Кровь мадам Дюпэн

Адриан склонил голову, разглядывая пустую и холодную постель Маринетт. — Её здесь и не было, — озадачено прошептал молодой человек. — Куда же она пошла? Кажется, леди Маринетт разминулась со мной. Мрачные мысли холодком мазнули по позвоночнику, он тут же нахмурился. Вспоминать о том, что всего в нескольких комнатах отсюда находится главный истязатель его жизни и палач последних лет, совсем уж было запретно. Иначе Адриан рисковал сорвать последние петли на дверях, куда запихнул все свои гневные переживания, всё раздражение и невыраженную ранее усталость. И всё это — каждая капелька злобы, каждая крупица ненависти и презрения — было адресовано лишь одному человеку. Габриэль Агрест. Мирно посапывающий в своей дорогой постели. И не являющийся ни единой минуты Адриану отцом. Мысленно молодой человек представлял, как палач умирает. Довольно часто представлял раньше, как собственноручно хватает оного и прокусывает его горло. Наслаждается трепыханием испуганного тела и вытирает стынущую на губах кровь, откидывая коченеющее тело подальше от себя. Но сейчас… в этом не было смысла. Смерть ничего не решает. Его проблем уж точно. Свобода была чем-то эфемерным, ведь он по-прежнему был один. Маринетт с ним не было. — Чёрт, — прошептал Адриан, прикрывая глаза ладонью. — Надо сдержаться. Так будет лучше. Спрыгивая с окна, он осознал, что хочет видеть её. Сейчас же.

***

— Когда-нибудь хоть одна поездка в карете не будет для меня столь нудной и тревожащей душу? — кисло пролепетала Маринетт в пустоту. За окном снова пейзажи сменяли друг друга, едва освещённые лунным светом. Лишь благодаря обилию белого и пушистого снежного покрывала можно было хоть что-то разглядеть в безграничных просторах ночи. Периодически щурясь и вздыхая от превратностей судьбы, синеволосая девушка покрепче закуталась в верхнюю накидку. Она набросила её в спешке покидая особняк герцогини и не прихватила с собой даже дополнительного покрывала. Становилось прохладно, с непривычки, девушка ощущала себя не в своей тарелке. Ночные поездки с сонным экипажем были для неё в новинку. Впрочем, это едва ли стоило внимания, если учесть недавние события этого вечера. Хлоя Буржуа могла оказаться таким же «цветком», что и Адриан. Более того, спутница жизни вдовствующей герцогини совершенно точно была им. Маленькое дитя, пьющее кровь. — Интересно, как она будет выглядеть в своём взрослом обличии? Маринетт не испытывала страха за себя. Лишь за Адриана. Если эти люди были такого же вида, тогда вполне возможно, что они могли бы ему помочь в будущем. По крайней мере, адаптироваться в этом мире, не готовому открыться «людям ночи» и с любезностью отворить все возможные двери. С другой стороны, девушка сомневалась, что у темпераментной особы и её избранницы нет скрытого умысла. Они знали о том, что в доме в подвале Агреста-старшего был кто-то их вида. И ничего не сказали по поводу планов на будущее. Зачем им Адриан? Кто из прислуги рассказал дому Буржуа о секрете, хранимом в подвале у герцога Агреста? И главное — как уберечь самого молодого человека от всех бед и дать ему шанс на лучшую жизнь? Маринетт потёрла ладони, стараясь согреться и не окоченеть от тревожности. Она раз за разом возвращалась к мысли о том, что нет у неё пока ответа ни на один из животрепещущих вопросов. Адриан мог сбежать из заключения в любой момент, однако предпочитал оставаться взаперти. А затем, нарушив собственный запрет, появился перед ней в первый зимний снежный вечер, так искренно говоря о своих чувствах. Он скучал. И это было самым важным, что могла услышать Маринетт, самым волнующим. Сердце трепетало. Хотелось кричать от избытка эмоций. Он тосковал, будто она стала кем-то особенным для него. Но… когда она это сделала, в какой момент и почему? Маринетт была готова списать это чувство на привязанность, ведь оказалась первой, кто был добр к нему. Наверняка юноша просто испытывает благодарность. Тогда, если появится ещё кто-то, кто будет добр и отзывчив к нему, он исчезнет. Мотнув головой, девушка закусила губу. Эта мысль почему-то её раздражала. — Должно быть, его поведение окончательно вскружило мне голову, — сипло выдавила из себя девушка. И её догадка подтвердилась с блистательной ясностью, расплавляясь в тысячи отблесков, мерцающих в изумрудных глазах. — Мадам Маринетт, — шепнул брюнет, оказавшись прямо в окне. Девушка ошарашенно икнула. — Адриан?! С поразительной лёгкой непринуждённостью, молодой человек открыл дверцу и залез в карету. Маринетт испуганно дёрнулась и ринулась к окну, желая посмотреть на кучера. Однако тот продолжал болтать ногами и напевать какую-то старую песенку, бубня под нос и не замечая ничего вокруг себя. Даже человека, вскочившего на полном ходу в карету. Как быстро он бежал? И как может передвигаться на такой скорости в принципе? — Я не смог вас найти в доме. Вот и пришёл, чтобы встретить вас здесь, — проговорил Адриан, тепло и преданно улыбаясь. Этот бесхитростный прищур зелёных глаз и неловко прижатые руки за спиной просто обескураживали. «Что? Почему у меня ком в горле от одной только мысли о том, что по мне тосковали? Он искал меня…». Маринетт рухнула обратно на сидение, словно её лишили чувств. Рядом с ним всегда исчезали сомнения, будто по волшебству. Стоило лишь взглянуть в распахнутые глаза со смешинками в самых уголках, как она сама тут же чувствовала облегчение и хотелось улыбаться также беззаботно. — Леди… Но синеволосая покачала головой, заключив в объятия молодого человека и дёрнув того на себя. Говорить не хотелось. Этот взгляд прожигал душу изнутри, и кожа её горела в ответ, сдаваясь на милость хозяину. Почему-то Маринетт казалось, что Адриан, сам того не ведая, стал искусным манипулятором её тела. Стоило лишь взглянуть на неё с другим оттенком, стоило лишь провести тонкими пальцами по чувствительной коже… Она забывалась, сбрасывая весь груз тяжкого бремени на своих плечах. И это мгновение, пусть и недолгое, было столь великолепным, что даже её кровь закипала, взывая к молодому человеку. Поцелуй получился слишком надрывистым, слишком эмоциональным и с привкусом шоколада на его губах. Молодой человек поддался животному напору довольно быстро. Его добродушный взгляд преобразился за один единственный миг, сделавшись хищным и заострённым. Адриан резко раздвинул девичий рот своим языком, с лёгкостью вторгаясь во влажное пространство. Здесь не нужны были мириады эпитетов, чтобы описать всю безысходность происходящего для Маринетт, моральные устои которой были задвинуты на самые задворки подсознания. Здесь не было места скромности. Здесь царил пожар, подпитываемый жаждой насытиться друг другом. — Погоди, — глупо хватая ртом воздух, бросила Маринетт прежде, чем горячие губы снова накрыли её рот. Едва заметно ухмыляясь сквозь поцелуй, Адриан задел кожу своими выступившими клыками. Это было едва ощутимо, но столь интригующе. Маринетт не сдержала первый полустон. Её руки неловко замерли на полпути к талии темноволосого. «Умоляю, пусть этот миг продлится чуть дольше». Это желание было таким нестерпимым, как и жажда во рту. Хотелось молить Господа, лишь бы прикосновение нежных рук не прекращалось никогда. Подобных ласк она не знала, пусть и была замужем. Коротко, недолго. Бессмысленно. Примерно также, как проходила вся её жизнь ранее. Вспоминая своё детство, девушка чувствовала себя несчастной. Наверняка, она казалась именно такой своему окружению. А ведь тогда ей казалось, что всё хорошо и это нормально, угождать отцу, соблюдая его правила и законы со всей педантичностью и скрупулёзностью, на которую только могла быть способна. — Джейн, возьми меня на ручки! — скороговоркой проговорила Маринетт, кружась вокруг зеркала. Ей было всего четыре и весь мир лежал у ног маленькой герцогини. — Конечно, мисс, — радушно отозвалась горничная, обнимая ребёнка. В тот момент Маринетт и подумать не могла, что за ней наблюдает угрюмый и молчаливый отец, в чьем взгляде читалось лишь мрачное недовольство. Она была не такая, не от мира сего. Она напоминала Габриэлю жену, образ которой вызывал долгосрочные мигрени и желание забиться у камина с сигарой в руках и старыми газетами наперевес. — Нет, — сухо сказал Габриэль, проходя мимо и даже не удостоив ребёнка больше и взглядом. — Хватит баловать Маринетт, Джейн. Она уже взрослая, будь с ней строга. Женщина бережно опустила девочку, поспешно извинившись. На следующий день Маринетт не просилась в объятия любимой горничной. И на следующий. И даже через неделю. Габриэль был доволен, тогда как синеволосый ребенок с тоской поглядывал на детей, бегающих за окном и скучающе пинал ножками дорогой пуф. Они жили в одном доме, но совершенно точно находились в разных мирах. И не было между их историями столь глубоких точек соприкосновения, чтобы запасть в память и душу. До теперь Маринетт казалось, что так не бывает. Не может быть, как в романах: бурно и неистово. До дрожи и самого естества. До голода и мороза под пылающей кожей. До потери сознания и хриплых стонов друг другу в уши, горящих от пылких ощущений. И, словно по волшебству, снег за окном, которое украсил сам мороз своими рисунками, пошёл снова. Рассмотреть что-то было уже невозможно. Однако увидеть, как темноволосый юноша с легкостью снимает свою рубашку всё же удалось. Маринетт, наплевав на собственные приличия, поспешила провести дрожащими ладошками по пылающей коже на груди Адриана. Казалось бы, бледный и всегда будто и не живой вовсе человек, должен быть хладен, как ледышка. Но… Он горел не хуже неё самой. Он отдавался трепетным чувствам куда более открыто и смело, без зазрения совести и сожаления по окончанию действа. Единственное, о чём Маринетт стала сожалеть со всей присущей ей раздражённостью, так это о том, что сама она была одета, словно слоеный пирог перед подачей на стол. Поспешив исправить данную оплошность, девушка суетливо заёрзала на сидении. Она сбросила с себя пальто и откинула накидку прочь. Множество пуговиц на платье чудом остались на месте — настолько быстро расправился с одеждой и Адриан, желающий помочь синеволосой освободиться от этого удушливого плена. Девушка ощущала всё тот же опасный жар сквозь ткань нижней сорочки, которая прикрывала её нагое тело лишь отчасти. Она отодвинулась до самого края, довольно сильно столкнувшись с твёрдой рамкой у окна. И ей было бы правда больно в любой другой ситуации, где чувства реальности не притупились бы. Обязательно было. И будет. А пока перед глазами всё плыло и плавилось. Ещё несколько минут назад тому, кажется, Маринетт думала, что замёрзнет здесь. Ещё несколько минут тому назад предполагалось, что каждая её поездка в этой карете была до одури чопорная и скучная. — Адриан, — вздрогнула Маринетт, когда его проворные пальцы спустили лямки её сорочки. Выдох был почти невесомым, но скользнул прямо по его приоткрытым губам. Молодой человек оскалился, обнажив острые клыки. Неловкость исчезла вместе с остатками девичьей одежды и нижнего белья. Сам же молодой мужчина остался в черных брюках. Словно выжидая, выискивая момент до полной капитуляции со стороны девушки. — Не надо ждать, — почти выстонала Маринетт, сталкиваясь с брюнетом губами. Он глухо рыкнул, ощущая напряжение и почти страх в дрогнувшем голосе. Он и не думал останавливаться, когда леди просила так… бесстыдно. Влажно и с придыханием. Он погладил её ключицы, проводя замысловатые линии тёплыми пальцами. Это было едва ли не любимым действом. Фигура девушки так и манила взгляды к себе, приковывала, вынуждая ощущать себя некомфортно без подобных шалостей. Адриан еле успел взять под контроль судорожный выдох, когда её проворные маленькие пальчики проделали с ним тоже самое. Воздух наполнился хриплыми выдохами, сквозь которые периодически можно было услышать лишь имена друг друга. Осмелев, Адриан осторожно коснулся девичьего подбородка, не больно сжав, и отодвинул голову в сторону. Наклониться, впиваясь в шею жёстким поцелуем было самым сладким угощением. Но он не стал вкушать её крови, оставив это напоследок. Вместо этого Адриан очертил дорожкой поцелуев её изгибы и добрался до груди, на которой просто не смел не задержаться чуть подольше. Почти против воли, он возбуждался ещё больше, чем до этого, когда они были в парной ванной. Теперь перед его лицом оказалась маленькая и упругая грудь, так часто вздымающаяся, словно девушка действительно не хватало воздуха. А ведь ей не хватало. Вообще всего. В особенности — этих прикосновений мужских губ на своём теле. Ещё. И ещё. Когда она стала такой жадной? — Ах, — стиснув зубы, шикнула Маринетт, окончательно прощаясь с самообладанием. Адриан улыбнулся, сквозь мокрый поцелуй. Он не хотел отрываться от её груди даже на секунду, слишком уж чувствительной кожа была, слишком вкусной. Ласкать напряжённые соски, чувствуя безумное биение сердца под ладонью, было недостаточно. Язык лучше. Примерно так он подумал в первый раз. И это же повторил сегодня. — Ещё, — сипло сказала девушка, зажмуривая глаза. Это стало своеобразным сигналом, а не приглашением к продолжению. Всего три буквы вбивались в его мысли, напрочь лишая связи с миром. Перед глазами была его леди: распахнутая, жаждущая и очень мокрая… внизу. Он это точно знал. Сладкий запах почувствовать можно было при малейшем вздохе. А дышать приходилось довольно часто. Маринетт ничего не соображала, просто не могла. Где-то на отдалённом фоне, кажется, она что-то сказала. Попросила? Просто движения рук и языка пробирали до дрожи. Она выгнула хребет максимально вперёд, не желая расставаться с этими прикосновениями. Тонкие руки тут же метнулись вверх, сдавливая мужскую шею и протягивая всё тело поближе к себе. — Нет, — юноша качнул головой. — Не так, моя леди. Склонив голову, пытаясь пропустить через себя его слова, девушка замерла. А затем неловко вскрикнула, ведь оказалась уже не сидящей на сидении с неудобной спинкой. Они поменялись местами. Адриан усадил синеволосую к себе на колени, вжавшись в её тельце со всей силой. Он больше не был у её ног. Она больше не была прикрыта клочком одежды. Тем не менее, Адриан достал тот самый плед и накинул тот на девичьи плечи. — Так будет не холодно, — заботливо произнес он. Маринетт заторможено кивнула. Простая мелочь заставила тепло разлиться по её вздрагивающему телу с новой силой. Но холодом здесь и не пахло. В отличие от их возбуждения. Губы обхватили сосок, и глаза Адриана прикрылись от удовольствия. Он хотел рычать, вжиматься в её тело. И больше не запрещать себе двигаться. Но… было рано. Пока ещё. Он слегка сжал клыки на твёрдой вершинке, а затем провел по ней языком. Раз за разом повторяя это действо — был на пути к неминуемому финалу. Горячие пальцы зарылись в волосы на его затылке. Девушка снова прижимала его голову к груди, выгибая позвоночник до хруста. Ладони обхватывают сжатые бёдра и с нажимом приподнимают девушку чуть вверх. Но Адриан не решается сделать большего, просто трётся своим достоинством, выпирающим из брюк, о тонкую кожу. Так надо. Это ведь правильно? Но Маринетт качает головой. — Нет, не так мой… Адриан, — шутливо хмыкает она. А затем расстегивает ширинку на его брюках, и стаскивает те вниз вместе с бельём. Самую малость, но этого хватило, чтобы услышать сдавленный рык и рваный выдох прямо на свой бюст. — Ч-что вы... делаете? «Детей», — мрачно подумала Маринетт, прежде чем и эту мысль закинула куда-то подальше в подсознание. — Просто… Нужно… Туманно объяснила синеволосая. Просто. Нужно. И он понял. Он уже не думает. Просто не может, ведь девушка фактически оседлала его, забирая контроль над ситуацией. Всего лишь пальцы на его достоинстве, но одного сжатия на головке хватило, чтобы дёрнуться и отвести девичьи руки в сторону, вытягивая вверх. Её взгляд прямой, распахнутый. Полный нетерпения. Можно ли? А нужно ли? О милостивые Боги, точно да. Адриан проводит пальцами по мокрым складкам и усмехается. — Вы такая влажная. — Замолчи, — смутившись, взвизгнула девушка и слегка приподнялась. В такие моменты её стыд блуждал рядом с его насмешливостью. Это было поистине необычно. — Тогда… Мне сделать так? Он продолжил удерживать одной рукой её руки вверху, а второй с легкостью провёл по ягодицам, позволяя девушке развести ноги шире, чтобы раскрытая для него мокрая промежность оказалась на уровне члена. Губами тем временем Адриан прошёлся по левой груди девушки. Короткий вскрик и её глаза, словно у обезумевшей, смотрят в потолок. Если и идти ва-банк, то до конца. Одно резкое движение, один сильный рывок, два синхронных стона… и он оказывается внутри. Адриан отпускает её руки, не прекращая ласкать грудь ни на секунду и позволяя девушке привыкнуть к ощущениям. А привыкать было к чему, ведь опустилась она лишь на половину. — Я не закончил, — прошептал в ушко ошеломлённой Маринетт. — Ч-что? — До конца, — сухой ответ и влажный шлепок резко контрастировали друг с другом. Он заполнил её до конца. Резкий вскрик оглушил их обоих. Было больно, а ещё до дрожи в коленках прекрасно. Можно ли балансировать на границе миров, а можно ли остановиться, когда рамки давно были стёрты? Оба не понимали, отчаянно прижимаясь друг к другу. Маринетт положила голову на плечи Адриана, фактически спрятав своё лицо за его шеей. Карета остановилась. На мгновение всё внутри опускается, что произошло? — Мадам? — голос кучера кажется каким-то нереальным. — Мы приехали, мадам. Ох, да. Они приехали. Погодите — что?! Маринетт со страхом сжалась, отчего почти сошла с ума, ведь Адриан снова двинул бёдрами вперёд. — Вам пора выходить, — шепнул он на ухо. — Тебе тоже, — Маринетт прикрыла глаза, не веря в происходящее. — И для начала — из меня, пожалуйста. Адриан, приходя в себя, покраснел. Этого они никак не ожидали.