Неизбежность диссонансов

От Зи редко приходят новости: матушка АННЕТ не дотягивается своими сетями туда, где служит моя бойкая подруга. Там нет даже старомодных телефонных линий. И электричества. И дорог. Только чёрный снег, какие-то безумные дикари и мутировавшее зверьё всех мастей. Моя Зи – на переднем крае фронта, отделяющего последний оплот цивилизации от хтонического ужаса Мёртвой зоны. Я купил у антиквара древний, лет сто как неработающий приёмник. Не иначе как чудом его починил, и теперь имею возможность получать от Зи редкие радиограммы. «Здесь повсюду холодно и мерзко. Но какие восхитительные пейзажи! Огромные атомные грибы растут каждый день прямо вокруг нас!» «Воздух отравлен токсическими испарениями. Постоянно хожу в респираторе. Так привыкла к нему, что порой кажется, он начинает прирастать к моему лицу» «Я примерно тысячу дней не носила нормальной женской одежды. Уже начинаю забывать, какого я на самом деле пола» «Кто бы мог подумать, что мародёрство – это весело? Вчера нашла в Зоне симпатичную кружку. Понятия не имею, кому она могла принадлежать раньше… а теперь будет моей. Нужно только хорошенько отмыть: кружка вся чёрная изнутри и снаружи» И наконец: «Поздравь меня, Крис. Я капитан» Столько гордости было в её далёком голосе… Зи по-прежнему не унывала. Она стойкая, моя девочка. Ни у кого я не видел такого пронзительного жизнелюбия. Даже на войне, среди тягот и лишений, она остаётся собой. Зи верна своей незаурядной судьбе: вот уже и офицерское звание получила, и целый отряд новых миньонов под своё командование. А я бесконечно далеко от линии фронта, в пока ещё мирном, совершенно не тронутом войной мегаполисе, в самом сердце Эврики. Покупаю и чиню винтажную технику. Нахожу в этом какое-то странное, почти извращённое удовольствие: возвращая к жизни вышедшие из строя давно никому не нужные аналоговые приборы, я чувствую себя чуточку ближе к той части Вселенной, где нет сетей, электричества и дорог. К той, где Зи. К той, куда мне не попасть. Знакомые презрительно зовут меня хипстером: одержимость древней техникой немного нетипична для нашего поколения. Но теперь насмешки не способны вывести меня из равновесия. Я стал предельно спокойным, весьма чопорным, невыносимым занудой. Я ДЕКС. Мой эмоциональный диапазон значительно урезан как аппаратно, так и программно. Жалею ли я о потере 74% процентов своей плоти? Может, и жалел бы… но рефлексия теперь вне моего понимания. Доброкорп не покалечил, а усовершенствовал меня: быть ДЕКСом – значит, верить в это как в нередактируемую аксиому. Я больше не устаю – значит, не нуждаюсь в отдыхе. Я не принимаю пищу обычным способом и не испытываю полового влечения. Я неспособен ощутить гнев, ревность, зависть, обиду. Я почти не чувствую боли. Зи говорила, что не стоит противиться переменам… наверное, она была как всегда права. И я по-прежнему её любил. Корпорация Добра отняла у меня почти всё – но не это. Никто не отнимет у меня Зи. Никто. Никогда. Зи говорила, я мог бы стать детективом. Я стал им. Теперь отлавливаю Неподключаемых во славу матушки АННЕТ. Для такой работы нужен именно ДЕКС: кто-то, готовый полностью сконцентрироваться на своих задачах, не отвлекаясь на удовлетворение человеческих потребностей. Кто-то, способный удержать в голове сотни алгоритмов, имён, паролей и явок, неустанно идти по следу подозреваемых, бесстрашно вступать в бой с превосходящими силами террористов, безжалостно допрашивать их с применением пыточного оборудования, а затем – казнить. Здесь я делаю то же, что и Зи – на далёком фронте: я сохраняю Эврику, нашу прекрасную родину. - Пи, для тебя видеосообщение, - пискнул на столе мой электронный секретарь. - Да, Киттихоук. Принять. Я намерен был получить техническое задание к новой миссии, но на экране появилось знакомое незнакомое лицо: - Приветики, Крис… не ожидал, да? Хах, для меня ведь командировка в Куб 15 тоже оказалась сюрпризом. Представляешь, какой-то умник из Директората высчитал, что я самый везучий человек на свете! Учёные намерены хорошенько меня исследовать. И… я здесь, Крис. Уже в городе. Мне хотелось бы встретиться, если… ну, если хочешь. С каждым услышанным словом я всё больше впадал в ступор. С экрана смотрела моя и не моя Зи. Не девчонка, которую я так хорошо знал. Теперь – взрослая женщина. Война начисто стёрла с её лица юношескую миловидность: теперь она будто вся состояла из резких грубоватых линий и острых углов. Сухая, матёрая, почти бесполая. И она по-прежнему была бесконечно дорога мне – как и будет дорога всегда. Дрожащей рукой я включил камеру. И щерясь во всю ширину своего рта чем-то фатально мало похожим на улыбку, пытался сказать своей возлюбленной так многое… но вышло только: - Зи… Зи… моя Зи!