Чёрный Оникс

(«Итак, у меня есть несколько больших проблем. Первая», — Вэй Ин, громко вздохнув, перевёл усталый взор на копошащегося в одеждах ребёнка. Этот… А-Юань наотрез отказался отпустить его, о чём не замедлил сообщить громким плачем, а опосля старушке пришлось извиняться за малыша-внука и его прилипчивость. — «Как и чем кормить маленького ребёнка?» «Вторая», — юноша нервно покосился на двух лютых мертвецов, вперивших в него бельмастые глаза. — «К утру меня наверняка сожрут». Весь вечер и полночи Вэнь Чжулю и Вэнь Нин не давали и шагу ступить из пещеры — стоило двинуться, как тут же из тёмных углов раздавался предупреждающий рык. «Третья: чем нам питаться?» «Четвёртая: как скоро нагрянет Цзян Чэн за разъяснениями?» Если кратко, то проблем было достаточно, чтобы крепко задуматься.) ≈ «Надо же, и про меня ты не забыл», — хмыкает Ваньинь. Но вместо радости поднимает уродливую голову злоба: злоба и на самого себя, и на импульсивного брата. Почему вдруг вспылил и ощерился тогда, когда раньше сыпал шутками и забалтывал до посинения? «Почему же, брат? Знаю, тогда мы оба были недостаточно взрослыми, а ты частенько самовольничал, но… неужели я настолько плохо поступил, что набросился на Вэнь Цюнлиня?» ≈ (Лишь ближе к кровавому рассвету нечисть, до этого завывавшая, подуспокоилась, однако члены семьи Вэнь Цин выходить из пещер не спешили. «Значит, придётся выйти мне», — Вэй Ин, с опаской покосившись на Чжулю и Цюнлиня, положил уснувшего А-Юаня на каменный пол и медленно-медленно поднялся. Мертвецы тут же вскинулись, но пока что ограничивались одними настороженными взглядами. Шаг, другой, третий — мертвецы всё так же следили за ним, а Вэни вповалку спали у стены. Выходит, идти пока можно? «Можно», — беззвучно выдохнул юноша, едва переступив порог пещеры. Вэнь Чжулю и Вэнь Нин отпустили его, одна проблема решена, скоро всё наладится… Налаживалось всё с трудом: из его спасённых ещё не ушёл давнишний страх перед чёрной флейтой и самим Вэй Усянем. Однако на малыша А-Юаня это, похоже, не распространялось — тот шустро семенил за тёмным заклинателем, при любой возможности хватая его за мантию или за ногу.) ≈ Цзян Цинсэ, не сумев сдержать умилённой улыбки, поспешно отворачивается. Всего один раз он видел этого малыша вживую, и тот уже прочно угнездился в уголочке его сердца. А сейчас он под надёжным присмотром Ханьгуан-цзюня… Лёгкая, бледная улыбка трогает сухие губы, когда мужчина наблюдает за Вэй Усянем, упорно доказывающим, что картофель лучше редиски. ≈ (— Редис легче выращивать, сколько раз тебе повторять! — рычала Вэнь Цин, угрожающе привстав с валуна. Вэй Ин тут же отпарировал: — Но редис отвратителен на вкус! Сажаем картофель! — Редис почти не погибает, за ним легче ухаживать! «О, Цзян Чэн всё-таки пришёл», — услышав донельзя знакомое фырканье, Усянь прекратил препираться и встал перед шиди. Всё было ясно и без слов, по одному взгляду: Ваньинь объявился с проверкой и промывкой мозгов. По пути Цзян Чэн отпускал то едкие комментарии, то изумлённые возгласы. «Ну конечно — увидеть то, чего никак не ожидал! Ха, конечно!» — усмехался про себя Вэй Усянь, пристально следя за работающими людьми: по крайней мере, место их проживания уже было больше похоже на крохотное бедное селение.  — Ты и в самом деле собрался заниматься земледелием? — не скрыл скепсиса в голосе Ваньинь. — Да разве на этой горе можно вырастить хоть что-то съедобное? — Знаешь, — легко улыбнулся Вэй Ин, — когда человек сходит с ума от голода, он может съесть всё, что угодно.) ≈ Эти слова против воли заставляют передёрнуться многих впечатлительных людей. На краю воспоминаний мелькает изнеможённый юноша, ползающий по чёрной земле и с силой сворачивающий шею подбитой птице; а после — тот же самый, но уже с тихими всхлипами выдирающий пучки грязномазых перьев. Жалость и боль — пожалуй, это всё, что они могут испытывать к этому юноше. Вот только сам этот юноша никогда такие чувства к себе не приемлет. Не такой он, ему нужно быть наравне со всеми и не открывать своих слабостей. ≈ (Уже издалека Усянь заметил, как метнулся в сторону и скрылся в тени Вэнь Чжулю — этот мертвец каким-то чудом сохранил (пусть и крошечные) остатки разума и теперь слонялся по Могильным Холмам без дела; в большей степени он походил на осторожного зверя, и приблизиться пока не удавалось.  — Осторожно, Цзян Чэн, не сломай! — всплеснул руками юноша, когда названый запнулся о половинку компаса. — Это весьма полезная штука, скоро я её доделаю. — Да ты тут разбросал всё где попало, так что не надо меня винить, если я на что-то наступлю! — Моё жилище, где хочу — там и разбрасываю, — не уступал Вэй Ин. — Только попробуй устроить что-то подобное в Пристани Лотоса, я все эти штучки дотла сожгу! Так за привычной перепалкой они и дошли до самого конца пещеры.) ≈ «И этот человек надеялся вернуть Вэй Ина? — Лань Ванцзи неприязненно косится на главу Цзян. — Вернуть даже после всего, что наговорил ему? После полнейшего игнорирования явно нездорового вида и внезапных вспышек гнева?»  — Сохранил остатки разума? Интересно, — шепчет дедушка Лань, хмуря седые брови. На его памяти такого не бывало. Выходит, вовсе не Вэнь Нин был первым разумным мертвецом? Хотя то, что на тот момент имел Вэнь Чжулю, вряд ли можно было назвать разумом — инстинкты подошли бы больше. «Но ведь и звериные инстинкты можно считать немалым достижением; это уже отличает Сжигающего Ядра от остальных мертвецов! Настолько прочное и сильное самообладание было при жизни, настолько хорошо он держал мысли в порядке?» Дедушка Лань трясёт головой, мысленно откладывая эти думы до вечера. ≈ (— Что это с ним?! — тон Цзян Чэна с трудом можно было назвать дружелюбным. Вэй Ин неловко улыбнулся: — Он немножко буйный. Я боялся, что он наделает проблем, поэтому запечатал его, — он умышленно опустил то, что Вэнь Чжулю остался на свободе. Но, сказать по правде, за это можно было и не беспокоиться: мертвец не горел желанием даже приближаться к их селению, не говоря уже о членовредительстве. А Цзян Ваньинь тем временем распалялся, и Вэй Усяню оставалось только держать его руку с обнажённым Саньду: — Все требуют, чтобы я добился от тебя объяснений, и вот я заявился сюда! — И каких же объяснений они требуют? — со всей возможной злобой огрызнулся Вэй Ин. — Те двое убили Вэнь Нина, а он в отместку убил их! Кровь за кровь, Цзян Чэн. Всё кончено, мы квиты! Голос Цзян Чэна даже сорвался на визг от негодования: — Кончено? Да ты хотя бы представляешь, сколько глаз следят за тобой, сколько людей жаждет получить в свои руки Стигийскую Тигриную Печать? Будь ты хоть тысячу раз прав, тебе это не поможет! «Я это знаю, я это прекрасно знаю, — устало думал тёмный заклинатель. — Знаю, что они хотят воцариться над всеми, что им всё мало, мало-мало… И раз ничего не поможет, то…» — Ты сам это сказал. Раз мне ничего не поможет, придётся отгородиться ото всех.) ≈ И Цзян Чэн вновь подавляет порыв шлёпнуть себя по лицу. Зачем он тогда продолжил тот спор?! Почему не остановился и не подумал, прежде чем выплёвывать те резкие слова?! ≈ (Цзян Чэн сорвался: — Да, они нам помогли, но как же ты не понимаешь — сейчас остатки клана Вэнь стали предметом всеобщего порицания; каждый, кто носит фамилию Вэнь, признаётся виновным во всех грехах! А тот, кто их защищает, бросает вызов всему миру заклинателей! Никто больше не станет вступаться за них, а уж тем более — за тебя! После этих слов мысли Вэй Ина, текущие бурлящим злобным ручьём, остановились. Где-то глубоко что-то с тихим шелестом рассыпалось и осело в лёгких, стало трудно дышать. «Значит, и ты не станешь вступаться за меня?» Кажется, осевшее нечто было последней соломинкой-надеждой на понимание.  — Я не нуждаюсь в том, чтобы кто-то вступался за меня.) ≈ «Нет, нет-нет-нет, Вэй Усянь, прекрати-прекрати, хватит! — Саньду Шэншоу хватается за голову, пальцами оттягивая пряди. — Хватит врать! Хватит насильно запихивать себя в невыносимые условия! Прекращай, просто прекращай рыть себе яму!» ≈ (— Да как ты не понимаешь, Вэй Усянь?! — Ваньинь натужно дышал, рука, сжимавшаяся Саньду, медленно белела от напряжения. — Пока ты на их стороне, ты — герой, непревзойдённый храбрец и единственный в своём роде гений. Но стоит тебе сказать хоть слово против — и ты уже сделался безумцем, не считающимся ни с кем, приверженцем Тёмного Пути. Думаешь, сможешь отгородиться ото всех и творить, что тебе вздумается? Не бывало ещё таких примеров! Вылетело по злой воле хлёсткое: — Тогда я стану этим примером! — и стянуло в груди (или это Цзян Чэн слишком сильно схватил за ворот). Вэй Ин смотрел и почти не узнавал того беззаботного мальчишку — на смену почти что пришёл глава Ордена Юньмэн Цзян; тот, кто прежде всего заботится о клане, о его репутации; тот, кто не позволит о себе кривотолков. Похоже, они и впрямь были слишком разными, и им с самого начала не следовало сближаться. Ваньинь был наследником, будущим своего клана, и не к лицу ему было таскаться с таким смутьяном, каким являлся Усянь; Вэй Ин же был наёмником, а наёмники делают себе репутацию лишь на слухах да на сложности и оплате заданий — чем труднее, тем лучше для твоего клана. Да, они слишком разные. «Молодец, Цзян Чэн… Ты станешь хорошим, достойным главой, а я…»  — Неужели я должен непременно сказать тебе прямо? — уже накричавшийся, Цзян Чэн почти шептал. — Если ты будешь упорствовать и защищать их, я больше не смогу защищать тебя. Вэй Ин прошелестел: — Не нужно защищать меня, забудь это слово, — и, стараясь глядеть прямо на скривившееся лицо молодого главы, продолжил. — Забудь. Скажи всем, что я предатель. С этого дня всё, что творит Вэй Усянь, не имеет никакого отношения к Ордену Юньмэн Цзян.) ≈ «Ах, так вот как это было, — Цзинь Гуаншань разочарованно вздыхает, пряча лицо за веером. — Драматично, ничего не скажешь, но… где все эти проклятья, о которых так рассказывал юный глава Цзян? Расстались, будто братья всего лишь крепко поссорились, а не самый опасный человек предал прикормивший его Орден». ≈ (Этот разрыв… мягко говоря, выбил из колеи: Усянь весь оставшийся день провёл в туманной дымке и вынырнул из неё только поздним вечером, когда обнаружил себя на узенькой-узенькой тропинке, протоптанной им в те страшных три месяца. Луна, укутанная серой дымкой, всплывала на небо. «Полнолуние, — шкрябнула коготками мысль, и юноша встрепенулся. — Ну точно, полнолуние! Самое время! Небожители, наконец-то!») ≈  — В чём дело? — невольно вырывается у Ванцзи, однако Сичэнь только качает головой. ≈ (Взобравшись на одну из возвышенностей и попытавшись выровнять дыхание, юноша задрал голову — яркий, мягко-холодный свет луны гладил скалы-иглы, и даже едкие испарения Луаньцзан не портили прекрасной картины. Вот она, подходящая поза — ноги скрещены, левая ладонь прижата к оголённой коже груди, правая поднята вверх. «Вдох-два-три-четыре-пять-шесть, выдох-два-три-четыре-пять-шесть», — считал тихо Вэй Ин, постепенно растворяясь всеми ощущениями в ночи и обращаясь ввысь — к источнику его новой силы. …Свет был везде: мягко обтекал тонкие руки, обнимал за бока, скользил в волосах, сливаясь в одном месте — на груди, на страшном операционном шраме. Просачивался под кожу, гнездясь в пустоте от Золотого Ядра и тихо-тихо напитывая иссушенные меридианы.) ≈ Лань Чжань благоговейно вздыхает, не в силах поверить в такое чудо: к Вэй Ину возвращалась сила. Впервые он видит, как кожа любимого лёгонько припорашивается лунным серебром, как прохладный целительный свет овивает худое тело, скручиваясь на груди… «Прекрасен. Как и всегда — прекрасен». ≈ (… Со времени их боя не прошло и недели, как Вэй Усянь, наплевав на все запреты Вэнь Цин, ежедневно устраивал себе небольшую тренировку. В пещере Фумо освободилось местечко для растяжки и силовых упражнений, дальняя от селения Вэней скала бывала часто занимаема по ночам тёмным заклинателем, а ещё рядом мелькал вредный, но такой нескучный белкокот (и как только сумел пробраться на Могильные Курганы?). Шаман каждой ночью бродил у подножья горы, а Вэнь Чжулю всё чаще выходил к ним. И всё бы ничего, но в чёрных глазах мертвеца с каждым днём появлялось всё больше и больше осознанности, сходила мутная пелена. И это… слегка нервировало. Что будет, когда пробудится разум? Как Чжулю себя поведёт, будет ли что-то говорить? Или просто набросится на него, как на убийцу Вэнь Чао? Одним утром Усянь не вынес. Он уж было вознамерился подойти к Вэнь Чжулю, но тут увидел, что мертвец сам направляется к нему. «Что он собирается делать?» — Вэй Ин невольно схватился за флейту, однако мужчину это не остановило. Вот он уже стоял напротив, с ног до головы оглядывая тёмного заклинателя; когда же тот на пробу протянул руку, послышалось уже не звериное рычание, а хриплое: — Не… трогай… пожа-луйста, — говорил Вэнь Чжулю ещё с натугой, но и это уже до крайности поразило юношу.) ≈  — Меня тоже поразило, — Цзинь Гуанъяо, кое-как совладав с собой, хватается за край рукава дагэ. Ну почему везде, где оказывается Вэй Усянь, происходит что-то странное, если не сказать — страшное?! Почему с этим человеком просто не бывает иначе? Так он все свои нервы угробит! Поразило сие… всех, кто находился в пространстве. Не может быть такого, чтобы мертвец сохранил разум! Сам, чтобы его не возвращали насильно! И кто же был первопроходцем — Вэнь Чжулю, Сжигающий Ядра и едва ли не самый страшный человек в Ордене Цишань Вэнь! ≈ (— Ты? Как ты смог… как смог вернуть себе разум?! — спросил Вэй Ин, как только они отошли подальше от селения. Вэнь Чжулю потупился; молчал долго, но всё-таки заговорил: — Ещё не до кон-ца вернул. Я помнил кое-что. И что помнил… — мертвец сипло кашлянул, — то и говорил себе. Потом вспомнил ещё, и е-щё больше гово… кх-кха… рил. А потом ещё… кха-кх-кха… — Не напрягайся, — всполошившись, Усянь ухватил кашляющего Чжулю за руку и тут же в испуге отпустил, осаженный полудиким взглядом. — Ох, прости-прости, пожалуйста, это всё моя дурацкая привычка всех трогать! Не знаю, что на меня нашло, просто так вдруг заволновался!) ≈  — А ты всё так же тараторишь, — с плохо скрываемой нежностью Цзян Ваньинь смотрит на шисюна. Всегда за всех волнуется, — пусть даже и за Вэнь Чжулю — всегда переживает, мечется. «А себя защитить не даёшь, глупый!» — в глазах вновь скапливается обида. ≈ (Но Вэнь Чжулю только помотал головой: — Не извиняйся. Ты не знал, — и ни к селу ни к городу добавил. — А знаешь… я ведь мог и оста-ться самой обычной нечистью. Но… кх-кха… И тут мертвец покаянно повесил голову и жалко-жалко окончил: — Хотелось, чтобы во мне было хоть что-то от живого человека. Ты ведь пони-маешь, Вэй Усянь? А тёмный заклинатель стоял и слушал, и не верил — только поражался столь значительной перемене. Куда делся тот бесчувственный человек? Сейчас это был мертвец, искренне всё выкладывающий ненавидящему его человеку; почти что разумный мертвец разговаривал с ним. «А так ли я уж его ненавижу?»  — Понимаю, — Вэй Ин прикрыл глаза. — Можешь остаться здесь, на Луаньцзан. Но не думай, что я прощу тебе Золотое Ядро Цзян Чэна. Вэнь Чжулю скорбно кивнул, принимая условие.) ≈ Бессознательно Цзян Ваньинь ощупывает грудь, улавливая знакомое тепло. ≈ (С той поры жизнь на Могильных Холмах наладилась и потекла мирно. Нечисть беспокоила всё меньше (заслуга ли это Чжулю, Усянь не знал, но искренне радовался), Вэни больше не пугались вида юноши в чёрном, а А-Юань и вовсе прилип к нему банным листиком.  — Сянь-гэгэ! Сянь-гэгэ! — радостно лепетал малыш, протягивая пухлые ручки к заклинателю. А тот смеялся, подгребая к ребёнку землю: — Ну-ну, сиди спокойно, А-Юань. Если позволишь себя поливать, то скоро у тебя появятся братья и сёстры. — Много-много? Будет много-много? — Конечно! — звонко смеялся Вэй Усянь.) ≈ «Вэй Ин… ты немного странно общаешься с детьми», — Лань Чжань хмурится, пока остальные посмеиваются над игрой юноши и ребёнка. ≈ (…И потом получал от Вэнь Цин. Правда, та частенько после посмеивалась и сиживала у пещеры вместе с «незаслуженно обиженным» Вэй Ином и шустрым племянником. Вэнь Нин всё не просыпался, но Усянь не собирался сдаваться, иногда по целым дням проводя за расчётами и забывая о еде и сне. Он был готов пробудить его разум любой ценой, тем более пообещал это сделать Вэнь Цин! Их труды в земледелии уже начали давать плоды — редис (который его таки заставили купить) принялся, и первые росточки-травинки уже показались на грядках. Вэнь Чжулю заходил теперь практически постоянно с просьбами «проверить голову». И Вэй Усянь проверял — терпеливо прослеживал потоки тёмной ци в холодном теле, копался в жёстких волосах на предмет незамеченных заклятий (обычно самые сильные вживляли в голову), и Вэнь Чжулю — надо же! — покорно сидел на камне и практически не двигался. «Настолько хочешь сохранить в себе человеческое?» — с издёвкой хмыкнул Усянь во время одной такой процедуры. И, честно говоря, был удивлён ответом: «В жизни я его сломал. Так хоть в смерти по-пробую восстановить… ты пони-маешь?») ≈ Незаметно кто-то шелестит: — Бедненький, — девушка в нежно-зелёном ханьфу жалостливо смотрит на сгорбленного мертвеца. — Такой измученный взгляд. И, слыша эти слова, Лань Сичэнь прищуривается — и в изумлении выдыхает, в действительности увидев в чёрных, казавшихся мёртвыми, глазах и стыд, и смирение, и боль, и неподъёмный груз вины. «Что же ещё ты нам преподнесёшь, Сфера Правды Души?» А Цзян Цинсэ едва видимо хмурится, борясь с нарастающей и внезапной головной болью. ≈ (Похоже, единственным человеком из Юньмэн Цзян, который его не оставил, оказался наставник Цинсэ: тот раз в две недели пробирался на гору и обстоятельно докладывал всё, что видел и слышал в мире заклинателей да среди народа. Приходили весточки и от Не Минчэна, но гораздо реже. И в каждом приходившем письме знакомый извинялся за ограниченность сведений. Вэй Ин правда не винил его: всё-таки заклинатель, едва выпустившийся из старших адептов, не может знать всё на свете. Белкокот… доставал юношу с завидным постоянством и упорством, однако раздражал уже гораздо реже. Иногда мог переворошить всякие записи, но ничего разрушительного не предпринимал. А порой и помогал (вот уж новость!) с деньгами, притаскивая украденные заколки, браслеты и перстни: Вэй Усянь потом продавал их в городке у подножия Луаньцзан. Где только добывал зверёк эти драгоценности? Заклинатель небезосновательно предполагал банальную кражу — на большее животное и не было способно.  — Сянь-гэгэ, Сянь-гэгэ! Вниз, вниз! — повизгивал А-Юань, цепляясь за ханьфу. — Да-да, мы идём в Илин, — добродушно улыбнулся Вэй Ин, перехватывая малыша и подсаживая себе на бедро; ребёнок обезьянкой вцепился в чёрную ткань и довольно засопел.) ≈ На сердце теплеет, стоит Ханьгуан-цзюню увидеть столь милую сценку; краем глаза мужчина замечает подобревшего дядю и победно хмыкает — никто из клана пока не мог устоять перед очарованием А-Юаня (за исключением большинства Старейшин). ≈ (Вэнь Чжулю и Шаман проводили их ровно до границы небольшой скрюченной рощицы: дальше начинались первые предвестники городка — хилые изгороди да чахлые огородики беднейших жителей Илина. — Чжулю-гэ, ты же будешь скучать, пока мы не вернёмся? — капризно надув губки, протянул А-Юань. К смеху Усяня, мертвец кивнул и максимально серьёзно ответил: — Всенепременно. Вэй Ин только фыркнул, молчаливо одобряя эту полушутку: «великий и ужасный» Сжигающий Ядра удивительно хорошо поладил с малышом и даже иногда брал его на руки, пусть и с заметной опаской. Вот Шаман прощально ткнулся в руку, и тёмный заклинатель бодро зашагал к городку, придерживая А-Юаня.) ≈ Раздаются тихие смешки: такого нетипичного Вэнь Чжулю видеть странно и непривычно, но в то же время и интересно. Было ли такое, что этот человек и при жизни хорошо ладил с детьми, раз А-Юань быстро привязался к нему? «Ох, неужели это тот самый день?» — у Лань Ванцзи перехватывает дыхание, едва вспоминается громкий смех Вэй Ина и его «я его родил!» ≈ (Вэй Ин ходил среди прилавков, выискивая уже знакомого торговца овощами; мимолётно вздыхал о том, как здесь всё изменилось за годы его отсутствия: исчезли последние разрушенные лачуги, а в центре уже высились добротные двухэтажные дома с резными крышами, городок постепенно облачался в жизнь и краски.  — У тебя картошка проросла! — возмущённо воскликнул Вэй Усянь, подбрасывая в руке уже насквозь зелёную картофелину. Лавочник же ворчливо спросил: — Опять торговаться будешь, Усянь? Какая есть, такая и есть. — Неужто?! А если снизить цену? — ехидно спросил юноша, быстро проверяя, на месте ли А-Юань. Малыш всё так же цеплялся за его бедро, так что Вэй Ин со спокойной душой продолжил торговаться.) ≈ Толпа, пусть и без всякого интереса слушая содержание перепалки, гораздо больше внимания уделяет тону, которым разговаривает с тёмным заклинателем торговец: совершенно никакой злобы и ненависти, только лёгкое раздражение — так всегда бывает, когда раскрывают твой небольшой обман. И это оказывается так необычно… ведь обычно народ идёт за заклинателями и подхватывает их мысли. Но, видимо, это распространяется только на тех, кто слаб духом и закостенел разумом. ≈ (И, лишь вдоволь поругавшись, Вэй Усянь обнаружил пропажу А-Юаня. Сердце тут же затопил дикий страх. «Где же он? Как я мог его потерять? Вэнь Цин меня убьёт, а остальные расстроятся!» — А-Юань! А-Юань, где ты? Отзовись! — жалобно звал юноша, бегая с одной улицы на другую. Но вот его старания окупились: неподалёку послышался знакомый плач. Тут же помчавшись на звук, он заметил толпу зевак, что-то обсуждающих и показывающих на кого-то пальцами. «О! Это Лань Чжань!» — серебристые глаза радостно сверкнули, стоило только увидеть белую фигуру с Бичэнем на поясе и гуцинем за спиной. Ванцзи стоял в окружении горожан, а у его ног сидел отчаянно ревущий малыш. А потом Вэй Ин едва не покатился со смеху, когда кто-то из зевак уверенно заявил: «Его явно отругал отец!» — Я не его отец, — столь же уверенно возразил Второй Нефрит.) ≈ «Теперь — отец», — прикрывает глаза Лань Сичэнь: он прекрасно видел, как липнет порой Лань Юань к его брату, как прячется в коконе длинных белых рукавов, каким счастливым выглядит в такие моменты Ванцзи… ≈ (Как известно, когда детям страшно, они зовут самых близких. И потому сердце Усяня сжалось, едва услышав перемежающееся со всхлипами: «Папа! Папа!» Зеваки тут же оживились, наперебой говоря: — Я же говорил, что это его отец! — Ха, да у них даже носы по одному оттиску, тут и думать нечего! — Почему он не успокоит его?! Просто позволяет плакать на земле, что за отец такой?! — Первый ребёнок, да? — спросил кто-то с пониманием. — Я тоже когда-то таким был, ничего не умел… Вэй Усянь вновь засмеялся.) ≈ «Пожалуйста, Вэй Усянь, просто иди и помоги ему! — щурится Цзян Чэн, наблюдая за хихикающим братом. — Не загоняй его в яму «отцовства», я тебя очень прошу!» ≈ (Вэй Ин так и продолжил бы смеяться, если б не увидел, что Вэнь Юань едва не давится слезами. Выступив вперёд, он сделал вид, что только заметил Лань Чжаня, и удивлённо спросил: — А? Ханьгуан-цзюнь, какими судьбами здесь? Малыш, услышав его голос, тут же поднялся на ноги и, по-прежнему заливаясь слезами, прилип к его ноге. Юноша утешающе погладил его по головке и наказал всем расходиться. Как только зеваки разбрелись, Вэй Усянь вновь обернулся к Лань Ванцзи и с лёгкой улыбкой переспросил: — И всё же, какими судьбами в Илине? — Ночная охота. Проходил мимо, — и в тысячный раз от низкого голоса замерло сердце. «Как же я соскучился по нему. Слишком сильно соскучился. Так хочется его обнять». Лань Чжань вопросительно кивнул на А-Юаня: — Ребёнок.? — Я его родил! — ложь сама собой сорвалась с губ.) ≈ Смех слышится то тут, то там — Цзян Цинсэ морщится, не в силах это слушать. Виски ломит, а боль плавно переходит на лоб. Нет, держаться, нужно держаться! Он не должен терять контроль, не должен — иначе всё раскроется, всё вылетит наружу! ≈ (Брови Лань Чжаня чуть изогнулись, выдавая недоумение. Рассмеявшись, Вэй Ин ответил: — Да шучу я, не мой он. Я просто взял его на прогулку. Кстати, что же ты сделал, чтобы заставить его плакать? —… Ничего. «Ох, ну конечно. А-Юань совсем маленький и не может пока различать, что красиво, а что нет. Увидев прекрасное, но чересчур суровое лицо Лань Чжаня, он, естественно, сильно испугался».) ≈ «Даже не знаю, считать это за комплимент или нет», — поджимает губы Второй Нефрит. ≈ («Хорошо, что он согласился закусить вместе со мной», — покачивая А-Юаня на руках, Вэй Усянь скользнул взглядом по торговцу игрушками, что всё ещё стоял неподалёку и тихо смеялся. «О! Может, вид игрушек его чуть-чуть успокоит?» — А-Юань, посмотри туда. Красиво? — указал он на корзины с пестрядью вертушек, бабочек и прочих вещиц. Ребёнок шмыгнул: — Ага. — Хочешь? Явно подумав, что юноша собирается купить ему подарок, А-Юань смущённо ответил: — Хочу. Однако Вэй Ин с грустной улыбкой покачал головой и развернулся: — Пойдём, А-Юань, — видят Небожители, он и правда хотел купить что-нибудь этому милому, послушному и доброму малышу! Да даже ту соломенную бабочку, что так зазывающе торчит из корзины! Вот только была единственная проблема — денег практически не осталось, а новые обещали быть не скоро; да и откуда в селении, где крепких молодых людей всего четыре человека (не включая его самого), будет достаточно средств?!) ≈  — А ещё я просто уверен в том, что дева Вэнь отругала бы Вэй Усяня за «бесполезную трату денег», — шепчет дедушка Лань, с долью печали смотря на вновь хлюпающего носом мальчика и чуть понурившегося тёмного заклинателя. ≈ (…Довольный А-Юань, сверкая улыбкой, тихонько подошёл и обхватил Лань Ванцзи за ногу. Увидев растерявшегося возлюбленного, Вэй Усянь вновь расхохотался: — Ха-ха-ха-ха-ха, Лань Чжань, мои поздравления! Ты ему понравился! Он липнет к ногам тех, кто ему нравится, и отказывается отпускать! Ну всё, пойдём-пойдём, я угощаю, — всё ещё смеясь, юноша потащил Нефрита к трактиру; тому пришлось безропотно последовать за ним, бросая короткие взгляды на ребёнка на своей ноге. «Спасибо тебе, А-Юань, я этого не забуду», — умилённо взглянул Усянь на малыша.  — Ну, заказывай, — как же хорошо, что он всё-таки не купил тот картофель, иначе денег совсем бы не осталось. Тем не менее оказалось неожиданным то, что Ванцзи заказал только острые блюда. «У него что, настолько крепкий желудок?») ≈ «Он заказывал для вас, молодой господин Вэй», — тяжкий вздох, и Лань Хуань едва не приваливается к Цзян Чэну. Ну почему, почему в плане романтических отношений его диди достался такой… непонятливый спутник? Чем он такое заслужил? ≈ (— А-Юань, иди сюда, — нахмурился Усянь, посмотрев на ёрзающего под боком Ванцзи ребёнка. — Ты ему мешаешь. — Всё в порядке, пусть сидит, — на это с губ сорвался обречённый вздох. Ну вот отчего малыша оказалось так легко подкупить? Кто с молоком — тот мать, кто с золотом — тот отец, да?! Эту мысль он и поспешил озвучить, старательно проигнорировав странный взгляд Лань Чжаня: пусть думает, что хочет. И где только малыш такого понабрался?! «Я нравлюсь тебе, ты нравишься мне»? — А-Юань, ты хоть понимаешь, что это значит, когда тебе кто-то нравится? — строго спросил Вэй Ин и добавил. — Ну всё, кончай играть и иди поешь. Твой новый отец купил тебе очень вкусную еду. «Нравится — нет, любишь… это когда ты принимаешь человека таким, какой он есть. Замечаешь его недостатки, но не оставляешь из-за них. Когда тебе сложно, но не невозможно прожить без своей любви. Когда ты стоишь за своего человека горой, защищаешь его, но и не попустительствуешь ему безмерно. Когда вы вдвоём познаёте не только тела, но и души, и привычки, и мысли друг друга; когда вы становитесь со временем столь гармоничны вместе, что кажется — и умрёте в один день и в один час. Ну… по крайней мере так пишут в книжках. Но на деле… любовь несёт тебе только лишние проблемы. Ты только страдаешь из-за неё и мучаешься от неизвестности — откажут или нет? Примут из чувства долга или ответного порыва сердца? Это… столько боли и ссор. У меня никогда не будет такого. Я не собираюсь ему признаваться. Да, я трус, но лучше так… буду молчать. Да и к чему мне марать его репутацию?») ≈  — Вэй Усянь, — всё, что может выдохнуть Саньду Шэншоу, стискивая зубы: ему прекрасно знакома причина, по которой шисюн, пусть и любит эту ледышку, не хочет заводить с ней отношения. Не было, не было перед глазами положительных примеров этих самых отношений: родители оставили его слишком рано, А-Ли терпела пренебрежение Цзинь Цзысюаня, чета Цзян и Юй постоянно пребывала в скандалах, Вэй Хуанди страдал от невысказанной любви к главе Ордена Цишань Вэнь… «Потому-то ты и молчал всё это время. Ты думал, что все эти ссоры и скандалы — обычное дело для супружеских пар? Боялся, что замараешь репутацию Ханьгуан-цзюня? Пхах, да ты на себя посмотри — уж скорее тебя замарают, чем ты кого-то!» И ничего он не замарает — обиженно хмурится Лань Ванцзи, краем глаза следя за горько вздыхающим дядей и обманчиво безмятежным братом. ≈ (За едой время протекало медленно и скучно, а потому Вэй Усянь от нечего делать расспрашивал Ванцзи о том о сём. Не забыл он и спросить про то, что творится в кланах. «Хм, брачный союз? И какие кланы?» — И какие кланы его заключают? — Орден Ланьлин Цзинь и Орден Юньмэн Цзян, — бесстрастно ответил Ханьгуан-цзюнь. Вэй Ин, уже собиравшийся отпить вина, замер. — Моя ши… дева Цзян и Цзинь Цзысюань? — дождавшись мягкого кивка, задал следующий вопрос. — И когда церемония? — Через семь дней. В голове опустело снова. «Через семь дней? И никто мне не сообщил? Наставник Цинсэ, как вы могли?» Винить Цзян Чэна он не мог — не имел права, тот уже давно обьявил о его предательстве. Да и что бы изменилось? Выпить свадебного вина ему всё равно бы не удалось, а что он натворил бы в запале — неизвестно. И всё же в груди кольнула обида, а слабенькое Серебряное Ядро всколыхнулось, поддакивая эмоциям тёмного заклинателя.) ≈  — Серебряное Ядро? Никогда не слышал о таком, — бухтит кто-то из Старейшин клана Не, поглаживая необычайно пышную бороду. Середь рядов заклинателей с его подачи возрастает недоумение, недовольно-возбуждённый ропот — как же так? Ещё одна тайна?! Но чья же — клана Вэй или только одного Вэй Усяня?! С чем же им на самом деле вскоре придётся столкнуться, если кто-то особо умный решит поехать в тот страшный Иньян?  — Серебряное Ядро? Наверняка и с ним самосовершенствование далеко от Светлого Пути! — голос Су Миньшаня сочится неприкрытым презрением и ненавистью — у Лань Ванцзи едва хватает чувства такта, чтобы не заткнуть его в самой грубой форме. Никто не смеет осуждать его Вэй Ина! И никто не смеет осуждать клан Вэй, если это Серебряное Ядро — главный источник их силы! «Больно! Как же, гуй меня дери, больно!» — Голубоглазый Дьявол, не в силах терпеть, массирует виски; в груди комком сворачивается подступающий страх — если контроль утратится совсем, если всё пропадёт? «Только разрушить Сферу! Разбить, чтобы больше ничего не показала!» ≈ (…В панике Вэй Ин выбежал из трактира. Только что сигнальный талисман вспыхнул, упреждая об опасности. «Ах, надеюсь, Вэнь Чжулю хоть что-то сделает!» Почувствовав крепкую хватку на талии, Усянь на мяо задержал дыхание, а после попытался скрыть мимолётное смущение. «Ах, не бери в голову, дурачина! Лань Чжань просто слишком галантен, чтобы позволить мне спешить на своих двоих!» Где-то в чёрном лесу мелькнула тень — Вэнь Чжулю спешно организовывал эвакуацию; смертельно бледный мужчина, лежащий на земле, заголосил, едва увидев их: — Молодой господин Вэй! Молодой господин Вэй! На ходу спрыгнув с Бичэня, Усянь начал расспрашивать, но его отвлекло звонкое девичье «А-Нин!») ≈  — И ты ввязался в это, да, Ванцзи? — строгий тон одного Старейшины никак не трогает. «Я обязан был помочь А-Ину. Я должен был спасти и тех людей тоже». ≈ (И снова суматоха и кутерьма: Вэй Ин только перебросил пискнувшего А-Юаня Вэнь Цин, как на него обрушился удар Вэнь Нина, до сего мига стоявшего на месте. Юноша отлетел назад, больно врезавшись в дерево; нервно выругался, сдерживая кровь в горле. И слова «Лань Чжань, не надо» замерли на полпути, когда белые рукава скрыли его от мира, а к только-только пробудившимся меридианам двинулась свежая, морозная духовная энергия. «Как же хорошо…»  — Оставьте его, в этом нет нужды! — торопливо-резкий окрик Вэнь Цин был неприятен, и Вэй Ин едва не застонал обречённо, когда духовная сила (такая желанная и любимая!) прекратила свой ток. А передавал ведь не напрасно, он уже чувствовал себя лучше. Но пришлось спешно подняться и броситься за убегающим мертвецом. Если ничего не предпринять, то придётся объявиться Вэнь Чжулю, а ведь абсолютно все считают, что он сгинул. «И отчего сейчас я озаботился именно этим?» — поднося Чэньцин к губам, спросил себя Вэй Усянь.) ≈  — Действительно, отчего? — ядовито осведомляется глава Яо: очень уж, помимо сплетен, любил мужчина язвить и ехидничать. — Уж не для того ли, чтобы подготовить его как оружие? — мурлычет глава Цзинь, за что удостаивается откровенно ненавидящего взора супруги, главы Цзян и Второго Нефрита… и не менее злобных взглядов остальных. И — ах, какое предательство! — среди них были и его собственные адепты, и даже этот змеёныш Гуанъяо! А про главу Не и говорить нечего — вон как красноречиво-любовно поглаживает Бася! ≈ (— Молодой… господин… Глаза Вэй Ина расширились от изумления, а флейта едва не выпала из ослабевших рук (и вовсе не из-за ноющей левой). Этого… этого просто не могло случиться так быстро. — Молодой… господин… Вэй, — каждое слово с натугой, тихое; ведь не почудилось, не бессвязное рычание?! Вокруг бурно радовались Вэни, Цин-цзе плакала, кричала, смеялась и повторяла «А-Нин! А-Нин!» Где-то позади всех стоял призраком Вэнь Чжулю, Вэнь Юань вопил от восторга. На глазах непроизвольно выступили слёзы: «У нас с Лань Чжанем получилось! У нас правда получилось!» А уже немногим позже юноша имел честь видеть, как со смиренной обречённостью Лань Ванцзи оглядывает окружающий его бардак в пещере Фумо. Ох, а его лицо выглядело так странно и уморительно, когда Усянь пояснил смысл названия! Но вот отчего тогда привиделось в золоте глаз и беспокойство — словно Лань Чжаню и правда не всё равно, где Вэй Ин спит?) ≈ «Не всё равно», — ощутимый холодок своей ци Ханьгуан-цзюнь чувствует уже сразу: он всем своим естеством протестует против того, чтобы Вэй Ин спал на каких-то камнях. «Вэй Ин заслуживает лучшего, гораздо лучшего». Только бы ему хватило тогда сил и смелости… Против воли Цзян Чэн фыркает в кулак. Ну Вэй Усянь, ну точно зажиточная крестьянка, хвастающаяся своими владениями! Ишь как хорохорится, широким жестом обводя вязи заклинаний да кровавый пруд! ≈ («Ну что за человек такой?» — в бессилии взмахнул рукавами Усянь. — Ах, Лань Чжань-Лань Чжань, ну почто ты такой упрямый? Уже который раз я говорю тебе, что смогу удержать контроль, а ты всё мне не веришь, — в горле запершило, и Вэй Ину больше ничего не оставалось, кроме как выплёвывать сгустки застоявшейся крови; отскочить от протянутой руки Ванцзи пришлось, хоть и ой как не хотелось: — Вэй Ин, ты ранен. — Пустяки! Отдохну немного, и всё само заживёт, — по привычке отмахнулся заклинатель. «Не стоит обо мне так беспокоиться, Лань Чжань. Этим ты даёшь мне надежду, и притом пустую». Но вот на пороге показалась Вэнь Цин, и шутки кончились. Вэнь Нин, ну что за душка, вежливо поклонился и даже обратился к ним не иначе как «молодые господа» (пусть и смущение напополам с паникой охватили всё естество Усяня); его старшая сестра же без церемоний подошла к тёмному заклинателю и буквально выбила из него всю дурную кровь. «Так бы и остался здесь», — тайком нежась в тёплых объятиях Лань Чжаня, Вэй Ин упорно игнорировал иглы, которые поднесла к его лицу Цин-цзе.) ≈ «Вэй Ин, ну почему ты такой милый?» — отчаянно скрывая красные уши, восклицает про себя Ванцзи, в то время как учитель Лань еле-еле морщится. Ну не по нраву всё ещё мальчишка, не по характеру! Пусть и ненавидеть его мужчина перестал давно, но поведение сорванца оставляет желать лучшего. «Проживи он дольше, может, и изменилось бы что-нибудь. Как знать, как знать…» ≈ (— Ханьгуан-цзюнь, присядете? — и голос Вэнь Цин вновь звучал столь спокойно, что и не верилось, будто именно она ругала Вэй Усяня на чём свет стоит. — Но… присесть негде, — Вэй Ин беспомощно развёл руками. — Нет места, понимае… — не докончив, юноша захлебнулся воплем возмущения, когда девушка безжалостно смахнула с каменной плиты весь «очень нужный хлам» прямо на пол. Да ещё и заявила гордо: — Теперь тут есть место, — и Усяню ничего оставалось, кроме как усесться рядом с Лань Чжанем, попытаться не мельтешить и не раздражать Вэнь Цин. Но последний пункт можно было заранее считать проваленным, ведь стоило возмутиться по поводу чайных листьев, как Цин-цзе взвилась и резко отчитала его, упоминая про «всякую ерунду», кою он тащит на гору.) ≈  — Ну, Вэй-сюн, иногда это действительно «всякая ерунда», — с кротким смешком Не Хуайсан закрывает веер. — Даже в моих покоях нет такого бедлама. Чаепитие в воспоминаниях получилось слишком коротким, однако никто и не замечает — до тех пор, пока люди не видят идущих вниз по тропе статную и худощавую фигуры. ≈ (— Лань Чжань, — с некоторой неуверенностью начал Вэй Ин. — Ты спрашивал меня, собираюсь ли я провести так всю жизнь. А есть ли у меня другой выбор, кроме этого? Отказаться от Тёмного Пути? Но что будет с людьми на горе? Бросить их? Но я не могу так поступить. И ты бы не смог, я уверен. Да и… кто даст мне возможность пойти по лёгкой и светлой дороге? По пути, где я смогу защитить тех, кого хочу? А Лань Ванцзи смотрел на него и смотрел, не отвечая ни на один вопрос. Но оба понимали: такого пути нет. Решения не существует.) ≈ «Существовало бы, не будь мы такими кретинами!» — стоит кому-то неосторожно напомнить про Золотое Ядро, и вот разговор про шрамы на запястьях, и про всё остальное — и формируется сия убийственная в своей простоте мысль. — Но у него уже начала появляться сила, — робко выглядывает из-за чьей-то спины молоденький адепт. — М-может, он и мог б-бы справиться сам… — но его не слышат: заклинатели пребывают в упадническом настроении. ≈ (И вновь они прощались на не самой приятной ноте. С грустью вспоминая своё «позволь мне решать самому», Усянь плёлся по тропе обратно на гору. Кажется, им с Лань Чжанем и правда не суждено стать хотя бы друзьями. А-Юань (всё-таки чудеснейший малыш!) уже успел прикорнуть на его руке и сейчас, отдохнувший, шёл рядышком, водрузив соломенную бабочку себе на голову. Именно он и вырвал Старейшину Илина из пасмурных размышлений: — Сянь-гэгэ, а богач-гэгэ ещё придёт сюда? — Что значит — богач-гэгэ? — хихикнул Вэй Ин, разом прогнав своё плохое настроение. — Тот гэгэ в белом — богач-гэгэ, — серьёзно, даже малость строго ответил малыш. — А кто же тогда я? — Ты — Сянь-гэгэ. Бедняк-гэгэ.) ≈  — У твоего сына никакого уважения к старшим, — смеясь, Сичэнь уголками губ улыбается брату. Тот, на удивление, хмыкает в ответ: — У твоего племянника тоже. И Лань Хуань едва не выдыхает громче обычного от радости — его диди наконец-то, наконец-то возобновил свои «ответочки» (как Сичэнь их называл); пусть и не смешные совсем, но очень меткие. ≈ (— Отдай! — хныкал Вэнь Юань, подпрыгивая на носочках. — Отдай! Богач-гэгэ купил её для меня! — А вот и не отдам, — дразнился Вэй Усянь. — Ты его даже папой назвал, а что же я? — Не называл я его папой! — Не лги, я всё слышал! Я должен быть кем-то высшим по положению, нежели папа или брат. — Но, — мальчик, остановившись, обиженно пролепетал, — А-Юань не хочет называть тебя мамой… Это очень странно…) ≈ Добродушный смех то там, то здесь — а у Цзян Цинсэ уж голова раскалывается и браслет затянут, из последних сил удерживая контроль. ≈ (А-Юань настойчиво спрашивал про богатого гэгэ и про разные пути-дороги, Вэй Ин отвечал — всё как обычно, вот только зреющее в душе нехорошее предчувствие не давало покоя. Правда, оно развеялось, как только мягкий свет фонариков достиг его поля зрения; когда он торопливо поднялся к селению, где все выжившие Вэни собрались на ужин. Когда юноше предложили почётное место во главе стола, он даже немного испугался — никогда с ним не обращались… так. Даже в родном клане такого не было — все ели, все спали на равных, никакого разделения, а здесь…  — Ты много трудился, — тихо произнесла Вэнь Цин. — Пора нам хоть чем-то отплатить тебе. Вот что говорили и благодарно-уважительные взгляды всех этих стариков, и Вэнь Чжулю, стоящий поотдаль и заметно расслабленный. «Да что же они все… Им не нужно, правда не нужно…» — Ты… так тепло со мной вдруг заговорила, я даже испугался, — договорить ему не дал звук хрустнувших костяшек пальцев девушки, а также уже привычное грубоватое: — Просто молчи и дай закончить… Честно говоря, они уже давно хотели поесть с тобой вместе, но ты всё время убегал: носился туда-сюда или прятался в пещере, никому не позволяя себя тревожить… «Не позволяя тревожить? — Вэй Ин с непониманием слушал девушку. — Я же просто… хотел, чтобы они привыкли ко мне, а они боялись меня потревожить? И что я за человек-то такой?» Так и ел он в раздумьях, попутно потягивая фруктовое вино и вливаясь в спор с Четвёртым дядюшкой.) ≈ Они действительно выглядят, как настоящая семья — Цзян Ваньинь даже жмурится, чтобы не выдать кипучих слёз. Семья… уже третья за такую короткую жизнь шисюна. И они, все они: вся эта правящая толпа отняла это, разрушила и разрубила мечами да саблями. Что же они натворили?! ≈ (И снова его щедро обругала Вэнь Цин: — Только продукты перевёл! Посмотри, А-Юань рыдает после твоей стряпни! Никому не есть, даже из вежливости! Тогда Вэй Ин со смехом унёсся к себе в пещеру, провожаемый улыбками Вэней; тогда предчувствие вновь дало о себе знать.) ≈ «И оно тебя не обмануло, Вэй Ин» ≈ (Не утихало оно и тогда, когда дева Цзян предстала перед ним с Цзян Чэном в свадебных одеяниях-мантиях — только кольнуло где-то, будто подтверждая: «И шицзе забыла меня, раз даже не справилась о моём здоровье; она всецело поглощена своей новой жизнью. Впрочем, это её дело. Я всё равно сам отказался от семьи Цзян. А раз отказался, то зачем они пришли, чтобы я выбрал имя племяннику?» И, случайно вспомнив Лань Чжаня, он наобум ляпнул «Цзинь Жулань». Предчувствие не утихало, когда рядом находился кто-то из Вэней или двоих мертвецов, когда юноша тренировался до умопомрачения, развивая Серебряное Ядро и наново вспоминая все навыки владения оружием… Усянь устало помассировал переносицу. Эти его «последователи» упорно продолжали ходить на Луаньцзан, оставлять подношения и просить взять их в ученики. Ну не мог он так поступить, не мог! Не мог обречь ещё больше людей на столь незавидное существование! Однажды он даже самолично спустился с горы и отогнал «поклонников», а те всё не унимались. А нехорошее предчувствие вскоре окупилось. Первым делом пришло тревожное письмо от Сюэ Яна. Сумбурно, сбивчиво, даже шифр где-то путался, но удалось всё-таки прочесть о том, что Цзинь Гуаншань замышляет в день празднования первой луны своего внука недоброе.) ≈ Заклинатели, словно гончие, подбираются, и море новых вопросов возникает из ниоткуда. Где и как успели познакомиться эти двое? Насколько же беспринципен глава Цзинь? Что же за шифр, в котором содержалась такая информация? Это ведь тропа Цюнци? Сдавленный вопль раздаётся из рядов, и Ваньинь вздрагивает, улавливая знакомые нотки своей правой руки. Да что же творится, в конце-то концов?! ≈ («Хм, здесь что-то не то», — мягко прощупывая своей ци окружение, хмурился Усянь. — «Почему здесь не осталось ни одной души?» Вэнь Нин по обыкновению держался рядом, Чжулю же решил остаться на Луаньцзан. В целом, взвешенное и правильное решение, однако и без его молчаливого присутствия иногда бывало одиноко. «Здесь точно что-то не так», — поглаживая коробочку с подарком, фыркнул Вэй Ин. Ещё несколько дней назад он тайком заходил в Ланьлин, чтобы послушать новости и купить украшение для серебряного колокольчика, и остался недоволен. Добром такое приглашение точно не кончилось бы. Однако эта мысль не успела получить своё развитие, как левую руку прострелило болью, а идущий позади Вэнь Нин развернулся и поймал что-то летящее. То оказалась оперённая стрела!) ≈ Шок, охвативший толпу, можно буквально пощупать руками; все переглядываются, всё больше злобы скапливается в людях, когда они скользят взорами по золоту одежд и вышитым пионам. Не Минцзюэ, кажется, раздражён больше всех. «Засада! — скрипит зубами мужчина. — То была засада, а не сопровождающая делегация, как доложили всем! Я знал, что этому шелудивому лису и его отпрыску нельзя доверять, но и подумать не мог, что… прямо во время празднования!» А Цзинь Гуанъяо, похоже, пристыжен больше всех, раз неизменная улыбка пропадает с лица, а сам мужчина спешно отодвигается от Чифэн-цзуня и съёживается в попытке оградиться от злобных взглядов и слов. ≈ (— Сейчас же сними своё гнусное проклятие! — возопил Цзинь Цзысюнь. Услышав это, Вэй Усянь остолбенел, а с губ сорвалось удивлённое: — Какое такое проклятие? Вместо ответа рослый мужчина распахнул одежды, являя миру Проклятие Сотни Дыр и Тысячи Язв.) ≈ Краем глаза уловив, как нервно поправил Су Шэ своё ханьфу, Не Хуайсан отметил про себя, что стоит всё тщательно проверить…об этом человеке. ≈ («На него наслали проклятие, но при чём тут я?» — хоть и малость сочувствуя этому человеку и в то же время обзывая его безмозглым дурнем, тёмный заклинатель поспешил озвучить эту мысль. «С чего бы мне его насылать, если я и имя-то твоё вспомнил только тогда, когда ты его назвал?»  — Это не моих рук дело, с какой стати мне признавать вину? — глаза уже горели алым, а Серебряное Ядро пульсировало-колебалось всё быстрее и быстрее: куда более сильное, чем год назад, оно могло защитить Вэй Усяня и без тёмной ци. — Что ж, не желаешь милостью, выбьем раскаяние силой! Я не стану церемониться! — крикнул Цзинь Цзысюнь, на что Усянь только насмешливо вскинул бровь. Он-то? С горсткой середнячка? «Давай, Вэй Усянь, мы отлично развлечёмся» «Празднование подождёт, хоть мне и хочется увидеть твоего племянника» «Э, нет, без тебя, капризуля», — только Тьма с Луаньцзан прицепилась по дороге: за эти годы Вэй Ин получше изучил её и теперь в шутку называл капризным ребёнком. Та обижалась и периодически мучала кошмарами, но договариваться до сих пор получалось. Хитрая улыбка заострила черты его лица; Вэнь Нин дёрнул за шнурок со сдерживающим талисманом на своей шее. Они с этими Цзинями хорошо станцуют.) ≈ «Они его сами спровоцировали», — Цзян Ваньинь передёргивает плечами, вспоминая те давние «танцы» брата-наёмника. Танцевал тот просто отлично, вот только в неподходящей обстановке из трупов и крови. Слишком опасный, чтобы получилось без некоторой дрожи назвать его шисюном, слишком охладевший и бесчувственный при выполнении заказов. ≈ («Ох, ну что же они такие неповоротливые? — вздыхал Вэй Ин, уворачиваясь от очередного удара меча. — Совсем их в клане не учат правильно двигаться». Неподалёку сражался Цюнлинь, отбиваясь от целой сотни заклинателей. И, увлёкшись, Усянь не сразу заметил, как выскользнула из рукава коробочка с подарком. Лишь только увидев её в руке Цзинь Цзысюня, хрипло прорычал: — Отдай. Мне. Это, — «Отдай, отдай! Ты не можешь, ты не имеешь права этого касаться!» «Убей его, Вэй Усянь, убей!» Глядя, как Цзысюань отчитывает своего кузена, Вэй Ин всё более поражался — неужели наследник не был в курсе?! Ничего не знал? И вздоргнул от резкого крика: — Да кто он такой, этот Вэй Усянь! — и хруст разлетевшейся в щепки коробочки пронзил тишину в голове. Мгновением позже раздалось: «Убить!!!») ≈ …Что они могли сказать?! Абсолютно ничего. Только то, что Старейшина Илина был слишком разгневан, чтобы просчитывать свои действия и слова. ≈ (Едва сдерживая в груди холодный огонь ненависти, Вэй Усянь произнёс: — Цзинь Цзысюань, послушай меня. Я тебя не трону, но и тебе не следует провоцировать меня. — Да почему ты никогда не можешь никому уступить?! Хоть немного, хоть раз в жизни кого-то послушать! — «Послушать? Я уже наслушался!» Внезапный глухой хруст всё остановил. Вэй Ин же в прострации смотрел на тонкую струйку крови, текущую изо рта Цзысюаня. Как сквозь толщу воды до уха донеслось: — А-Ли всё ещё ждёт тебя в Башне Кои… чтобы… Вот только что «чтобы» уже не было услышано: мир покачнулся, мужчина в золоте повалился на землю, расплываясь по спине безобразным кровавым пятном, а вдалеке в теневом мареве стояла фигура в мешковатых одеждах.) ≈ Не заметив, что задержал дыхание, Не Хуайсан чуть не захлёбывается болезненным воплем: — Вэй-сюн! — и бросается к груди дагэ — только дагэ сейчас может его успокоить. — Почему, дагэ, почему всё случилось так? — всхлипывает мужчина, вжимаясь лицом в серо-зелёное цзяньсю. А Минцзюэ поглаживает по спине грубой рукой и бормочет: — Не знаю, А-Сан. Я не знаю. «Разбить Сферу, разбить же! Ну же, ну!» — Цзян Цинсэ, борясь со вставшей от напряжения в горле кровью, выцарапывает воспоминания одно за другим, но безуспешно. Контроль потерян. ≈ (Так не должно быть, думал Вэй Усянь сначала. Я не мог потерять контроль, повторял себе он. Повторял до тех пор, пока не рухнул наземь сам. «Разве я не говорил, что смогу удержать контроль?!» «Разве я не говорил, что всё будет в порядке?!» «И что же случилось теперь?» Открыв глаза, Вэй Ин увидел над собой иссиня-чёрные своды пещеры Фумо. Вэнь Нин и Вэнь Цин тоже находились здесь и о чём-то тихо переговаривались. Увидев, однако, что Усянь очнулся, Цюнлинь пал на колени и низко склонил голову. Юноша, тихо застонав от боли в руке, медленно сел; с пару мяо смотрел на покаянного Вэнь Нина; а после его накрыла волна клокочущей злости.  — Кого ты убил? Ты понимаешь, кого ты убил?! — взревел он, с силой пнув мертвеца и повалив того на пол. — Ты мог убить кого угодно, почему ты убил именно Цзинь Цзысюаня?! — всё орал Усянь, держа того за ворот. — Вэй Усянь, успокойся, — ровным голосом проговорил Вэнь Чжулю, баюкающий на руках плачущего А-Юаня. — Успокойся? Успокойся? — дрожаще переспросил Вэй Ин. Слушая плач ребёнка, тихие вздохи Вэнь Цин и хриплые напевы колыбельной Чжулю; слушая тихое «простите» Вэнь Нина, он вдруг ощутил подступающую тошноту. Душа падала всё дальше в темноту: «Ради чего я провёл все эти годы в заточении на Луаньцзан? Имело ли это смысл? Имело ли смысл подвергать и себя, и их таким страданиям? Что я хотел доказать своими поступками? Каков я в глазах других людей? Я монстр? Действительно монстр? Я сошёл с ума? Я сошёл с ума?» Всё это было полностью на его совести. Это была полностью его вина. Юношеская гордыня и самонадеянность привели его к этому печальному концу.) ≈ «В какой же момент ты это понял, юноша», — горестно вздыхает дедушка Лань, с явственной болью глядя то на разбитого племянника, то на его возлюбленного из воспоминаний. Плач раздаётся со всех сторон, и никто не пытается его скрыть. ≈ (В тишине пещеры раздался беспомощный, обезоруживающий голос: — Кто-нибудь… скажите… что мне теперь делать? По бледным щекам Вэй Ина катились слёзы — одна за другой, одна за другой. Что же он натворил! Теперь А-Лин остался без отца, теперь его шицзе Яньли пребывала в трауре, а Цзян Ваньинь ненавидел ещё сильнее. Плакал из-за него малыш А-Юань, из-за него на безобидном Вэнь Нине ярмо бесчувственного оружия, из-за него… Лёгкая боль в шее дезориентировала его, и он мешком рухнул на каменную кровать. Вэнь Цин, опустив руку, потёрла красные уголки глаз: — Прости. — Что ты делаешь? — тревожное предчувствие охватило его, когда Вэнь Нин и Вэнь Цин церемонно поклонились, а Вэнь Чжулю отвёл взгляд, всё ещё держа Вэнь Юаня на руках.) ≈  — Это оно? Это действительно оно? — перешёптываются всхлипывающие заклинатели. Ох, то время им запомнилось. Когда они судили ни в чём не повинных людей. Когда они дали добро на зверство. «Почему я ни разу не прислушался к А-Сану?» «Отчего я впервые не послушал Ванцзи?» «Почему я позволил ярости затуманить мой разум и поднять Саньду на брата?» «Зачем я только послушал отца? Зачем я всё время слушал отца?» ≈ (— Мы отправляемся с повинной в Башню Кои. Пока вы были без сознания, к нам приходили люди из Ланьлин Цзинь и сделали заявление, — медленно произнёс Вэнь Цюнлинь, подымаясь с пола. — С повинной? Что за чушь! — ужас начал расползаться в грудной клети. — Какое заявление? — Орден Ланьлин Цзинь хочет получить от тебя плату за содеянное. Ты должен выдать двух предводителей остатков клана Вэнь. Это мы, — пояснила Вэнь Цин под скорбный вздох Сжигающего Ядра. — Люди из Цзинь сказали, что после этого инцидент будет исчерпан… — А ну вынь из меня иглу! Немедленно! — вновь взъярился Вэй Усянь. — Вы не можете пойти туда! Инцидент исчерпан не будет, как вы не понимаете?! Им всё мало и мало, они будут брать и брать… — захлебнувшись собственным криком, он жалобно закончил. — И… вовсе не я наслал на него проклятие.  — Но они решили, что это был ты, — привычно спокойный голос Вэнь Чжулю донёсся до слуха.) ≈ Какими же они были кретинами. Цзинь Гуанъяо хочет спрятаться, спрятаться от всех прожигающих взоров — но может лишь виновато опустить голову и молиться, чтобы после просмотра его не убили сразу. ≈ (Отчаяние заполняло душу, пока Вэнь Цин говорила. Он и сам, сам всё прекрасно понял, вот только отчего-то не хотел их отпускать. «Почему вина ложится на оружие, а не на убийцу? Почему уходят они, а не я?» Кажется, теперь он немного больше понимал и Цзян Чэна. Смотреть, как кто-то геройствует, и не иметь возможности его остановить — действительно отвратительное чувство!) ≈  — Да ты просто напрашивался на страдания, идиот самоотверженный, — рыдает тихо Ваньинь, мотая головой и силясь рассмотреть сквозь слёзную пелену потерянного брата. ≈ (— Послушай меня, — Вэнь Цин, присев перед юношей на корточки, щёлкнула его по лбу, — мы уже давно должны были умереть. И… ещё я должна была кое-что тебе сказать, рано или поздно. Просто больше не будет времени… Вэй Усянь, спасибо. И ещё прости.  — Не уходи, — жалобно всхлипнул Вэй Ин. — Не уходи! Цин-цзе, не уходи! Вэнь Цин вздрогнула, но не остановилась, лишь крепче сжав ладонь Вэнь Нина.) ≈ «Похож на ребёнка, который не хочет, чтобы родители покидали его, — учитель Лань поджимает губы. — Вэй Усянь… как же ты выдерживал до сих пор?» Ещё один вопрос, на который никто не знает ответа. ≈ (Спустя время Вэй Ин подал голос, скосив глаза на ещё одного оставшегося мертвеца: — Вэнь Чжулю, — «Больше мне рассчитывать не на кого». Фигура, стоявшая в углу, пошевелилась: — Что? Язык слушался плохо, однако Второй Ликорис смог выговорить: — Письма… все письма, все найди… найди и сожги, чтобы ни одного не осталось. Особливо те, что зашифрованы… Все найди и сожги. «Ни одна душа не должна знать про наше дело. Про дело, которое мы ведём уже много сотен лет. Про то, как мы… записываем истинную историю. Никто не должен узнать». А письма всё жглись и жглись над одинокой свечой, и Вэнь Чжулю всё говорил: — Тебя принёс сюда Вэнь Нин. А Цзинь Цзысюаня забрал человек, назвавший себя Ужанем.) ≈ Саньду Шэншоу хватается за сердце: «Ужань? Тот забитый мальчик, которого привёл шисюн когда-то? Кто же он сейчас? Кто все эти «они», что за дело?» «Истинная история? Кто же осмелился на такое отчаянное дело?» «Где Цзинь Цзысюань?» Цинсэ, не сдерживаясь, сплёвывает кровь в сторону. ≈ (Ровно через три дня Вэй Ин спустился с Луаньцзан. Серебряное Ядро придавало сил, однако в какой-то момент пришлось остановиться. Усянь не имел ни малейшего представления о том, куда ему идти. Луаньцзан? Он только что оттуда спустился. Пристань Лотоса? Он не возвращался туда почти два года. Башня Кои? Там он увидит только прах своих друзей. «Мне больше некуда идти. Во всём этом мире нет для меня, кроме Иньяна, пристанища». В какой-то степени он даже злился на то, что Цин-цзе и Вэнь Нин решили всё за него. В любом случае… он должен забрать то, что от них осталось. И уже к вечеру Усянь тихонько, как тогда, на миссии, пробирался по коридорам огромного дворца.) ≈ Неужели они действительно стали друг другу настолько чужды, что он отказывается идти в Пристань Лотоса? Неужели именно этого добивались те, кто распространял слухи? Неужели именно этого добивался он сам? Все эти вопросы кружатся в душе главы Цзян, лишь терзая и без того искромсанное сердце. ≈ (Нет, он не мог смотреть на убитую горем Цзян Яньли; так же он не мог видеть плачущую госпожу Цзинь. А потому сбежал, стоило только пронестись тревожному кличу: «Вэй Ин здесь! Он пробрался в Башню Кои!» Юноша бесцельно бродил повсюду, слушая различные кривотолки: и чем больше, тем холоднее становилось его лицо и сердце. — Это конец, который заслуживают все Вэньские псы! — Хорошо, что их обоих обратили в пепел! Ха, теперь Вэй Усянь должен нас бояться! — Одна мысль, что эти монстры топчут землю, уже вызывает омерзение! Что бы он ни делал, что бы ни говорил, ни одного доброго слова не сорвётся с губ этих людей. Завеса наивности начала спадать. «Пора им показать, что значит — следовать пути клана Вэй».) ≈ «Какие же мы идиоты! Какое же стадо!» — восклицает Лань Сичэнь, уже не тая злобы и бессилия; от осознания собственной никчёмности хотелось биться об стену. ≈ (— Прекрасная новость! Пусть забьётся на свою гору и носу оттуда не кажет! А если осмелится показаться где-то в мире, я… — Что ты сделаешь? Если он осмелится показаться, что ты сделаешь? — практически зашипел Вэй Усянь на побледневшего заклинателя. Подползающая со всех сторон Тьма вторила ему, вытягивая бесформенные лапы в направлении новых жертв. Вэй Ин, присвистнув, дал добро, и вылетели из чёрных клубков злобные духи, прижимая к земле разбегающихся людей.  — Ну, что же ты больше не похваляешься, герой?! — издевательски пропел юноша, наступив «храбрецу» на лицо. — Что же ты хотел со мной сделать? Один из тех, что стояли на городских стенах, закричал: — Вэй… Вэй Усянь! Если ты действительно настолько силён, то разыщи глав Орденов! Что ты докажешь, нападая на заклинателей низкого уровня? Усянь вновь коротко свистнул — заклинатель тут же перелетел через стену, сломав себе обе ноги и завопив от боли. — То есть я должен вас терпеть только потому, что вы — заклинатели низкого уровня?! — из горла вырвался холодный смешок. — Если вы смеете говорить подобное, то будьте добры справляться и с последствиями. Если вы знали, что не значимей муравья, то отчего не догадались подумать, прежде чем говорить? Выждав пару мяо и не услышав ни звука, юноша удовлетворённо хмыкнул: — Вот так и надо себя вести. А сейчас я отправляюсь на охоту за главами Четвёрки.) ≈ «Та бойня, — вновь дрожь пробивает тело, и Су Шэ истово молится о том, чтобы не потерять сознание. — Старейшина Илина тогда был в неописуемой ярости. Той самой, его». Той самой, да — когда голова холодна, но ярость бушует в душе. Именно это — самая страшная смесь. ≈ (— Сегодня ночью был развеян прах двух предводителей Ордена Цишань Вэнь! А завтра, завтра такая же участь ждёт и всех оставшихся псов Вэнь со Старейшиной Илина, Вэй Усянем! — голос Цзинь Гуаншаня морозил ещё сильнее. Тихий смешок сорвался с губ, и прервались пламенные речи. «И ты, Цзян Чэн. Другого от глупого птенца я и не ожидал». «Как я посмел явиться сюда? Сейчас скажу», — глаза постепенно заволакивала кровавая пелена, злые голоса подступали всё ближе. Вот он, Тёмный Путь клана Вэй. — Ну и сколько вас здесь?! Три тысячи хоть наберётся? И разве моё появление не совпало с вашими намерениями? Я просто сэкономил вам время, вот и всё, — развёл руками Вэй Ин. Вот раздалось оскорбление от Не Минцзюэ, однако тёмный заклинатель был сконцентрирован на другом: — Ну как, глава Цзинь, приятно бить самого себя по лицу? Кто говорил, что мы будем в расчёте, если сдадутся двое предводителей Вэнь? И кто только что во всеуслышание объявил, что завтра собирается развеять и мой прах?) ≈ Если и до этого Цзинь Гуаншань чувствовал себя так, как будто ему отвесили пощёчину, то сейчас это переросло в ощущение удара дисциплинарным кнутом. Стыд, доселе неведомый, буквально схватил за горло. ≈ («Другой кровавый счёт? Не бывает никаких «других счётов»! Есть один большой долг, и он будет возмещён! Это мой последний шанс всё исправить. Я… я попробую решить всё мирно, иначе…» Иначе, когда его поглотит ярость, мало кто спасётся. Так бывало всегда, когда в безумие впадал человек из клана Вэй.) ≈ «Даже тогда он пытался решить всё мирно? Даже тогда?» — Лань Ванцзи жмурится до пятен перед глазами. Почему же те люди не поня… ах, да. Они же были охвачены жаждой «справедливого возмездия». ≈ (Выслушав всю брань, вылитую на него ушатом, Второй Ликорис устало вздохнул. Не было смысла что-то доказывать кучке баранов. Они возненавидели его уже давно — похоже, сейчас самое время возненавидеть в ответ. «Станцуем с ними, Вэй Усянь?» «Станцуем», — впервые согласился Вэй Ин. Не было смысла в том, чтобы спорить с идиотами — вместе со стрелой и ответным оскорблением Усянь двинулся вперёд. «Они наконец-то первыми начали бой, — ухмыльнулся он, увидя начертание магического поля. — Наконец-то я имею право защищаться. Наконец-то я имею право нападать». Легко вальсируя по крыше Знойного Дворца и играя на флейте, юноша одного за другим посылал мертвецов.) ≈ Ах, насколько же глубокую яму они хотят себе вырыть?! ≈ (Лёгкий перезвон струн на пару фэнь остановил его. — Лань Ванцзи, — за прохладный тон хотелось вырвать себе язык, но пришлось продолжить. — Ты давно должен был понять, что Песнь Очищения бесполезна для меня. — Вэй Ин! — Бичэнь прогудел в паре цуней, и Усянь со смехом увернулся: — Прекрасно, просто прекрасно. Я всегда знал, что однажды твоё терпение кончится, и мы сойдёмся в смертельной битве. Давай, нападай, ты же всегда ненавидел меня! — он вновь поднёс Чэньцин к губам. Однако ни один сгусток Тьмы не тронул фигуру в белых мантиях. Вместо него ненависть обрушилась на других. Вэй Усянь уже наполовину впал в безумие: он никого не боялся, всех воспринимал одинаково, всё окружение, кроме телес врагов, расплылось. Он никогда не видел такого состояния у своих соклановцев, но был готов поклясться, что именно таких, как он, называют «волками-воинами».) ≈ «И правда похож», — в заплаканные глаза будто насыпали песка, но Ваньинь хорошо усматривает и хищную грацию, и увивающую всё тело энергию Серебряного Ядра. Как же все они тогда не заметили, что у него проявилась мощная духовная энергия? «Даже тогда он заботился о Ванцзи? Даже тогда?» — вопрошает Лань Цижэнь. ≈ (— А-Сянь! — раздался слабый крик издалека. И только этот крик вмиг сменил гнев на ужас. — Шицзе?! Шицзе, что ты делаешь? Уходи отсюда! — кричал Вэй Ин, пробираясь на пару с Цзян Чэном через бушующую толпу. «Почему мертвец вдруг перестал меня слушаться?» — Остановись! Сейчас же остановись! — надрывно крикнул он, но мертвец всё равно рубанул мечом по спине Яньли.  — Вэй Ин! Останови мертвецов! — кричал прибывший на подмогу Лань Чжань прямо ему в лицо, но в голове стоял ещё гул и шум от недавнего безумия, и потому сориентироваться получилось не сразу.  — А-Сянь… я пришла сказать, что… «Что? Я не ненавижу тебя? Я не виню тебя? Вздор. Невозможно». — А-Сянь… тебе… тебе нужно остановиться… — Хорошо, — выдох сквозь зубы. — Хорошо, я остановлюсь, — «Не хочу ослаблять свою защиту, но…» И под напряжённым взглядом Цзян Ваньиня он заиграл, приводя разум в порядок; один за другим мертвецы, недовольно рыча, оседали на землю. Но внезапно Яньли оттолкнула его — вот так просто, с неимоверной силой оттолкнула! Вэй Усянь уже был готов спросить, в чём дело, когда увидел сверкающий меч, пронзивший горло девушки. Мгновением позже над площадью разнёсся нечеловеческий крик, и Усянь с лёгким хрустом свернул напавшему заклинателю шею.) ≈  — Мы сами довели его, тут некого винить, кроме себя, — строго говорит дедушка Лань, разом затыкая бранчливых Старейшин. Заклинатели согласно качают головами, невнятно что-то мыча: от собственных слёз и стыда или же от отчаяния, которым веет от Старейшины Илина? ≈ (— Вэй… Вэй Усянь, ты, — еле доносились до него обвиняющие слова, — когда-то довёл до смерти Цзян Фэнмяня, а теперь ещё и свою шицзе! Всё это полностью твоя вина! И ты ещё смеешь вымещать свой гнев на других? За такое преступление прощения тебе не видать!!! Что-то ломко хрустнуло внутри — как тогда, когда он впервые начал резать себя. Вот только «что-то» было много рода. «Доигрались», — подхватил он наравне с Тьмой, со звоном объединяя Стигийскую Тигриную Печать; Серебряное Ядро, кажется, вышло на новый уровень, перерабатывая Тьму со всей округи. Безумие ненадолго стало его стихией, хоть и не поглотило ещё полностью. Мельком он увидел стоящую на ступенях Знойного Дворца высокую фигуру в пламенных одеждах, выхватил изящную заколку и гранатовые глаза, белое лицо — а потом всё погрузилось в бойню.) ≈ Цзян Ваньинь, погружаясь в океан криков и крови, тем не менее, не видит и не слышит ничего: губы мелко дрожат да глаза такие красные, что впору в клан Вэй вливаться. Он же сам видел, что сестру убил не шисюн, так почему?! «Так он… вызвал Вэнь Жоханя из небытия?» — у Лань Ванцзи перехватывает дыхание, едва только вспоминается недавний разговор на гуцине с этим… духом. Значит, по какой-то причине он отказался уходить, несмотря на захоронение. Что-то недоделал на земле? Но что? ≈ (Вокруг была лишь темнота. И из неё всё выходили образы из прошлого и настоящего. — Прочь! — кричал Вэй Ин на оскалившуюся собаку. — Прочь! — говорил он разъярённой госпоже Юй. — Прочь! — кричал он на манящее лезвие Суйбяня, на старые шрамы на своих запястьях. — Прочь! — плакал он, уходя от руки Лань Чжаня. Пусть не смеет мараться, пусть только попробует! — Проваливай! Прочь! — срывал он голос, глядя на Вэнь Чао, на гору Луаньцзан, на Цзинь Гуаншаня… — Прочь! Прочь! Прочь!) ≈ «Вэй Ин», — нет, он не может, не может больше терпеть. Слёзы катятся по нефритовым щекам, золотые глаза затухают, а с губ срываются тихие вздохи-всхлипы. Тогда он прогонял вовсе не его. Он… он пытался отогнать те образы, что мучили его. «Но отчего ты думаешь, будто замараешь кого-то?» «Вот оно что! Тогда… Ванцзи он тогда не прогонял! Он… он пытался справиться с собой!» — внезапная догадка осеняет Лань Хуаня. В тот день ему тоже показалось странным, что Вэй Усянь смотрит не на Ванцзи, а словно сквозь него. Зато теперь это стало… объяснимо. ≈ (— Сянь-гэгэ, — детский голосок слабо звал его. Губы чуть двинулись, с усилием произнеся: — А… А-Юань, — малыш, только услышав это, с громким плачем прижался к нему. — Сянь-гэгэ, Сянь-гэгэ, больно? — плакал он, оглаживая ладошками худое лицо. Вэй Ин хрипло засмеялся, дрожащей рукой погладив мальчика по голове: — Я в порядке, А-Юань… — Не ври! — вдруг закричал мальчонка, шмыгнув носом. — Сянь-гэгэ плакал и говорил, что не в порядке! «Ох… он был здесь?» — Вэй Усянь беспомощно перевёл мутный взгляд на нависающего над ним Вэнь Чжулю. В груди всколыхнулась застарелая злоба, но тотчас же потухла. «Нет смысла злиться на того единственного, на кого можно здесь положиться». И словно в подтверждение раздался голос мертвеца: — Пока что отдыхайте, господин Вэй, — «Ох, он впервые меня так назвал». — Лежи давай, голокожий, — дрожащее мяуканье белкокота смешалось с жалобным волчьим скулёжем.) ≈ «До чего же больно!» — на слёзы уже нет сил — выходит только тихое иканье. «Я не должен был его покидать. Не должен был оставлять Вэй Ина». ≈ (…Вот уж третий месяц подряд Вэй Ин проводил время за заботой об оставшихся Вэнях: бегал в город, отпускал белкокота «поворовать» и даже по-прежнему играл с А-Юанем. Торговец овощами на все слухи тряс лысеющей головой и твердил: «Слухи всего лишь слухи! А я вижу то, что вижу, Вэй Усянь, и скажу тебе — добродушнее человека я ещё не встречал! Вот забили тебя только, и всего делов! Нечисто тут что-то, не стал бы ты так! На-ка вот, картошки возьми, на этот раз свежая». Похоже, это и дало пищу к новым размышлениям. День за днём Вэй Усянь вспоминал все события, предшествовавшие его падению. Снова не спал и не ел (на что Чжулю неодобрительно качал головой), но зато начал кое-что улавливать. «Почему именно Безночный город? Там больше всего захороненных мертвецов. Магическое поле, вероятно, было именно для этого, не для защиты. Почему провели зачистку на тропе Цюнци? Это единственная дорога, о приглашении знали, как и о том, что без мертвецов я практически бессилен. Должен это быть или очень умный, или очень хитрый человек…» «Ах, Цзинь Гуанъяо, Цзинь Гуанъяо, — насмешливо вздыхал Старейшина Илина через три недели. — А я-то считал тебя душкой. Эх, не на того ты зубы оскалил». Почему-то резко… захотелось жить. Выжить любой ценой и взять реванш. Но не так, как раньше, не бросаясь напролом; лучше схорониться, набраться сил, а потом нанести удар — собрать весь свой гений и обрушить кару лишь на главных зачинщиков. «Глава Цзинь, глава Су, Цзинь Гуанъяо… как прискорбно».) ≈ От вкрадчивого тона бегут мурашки, и хорошо, что жена даже не смотрит на него — Цзинь Гуаншань не уверен, что выдержит и её насмешку. ≈ (Однако планы пришлось спешно свернуть, поскольку кланы наконец оправились и были уже на подступах к Луаньцзан. И вот сейчас на его коленях выл белкокот, а рядом в ожидании замер Вэнь Чжулю с А-Юанем на руках. — Я трус! — вопил зверёк, сжимаясь в клубочек. — Я… я жалкий трус и эгоист! Я… я людей совсем-совсем не боюсь, но стоит увидеть в их руках меч или саблю, как… как сразу вспоминаю… Пропащее я существо, пропащее! — особенно громко взвыл он, подставляясь под худые ладони. Вэй Ин с неподдельным изумлением слушал его, но прерывать не решался. И вот из бесконечной череды воплей ему удалось разобрать: — Инь…инь… Иньинь меня зовут… если меня разрубят или заколют этими мечами, помолись за меня… Больше н-некому-у-у-у… … «Что они делают?» — с нарастающей паникой Вэй Ин слушал бабушку Вэнь, что говорила ему уходить с малышом. «Но я не могу их оставить!» Но рвануться вперёд ему не дала холодная мертвечья рука: — Пойдёмте, господин Вэй.) ≈ «Осталось ещё немного! — Цзян Цинсэ, с усилием держа маску холодности, затягивает туже и туже браслет, крошит костяшку за костяшкой. — Они не должны знать, что он жив! Они не должны знать про «Оникс»!» ≈ (— Сянь-гэгэ, не уходи, — метался А-Юань. — не уходи, как… как мама и папа! Ты обещал быть рядом со мной! «Малыш, я тоже буду по тебе скучать». — Похоже, — Усянь грустно улыбнулся и погладил ребёнка по волосам, — я не умею сдерживать обещания. Так что тебе придётся стать лучше, намного лучше меня. И… — тонкий палец ткнул мальчишку в грудь, — пока я у тебя вот здесь, я никуда не исчезну. Ты всегда будешь меня помнишь, ясно? — Мгм!) ≈  — Ты всегда сдерживал обещания, Вэй Усянь, — хрипит Цзян Чэн, опираясь на плечо Сичэня. Пусть и в вечной своей манере, но сдерживал же! «А-Юань не помнит», — сердце стянуло новым жгутом боли, а плечи бессильно опустились. ≈ (— Вэнь Чжулю, — мертвец вскинулся в ожидании. — Скажи… почему ты пошёл за мной? На сером лице не дрогнул ни один застывший мускул, но в чёрных глазах промелькнула лёгкая улыбка: — Один раз я ошибся в выборе господина. Но я точно знаю, что не ошибся в этот. Я последовал за вами и ещё ни разу не пожалел. И не пожалею впредь, вы не заставите разочароваться. — Господин, да… — такое заявление ошеломило, но ненадолго. — Значит… Вэнь Чжулю, вот мой первый тебе приказ: защити А-Юаня. Не давай приблизиться к нему, пока не придёт человек, которому я доверяю. Пока не придёт Лань Ванцзи. Тогда ты исчезнешь. Сжигающий Ядра немедленно откликнулся: — Как прикажете, господин Вэй.) ≈  — Не пожалеет, это уж верно, — откликается с дальних рядов Не Минчэн, но на вопросительные взоры не обращает ровно никакого внимания. ≈ (Сейчас, в этот миг исчезнет из мира Стигийская Тигриная Печать. Мертвяки стянулись со всех Могильных Холмов: несколько тысяч голодных пастей ревело, хрипело и рычало. Сегодня он скажет «прости и прощай» Цзян Чэну; больше не осталось никого. Никого не осталось, никто не выжил в пожарище, под праведной толпой. «Вэй Усянь! Монстр! Демон! Убить!» — доносились злобные крики, но он не слушал. Сейчас он разобьёт её. Но… жить ещё хотелось, отчаянно хотелось. И утереть им всем носы, и… продолжить их дело хотелось. Тьма тревожно покалывала ладони, Ядро колыхалось быстро-быстро, единственный талисман-заготовка лежал в рукаве. Вот сейчас, сейчас… Звонкий-звонкий металл раскололся, а мертвецы будто этого и ждали. «Прошу, не ненавидь меня, Лань Чжань») ≈ Цзян Цинсэ крошит последнее звено браслета. Вдруг заклинателей словно стукает по головам, трясёт и мотает сильней обычного; картина мертвенная-кровавая вертится и пропадает, схлопывается. Лежащие на полу могут только с суеверным ужасом наблюдать, как Сфера Правды Души мучительно быстро падает на пол и разлетается багровыми осколками. Осколками чужих воспоминаний. *** «Говорят, что в сокровищнице Цишань Вэнь хранилась самая редкость. Это правда. То была Сфера Правды Души. Вот только редкость очень хрупкая. Два ювелира, два человека и душа — вот что нужно для слаженной работы Сферы, — призрак неторопливо ступал по крыше Знойного Дворца, всё поворачиваясь в сторону заходящего солнца. — Но если что-то разбить, то разобьётся и Сфера. Браслет — у бывшего врага; кольцо семейное — у сына старшего; душа же вызванная — я, как иронично! — срывается тихий простуженный смех. — Так вот отчего я пребывал в забытьи изначально. Эх, мальчишка Вэй, вызвал ты меня, конечно, вовремя. В безумии пребывал, а ты смотри-ка… А вообще, жалко мне тебя. Значит, так я должен был искупиться? Это я недовершил на земле? Но… так хоть я узнал, отчего да почему. Интересно было… и горько иногда. Но мне пора в Мир Далёкий; пора к Южной Императрице, пора пройти через поле битвы Небесного Императора, а после сесть за стол среди великих». Призрак в бело-пламенных одеждах прикрывает глаза, на миг сверкнувшие гранатом, и растворяется с последними лучами зашедшего солнца.