил и сказал, что мы должны приехать в Ярд. И да, сразу предупреждаю, что в работающей группе есть несколько правильных идиотов, все люди Лестрейда кажутся чертовски неопытными и бесполезными. И так, у нас, скорее всего, будет время, прежде чем мы сядем в машину, — он вытаскивает телефон и набирает номер вызова такси, быстро называя адрес и вешает трубку. — Пять минут. Так что нам, наверное, нужно выдвигаться отсюда прямо сейчас. — Что известно репортерам? — интересуется Шерлок. — У них, кажется, нет никаких подробностей. Во всяком случае, никто не упоминал черепа, но они знают, что есть три жертвы, и одна из них ребенок, — отвечает Джон. Шерлок смотрит на собравшихся впереди. Многие уже выкрикивают его имя, зная, что если Джон Ватсон здесь, то и Шерлок Холмс уж точно где-то неподалеку. К нему подкрадывается угнетающее чувство тревоги, вызванное осознанием того, что известие о мертвом ребенке повлечет за собой очень сильные эмоции. Эмоции, к которым он плохо подготовлен. — Думаю, будет лучше, если я воздержусь от комментариев, — говорит он, слегка обернувшись, желая знать, что думает Джон. — Да, пожалуй, так действительно будет лучше, — соглашается Ватсон. Холмс чувствует, как внутри у него что-то слегка сжимается, когда он убеждается, что Джон тоже не надеется, что его друг сможет справиться с эмоциями людей «должным образом». Он понимает, что это правда, но от этого легче не становится. Шерлок кивает, и они вместе направляются навстречу толпе.***
Джон мысленно проклинает журналистов всеми существующими под солнцем ругательствами, но, несмотря на это, взгляд его остается пустым и ничего не выражающим. Любое неверное движение — и эти стервятники набросятся на них, истолковывая взгляды и придумывая причины, которые позволят разместить фото детектива и его товарища на первых страницах всех газет. Шерлок стоит рядом с ним неподвижно, как столб, сохраняя драматично-серьезное выражение лица, даже когда говорит: «Никаких комментариев», в момент, когда они выходят на дорогу. Он прижимается к боку Джона, заставив того почти автоматически положить руку ему на спину, дабы направить их обоих в противоположную от людей сторону. Трудно даже выделить отдельные вопросы из общего гула толпы: — Кто убийца, мистер Холмс? — Есть какие-нибудь зацепки, мистер Холмс? — Что теперь будет делать убийца, мистер Холмс? — Как твое пристрастие к наркотикам, Шерлок? — Хей! — обрывает особо наглого журналиста Джон, на мгновение забывшись. — Что за вопросы? Он не может сказать, кто задал этот оскорбительный вопрос, но все вокруг понимающе ухмыляются его ярости. Он видит такси, подъехавшее к тротуару прямо перед ними, и подталкивает к нему Шерлока, который замедлил шаг из-за натиска зевак. Шерлок и в лучшие времена плохо ладил с людьми, но сейчас Джону просто хочется, чтобы он воспользовался всем своим мощным интеллектом и словесно разорвал некоторых из этих животных на куски, чтобы они оставили их в покое. Но это не годится — подонки вернут себе свое и даже больше в утренних газетах. — Значит, присматриваете за бойфрендом, доктор Ватсон? — кричит мужчина с насмешкой в голосе. Джон стискивает зубы так сильно, что челюсть болит. Он знает, что любой ответ, который он даст, будет искажен настолько, что в нем нельзя будет увидеть и грамма первоначального смысла. Шерлок уже почти совсем остановился, его спина под ладонью Ватсона совершенно окаменела. «Не останавливайся, Шерлок, — мысленно повторял он. — Не останавливайся!» — Убийца охотится за другими детьми? — Что связывает жертвы между собой? — Как люди могут обезопасить себя? — В каком состоянии было тело? — Как они умерли? — Скотленд-Ярд не возражает, что ты под кайфом, когда приходишь к ним на место преступления? Джон резко оборачивается, совершенно бледный, ища, кто же является источником этих вопросов, и вспышка камеры ударяет ему в лицо. Теперь уже Шерлок подталкивает его вперед, а не наоборот. — Пойдем, Джон, — решительно произносит Шерлок, взмахом руки отстраняя с дороги последних преграждавших ее людей. Вопросы продолжают сыпаться даже тогда, когда они садятся в такси. Репортеры пытаются вытянуть из детектива то же, что они уже получили от Джона, а водитель удивленно таращится на собравшихся журналистов и зевак. — Как ты чувствуешь себя на месте преступления, Шерлок? — выкрикивает один из них в сторону машины. — Вас это нисколько не беспокоит, мистер Холмс? — Вам все равно, мистер Холмс? — Для вас это ничего не значит? Такси трогается, и вопросы стихают. Джон тяжело дышит, глядя в заднее окно, когда толпа исчезла из виду. Как только люди скрываются за поворотом, он поворачивается к Шерлоку, который сидит неподвижно, так крепко сжимая пальцами колени, что Джон пугается, как бы он их не сломал. Холмс смотрит прямо перед собой, на затылок водителя, но Джон знает, что его глаза сейчас ничего не видят.***
Когда они прибывают в Скотленд-Ярд, Джон уже начинает беспокоиться. Шерлок по-прежнему отстранен и молчалив, держась очень тихо, почти не двигаясь. У него такое чувство, что если бы друг мог сейчас вернуться домой на Бейкер-стрит и спрятаться в своей комнате, он бы так и сделал. Джон знает, что Шерлок не так уж невосприимчив к мерзостям мира, как думают люди, хоть и скрывает большинство своих ран с весьма завидным успехом. Детектив следует за Джоном в здание, где их направляют в офис Лестрейда, будучи все еще замкнутым. Ватсон размышляет, что именно так беспокоит его товарища: характер дела, возраст последней жертвы или что-то еще. Он мысленно подмечает, что, по крайней мере, попробует впихнуть в Шерлока хотя бы немного еды, когда они вернуться домой, но подозревает, что из этой затеи, скорее всего, опять ничего не получится. — Шерлок, Джон, — приветствует их Лестрейд. Он выглядит измученным, о чем говорит расстегнутая верхняя пуговица его рубашки и небритое лицо. Весь его вид заставляет Джона задуматься, как же он сам выглядит после всех дневных событий. — В итоге, нам даже не понадобился ордер, мы нашли нашу Неизвестную с помощью отдела пропавших без вести, как только сузили круг поисков на время ее визита в больницу Святого Варфоломея. Ее звали Изабель Франк, ей делали обычное МРТ после лечения опухоли первой стадии. Она проходила лечение в Королевской лондонской больнице, но там сломался аппарат, поэтому ее перенаправили, МРТ было сделано за неделю до того, как мы ее нашли. Она тогда так и не вернулась домой из больницы. — Вы говорили с родственниками? — спрашивает Джон. — Нет, они приедут завтра. Но я поговорил с родителями Нади Хусейн. Они услышали по радио о последнем обнаруженном теле и сразу же приехали сюда сегодня днем. Восемь лет, одна рука, пропала из школы три недели назад. Мы сможем получить официальное подтверждение личности с помощью анализа тканей тела, но я бы уже сейчас с уверенностью сказал, что это она. Джон кивает. Его настроение резко ухудшается. Как-то легче было смириться со смертью ребенка, когда он был безымянный. Теперь девочка не просто жертва, она человек. — Пропала из школы? — переспрашивает Шерлок, заговорив впервые с тех пор, как они с Джоном сели в такси. Он складывает ладони домиком перед лицом и гипнотизирует кончики собственных пальцев. — Ну да, вроде того. По словам родителей, у нее были проблемы с поведением, и она постоянно выбегала из класса. Учителя вроде как согласилась с этим; у них не было воспитателей или кого-то подобного для таких особенных детей. Однажды девочка убежала, учитель предположил, что она на детской площадке, так что только через несколько часов поняли, что она пропала. — Какие еще проблемы с поведением у нее были, кроме побегов из класса? — интересуется Шерлок. — Она не могла сосредоточиться, не следовала правилам, закатывала истерики, если не добивалась своего. Говорила, что уроки были слишком скучные. Шерлок фыркает в ответ на это, но вслух произносит лишь: — Ну, может, такими они и были, — он несколько раз тарабанит пальцами, потом опускает руки и смотрит на Грега и Джона. — Итак, три недели назад наш убийца похищает Нади Хусейн из школы. Она ему как-то знакома, и он знает, что она часто покидает здание по собственной воле. Очень маловероятно, что он просто проходил мимо. Возможно, ее пытают, а потом убивают, и преступник забирает свой трофей из ее черепа. В какой-то момент он снимает с нее одежду и обувь. Руки Джона непроизвольно сжимаются в кулаки, и он чувствует, как волна тошноты бежит от желудка к горлу, а в ушах звенит от ярости. Шерлок смотрит на него по-прежнему спокойно, в его глазах мягкость, которая противоречит тревоге Ватсона. Взгляд Холмса опускается на сжатые кулаки Джона, тот делает усилие, чтобы разжать их, тяжело дыша через нос. — Ты говоришь «он», но мы еще не знаем наверняка, верно? — говорит Лестрейд, пытаясь разрядить обстановку. — Верно, — соглашается Шерлок, приняв прежний резкий тон, — но мы знаем, что наш убийца физически очень силен, так как ему много раз приходилось поднимать тяжести и завязывать узлы на широкой веревке. Я думаю, сейчас можно с уверенностью предположить, что он мужчина, — Лестрейд кивает и делает пометку, жестом приглашая Шерлока продолжать. — Итак, он перевозит тело Нади в своем синем фургоне на железнодорожную ветку, где заворачивает ее в пластиковый мешок и закапывает. Неделю спустя Изабель Франк должна была пройти МРТ в Королевской Лондонской больнице, но вместо этого ее отправили к врачам Святого Варфоломея. Ее либо похитили из больницы, либо по дороге домой. Так почему же наш убийца выбрал именно ее? Он не знал ее так, как Нади, если только не следовал за ней в больницу… Он пытает Изабель, отрезает ей волосы, привязывает к чему-то, обжигает шею, и либо убивает ее, либо она сама умирает от потери крови из раны на запястье. Это должно было произойти в течение дня, максимум двух, после МРТ, так как в ее организме все еще есть следы контрастного вещества. Преступник забирает свой трофей, затем везет ее тело в синем фургоне к тому же тихому железнодорожному разъезду, что и раньше, и закапывает ее — на этот раз без пакета. Проходит еще неделя, и он похищает нашего Неизвестного. Убийца по какой-то причине бреет голову жертвы, а не просто стрижет волосы, связывает ее веревками, а не стяжками, мучает мужчину так же, как Изабель и, возможно, так же, как Нади, убивает его, удаляет его мозг и снова везет тело, чтобы сбросить его рядом с другими. Два дня спустя проходящий мимо собачник обнаруживает это место. С тех пор прошло два дня. — То есть… ты хочешь сказать, что у него есть график? — спрашивает Джон, обдумывая мрачные варианты развития событий. Ему трудно слушать хронологический отчет Шерлока, поскольку, хотя он сводит описания к минимуму, а голос — к ровному информативному тону, слишком легко представить, как эти три человека встретили свою болезненную смерть. — Да, у него есть график, — подтверждает Шерлок, — и, не зная, что связывает жертв и как он их выбирает, у нас мало надежды предотвратить следующее убийство, которое он, без сомнения, уже планирует совершить в ближайшие дни. — Итак, есть что-нибудь о Неизвестном? — интересуется Джон у Лестрейда. — К сожалению, пока нет. Никто из пропавших не соответствует описанию. А поскольку он старше, возможно, люди даже не знают, что он пропал — они могут подумать, что он уехал в отпуск или что-то в этом роде. — Пошлите запрос в лучшие лондонские университеты. Возможно, в одном из них пропал исследователь, — произносит Шерлок. — Хорошо, сделаем. Вы хотите присутствовать на разговоре с семьей Изабель Франк завтра утром? Шерлок бледнеет и ерзает. — Ах, нет. Думаю, что нет. Однако, попробуй узнать о ней побольше. Про ее личность, было ли в ней что-то необычное. — В каком смысле необычное? — растерянно спрашивает Лестрейд. — Не могу точно сказать, но в этих жертвах есть что-то особенное. Что-то, что притягивает убийцу. Они… не такие, как другие. Джон узнает этот взгляд. Он появляется в моменты, когда Шерлок испытывает то, что любой другой назвал бы «предчувствием». Возможно, это и есть предчувствие, или просто его мозг работает так быстро, что даже Шерлок не может полностью за ним угнаться. Такое случается не часто, но когда случается, становится восхитительно и жутко. Необычный друг Джона, кажется, имеет доступ к царствам мыслей и источникам информации, оценить и понять которые другим, низшим, «нормальным» человеческим существам нет никакой возможности. Джон уже не в первый раз думает о том, как же одиноко, наверное, бродить по другим мирам.