***
На следующее утро Восьмой уже размахивал метафорическим белым флагом. Всю ночь он провел, фантазируя и извиваясь под одеялом в течение нескольких часов, прежде чем наконец заснул. Что ещё хуже, когда он пришел в себя, то обнаружил, что стоит посреди коридора между всеми комнатами Академии Спарроу, сжимая в руке ту же ручку, что и с Шестой. Он не помнил, как проснулся и вышел из своей комнаты, и Восьмой наконец понял, что он, возможно, недооценил свои собственные импульсы. Восьмой должен кого-то убить. Каждая клеточка его тела требует этого, и Восьмой, наконец, снова готов подчиниться. Он хочет спать спокойно, и если для этого нужно кого-то убить, пусть. Это была долгожданная награда за его самоотверженность, он мог себя немного побаловать.***
Завтрак был тяжелым испытанием. Все поглядывали на место Третьего с самым жалким видом, который Восьмой когда-либо видел. Они почти не притрагивались к еде, предпочитая играть с ней вилками. Восьмому нравилось это зрелище, но, к сожалению, он очень спешил. И сегодня ему было недостаточно просто видеть эмоциональную боль. Без всякого предупреждения он ударил ножом по столу. Встревоженные глаза устремились на Восьмого, за исключением Реджинальда, который продолжал есть, как будто ничего не слыша. — Я ухожу, — небрежно заявил Восьмой, ухмыляясь. Он почти чувствует, как шок прокатывается по комнате. Реджинальд наконец оторвался от еды и посмотрел на Восьмого с едва скрываемым раздражением. — Уходишь? Тебе нельзя выходить на улицу. Ты должен тратить свое время с умом, а не бродить по городу, как потерянная лошадь. — Забавно, — сказал Восьмой таким тоном, который ясно говорил, что он вообще не находит юмора в этом разговоре. — Я не спрашивал разрешения. Некоторые возмущенно посмотрели на Восьмого. Номер Два и Пять были в ярости из-за его отсутствия дисциплины, а Четвертый выглядел почти испуганным. Тем временем Номер Шесть яростно качала головой, глядя на Восьмого, как будто она действительно могла его разубедить. Восьмой закатил глаза и молча встал. — Я не одобряю это нарушение субординации, Номер Восемь. Твое высокомерие – не что иное, как презрение. А теперь сядь и извинись за то, что потревожил то, что должно было быть тихой трапезой, пока ты не вмешался, — Реджинальд едва повысил голос, но от его слов по всей столовой пробежал холодок. Он действительно умел подчеркивать свои самые обидные замечания, не теряя при этом совершенного самообладания джентльмена, которым он определенно не был. Восьмой намеренно вздрогнул на секунду, прежде чем встретиться с Реджинальдом взглядом, полным решимости. — Третий мертв, — это простое заявление заставило вздрогнуть и его семью, — И, как ты сказал на похоронах, возможно, это была наша вина. Номер Один стиснул зубы, прежде чем посмотреть на свою тарелку. — Мне нужно улучшить себя и свои способности. Мне нужно познакомиться с городом, и я не могу позволить тебе удерживать меня здесь, в особняке, когда мои силы буквально НЕ позволяют оставаться на месте! Восьмой почти видел, как крутятся шестеренки в голове Реджинальда, анализируя его слова и выискивая в них логические ошибки. Восьмой не мог позволить себе ждать, пока он найдет какие-либо неточности в его аргументах, он должен уйти, но он не может быть слишком дерзким. Его доводы, должно быть, выглядели так, будто он все еще верен, просто отчаянно хочет стать лучше и достаточно упрям, чтобы время от времени нарушать некоторые правила. — Я не собираюсь ждать, пока кто-то из нас снова умрет, прежде чем что-то предпринять, — он не смог удержаться и укорил их, — В отличие от всех вас, хандрить не для меня. Он отошел от стола и широко улыбнулся им. — Я вернусь до того, как вы заснёте, — сказал он. Восьмой лениво махнул рукой, когда портал поглотил его целиком.***
Он приземлился в парке, как и планировал, но дерево, в которое он чуть не врезался, не входило в его планы. Восьмой ненадолго задумался о поджоге. Видите? Вот почему ему нужно было выйти на улицу! Но сегодняшней целью было не это. Он снял пиджак, свитер и галстук, а потом аккуратно заправил белую рубашку. Он небрежно спрятал одежду под ближайшим кустом, прежде чем сунуть руки в карманы. Ощущение ножа (он украл его перед завтраком) внутри почти заставило его дрожать от нетерпения. Если еще слишком рано убивать Академию Спарроу, он мог бы найти какое-нибудь случайное гражданское лицо, с которым можно было бы поиграть, чтобы развлечься. В конце концов, не было никакой необходимости морить себя голодом из-за того, что он хочет кого-то убить. Он выбрал случайное направление и пошел в никуда, обдумывая свой выбор. Мужчина? Женщина? Или, может быть, ребенок? Он выберет одного и сделает так, чтобы это длилось как можно дольше, так что, может быть, ему все-таки стоит выбрать мужчину? — Пятый? Невольно его тело напряглось от обнадеживающего голоса, который прервал его мысли. Он обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как Эллисон поспешно закрыла рот, словно удивляясь самой себе. Она стояла на другой стороне дороги в неприметной одежде, стараясь остаться незамеченной. Он чувствовал, как учащается его сердцебиение, но не так быстро и голодно, как бывает, когда он проявляет агрессию. Это было почти болезненно. Глядя на нее, он испытывал смутную боль, которую не мог ни описать, ни проследить её источник. Он крепче сжал нож и пристально посмотрел на Эллисон. Несколько эмоций промелькнуло в ее глазах, но слишком быстро, Восьмой не смог понять их. Взгляд вниз длился примерно 3,68 секунды, прежде чем она сделала глубокий вдох и с усилием расслабила плечи. — Пятый, пожалуйста, мы можем поговорить? Восьмой ухмыльнулся ей, широко и без искренности. — Нет. Он продолжает пристально смотреть на нее, особенно на ее губы. Если она попытается распространить слухи о нем, Восьмому придется ее убить. Она не была идеальной жертвой, но он был уверен, что в любом случае сможет её убить. Или, может быть, ему удастся захватить ее? Он мог бы передать ее Академии Спарроу, тем самым завоевав их доверие, а затем заманить оставшихся Зонтиков в ловушку. Есть ли лучший способ считаться союзником, чем помочь избавиться от врагов? Или, может быть, он мог бы разозлить Зонтиков настолько, что они убьют Воробьев за него, потому что, как бы Восьмой не наслаждался, убивая их своими собственными руками, он мог бы избежать наказания, если бы было больше возможных подозреваемых. Во всяком случае, это было бы намного чище, чем с бомбой. Однако Восьмой не мог позволить себе быть безрассудным. Вполне вероятно, что кто-то из членов Академии Амбрелла находился где-то поблизости. Или, может быть, они окружили его уже сейчас? Должно быть, что-то в его отстраненном облике выдавало явное недоверие и враждебность Восьмого, потому что Эллисон сделала шаг назад. Его сердце необъяснимо сжалось от боли при этом движении. Боль. Причинять боль. Они причиняют мне боль. Они ведь враги, верно? Восьмой стиснул зубы, ненавидя нехарактерную для него нерешительность и неуверенность, которые внезапно появились из ниоткуда и захватили контроль над его телом. Они слишком долго смотрели друг на друга. Он проткнул эту женщину иглой, предал ее веру в то, что он – её семья. В тот раз он не колебался. Почему он колеблется сейчас? Просто напади на нее. Или уйди. Она опасна, болезненна и сбивает с толку. Как и вся её семья. Восьмой не должен отвлекаться. Он пришёл сюда, чтобы развлечься, а не возиться с ней. Только не с НЕЙ. Кем бы она ни была. Кем бы она не была для Восьмого. Просто напади на нее. Или уйди. Восьмому захотелось уйти прямо сейчас. Он почувствовал знакомое жужжание активирующихся сил, и Восьмой сделал шаг вперед, готовый переместиться куда-нибудь. Куда угодно, только не оставаться здесь. — Подожди! Пожалуйста! И, к своему разочарованию, Восьмой остановился. Черт. Что? Может она распространила о нем слухи? Он не мог остановить рычание, которое эхом отдавалось в его горле. — Что? — сплюнул он. — Мне не о чем с тобой разговаривать, а ты тратишь мое гребаное время! Вместо того чтобы вздрогнуть от его внезапного гнева, она просто сделала медленный, маленький шаг вперед. Эмоции в ее глазах менялись медленнее, но становились сильнее. В ее взгляде была скрытая тень страха и неуверенности, но она была почти скрыта решительным и умоляющим взглядом на ее лице. Ее глаза говорят о многом, Восьмой недоумевает, как кто-то может так много чувствовать. Он почти ничего не чувствовал, но эта женщина перед ним была напугана, счастлива, решительна, чувствовала вину, умоляла, страдала и… любила. У Восьмого перехватило дыхание. Я уколол тебя. Она сделала еще один шаг вперед, немного быстрее, чем первый, но все так же осторожно. В ее глазах постоянно вспыхивают эмоции. Я сделал тебе больно. Как он ни старался, он не видел ненависти в многочисленных эмоциях, которые каким-то образом пересекли ее лицо. Она направилась к нему. Ее руки в пределах видимости, а голос нежный и добрый. — Я обещаю, что я одна, я только что рассталась с Диего, пока искала место для проживания. Это не ловушка. Я просто хочу поговорить, Пятый. Пожалуйста. Я сломал ногу твоему брату. — Пожалуйста, дай мне шанс. Восьмой поджал губы. Она была прямо перед ним на 1,65 метра. Почему он подпустил ее так близко? Он помнит её объятие. Он хотел бы забыть это объятие. Если бы прямо сейчас она обняла его, он поступил бы так же? Или она больше никогда не будет обнимать его? Он отвлёкся. Черт. Встань на правильный путь, Восьмой. Встань. На. Чертов. Правильный. Путь. — Конечно, я дам тебе шанс, — пожал плечами он, и ее лицо озарилось надеждой. Восьмой скривил лицо в уродливой усмешке. — Я дам тебе шанс уйти от меня, прежде чем я попытаюсь вывести тебя из строя. 2 минуты. Разве я не милосерден? Он подошел ближе с вызовом в глазах. 1,17 метра. На долю секунды она заколебалась, но Эллисон храбро шагнула вперед. 0,69 метра. Во рту у него пересохло. Ему не нравится ни расстояние, ни неприятное чувство страха, охватившее его. Он даже не знает, чего боялся. Его так и подмывало отступить назад, уйти и забыть обо всем случившемся. И все же, подобно величайшему лицемерию, которое Восьмой имел несчастье осознать в отношении самого себя, он испытывал огромное искушение остаться. Академия Амбрелла сбивала с толку и, вполне возможно, представляла угрозу, но они также принесли с собой новый набор эмоций для Восьмого. Ему было… любопытно, мягко говоря. Любопытно посмотреть, что они могут ему предложить. Они могут быть полезными игрушками… — Мы могли бы поговорить за чашечкой кофе, — взмолилась Эллисон, еще сильнее отчаявшись. — Я знаю хорошее место и даже заплачу за тебя! Кофе. Он действительно хотел кофе. И он, вероятно, сможет сделать то, что планировал, позже. Он обдумывал ее предложение в течение нескольких миллисекунд, прежде чем выдвинуть свое собственное требование. — При трех условиях. Ее голос приобрел нетерпеливый тон, но она также выглядела так, словно ожидала от Восьмого чего-то плохого. — Каких? — Ты пойдешь со мной одна. Ты никому не скажешь, что идешь со мной. И ты не будешь говорить. Между ними повисло молчание. Восьмой ухмыльнулся, прекрасно понимая, какие последствия и какую опасность она может навлечь на себя, если согласится. Сказать «Да» этим условиям — подписать себе смертный приговор. Даже ребенок может описать эту ситуацию, как очевидную ловушку. Смелое требование несколько разозлило ее, но она также выглядела обиженной невысказанным обвинением. Я тебе не доверяю. Но если ты что-то хочешь от меня, тебе все равно придётся слепо доверять мне. Какой идиот скажет «да»? Он торжествующе и насмешливо вздохнул и пошел прочь от нее. Звук ее шагов последовал за ним. Искренне удивленный, он снова посмотрел на нее. Все ее тело пылало яростной решимостью, как у закаленного солдата, готовящегося к войне и к худшему, что может только предложить судьба. Ее голос разнесся по улице, чистый, сильный и уверенный. — Ладно. Но сначала мне нужны бумага и ручка.***
Эллисон, вероятно, принимала худшее решение в своей жизни, но она знала, что то, что она делает – неизбежный риск, на который им все равно придётся пойти. Они должны каким-то образом установить контакт с Пятым, и если они сделают это группой, у него это вызовет только гнев. Он не успокоится, если почувствует, что ему грозит опасность, а численное превосходство – верный способ убедиться в этом. Однако делать это в одиночку опасно не для него, а для них. Прости, Клаус. Она шла рядом с Пятым, безуспешно пытаясь не смотреть на него с опаской. Он был зловеще спокоен, его шаги и дыхание едва различимы в городском шуме. Он был совсем рядом, но она едва ощущала его присутствие. Убийца. Их младший брат – лучший убийца во всем пространственно-временном континууме, и Эллисон согласилась пойти с ним одна. Она была осторожна, но в то же время ужасно скучала по нему, и Эллисон не могла избавиться от чувства облегчения, когда поняла, что Пятый больше не в Академии Спарроу. Он здесь, с ней, там, где ему самое место. Ей не нравилась мысль, что он был наедине с их жестоким отцом, который играл с воспоминаниями Пятого, как будто он был игрой, которую он мог сбросить и контролировать. Она устала от всего и от всех, кто был одержим идеей сделать жизнь их брата как можно более несчастной. — Что? — его вопрос прозвучал едко, а глаза сузились от раздражения. «Извини, просто задумалась», — написала она. Процесс написания ее слов вызвал неприятные воспоминания об их первом апокалипсисе, о Ване и перерезанном горле, об их ошибке, которая привела в движение домино, которое было их запутанной жизнью. Ее умение обращаться со словами было самой сильной стороной, и она чувствовала, что у нее отняли важную часть. Пятый закатил глаза, прежде чем продолжить свой шаг, обводя взглядом все вокруг в сверхбдительной манере, которая только подчеркивала, насколько он не расслаблен сейчас. Она прикусила губу, чтобы заглушить собственное злое рычание. Это была еще одна вещь, которую Реджинальд отнял у них: почти прекрасное доверие Пятого к своей семье, несмотря на все годы, проведенные друг без друга. Все усилия, которые они предпринимали, чтобы приблизиться к брату, были стерты начисто, как ненужная грязь на лобовом стекле. Реджинальд всегда имел привычку портить им жизнь, и становилось все более очевидно, что даже новая временная шкала не смогла бы изменить это. Они остановились перед кафе Гридди. Это был тонкий толчок для Пятого, она надеялась, что узнавание мелькнет на его лице, но он даже не удостоил его и взглядом, прежде чем войти. Это было болезненно разочаровывающе, это было похоже на пощечину реальности. Этот пончиковый магазин хранил много их теплых воспоминаний, воспоминаний о том, как они включили Ваню в свою группу, где никто не беспокоился о том, чтобы соперничать друг с другом, чтобы получить призрачную похвалу отца. Теперь для Пятого это был просто магазин пончиков. Она почти чувствовала, как слезы разочарования навернулись ей на глаза, судорожно вздохнула и последовала за ним внутрь. Он сидел в кабинке, откуда хорошо было видно вход в магазин пончиков. Он выглядел неуместно в этом ярком интерьере. Он приподнял бровь, глядя на неё. Эллисон подавила желание слабо закатить глаза, нежно глядя на его драматические сцены. Она подошла к их столику, попутно что-то записывая в блокнот. Она подняла его, когда он был достаточно близко, чтобы прочитать то, что она хотела сказать. «Заказ?» — Черный кофе, — ответ был быстрым и ожидаемым. Некоторые вещи, похоже, остались неизменными, Эллисон была благодарна за это. «Пончик?» Он нахмурился, прочитав ее записку, его глаза скользнули по широкому, красочному выбору, прежде чем он пожал плечами. — Закажи что-нибудь. Она кивнула и подошла к стойке. Добродушная женщина поздоровалась с ней и приняла заказ, на ее ярко-розовой униформе был прикреплён бейджик с надписью «Агнес». Возвращаясь к их столику, она смотрела на Пятого, который был занят тем, что тупо смотрел в окно и на всех людей, идущих по улице. Он был непривычно спокоен, постукивая пальцами по столу, но не так, как обычно, когда он терял терпение. Он всегда спешил, как будто само время наступало ему на пятки, и все это время его глаза были сосредоточены на единственной цели. Но теперь Эллисон могла представить себе, как он идет по улице, ни о чем не заботясь. Это было самое очевидное, что изменилось в Пятом. Пылающий огонь в его глазах исчез, сменившись тревожной пустотой, его гнев больше не был похож на жар, скорее на холод. Она заметила этот факт, когда разговаривала с ним несколько минут назад, его враждебность, хотя она никогда прежде не была сосредоточена на Эллисон, не была похожа на его собственную. Когда они покупали ей ручку и бумагу, он смотрел на все в магазине, как на расплывчатое развлечение, прежде чем так же быстро потерял интерес. «Заставьте Номера Восемь полюбить вас. Сильно.» Как? Человек перед ней, казалось, не был способен любить. Он выглядел... временным, как будто мог исчезнуть в любую секунду, и Эллисон больше никогда его не увидит. Она села прямо перед ним, и его пальцы остановились. Это был единственный признак того, что он заметил ее появление. Эллисон ненавидела чувствовать себя беспомощной. Она ненавидела себя за то, что она просто не могла оторвать своего брата от больше-не-их-отца, когда было очевидно, что это причиняет ему какой-то вред. Она отчаянно желала, чтобы это было временно, чтобы они снова не потеряли Пятого, не торопясь и медленно пытаясь приблизиться к нему. Она устала терять людей, которых любит. — О чем ты хотела поговорить? — протянул он, медленно поднимая на нее глаза. Она торопливо написала в блокноте: «Разве ты не хочешь вернуть свои воспоминания?» Его губы слегка дернулись вверх, но в глазах не было радости. — Нет. «Почему нет?» Эллисон не хотела слышать его ответ, но все равно написала свой вопрос. — Мне плевать. Эллисон хотелось закричать, но она подавила это желание. Он либо действительно имел это в виду, либо говорит это, чтобы вывести ее из себя. Херб предупреждал их о Пятом, о чудовище, с которым они столкнулись. — Данных было немного, но он потерял контроль в самом начале эксперимента, — сказал Херб. — Он существо инстинктивное и импульсивное, обычно склонное к насилию. Он вырвал ухо медсестре, чтобы посмотреть, сможет ли он извлечь из него кости. Он плакал и умолял, чтобы его выпустили, сотрудничал в течение целого дня, а потом ударил кого-то в спину только потому, что мог. Он способен играть в длинную аферу, но он так же подвержен приступам случайного нетерпения. Он мог быть осторожным, мог быть небрежным. Все зависит от его прихоти, от того, как он себя чувствует в этот конкретный день. Судьба мира оказалась в опасности из-за прихоти. Разве это не замечательно? Агнес принесла их заказ, и они молча выпили кофе. Она едва ощущала вкус своего напитка, слишком занятая мыслями о том, как бы помочь Пятому, как бы им всем вернуться домой. Она постепенно начинала понимать, что у них нет другого выбора, кроме как следовать плану Херба. Но как, черт возьми? Эллисон даже не знала, что Пятому нравилось в ней, да и вообще в любом из них. Черт возьми, они только недавно узнали, что ему вообще что-то нравилось в них. После тщательного обдумывания Пятый откусил свой пончик, его глаза немного расширились, прежде чем он откусил ещё раз. Он по-прежнему предпочитает ту же начинку для пончиков. Она была благодарна, что правильно вспомнила. Она сделала мысленную пометку в следующий раз предложить ему бутерброд с зефиром. Он облизал пальцы, прежде чем сделать еще один глоток кофе. Он поставил его на стол с тихим звоном и с любопытством посмотрел на нее. — Ты глупа, ты ведь это знаешь? «Я хочу, чтобы ты мне доверял. И я не добьюсь этого, если поступлю с тобой наоборот», — написала она. Им придется довериться чудовищу, которое создали Комиссия и Реджинальд, поверить, что он не предаст их, пока они будут пытаться сблизиться с ним. Потому что никакая связь не может быть построена без доверия. И Пятый никогда не доверится им первым. Он насмешливо фыркнул. — Как я уже сказал, глупо. «Я знаю.» Эллисон до сих пор помнила, как игла покалывала ее кожу. Пятый выглядел недовольным, и в его глазах вспыхнуло разочарование. После дальнейших размышлений Эллисон снова начала писать. «Ты наш брат, и мы хотим, чтобы ты вернулся. НЕСМОТРЯ НИ НА ЧТО.» Он отстранился, словно обжегшись от ее слов. Она чувствовала, как растет его напряжение. — Хочешь, чтобы я вернулся? — он выдавил из себя эти слова. — Ты даже не знаешь меня. Эллисон зачеркнула «я знаю», которое начала писать. В конце концов, несмотря на все усилия сблизиться с Пятым за все время их бега, их разговор с Хербом просто доказал, что они никогда не знали его хорошо. «Я хочу узнать тебя, но мы все равно будем хотеть, чтобы ты вернулся», — пообещала она вместо этого. Он резко встал, его глаза горели от непроницаемых эмоций, и Эллисон не должна была испытывать облегчение при виде этого, но она испытала. Это был Пятый. Ее Пятый. Их Пятый. — Ты бредишь и лжешь, — выплюнул он. Она торопливо записала свои слова, пытаясь закончить их до того, как он попытается уйти. «Меня бы здесь не было, если бы я не хотела этого» — слова были неряшливыми и колючими. Он покачал головой, и из него вырвалось рычание. Он выглядел готовым к нападению, и Эллисон вспомнила, как Ваня держала его за руку, говоря, что она хочет, чтобы он был с ними. Она вспомнила, как уязвимо выглядел Пятый, почти не веря, но в то же время болезненно надеясь. Она пожалела, что они не прошептали ему больше слов любви. Она хотела бы, чтобы они сказали ему, как сильно они его любят, когда это могло означать что-то большее, чем просто пустые слова от совершенно незнакомого человека. — Я ухожу, — заявил он сквозь стиснутые зубы. — Пожалуйста! — она не могла остановить ни слова, слетевшие с ее губ, ни то, как ее рука инстинктивно схватила его за запястье. — Пожалуйста, встретимся здесь снова. Завтра? Пятый посмотрел на нее, стиснув зубы, прежде чем громко вздохнуть. Напряжение покинуло его, когда он вырвал своё запястье из ее мягкой хватки. — Хорошо. Он телепортировался. На следующий день он так и не появился. И на следующий день тоже. Эллисон все равно ждала его.