Быть человеком

Как только такси останавливается на Бейкер-стрит, Джон мгновенно исчезает у Анджело, чтобы купить что-нибудь поесть, хотя Шерлок и повторил, что не собирается ужинать. Холмс знает, что Джону не нравится, что он не ест, во время расследований. Ватсон в любом случае будет продолжать упрашивать его поесть, но всё это потому, что Джон понятия не имеет, как это — быть Шерлоком Холмсом. В то время как другие люди, казалось, могли включать и выключать свой интерес к уголовному делу, для Шерлока это был постоянный фоновый гул, который был громче любого МРТ-аппарата. Гул требовал внимания, жаждал его. Кажется, отсутствие еды во время дел было единственным видом голода, который Шерлок мог выдержать, не заболев физически. А ведь правда, когда у вас перед глазами, как 24-часовой выпуск новостей, безжалостно мелькают данные о преступлении, съесть тарелку макарон это то же самое, что съесть кусок веревки широкого калибра, или запах формальдегида, или кусочки синей краски фургона, или… мертвое тело. Как Холмс мог объяснить это кому-либо, не оказавшись потом в комнате психиатрической больницы, все еще оставалось загадкой. После однозначного отказа, детектив просто позволяет Джону продолжить героические поиски пропитания. Ватсон не знает, что детство Шерлока, которое прошло в окружении хулиганов, хорошо подготовило его к отсутствию еды. Всевозможные врачи говорили его родителям, что у «особых» детей часто возникают проблемы с перевариванием пищи, и это объясняет постоянный недостаток веса у мальчика. Однако Шерлок думал, что тот факт, что его школьные обеды все время воровали на протяжении 10 лет (с пяти и до пятнадцати лет), возможно, тоже имел к этому какое-то отношение. В детстве, он перестал жаловаться, когда третий взрослый подряд сказал ему, что это совсем не преступление — «просто другие дети пытаются подружиться по-своему». Если это действительно так, то наличие друзей отнюдь не самое приятное событие в жизни. Мысли Шерлока печальны. Он обнаруживает, что стоит перед камином, уставившись на череп, неизменно стоявший на одном и том же месте последние несколько лет. Когда он в прошлом забывал о существовании живых товарищей, Шерлок считал его чем-то вроде друга. И, собственно, так оно и есть: внутри черепа был маленький богато украшенный ключ, открывавший большую богато украшенную шкатулку, находившуюся в громоздком богато украшенном комоде. В коробке хранились запасы кокаина и морфия. Они не были богато украшены. Они были чистыми, простыми и незамысловатыми до глубины души. Он с нежностью думает о них — о наркотиках, о шкатулке, о комоде, о ключе, о черепе. Шерлок проводит большим пальцем по лобной кости черепа. Именно так гладят лоб любимого человека. Даже это элементарное действие заставляет опустошающий гул реальности немного померкнуть. Холмс ясно, как в кино, видит, как он поворачивает череп, чтобы сокровище, хранимое внутри, выпало, и даже чувствует одновременно легкость и тяжесть, когда ключ будто бы ударяется о ладонь. Вот Холмс видит, как его собственная фигура спокойно идет к спальне, как она открывает тяжелые дверцы комода, отодвигает в сторону груду мусора и вытаскивает наружу блестящую коробку, едва прикрытую бумагой. Поднимает теплую на ощупь шкатулку и благоговейно проводит пальцами по деревянной резьбе и мерцающим узорам из морских ракушек. Ставит шкатулку на кровать, вставляет ключ и поворачивает его, этот мягкий шелковый щелчок открывающегося замка один из самых прекрасных звуков, известных человеку. Его образ, голем-Шерлок, улыбается, открывает коробку и шаг за шагом завершает ритуал, который, наконец, приводит его к сияющему, небесному, безмолвному мгновению облегчения. Но это нехорошо. Рука Шерлока крепче сжимает череп, он по-прежнему стоит перед камином, но взгляд его проникал сквозь все еще закрытую дверь спальни, наблюдая за сценой, которая неизбежно должна была разыграться. Та, другая его версия, восхитительно кайфует, она так счастлива, так довольна, смутно думает о том, чтобы замести следы, но она слишком очарована этой блаженной тишиной мысли, чтобы действительно сделать это хорошо. И вот, Джон, с его истощающимся терпением и угасающей привязанностью, тускнеющей теплотой и угасающим интересом, возвращается. Вот его шаги. Ватсон поднимается по лестнице. Что ты теперь собираешься делать, Шерлок? Как ты собираешься это объяснить? Как ты думаешь, он поймет? Как ты думаешь, он поможет? Ты действительно настолько глуп? Слишком поздно. Смотри, теперь он входит в дверь и ищет тебя, он принес тебе поесть, он думает, что в тебе все еще есть что-то стоящее. А ты лежишь на полу своей спальни, потеешь, падаешь в обморок и улыбаешься в потолок, а он ругается, разбивает твою красивую коробку, бросает твой хорошенький маленький ключик и перемалывает твои наркотики под каблуком, и он уходит, уходит, уходит… — Шерлок? Холмс шумно втягивает воздух, глядя на встревоженное лицо, появившегося перед ним Джона. Он действительно стоит здесь. Два пакета с едой, взятой на вынос, с каким-то обвинением болтаются по бокам на вытянутых пластиковых ручках. Посмотри, Шерлок, посмотри, как он пытается исправить тебя, и все ради чего? Бесполезно. Джон должен бежать, пока еще может. Шерлок быстро качает головой, встревоженный ядом в этом насмешливом баритоне. Голос осуждения, его собственный голос, давно уже не бранил его так злобно. Его воображение также не испытывало такого реалистичного и быстрого порыва с тех пор, как он сделался «правильным» два года назад. — Джон, — выдавливает он и заставляет себя улыбнуться, убирая руку со лба черепа. Он чувствует на себе обвиняющий взгляд. Джон хмурится, глядя на них, на Шерлока и на череп. — С тобой все хорошо? — Хм? Да. Да, просто размышляю над делом, — говорит Шерлок, отворачиваясь и берясь за скрипку, чтобы скрыть внезапное подергивание пальцев. Он улавливает, как Джон медленно движется в сторону кухни. — Отлично… У меня много всякой всячины. Ты же знаешь Анджело, он всегда пытается нас накормить, — Шерлок слышит шорох пакетов, когда Джон начинает выгружать еду. Детектив быстро дергает за струны, несколько раз крутится на месте, прежде чем понимает, что делает. Он останавливается, садится, откинувшись на спинку стула, и кидает взгляд на Джона, который глядит на него так, словно думает, что вполне может понадобиться звать помощь. Какое-то мгновение они смотрят друг на друга, потом Джон удивленно поднимает бровь и продолжает распаковывать контейнеры. — Очень мило с его стороны, — произносит Шерлок, пытаясь усилием воли успокоить свое взволнованное тело. — Да. Знаешь, он мне кое-что рассказал. Кое-что про встречу с тобой в Tesco. Внезапно раздается довольно не музыкальный звук — любимая скрипка Шерлока падает сначала на спинку стула, а затем на ковер под ним. Холмс ныряет туда же, чтобы поднять ее, проклиная кровь, прилившую к лицу, и чертово смущение. — Черт возьми, все в порядке? — поспешно интересуется Джон. Он тоже присаживается, положив одну руку на спинку стула, а другую — на спину Шерлока. Холмсу вспоминается, как Джон вел его сквозь толпу, как прикосновения сдерживали его, делали мир немного спокойнее, немного… лучше. Он поднимает инструмент, который, к счастью, остался невредимым, и на мгновение прижимает его к груди. Детектив смотрит на Джона. Его лицо так близко… так близко и в то же время бесконечно далеко. Неужели это всегда будет так? Неужели, он скоро отдалится еще больше, отступая от «неправильных» поступков, которые обволакивают Шерлока, как обволакивает грозовая туча холодную высокую гору? — Все в порядке, — мягко отвечает Холмс, не в силах на этот раз сохранить должную невозмутимость. Кажется, мысли Джона опустели, его мимика перестает отражать какие-либо эмоции. Голубые глаза исследуют лицо Шерлока, замерев на мгновение на его лбу, где, по ощущениям, наливается синяк. Затем Ватсон резко отстраняется. — О… Хм… хорошо. Тебе стоит быть осторожнее. Не стоит бросать дорогие тебе вещи. Он снова садится за стол, отвернувшись в сторону кухни. Его затылок становится багрово-красным. Шерлок сглатывает то, что запечатало ему горло, и убирает скрипку в футляр. Однако он не из тех, кто оставляет тайну неразгаданной. — Так что же сказал Анджело? — вопрошает Холмс, стараясь говорить как обычно. — Насчет Tesco. Лучше поскорее покончить с этим. Джон не оборачивается. На одно мгновение повисает молчание. — Он сказал, что какие-то старые девы просили у тебя автограф, а ты отбивался от них. И всегда тебе нужно внимание, да? — Джон улыбается, глядя через плечо, и Шерлок улыбается в ответ. Ни один из них не был обманут. — Ладно, я приготовил для тебя поесть, там всего понемногу. На этот раз никаких разговоров в роде: «Я не голодный», — Джон суровым жестом указывает на тарелку. — Ты ешь, а мне нужно в душ, сегодня был такой тяжелый день. Ватсон снова натянуто улыбается и выходит из комнаты, оставив Шерлока стоять в одиночестве между предложенной едой на столе и безмолвным черепом на каминной полке.

***

Джон прислоняется к закрытой двери спальни с чувством, больше всего напоминавшим облегчение. Атмосфера в гостиной была слишком плотной, нечитаемой, отчего воздух даже в легких казался спертым и тяжелым. Вернувшись от Анджело, он застал Шерлока застывшим на месте и каким-то убитым. Не совсем из ряда вон выходящее событие, но на этот раз его лицо казалось таким… огорченным. Шерлок не из тех, кто дает волю эмоциям, но он явно думал о чем-то тревожном или болезненном. К тому же, его реакция на одно лишь упоминание об инциденте в Tesco убедила Джона, что молчать о том, что именно сказал ему Анджело, — лучший выход. Да и что вообще произошло тогда? Это была еще одна странная история, которая случилась за последние несколько странных дней. Джон уже и думать о ней забыл. А сейчас, с некоторой досадой вспомнил, как вынудил Шерлока выйти из дома, чтобы пойти за покупками, и как тот появился через час с покупками в руках, выглядя ничуть не хуже. Джон не думал об этом до того, как Анджело рассказал ему, что Шерлок «перевоплотился» в дрожащее тело на полу сырного отдела. — Он был в ужасном состоянии, — признался Анджело, спросив Джона, как дела у Шерлока, и удивившись, что тот ничего не знает о произошедшем. — Слишком много всего происходит одновременно, ты же знаешь, какой он. Наверное, не смог вовремя отключить. — Прости, что отключить? — спросил тогда Джон, ощущая себя самым тупым человеком на планете. — Ну, ты знаешь,… вещи. Образы, запахи, звуки и все такое. Слишком много всего происходит в подобных местах, чтобы разобраться, верно? Ему поэтому здесь и нравится — меню смотреть не надо, свет приглушенный, столиков мало. А этот ваш местный Tesco, ну… это все равно, что бросить эпилептика в техно-рейв. Джон уставился на него с легким ужасом и мысленно окрестил себя «худшим и самым ненаблюдательным другом в мире» в придачу к своей тупости. Анджело усмехнулся: — Не вини себя, Джон. Он ведь не говорит об этом. Он иногда похож на сейф. А если он и говорит, то это обычно что-то настолько противное, что можно подумать, что он сам король Англии, пришедший смешать тебя с грязью. И возможно, все это нарочно. С тебя двадцать фунтов. Джон был сбит с толку быстрой сменой темы и совершенно упустил из виду, что сумма покупки должна была быть приблизительно пятьдесят фунтов. Протягивая банкноты, он произнес: — Я видел Шерлока в… ну, в шумных местах много раз, и он был в порядке. — Правда? — недоверчиво сощуривается Анджело. — А как выглядит «в порядке»? Увидев серьезное выражение его лица, Джон задумался. Действительно, что значит «в порядке» по отношению к его эксцентричному другу? Едкие, резкие замечания, которые отталкивают всех, кто находится поблизости и прекращают все разговоры. Властные приказания уйти, по отношению к людям, осмеливающимся спорить. Возможность с почти сверхчеловеческой сосредоточенностью концентрироваться на чем-либо, полностью отключаясь от остальных. Крики с отчаянием в голосе и с просьбой к окружающим перестать дышать, перестать думать, отвернуться, и все это из-за того, что иначе он не может сосредоточиться… Эхо голоса Шерлока донеслось до него со времен их первого совместного дела: «Каково это — не быть мной? Должно быть это безумно расслабляет…» Джон поморщился, чувствуя себя еще большим идиотом. Анджело похлопал его по плечу и подвел к двери. — Не беспокойся, Джон, — сказал он. — Нужна целая деревня, чтобы вырастить ребенка, а чтобы понять Шерлока Холмса, нужен город. И мы все счастливы, что ты тоже пытаешься это сделать. — Прости, а кто счастлив? — поинтересовался тогда Джон, но Анджело просто вытолкнул его наружу, закрыл дверь перед его носом, перевернул табличку с «открыто» на «закрыто» и с загадочной улыбкой исчез во мраке помещения. А теперь он, Ватсон, здесь, в своей комнате на Бейкер-стрит, прячется от своего нервного соседа по квартире, который, очевидно, умело скрывает прогрессирующие симптомы заболеваний… Синестезия, расстройство сенсорной обработки и чрезмерная чувствительность… И это только некоторые проблемы, которые прямо сейчас может назвать его лучший друг-врач! То, что Шерлок держит себя под контролем большую часть времени, — поразительно, и, должно быть, это требует огромного количества как умственных, так и физических усилий. Черт возьми, если кто-то в мире и может скрывать что-то подобное, то это Шерлок Холмс. Разумеется, Джон не забыл повесить себе на шею воображаемую табличку «Худший в мире врач» в дополнение к другим новоприобретенным «титулам». Какой ужас! Тут он вспоминает, что собирался принять душ и накидывает халат. Он крадучись спускается по лестнице, к своему стыду понимая, что надеется избежать встречи с Шерлоком. Однако он зря беспокоился. Судя по тому, что и его сосед, и тарелка с едой, которую он приготовил, исчезли, он предполагает, что Шерлок перебрался в спальню. Джону все равно, где поест Холмс, лишь бы он в целом съел хоть что-нибудь. Было ли отсутствие аппетита следствием расстройства сенсорной обработки? Ватсон знает, что так называемые «особые» люди иногда имеют проблемы связанные с консистенцией пищи, которую они едят, возможно, это все объясняет… Джон буквально обрывает себя, ударив рукой по дверному косяку ванной. Нет! Он должен перестать строить предположения. Он вдруг разозлился сам на себя. Ватсон проходит в ванную, закрывает дверь и впечатывается взглядом в матовое стекло, отделяющее его от соседа. Что он за врач такой, если начинает диагностировать, судить и решать, что для человека лучше, даже не поговорив с ним? Правильно, ужасный! Да, именно так, и никак иначе. — Ты видишь, но не замечаешь, — донесся до него голос Шерлока из прошлого. Голос прав. Все, что Джон видел, были симптомы, а вот их причины он даже не потрудился поискать. Ватсон включает воду и ждет, пока та нагреется. Он делает то же самое, что и все остальные, — выдвигает одну глупую догадку за другой. — Я никогда не строю догадки, — весело сказал Шерлок когда-то. — Я знаю, что ты этого никогда не делаешь, — криво усмехнулся Джон. Внезапно он ощущает прилив нежности и чего-то похожего на решимость в момент, когда он оглядывается на дверь, за которой находится его друг. Я знаю, что ты этого никогда не делаешь.

***

Выйдя из душа и одевшись, Джон проверяет телефон на наличие сообщений и с удивлением обнаруживает два уведомления от Майкрофта. Шерлока по-прежнему нигде не видно, но Джон все равно чувствует себя странно-виноватым, общаясь с загадочным старшим Холмсом. Первое сообщение содержит фотографию. Джон раздраженно выдыхает. Это один из снимков, сделанных вечером на месте преступления. Джон и Шерлок отошли от камеры, но Ватсон повернул голову, его лицо изображало бешенство. У него был такой вид, будто он вот-вот расправится с очередным заговорившим с ним человеком. Он даже сжал одну руку в кулак, чего в тот момент даже не заметил, а другую руку крепко держал на спине Шерлока. Джон съеживается, осознавая, что выглядит как разозленный бойфренд, приготовившийся защищать своего молодого человека. Одному богу известно, каким будет заголовок к этой фотографии. Следующее сообщение гласило: «Ночь опасности» Джон замирает, внутри него будто бы все леденеет. А ведь это ни на секунду не пришло ему в голову, какой же он идиот! Когда же он, наконец, вытащит голову из задницы и посмотрит, что происходит вокруг? Сообщение было отправлено десять минут назад, поэтому он быстро печатает всего одно слово: «Проверю», нажимает «Отправить» и направляется к двери, ведущей в комнату Шерлока. Не колеблясь, он решительно стучит трижды. — Шерлок, ты здесь? Он громко толкает дверь — заперто. Нет! Каждое грубое слово, каждая насмешка, произносимая им самим и окружающими обрушиваются на него одновременно, дополняемые глубоким голосом Шерлока, издевающимся над его, Джона, глупостью. …Урод… «Твои подергивания сводят меня с ума!» …Ты даже не человек… — Но я не люблю Теско. …Мы ненавидели его… «Он не понимает, почему ты расстроен» …Настоящий псих… — Я завидую тебе. …Не похожи на других… «Некоторые люди действительно не могут изменить свое поведение, и это не их вина… " «Не смог вовремя отключить…»…в плохом смысле… — Шерлок! — кричит он снова, внезапно почувствовав себя испуганным, как маленький ребенок. Нет! Нет! Нет! Он трясет головой, начиная колотить в дверь ладонью. — Шерлок, клянусь, если ты сейчас же не откроешь эту дверь, я ее выломаю! Зловещая тишина. Страх Джона начинает превращаться, как это часто бывало, в гнев. — Ты эгоистичный ублюдок! — рычит он, сам не понимая почему, и врезается плечом в дверь, заставив ее открыться, не обращая внимания на щепки, упавшие на пол. Внутри… ничего? Джон неподвижно стоит в комнате. Следующие мгновения он не в силах понять, что здесь нет его лучшего друга, лежащего на ковре или, что еще хуже, намеренно устраивающего себе передоз. Адреналину некуда деваться, он кружится внутри Джона, вызывая тошноту, в то время как его мозг пытается перезагрузится: Ватсон глубоко и судорожно дышит, его глаза быстро оглядывают комнату. Он присаживается и все тем же взглядом осматривает то, что находится под кроватью. Не здесь! Все еще задыхаясь, он смотрит на огромный деревянный комод, пошатываясь, встает и распахивает дверцы. — Джон! Он оборачивается и видит Шерлока, стоящего с недоверчивым видом у разбитого дверного проема, с распахнутым ртом и безумными глазами, в которых отражаются щепки, распахнутый комод и надвигающийся Джон, врезающийся в Холмса и тем самым роняющий их обоих на колени. — Боже мой! Джон слышит над собой голос миссис Хадсон, которую он даже не заметил в приливе совершенно неудержимого, всепоглощающего облегчения. Он игнорирует ее, сосредоточившись на худом теле, находящемся в объятиях его дрожащих рук. Шерлок сидит совершенно неподвижно и безмолвно, уткнувшись подбородком в плечо Джона и прижав руки Ватсона к бокам. Джон жмурится, не в силах даже стыдиться своих неожиданных поступков, потому что Шерлок, безумный, эксцентричный, удивительный, ранимый и смешной Шерлок, все еще жив, дышит и существует. Он задерживается еще на мгновение, потом отталкивает Шерлока и поднимается на ноги. Холмс остается стоять на коленях, глядя на него с совершенно потерянным видом. Джон думает: не закричать ли, вопрошая, где был его друг? («Очевидно», — тут же раздался все тот же веселый голос). Не начать ли, случайный разговор с миссис Хадсон, чтобы разрядить напряжение, не выйти ли из комнаты, не уйти ли за дверь, не спуститься ли по лестнице и не убежать ли прочь, прочь, прочь… Но Шерлок выглядит потерянным, бледным и несчастным, стоя на коленях возле полуразрушенной двери своей спальни. Это заставляет Джона инстинктивно потянуться к спутанным волосам Шерлока и осторожно убрать их со лба, легко коснувшись кончиками пальцев грубого синяка, образовавшегося там. Шерлок не сдвигается ни на миллиметр, хотя его глаза под ладонью Джона почему-то стали еще шире. — Хм… — откашливается миссис Хадсон. — Я просто, хм… Хорошо, я оставлю вино на столе. Спокойной ночи, дорогие. Мужчины остаются неподвижны, пока она говорит. Джон еще раз проводит пальцами по синяку, прежде чем отступить. Широко раскрытые глаза Шерлока следят за каждым его движением, впитывая информацию с умопомрачительной скоростью. Джону кажется, будто он чувствует, как эти глаза притягивают его к себе, словно магниты. Он заставляет себя расслабиться и протянул руку, на которую Шерлок даже не смотрит. — Давай, вставай. Все в порядке, — тихо произносит Джон, хотя сам он не выглядит вполне уверенным в этом. Шерлок с сомнением глядит на протянутую руку, затем берет ее, позволив Джону поднять себя на ноги и подтолкнуть в гостиную. — Ты… в порядке? — спрашивает Шерлок. В его голосе звучит неуверенность. Джон не удивляется. Хоть Шерлок и не мог видеть впечатляющие эмоциональные американские горки Джона, прошедший день был действительно ужасный и долгий, и теперь они, казалось, стоят на каком-то зыбучем песке предположений и обвинений. Шерлок, прекрасный, но порой приводящий в бешенство, явно не был человеком, способным справиться с такой эмоционально-неустойчивой ситуацией, которую создал Джон. — Эм… нет. Нет, не думаю. Он опускается в кресло, тело ощущается тяжелым и неуклюжим. Ватсон снова разглядывает синяк на лбу Шерлока. Синяк, который Холмс получил, ударившись о деревянную доску объявлений в больнице, синяк, на который он ни разу не пожаловался с тех пор, как Джон принял сторону уборщика. Отметина явно выросла, темно-фиолетовая и ненавистная. Шерлок тоже садится. — Мне жаль, что так получилось с дверью, — говорит Джон, хотя на самом деле это было не так. — Я думал, с тобой что-то случилось. Шерлок задумывается, откинувшись на спинку стула. Он бросает взгляд на сломанную дверь, потом снова на Джона. Затем его глаза перемещаются на каминную полку, потом на вино, которое миссис Хадсон оставила на столе. Его длинные пальцы волнообразно дергаются, прежде чем Шерлок сдвигает и крепко сжимает их перед собой. — Я думаю, миссис Хадсон явно неплохо дополнила ту еду, которую ты принес, — натянуто улыбается он. Его тон все еще не походит на тот, которым он мог бы читать сценарий. Сценарий под названием: «как помочь отвлечься необъяснимо расстроенному соседу по квартире». — А установка новой двери будет не самым трудным делом, — продолжает детектив, бегая глазами по лицу Джона в поисках одобрения. Сердце Ватсона слегка дергается при мысли, что он так легко читает Шерлока. Джон выдавливает из себя нервный смешок и проводит рукой по волосам, чувствуя, как напряжение покидает его. — Господи, — шепчет он печально, — мне действительно очень жаль, — повторяет он, на этот раз искренне. — Не знаю, о чем я думал. — Да, — тянет Шерлок с оттенком своего обычного самодовольного превосходства, и они обмениваются призраком своих прошлых улыбок. — Это был… день. — Точно, — соглашается Джон. Он думает о жестоких словах, о стерильных больницах, о веревках и потерянных детях. Он думает о Майкрофте, о его любви к брату, о фотографии. Нужно ответить старшему Холмсу. — Спасибо, — неожиданно произносит Шерлок. Потерянный взгляд остается, как и мелодичность голоса и выражение глаз, которые спрашивают: «Это правильно, Джон? Это то, что сказал бы кто-то хороший?» Джон подавляет внезапное желание тихонько улизнуть в свою комнату и расплакаться. — Пожалуйста, — вместо этого отвечает он. Ответная улыбка Шерлока могла бы согреть его ночью под бесчувственными звездами холодной пустыни.