Ты забрал у меня всё, и теперь я – никто

Он приземлился в парке рядом с деревом, в которое чуть не врезался час назад. Он почувствовал, как его запястье обожгло прикосновением Эллисон, и снова задрожал. Он не заметил голубя над собой, который улетел в тот же миг, как его взгляд упал на его дрожащее тело. Он прислонился к дереву и смутно почувствовал, как земля уходит у него из-под ног. Она лгала, он не должен был поддаваться ее словам. Это были просто слова. Пустые обещания. Он даже не хотел того, что она ему предлагает. Кому это нужно? Это едва ли человеческое существо, которым он был. Но она была искренней, более искренней, чем когда-либо была с ним Академия Спарроу. Может быть, они все-таки не враги? Или они были лучшими лжецами? Хотел ли он вернуть свои воспоминания? Если бы он вспомнил, тогда бы знал, кто лгал, а кто нет. Но кого волнует, были ли они лжецами? Кого волнует, говорят ли они правду? Восьмой не хотел иметь семью. Пятый хотел. Но он не Пятый. И даже если он был им, то теперь нет. Ему всё равно. Ему просто нужно найти кого-то, чтобы убить, как он и планировал в первую очередь. 45 лет, 45 чертовых долгих лет. Ему нужно отправить свою семью домой. «Из-за тебя мы здесь застряли!» Голос, раздавшийся у него в голове, показался ему знакомым, боль в груди показалась знакомой. Он почувствовал, как у него слезятся глаза. Он скучал по ним. Он так по ним скучал. «За тобой должок, сестренка.» Его мозг снова замёрз, но на этот раз это было гораздо больнее, как будто сотни тонких ледяных игл покалывали его голову. Были ли все эти воспоминания Пятого? Пятый возился с его головой. Воспоминания ломали его голову. «А как же моя семья?» Он рухнул на колени, уверенный, что его голова раскалывается на части. Обрывки разговоров мелькали у него в голове, отмораживая голову лучше, чем сухой лед. Он потянул себя за волосы, пытаясь отвлечься от леденящей боли под черепом, в мозгу или между глаз. Где бы она ни была, это чертовски больно. Но он их знает. Он знает Академию Амбрелла. Он в этом уверен. Возможно, Эллисон не лгала. Он хотел встретиться с Клэр. В ушах у него начинает звенеть от боли. Забудь. Забудь. Забудь. ... ... ... О чем он опять думает? Восьмой уставился на землю, не совсем понимая, почему он вообще упал в парке. Встревоженный, он огляделся вокруг, чувствуя себя странно уязвимым. Он встал на дрожащие колени. В голове у него холодок, как будто кто-то подсыпал туда ментол. С каждой секундой становилось все больнее. Что происходит? Он был так близко. Он был так близко от дома. Почему он оставил там свою сестру? Что, если ее схватят из-за него? Он не должен был уходить! Он задохнулся от боли, ощущение холода снова вернулось. Дерьмо. Он чувствовал, как сердце болезненно сжимается в груди. Не дайте мне забыть. Я не хочу ничего забывать. Я больше не хочу быть убийцей. Я хочу домой. Я хочу домой. Пожалуйста, пожалуйста. Как разбитое стекло, он снова забывает. А потом он вспоминает. Он забывает. Он вспоминает. Это больно. Это мучительно. Он хочет, чтобы это прекратилось. Его голова убивает его. Он был Пятым. Он был Восьмым. Он был и тем и другим одновременно. Значит, он был никем. О чем он опять думает? Он что-то забыл. Он помнит ужасный напиток Клауса. Он все равно выпил все до дна. Его голова замёрзла. Где он был? Он уколол Эллисон иглой. Почему он это сделал? Он не может. Где он был? Он забывает. Они держатся за руки, голубой свет омывает их, когда Пятый пытается спасти свою семью от ужасной участи. Он все равно никогда не сможет спастись. Он забывает. Он вспоминает. Он забывает.

***

В тот момент, когда голубь Второй вернулся с местонахождением их младшего брата, остальная часть Академии Спарроу направилась прямо в парк. Удивительно, но даже Реджинальд пошел с ними. Старик нес с собой портфель, и они торопливо поехали в парк. Найти Восьмого оказалось несложно. Он лежал на земле, свернувшись калачиком и хватаясь за голову, издавая звуки боли. Первый видел, как его отец нахмурился при виде этого зрелища. — Он начинает вспоминать. Я должен был догадаться, что это ненадолго, — пробормотал Реджинальд, прежде чем посмотреть на них. — Верните его в Академию. Четвертый подошел первым, на его лице было написано беспокойство. Он как раз положил руки Восьмому на плечо, когда мальчик неожиданно выбросил вперед кулак. Он попал Четвёртому прямо в нос, и Первый был уверен, что услышал знакомый хруст ломающейся кости. Номер Восемь зашипел, вскакивая на ноги и непроизвольно морщась. — К-кто? Они обменялись взглядами. Восьмой покачал головой, прежде чем в его глазах мелькнуло узнавание. — Папа? Он говорил таким тихим голосом. Номер Один никогда раньше не слышал, чтобы он говорил как ребёнок, на которого он внешне похож. Номер Два сделала шаг вперед, а Восьмой сжал кулаки. Черт, он собирается телепортироваться! Глаза Восьмого почти маниакально блуждали по всем им. Он громко дышал, как будто только что пробежал марафон, кулаки сверкали от его силы. Его взгляд упал на Первого. — Бен? — можно почувствовать, как его сердце сжимается от того обнадеживающего и душераздирающего тона, которым Восьмой произнёс имя. Остальная часть Академии Амбрелла отреагировала на него так же в их первую встречу. — Номер Один, приведи его, — приказал Реджинальд. Первый сглотнул, чувствуя странную нервозность, прежде чем медленно приблизиться к Восьмому. Он видит, как мальчик разжимает кулаки, его силы рассеиваются. — Эй, — попытался он успокоить мальчика. — Иди сюда, пойдем домой. Вместо этого Номер Восемь схватился за голову, бормоча бессвязные слова и что-то похожее на название Академии Амбрелла. Тем не менее, Номер Один сумел подобраться к нему без дальнейших проблем. Он поднял парнишку, который почему-то был таким легким, и взвалил его себе на плечи, как мешок с картошкой. Восьмой слабо вырывался из его захвата. — Голова... болит?... Бен?.. Первый?... Реджинальд махнул рукой в сторону фургона, прежде чем направится в его сторону. Остальные члены Академии Спарроу послушно последовали за ним. К тому времени, как они добрались до машины, Реджинальд уже был внутри и нетерпеливо махал Первому, чтобы тот вошёл внутрь. Первый посадил Восьмого на сиденье, мальчик выглядел ошеломленным и смотрел куда-то вдаль. Он все еще бормотал имена, и слезы текли из его глаз. — Что с ним происходит? — спросил Первый. Реджинальд наливал в чашку серую жидкость, перед ним лежал раскрытый портфель. — Я недооценил его одержимость. Какая-то его часть отказывается забыть и упрямо хочет вспомнить. Учитывая, как идут дела, он будет продолжать забывать и вспоминать, и так в бесконечном цикле, пока его разум не разрушится. Старик встал, но в его глазах не было раздражения, как предполагал Первый. На самом деле старик выглядел неохотно впечатленным, как будто Восьмой был собакой, показывающей ему новые трюки. — Номер Пять, — позвал Реджинальд, и мальчик посмотрел на него. — Ты действительно восхитительный экземпляр и успешно доказал мне, насколько ты опасен. Ты видишь это? Папа потряс прозрачной чашкой перед Восьмым. Мальчик попытался вырваться, но Первый легко удержал его. — Я просто хочу ... пойти д-домой... пожалуйста ... устал... — умолял мальчик, цепляясь за одежду Первого, как за спасательный круг. Первый умоляюще посмотрел на отца, но Реджинальд лишь покачал головой. Он вздохнул, прежде чем решительно толкнуть едва сопротивляющегося ребенка обратно на свое место. Восьмой был так слаб, что Первый был уверен, что сможет удержать его одной рукой. — Мне жаль, — с сожалением сказал Первый, прежде чем успокаивающе погладить мальчика по голове другой рукой. Это было пустое утешение, но мальчик так обезумел от боли, что все равно наклонился навстречу прикосновению. Постепенно он чувствовал, как мальчик расслабляется с каждым прикосновением, и на него был обращён нежный взгляд. Чувство вины, нахлынувшее на него, было почти болезненным. — Не волнуйтесь, вы оба, — сказал Реджинальд и поднял голову мальчика вверх. Восьмой перестал сопротивляться, но все еще скулил от боли. — После этого он ничего не почувствует. Реджинальд влил жидкость в податливый рот Восьмого. После этого папа заблокировал ребенку рот и нос, фактически вынудив его проглотить смесь. Первый почувствовал, что хватка на его руке постепенно ослабевает. Он отстранился и посмотрел, как болезненное выражение на лице ребенка медленно исчезает и сменяется пустым взглядом. Номер Восемь обмяк, словно с его конечностей внезапно срезали веревки. — Ч-что ты сделал? — Эмоции были слишком опасны для него. Я просто убрал их. Реджинальд щелкнул Восьмого по лбу, но мальчик даже не вздрогнул. — Видишь, боль прекратилась. Где моя благодарность, Номер Восемь? Мальчик лениво опустил глаза и встретился взглядом с Реджинальдом. Он выглядел умиротворенным, но в то же время совершенно не в себе, словно безмозглая марионетка. — Спасибо, папа. (Глубоко в новой штаб-квартире Комиссии зазвонил Бесконечный Коммутатор. На встревоженной фигуре Херба замерцали красные огоньки. Официально они стали на шаг ближе к апокалипсису.)