Сияй

– Прекрати меня избегать, – сказал Зейн, вылавливая Луи после занятий. В последнее время Луи приучился уходить раньше Найла и Зейна. Выдумал несуществующие курсы французского языка — первое, что пришло в голову — и теперь исправно их «посещал». В те дни, когда у Хорана была риторика, лгать было не обязательно. Луи собирался медленно, в своем темпе, выходил с занятий прогулочным шагом, и вот... это стало для него роковой ошибкой. Очевидно, Зейн тоже придумал какую-то отговорку, и вместо того, чтобы вести Найла на курсы, задержался, чего Луи никак не ожидал. Для него всё было вполне очевидно — что бы там ни наплел Зейн про свои чувства, он часть перспективных отношений, положительно сказывающихся на его репутации и будущей карьере. А ещё он встречается с Найлом. Это то, что следует уважать. – Зачем ты попросил Ниддри не ставить нас в одну сцену? – спросил Малик требовательно. – Потому что я не могу находиться рядом с тобой, – произнес Томлинсон, не глядя на него. Он всё ещё не мог избавиться от привычки рассматривать Зейна, но сейчас Луи старался лишь исподтишка подглядывать за ним на занятиях. Не приближаясь. Следовало придерживаться этого плана с самого начала, но Луи никогда не поступал правильно с первого раза. Ему нужно было всё сломать, испортить, извратить, прежде чем у него получалось принять верное решение. – Потому что любишь меня? – спросил Зейн своим всезнающим тоном. – Да, люблю, – ответил Луи, бесстрашно заглядывая в его лицо. Признаться в этом было проще, когда он мог так открыто отказать. – Но ты принимаешь меня не за того человека. Ты хочешь встречаться со мной за спиной своего парня. – В этом дело? – спросил Малик, распрямляя плечи. – Ты думаешь, я хочу встречаться с тобой за его спиной? Я просто хочу быть с тобой, ясно? Это не пустые слова. Не обращая внимание на полускептический-полупрезрительный взгляд Луи, Зейн вытащил из кармана телефон и незамедлительно набрал номер. – Привет, Найл, – произнес Зейн, когда из динамика послышался приглушенный голос Хорана. – Извини, что побеспокоил тебя на курсах. Да. Я хочу сказать, что мы расстаемся. Потому что я люблю другого. Да. Извини, – добавил Малик не очень-то извиняющимся тоном. – Пока. Зейн сбросил вызов и убрал телефон в карман. Наверное, он ожидал немного другой реакции, потому что не успел увернуться от кулака Луи, прилетевшего в его плечо. – Что ты сделал? – накинулся на него Томлинсон, стараясь подавить дрожь в руках. – Зачем ты бросил его, да еще по телефону? – Потому что, – ответил Зейн, схватив Луи за запястье. – По-твоему я должен быть с тем, кого не люблю? Для меня это имеет значение. Раньше не имело, а теперь имеет. Может, потому что я впервые по настоящему полюбил, – проговорил Малик, и хотя Томлинсон должен был бежать от его признания, как от пожара, сердце накрыла волна восторга. – Да, для меня важно выглядеть в глазах людей лучше, чем я есть. Быть с самым лучшем парнем, сиять на сцене. Для меня ты самый лучший. И сиять мы будем вместе. Может, мне и не стоило ему звонить, это, пожалуй, было довольно грубо, но если бы я не сделал это сейчас, вмешались бы обстоятельства. Всем было бы только больнее. Я люблю тебя, Луи. Правда. Луи закрыл лицо рукой. Его плечи затряслись, словно гора, которую он нес на них так долго, увеличилась вдвое. Он не заслужил ни любви, ни привязанности. Он не заслужил ни дружбы, ни тепла, потому что признание Зейна зажгло внутри него несправедливое счастье. – Ненавижу себя, – с отвращением произнес Томлинсон. – Ты ненавидел себя задолго до того, как я появился в твоей жизни, – сказал Малик, обвивая его руками. – Ничего, я буду любить тебя за нас двоих. К счастью, Луи не опустился до такой степени, чтобы мчаться на свидание после того, как он разрушил отношения своего лучшего друга. Ему было неловко находиться рядом с Маликом сейчас, когда Хоран из-за них пострадал. Зейн, кажется, и не ждал, что Луи так внезапно повесится на его шею. Он лишь попросил у Луи разрешения довести его до дома и бегло поцеловал на прощание. Хоран обещал заглянуть ближе к вечеру, и, конечно, Томлинсон прекрасно понимал, о чем он хочет поговорить. У него было немного времени, чтобы обдумать предстоящую беседу. Наверное, следовало начать с извинений. Потом... объясниться. Если, конечно, Хоран захочет слушать. Глупо надеяться, что привязанность Найла немного смягчит ситуацию. Напротив, предательство лишь глубже его ранит. К тому моменту, как Найл появился на пороге его дома, Луи пережил в своей голове сотни ужасных сценариев. Он, как всегда, недооценил реальность, потому что даже в самом страшном кошмаре Томлинсон не мог представить, что Хоран настолько выйдет из себя. От гнева он разве что огнем не дышал. – Просто немыслимо. Мало того, что он бросил меня, так ещё и по телефону, – разъяренно произнес Найл, проходя в гостиную Луи, и с размаху шлепнулся в кресло. – Есть что-нибудь выпить? – Нет, я... больше не пью вино, – нервно произнес Луи, садясь напротив. – Ну и к черту, – Найл махнул рукой и посмотрел на лучшего друга с непередаваемым выражением лица. – Сказал мне, что любит другого. Ты можешь себе это представить? Луи не просто мог это представить — он буквально слышал, как Зейн это сказал, но от того было не легче. – Нет, не думаю... – Интересно, кто это, – протянул Найл и громко хрустнул костяшками. – Нет, если это какое-то ничтожество, я даже не попытаюсь держать себя в руках. По всему курсу пойдут слухи, что Зейн променял меня на непонятно кого. Что я недостаточно хорош. Ох, попадись он мне, пожалеет о каждом решении совершенном в жизни... Луи выдохнул. Он и так жалел обо всех решениях своей жизни, но о предательстве особенно. Любовь к Зейну он вычеркнуть не мог — пытался, и ничего не вышло — но переступать черту Луи никогда не хотел. Ему следовало сообщить всё Найлу сразу, и уж вдвоем они бы точно нашли решение, но Томлинсон поддался своей трусливой натуре, и теперь расплачивался за это. Вдвойне. – Это я. – Что? – Найл невнимательно посмотрел в его сторону. Луи уставился на свои руки, чтобы не смотреть на Найла. Его лицо покраснело не хуже заката. – Это я, – повторил он. – Я тот, из-за кого Зейн тебя бросил. Как нелепо это прозвучало! Луи самому стало смешно. Хоран был прав — Малик действительно бросил его из-за какого-то ничтожества. Как он только мог вмешаться в их отношения и всё испортить? Ведь Найла Хорана не бросают. Не бросают ради таких, как он. Найл склонил голову. – Хочешь сказать, у Вас что-то было, и ты скрывал это от меня? – почти по слогам поинтересовался он. Луи бросило в жар. – Нет, всё не так, – произнес он торопливо и посмотрел на Найла почти с мольбой. – Я этого не хотел. Признаю, у меня были к нему чувства... – О которых ты мне ничего не сказал, – проговорил Хоран, откинувшись назад в кресле. Что ж, он его не ударил, но от этого Луи не стало менее больно. Может, он даже предпочел бы, чтобы Найл плюнул ему в лицо. Но он просто смотрел своими голубыми глазами — самыми красивыми на свете — и в них было что-то неприязненное, злое, неприступное. Как будто Луи потерял дозволение греться в теплой морской пене его привязанности. – Потому что я думал, что они не взаимны, – сказал Луи. – Я не собирался ничего предпринимать, но он... он тоже это чувствует, понимаешь? – А что с моими чувствами, а, Луи? – спросил Найл, скрестив руки. – О них можно просто забыть, так? Я ведь никто, правда? А если он мне нравится? Об этом ты, конечно, не подумал. Луи почувствовал, что ему не хватает воздуха. – Нравится? – переспросил Луи. В глазах Найла был прежний холод, и Луи задело то, как хладнокровно он говорил о своей потере. Совсем как в тот раз, когда он оставил Зейна с разбитой головой. Пусть Томлинсон и не имел права лезть в их отношения, но разве Малик не был человеком и не заслуживал внимания и заботы. – Господи ты боже, Найл, если человек, который тебе нравится, попадает в беду, ты бежишь к нему со всех ног, забыв обо всём. А ты ушел на этот чертов вечер. У Зейна голова была разбита! – воскликнул Луи. Воспоминания о том дне всколыхнули в нем пережитый ранее страх. – Ты мог бы приехать к нему. Мог бы вызвать скорую на его адрес. Ты мог бы навестить его хотя бы после того мероприятия, узнать, как он. Позвонить, а не ждать следующего вечера. Это не отношения, это просто игра, – произнес Томлинсон с горечью. – Вся твоя жизнь игра, что в ней настоящего? – Я думал, в ней есть настоящий друг, – сухо заметил Найл и встал с кресла. – Ну, желаю удачи. Обоим. – Постой, я не... – Нет, ты сказал то, что думаешь, – произнес Найл, покачав головой. Луи успел заметить в его взгляде дьявольскую, мучительную боль, прежде чем Хоран отвернулся. – Ты меня так видишь, что ж... тебе виднее. Покидая его дом, Найл не хлопнул дверью. Кажется, он даже не нашел в себе силы её затворить.