Гобелен. Сборник драбблов

      — Чонган просил по возможности не отвлекать тебя…       Мэй кивнула, бросая робкий взгляд на колдуна. Несколько дней она не видела его. Всецело находясь во власти Чонгана, который проверял её на выносливость. Она носила воду, мыла стены. И опять. По кругу. Пока, наконец, старик не смилостивился и не дал ей передышку. И Мэй воспользовалась ей. Прикрывая собственные смутные чувства — желанием узнать что-то новое, что могли выяснить Такао и Кадзу.       Она не была уверена, что он откроет ей, но едва распахнулась дверь — она на несколько секунд замерла. Замечая, как холодный ветер всколыхнул его белые волосы, как звёзды отразились в его глазах. Она замерла, понимая, что сейчас он — само воплощение зимней ночи, так вежливо делающее ей приглашающий жест замотанной свежими бинтами рукой.       И она совсем не заметила, как пролетели минуты, когда он наливал ей чай, и говорил о том, что новостей нет. Совсем не заметила как разговор замер, потому что она отвечала слишком вежливо и слишком односложно. И упорно пыталась не смотреть в его глаза, опуская их к своим рукам, сжимавшим чашку чая.       Мэй почувствовала, что не стоит и дальше отвлекать колдуна и поднялась. Он посмотрел на неё снизу вверх, не торопясь вставать следом. Мэй замерла, не понимая, что ей нужно делать. Чувствуя удары своего сердца. Ощущая робкое желание — коснуться белого шёлка его волос. Мэй смутилась, отводя свой взгляд в сторону.       — Мэй, — тихо произнес колдун.       — Да, Такао? — Мэй опустила взгляд на его руки.       — У тебя красивое имя…       Она поклонилась, так и не найдя что ответить. Они оба замерли, стараясь не вспугнуть робкую тишину, что окутала их двоих. Никто из них не шевелился. Синие глаза колдуна пытались поймать прячущийся взгляд кицунэ.       Наконец, колдун прервал молчание.       — Я думаю, как тебя ненавязчиво задержать. А ты по той или иной причине не уходишь. Боишься попрощаться?       — Скорее — не хочу, — взгляд кицунэ старательно рассматривал трещинки деревянного пола.       — Чудесно. Тогда, может, если Чонган не отнял все силы, сотворишь для меня иллюзию?       — С удовольствием…       Колдун поднялся, делая едва уловимый жест рукой. И деревянный пол покрыли сухие веточки. Мэй удивленно их осмотрела, поднимая вопрошающий взгляд на Такао. Чего именно он хочет? Какую именно иллюзию?       — Представь, Мэй… Почувствуй, что скрывают эти веточки…       Мэй отвела взгляд от лица Такао, сосредотачиваясь на веточках. Она волновалась, и это волнение мешало ей представить. И тогда Мэй закрыла глаза, успокаивая удары своего сердца, медленно выдыхая, и просто представляя себе, что веточки становятся тем, чем они были до того, как их коснулось дыхание забвения. И комната неожиданно наполнилась тонким ароматом, с нотками пыли, как бывает всегда, когда вдыхаешь аромат цветов, у которых слишком много пыльцы.       — Открой глаза, не бойся…       Тихий голос Такао заставил её раскрыть глаза и невольно замереть от увиденной, сотворенной ей самой, иллюзии. Пол был устлан ковром из странных желтых цветов, что гроздьями мелких желтых шариков раскинулись на яркой зелени узких листьев. Она невольно залюбовалась этой хрупкой красотой благоухающих мимоз.       — Очень красивая иллюзия, — тихо произнесла Мэй.       — Иллюзия ли? — Такао скользнул взглядом по её лицу.       — Нет? — Мэй удивленно раскрыла глаза, и робко сделала несколько шагов, оказываясь у края желтого ковра.       Они были слишком реальны, чтобы быть иллюзией, сотворенные ею маленькие желтые мохнатые шарики. Мэй плавно опустилась на колени, протягивая руки и касаясь цветов. Это была не иллюзия. Ковер был настоящий. И это привело Мэй в восторг. Она вскинула свои глаза на колдуна, ловя его мимолетную улыбку и легкий кивок головы, заставивший белую прядь выскользнуть, закрывая его лицо.       Мэй зарылась руками в соцветия, заставляя всколыхнуться тонкий аромат, что мгновенно заполнил все пространство дома. Такао подошел ближе, опускаясь на колени рядом с Мэй.       — У магии определенно есть понимание эстетики, — тихо произнесла Мэй, скользя взглядом по белому шёлку волос колдуна.       — Вне сомнения, — кивнул он и наклонился к Мэй. Касаясь своим дыханием её уха, заставляя кицунэ замереть от волнения. — Магия это то, от чего, попробовав, уже никогда не откажешься. Она будоражит…       — Несомненно, — тихо произнесла Мэй, пытаясь унять удары своего сердца, вызванные близостью Такао.       «Очень будоражит, и не только она…»       — И не только она, — словно услышав её мысли, тихо повторил Такао.       Мэй вздохнула, замечая, как он медленно отстранился о неё. Её рука неосознанно коснулась её лица, в тщетной попытке поправить невидимую прядь. Колдун тихо засмеялся.       — Ты такая пыльная, — произнес он, не отрывая своих синих глаз от лица Мэй.       — Пыльная?       — Твои руки — в пыльце твоих цветов.       Мэй смотрела в глаза Такао, понимая, что смотрит слишком откровенно, но не находя в себе сил отвести взгляд. Он был слишком близко. Так волнующе близко. И в какую-то секунду ей показалось, что она ощутила прикосновение его руки, нежно стирающее пыльцу с её лица, и невесомо легкое касание его губ у её виска. Хотя он не сдвинулся ни на миллиметр, так же пронзительно глядя в её глаза. С усилием, Мэй отвела взгляд, опуская его вниз, замечая на свежих бинтах капельки свежей крови. Её маленькие тонкие пальцы мгновенно коснулись его руки, накрывая его красные капли своей ладонью.       «Почему же он так смотрит? Неужели…»       — Не надо никакой магии, если действие доступно рукам, — тихий шепот Мэй аккуратно разрезал звенящую тишину дома.       — Рукам? — тихий голос Такао дрогнул, или ей все же показалось?       Мэй подняла вторую руку и очень аккуратно коснулась белого шёлка его волос, замирая от удовольствия и пачкая пряди мелкой желтой пыльцой.       — Они тебя не пугают?       — Нет, тебе очень идет.       — Мне приятно, что тебе нравится.       Мэй показалось, что мир вокруг них замер на несколько секунд, качаясь на волнах тонкого аромата мимоз. А потом руки Такао коснулись её плеч, мягко увлекая её на ковер из желтых шариков. И Мэй взволнованно вздохнула, когда белый шёлк скользнул по её лицу, а ухо обожгло его дыхание.       — Пыльная мимоза, запутавшаяся в шерстке кицунэ…       Чонган удивленно смотрел на Кадзу, стоящего на пороге и держащего в руке мешок, в котором что-то шевелилось.       — Гулять ушла кицунэ… Лапы по снегу соскучились…       — Жаль, хотел предложить лисице охоту, — Кадзу вздохнул, а потом раскрыл мешок, извлекая из него огромную черноперую курицу, и выпуская её на свободу.       — Живи пока, везучая…