Чёрный Оникс

Сюэ Ян, недовольно морщась, натягивает тонкое одеяло на самое лицо, а откуда-то от двери слышится смешливый голос даочжана: — Боги, А-Ян, не знал, что у тебя столь детская привычка прятаться от солнца! В ответ разбойник недовольно зыркает из-под одеяла, а сам тянется за чудесным запахом горячих булочек, тарелку с коими держит Синчэнь. — Какой ты всё-таки коварный, А-Чэнь, — ворчит Чэнмэй, потягиваясь и жадно косясь на очередную вкусность. — Знаешь, как выманить меня из кровати. — А иначе ты и не встанешь, — мягко качая головой, Синчэнь садится рядом с возлюбленным. — Снова допоздна сидел над талисманами? — Угум, — энергично кивает Сюэ Ян, запихивая за щеку булочку, — хочу потом показать господину Вэй, тут такая интересная связка! — И всё же ты слишком сильно увлекаешься тёмной энергией… — Сяо Синчэнь вздыхает с плохо скрытой усталостью: вчерашняя ночная охота выдалась нелёгкой, а после А-Ян отказывался ложиться, пока «кое-что не доработает». Так и получилось, что проснулись оба уже под конец Часа Коня. Окончив завтракать и не забыв поблагодарить крестьянку, что позволила переночевать в своём доме, идут за околицу. Знакомая уже и почти привычная фигура мертвеца скользит среди деревьев — Вэнь Нин следует к своему хозяину-другу, более идти некуда. Сюэ Ян довольно жмурится, чуть крепче сжимая мягкую ладонь А-Чэня. Ещё три дня назад он и не помышлял о том, что будет вот так, без зазрения совести, шагать нога в ногу с этим праведником; два дня назад исступлённо целовал тёплые губы, обнимал до трещащих костей; сегодня же они оба пытаются привыкнуть к новым знакам внимания. Думается невзначай о том, что скоро, вот совсем скоро они сблизятся ещё сильнее и, возможно, позволят себе ещё больше; совсем скоро они могут быть совершенно счастливы друг с другом. «Надо только избавиться от хвоста в виде Сун Ланя», — досадливо скалится Чэнмэй, провожая прищуренным взглядом мимо проехавшую телегу. *** ≈ («Как меня бесит этот павлин», — глухой гнев клокотал где-то в груди, но Вэй Усянь всё прятался в зарослях, сжимая руку Лань Ванцзи. Что с этим Цзинь Цзысюанем? Задумал привлечь внимание шицзе?! Не выйдет, нет, не выйдет! — Вэй Ин, — тихо окликнул его Лань Чжань. — Что произошло между тобой и молодым господином Цзинь? Усянь только фыркнул злобно: — Долгая история, — но, как бы тёмный заклинатель ни хотел скрыть, всё же обронил пару слов о происшествии в Ланъя.) ≈ — Это же оно? Когда молодой господин Цзинь, не разобравшись, обвинил молодую госпожу Цзян во лжи? — То самое! — с готовностью отвечает глава Яо. — Вэй Усянь и глава Цзян в тот день так злы были, что только держись! — Ходили, как два бешеных пса. Но их можно понять — так любили свою сестру… Цзян Ваньинь шипит сквозь стиснутые зубы, готовясь выкрикнуть просьбу не выражаться и не обсуждать внутренние дела их клана, но вперёд (хвала Небожителям!) выступает Цзэу-цзюнь: — Не думаю, что глава Ордена Юньмэн Цзян одобряет ваши обсуждения, а посему не могли бы вы оставить все важные разговоры до более позднего времени? Сплетники ворчат об упущенной болтовне, словно псы об отнятой кости, но послушно затихают. ≈ («Что он там болтает про змея-измерителя?» — Вэй Ин, подавив в себе порыв высунуться, продолжал присматриваться: наблюдал за всеми движениями и словами павлина, за редкими кивками шицзе. Насмешливо фыркнул, когда Цзысюань хвастался охотничьими угодьями Ланьлин Цзинь: «Будь там действительно стоящие твари, вашим адептам роздыху бы не было! Мелочь любит селиться рядом с большими городами. Крупняк — он весь на безлюдье. И вообще, кому нужно смотреть на твои охотничьи угодья?» Вот односторонний разговор перерос в неловкое молчание: похоже, шицзе от волнения промямлила что-то невпопад; вот уже вновь на лице господина Цзинь нарисовалось холодно-надменное выражение. Ох, наконец-то драгоценная шицзе увидела истинное лицо этого человека — губы сжались в тонкую нить, в мягком взоре промелькнула отчуждённость, а голос приобрёл нотки официоза: «Простите, я вынуждена покинуть вас».) ≈ — Ай да дева Цзян! — клохчет полная дама, пихая под локоток своего мужа. — Так вас, рогатых да расфуфыренных, и надо воспитывать! Побегать от него месяца три, и сам приползёт! — Дорогая, не выражайся, пожалуйста! Лань Ванцзи, прислушавшись и смутившись, вспоминает, с каким упорством «бегал» от него Вэй Ин — на исходе второго года Ханьгуан-цзюнь готов был не то что приползти, а прилететь на ту треклятую гору и забрать Вэй Ина оттуда. И пусть упирался бы всеми конечностями, терпение было уже на исходе! Да вот только слишком быстро бегущее время решило всё за них… ≈ («Отлично, для полного счастья только этих золотоносных и не хватало», — Усянь мрачно взирал на пёструю толпу с кланом Цзинь во главе. И, что было немного хуже — впереди всех стоял паршивец-кузен Цзинь Цзысюаня, имя которого он даже не помнил. «Что значит — я снова нарываюсь? Да кто он вообще такой?») ≈ «Вот же беспамятный!» — раздражение льётся через край, а Цзыдянь знакомо потрескивает. Да, Цзян Чэна всегда раздражала в Вэй Усяне такая черта, как избирательная память. Он мог, к примеру, не помнить того, что сказал буквально полчаса назад, мог забыть чьё-то имя или лицо, но вот формулы, связки и тому подобное был способен вспомнить хоть среди ночи. «Как же это раздражает!» ≈ (Всеблагие Небожители, ещё и госпожа Цзинь подоспела — вот это правда было нехорошо и грозилось вылиться в межклановый скандал. Вэй Усянь поморщился, с усилием отгоняя эту мысль, и приготовился встречать бурю — в гневе госпожа Цзинь была удивительно похожа на госпожу Юй. Конфликт действительно разворачивался полномасштабный: — Подумать только — треть всей добычи досталась Ордену Юньмэн Цзян! — А всё потому, что проклятый Вэй Усянь воспользовался своей кривой дорожкой! И как он только осмелился открыть этот путь? — Заманивать дичь посредством музыкальных трюков — немыслимо! — Ты совершенно не озаботился об остальных, подумал лишь о собственной выгоде! — добил Цзинь Цзысюнь. — Это ли не пример истинной дерзости? Ох. Вот оно как. Значит, всему виной тут его путь и то, что он не пользуется мечом?) ≈ — И этот «неозаботившийся» ни капли не жульничал, — шипит из-за спины дагэ Не Хуайсан. — Вот если бы из чужих сетей отнял… ≈ (— Воспитание в Юньмэн Цзян не представляет из себя ровным счётом ничего! — уязвлённый безразличием и насмешливостью с его стороны, Цзысюнь решил таки пройтись по больной мозоли. Улыбка Вэй Ина разом испарилась, и он переспросил: — Воспитание? — «И чьё же воспитание ничего не представляет из себя?» — Кривая дорожка? — «Первым по этой тропе прошёл далеко не я. Я лишь следую дорогой предков». — Вэй Ин, — предостерегающе вымолвил Лань Ванцзи. Хотелось, хотелось бросить ему, чтобы не мешал, но этот святоша, кажется, и сам понял. — Хочешь знать, почему я не ношу меч? Даже если скажу, всё равно ничего не изменится.) ≈ «Верно. Не изменится», — Ванцзи, давя злобу на этих людей, вновь сосредотачивается на возлюбленном. — «Золотое Ядро ещё никому не удавалось взрастить во второй раз. Но зачем тогда было играть дерзкого юнца? Чтобы лишний раз убедить их в своей «невоспитанности» и «моральном разложении»? Для чего ты играл этот спектакль?» ≈ (— Потому что я хочу, чтобы вы знали, — чётко, чеканно вылетали слова — так всегда оказывалось во время шутовства и актёрства. — Даже не используя меч, не имея при себе ничего, кроме того, что вы называете «кривой дорожкой Пути Тьмы», я всё равно останусь на недосягаемой высоте, а вы будете смотреть мне в спину. Отчасти это, пожалуй, могло являться правдой: тёмную энергию уже неоднократно проверяли и изучали, вот только законность сих действий не принадлежала никому из искателей — клан Вэй же попросту не распространялся о практиках «демонического пути». И вот опять павлиний кузен раззявил клюв: — Вэй Усянь! Ты всего лишь сын слуги! Как ты смеешь дерзить?! «Я. Не. Сын. Слуги!» Рука уже дёрнулась к Чэньцин, как вдруг выступила Цзян Яньли: — А-Сянь, встань за мной.) ≈ «Так вот что произошло тогда», — Ваньинь кивает, мысленно подмечая как защитную позицию брата, так и кислые лица тех заклинателей. Ах, ну и «тот» Лань Ванцзи без внимания не остаётся — застыл соляным столпом и глаз с шисюна не сводит. «Что ему вообще от него нужно?! Следит, чтобы не начал буйствовать?» ≈ (Усяню оставалось только мысленно аплодировать: шицзе великолепно всё объяснила и осадила всех, кто был недоволен. «Вот только не стоило кланяться и просить извинений для меня! Я не настолько ранимый, чтобы обижаться на этих расфуфыренных павлинов и куриц!» — про себя ворчал он, хватая Яньли за край рукава. — «И причём здесь Мэн Яо, госпожа Цзинь? Он так старается сглаживать конфликты и добивается признания вашей семьи, а вы его ни во что не ставите! Похож на меня, хах! Может, стоит пообщаться поближе и подружиться?») ≈ «Молодой господин Вэй… думал обо мне так?» — чужому изумлению нет предела. Цзинь Гуанъяо даже слегка смущён и пристыжен, стоит вспомнить обо всём, что ему нашёптывал отец. И обо всём, что он сделал, дабы подтолкнуть тёмного заклинателя к гибели… на кошмарах с пастью стыд перерастает в страх. Но… отступать уже поздно. Он уже сделал свой выбор, когда перед сегодняшним просмотром подозвал к себе одного из своих и наказал не спускать глаз с Цзинь Гуаншаня. «Принимать в семью бастарда? Да ни за что!» — госпожа Цзинь, возмущённо хмыкнув, скрещивает руки на груди. Да где это видано, чтобы ребёнок из весеннего дома стал ровней её сыну?! ≈ (— Да-да, дружок, именно так всё и было, — рассказывал потом юноша, перебирая конскую гриву. Имп, конечно, говорить не умел, но явно проявлял заинтересованность фырками и короткими ржаниями. Ехавший рядом Цзян Чэн вскоре не выдержал: — Может, прекратишь с ним разговаривать? Это всего-навсего лошадь, она ничего не сможет ответить! — взорвался он, пришпорив своего мерина и проехав в авангард колонны. Усянь по обыкновению небрежно отмахнулся: — Брось ты это, всё он может! Его только понять надо! — и вновь наклонился к уху жеребца, заговорщицки шепнув: — А ещё… не поверишь, но меня сегодня впервые поцеловали… вот только не знаю, кто это был, а я ведь хотел поцеловаться именно с Лань Чжанем, чтоб эту его холодность… …С той приснопамятной охоты прошло несколько месяцев. Слухи об ужасной силе Вэй Усяня множились, а Орден Юньмэн Цзян все вообще поминали как «приют для тёмного практика».) ≈ — Пожалуйста, не напоминайте, — Саньду Шэншоу кривит рот так, словно его разом одолела зубная боль: да, было время, когда везде только и кудахтали о том, что в Пристани Лотоса совсем отбились от рук, раз позволяют разгуливать «безумцу и чудовищу» где вздумается. А что Вэй Усянь? А Вэй Усянь старательно держал маску балагура и человека, которого ничто не колышет. ≈ (— Надо же, как активно все обсуждают судьбу мира, — хмыкнул Вэй Ин, наливая вина в чашу: наверняка те заклинатели спорили, к какому Ордену выгоднее примкнуть. Девушка-дух согласно хихикнула, прикрыв рот пёстрым рукавом. Вдруг с улицы послышалось знакомое робко-уважительное «Ханьгуан-цзюнь», и все притихли. Вэй Усянь же, напротив, воспрянул духом и суетливо перегнулся через перила балкона. «Надо же», — сердце (глупое, непослушное сердце!) привычно ухнуло и заколотилось, а взгляд так и прикипел к высокой фигуре в белом. Раздавая девицам указания, Усянь и правда не думал о том, что делает — лишь бы не забыть значения цветов: изящество, воспоминания, восхищение… И вот остался только розовый пион. Тёмный заклинатель нежно-нежно коснулся пальцами бахромы лепестков и, решившись, кинул Ванцзи. «Люблю тебя. Желаю твоего ответа. Дарю свою невинность».) ≈ Лань Цижэнь, устало выдохнув, закрывает глаза. Он всё ещё не мог смириться с тем, что Вэй Усянь лип к Ванцзи именно с такого рода намерениями. Старался ему понравиться, чушь какая! ≈ (— Ох, Ханьгуан-цзюнь, какое совпадение! — пока уголки губ дрожали в шальной улыбке, мысли уже тревожно скребли по кости черепа. Какой же он глупец, зачем ему это было нужно? — Это я! Кто же, кроме меня, мог совершить такую нелепость! Как же ты выкроил время посетить Юньмэн? Если не спешишь, поднимайся ко мне! — «Глупец, глупец-глупец! Зачем ты навязываешься? Он ведь тебя терпеть не может, а не посылает из вежливости!» Лёгкие шаги — и на пороге занятой комнаты показался Лань Чжань. — Твои, — промолвил он, бережно положив букетик на стол. — К чему они мне? — с лёгкой усмешкой Усянь отговорился. — Теперь это твои цветы. — Почему? — А почему нет? Я просто хотел посмотреть, как ты отреагируешь, — «Я просто хотел сказать о своих чувствах хотя бы так: не могу больше терпеть».) ≈ — Почему мы должны это слушать, — ворча, Не Минцзюэ тем не менее заинтересованно наблюдает. Нет, ему безусловно были интересны чувства тёмного заклинателя (с недавних пор), однако он не горел желанием видеть вновь разгорающийся спор этих двоих. ≈ («Опять он про это? Тёмный Путь, Тёмный Путь… какая разница, если я могу всё контролировать?» — Извини за бестактность, — помолчав немного, проговорил Лань Ванцзи. Вэй Ин махнул рукой, силой давя горечь, комком застывшую в горле: — Не стоит извиняться. Похоже, мне и правда не следовало приглашать тебя. Всему виной тут моя наглость, — «Вот же идиот ты, Вэй Усянь! И зачем только заставил его терпеть своё общество?» На ответное «вовсе нет» он только фыркнул и отпил вина: — Как бы то ни было, я благодарен за твою заботу и беспокойство. Может, встретимся как-нибудь.) ≈ «Действительно, встретились мы весьма скоро. Но при каких же обстоятельствах», — тоскливый вздох срывается с уст, когда Ванцзи вспоминает встречу в Илине. ≈ (Но стоило только одной белой фигуре раствориться в конце улицы, как с другой стороны уж показалась другая. Усянь даже поперхнулся, торопливо стирая дорожку алкоголя с подбородка. Вдруг белый человек поднял голову, и золотая щель единоглазого взора метнулась на балкон. «Заметил», — обречённо констатировал Вэй Ин, видя торопливо идущего ко входу незнакомца.) ≈ «Вот только он почему-то не кажется незнакомым!» — учитель Лань как можно внимательнее присматривается к заклинателю в чёрно-белом. Что-то родное блазнится и в походке, и в повороте головы… Нет, не сумел же он забыть?.. ≈ (Снова шаги — и газовые занавеси отодвинул этот мужчина. «Так похож на Лань Чжаня. Я его точно видел…» — Цинхэн-цз… — и вопрос-вскрик оказался прерван поднятой рукой. Лань Фэйгуан отрицательно покачал головой, в предостережении нахмурившись: — Не называй. Никто не должен узнать.) ≈ — Зато теперь узнали все! — вскрикивает один из Старейшин Гусу Лань, начисто забыв обо всех приличиях. Гомон заполняет, раздувает пространство, и никто не унимается. Как же так?! Глава Лань на самом деле жив? Тогда почему не возвращался на свой пост? Более всего негодуют Старейшины Лань: отчего не вернулся, раз живой? Отчего оставил всё на Сичэня? Этот мальчишка никуда не годится — слушает, а себе на уме, понабрался на войне от главы Не и главы Цзян! А Лань Ванцзи? Как спутался с Вэй Усянем, так и перестал слушаться их мудрых советов! Лань Хуань хватается за отворот ханьфу, едва сдерживая рвущееся наружу чувство — предательство. Как отец… как он мог? Почему оставил? Что за причина? «Отец… как ты мог?» — Лань Ванцзи честно не понимает — отчего не вернулся в клан: оттого, что почувствовал что-то не то в клане, в его идеологии? Лишь Цзян Цинсэ ехидно усмехается, смотря на их метания. Вот сейчас, сейчас эти напыщенные лицемеры негодуют, отчего их оставила эта игрушка? Отчего другие игрушки, два Нефрита, перестают слушаться? ≈ (Молча кивнув, Вэй Усянь с жадностью принялся изучать новый облик мужчины. Чёрное нижнее, белое верхнее одеяния, чёрный пояс и рукава; чёрно-пурпурная лента опоясывала лоб и тщательно скрывала отсутствующий левый глаз; рябь ожога едва-едва разошлась от каёмки ленты; единственный глаз мерцал на бледном лице — так проницательно, словно всё видит. «Похож на ирбиса», — передёрнул плечами Вэй Усянь и хрипло спросил: — Зачем вы здесь? Цинхэн-цзюнь невозмутимо налил себе вина в стоящую рядом вторую чашу и, приветственно улыбнувшись сгрудившимся в уголке девичьим духам, ответил: — Слухи до всех доходят. А ты и правда изменился, Вэй Усянь: я даже поначалу не узнал того вертлявого мальчишку, каким ты был, — и вновь пронзительный взгляд, пробирающий до мурашек. Но, малость расслабившись и осмелев, Вэй Ин хохотнул: — Вы тоже изменились. Вон, вино как хлещете!) ≈ — Бесстыдство! Полное неуважение к старшим! — поросячий визг раздаётся из рядов. — Алкоголь запрещён! — хрипит Лань Цижэнь, хватаясь за сердце. Глупый брат, неужели забыл все свои пьяные проказы юности? Как же он справляться будет? «Отец», — а мысли братьев схожи. — «Как ты забыл про все правила и устои? Как ты мог?» «Хоть какое-то благое дело Вэнь Сюй совершил. Успел всё же», — незаметно улыбается Не Минцзюэ. Уважение к наследнику Вэнь на малую толику, но возрастает. ≈ (Фэйгуан мотнул головой: — Я пока не устойчив к алкоголю. Половину кувшина ещё могу выдержать, а вот потом… приходится процеживать с помощью Золотого Ядра. Сейчас просто устал с дороги, захотелось выпить. — Вот оно так, — приглашающее хмыкание отзвучало в комнате. — Ну что ж, милости прошу. — Благодарствую. Так они и сидели, перебрасываясь попеременно сплетнями и наблюдениями. Но вот единственное, что мучило Вэй Усяня… — Отчего вы не вернулись в Гусу Лань? И что-то мрачное пронеслось в выражении Лань Фэйгуана. Винная чаша отчётливо стукнула по крышке стола. — Оттого, что за эти два года мой меч изрядно похлебал людской крови. Знаешь, сколько гнили в окружающих? — и Цинхэн-цзюнь тут же махнул рукой. — Ну конечно знаешь, не зря ведь тебя тёмным называют… Боги и будды, как же я не люблю теперь лицемеров. Особенно тех, что из Гусу Лань, особенно из главной нашей семьи, — подвыпивший мужчина понемногу закипал. — Пустышки, в которых втиснули эти гуевы правила, сами головой не умеют думать! Красивые мордашки, ленточки да поделённый на чёрное и белое мир! Старейшины — им лишь бы оттяпать себе кусок побольше от власти в клане: да пусть этот кусок им в горле встанет! Строят из себя невесть что, а сами уж песком сыплются! Гуева Стена Послушания, ик… — Так я Лань Чж… Лань Ванцзи тоже говорил: «Что в этих правилах? Оттуда жизни не научишься!» А он упёрся в них, и хоть что с ним делай! — поддакнул Вэй Усянь. — Пошли ко всем демонам эти три тысячи правил, пусть они в Диюе подавятся! Зачем их вообще столько придумали… — Как же я жалею, что ушёл тогда в затвор, что оставил А-Хуаня и А-Чжаня одних… *всхлип* … среди этих индюков и правил…) ≈ — Да как они смеют?! — Лань Фэйгуан с ума сошёл! Надеюсь, предки навеки прокляли его! — Мир таков, каков есть! Чёрное и белое — две неизменных противоположности! «Но ведь существует и серое, и множество других полутонов и оттенков», — хочется возразить некоторым упрямым Старейшинам, но, подумав, учитель Лань безнадёжно отворачивается. «Не бывает идеально чёрного и идеально белого», — хмурится Ванцзи. ≈ (…— Что такое, А-Сянь? — девушка выжидающе склонила голову набок. — Ты хочешь что-то сказать? — Не-а! — дурашливо встряхнулся Вэй Ин. — Я здесь для того, чтобы поваляться, — и, в самом деле, он тут же свалился на пол, катаясь по нему. И радость приумножилась, стоило услышать ласковый смешок шицзе: — Сянь-Сянь, сколько тебе лет? Вэй Ин с готовностью подхватил давнюю шутку: — Сянь-Сяню… три! Немногим позже в Храм Предков зашёл Цзян Чэн, и родственники, рассевшись на полу, расслабились в будничной, смешливой болтовне.) ≈ Лань Ванцзи фыркает, пытаясь сдержать не пойми откуда проявившийся смех. «Как же хочется оказаться там… Послушать этот смех, так же улыбнуться Вэй Ину, погрузиться в уют, созданный девой Цзян… и даже Цзян Ваньинь не смог бы испортить настроение». «Где всё это?» — горестно вздыхает-жмурится Саньду Шэншоу. — «Куда пропало? Ведь было всего лишь три года назад! Один только А-Лин мне в утешение!» ≈ (Вдруг мимолётом вспомнилось, как он впервые появился в Пристани Лотоса. Тогда Цзян Чэн, пусть уже и подросток, так по-детски грозился натравить на него собак… Шевельнулось, очнулось в груди что-то озорное, что-то, казавшееся до поры задавленным госпожой Юй — то, что оставила после себя По Чжин, никогда и ни перед кем не склонявшаяся. — Сегодня приправ не пожалели, я смотрю, — с улыбкой тёмный заклинатель подошёл к лоточнику на причале, вдыхая восхитительный аромат жареного мяса. И снова бледная радость рассеялась: чья-то грязная рука вцепилась в подол ханьфу. — Ты? — задохнулся Вэй Усянь, округлив глаза. Знакомое по-волевому острое лицо, усталые тёмно-зелёные глаза…) ≈ — Дева Вэнь! Это дева Вэнь! Новый виток ужасающих событий запустился. Лицо Цинсэ едва заметно меняется. «Проклятье… Я начинаю терять контроль… Перенапряжение или что? Нет, я не должен позволить узнать обо всём! Что там Вэнь Сюй, заснул, что ли?» ≈ («Успеть! Успеть! Успеть!» — даже не став оповещать Цзян Чэна, Усянь на всех парах мчался по дороге в Ланьлин; в какой-то момент пришлось свернуть с тракта и пробираться сквозь леса. Почему Ланьлин Цзинь? А кто же ещё мог такое сотворить с невинными гражданскими? «Так и знал, так и знал, что этот кобель Цзинь Гуаншань такое вывернет! И как я только упустил?!») ≈ Тут в воспоминаниях мелькает пробел — и вот наблюдатели уже в Башне Кои, а Вэй Усянь разом опрокидывает в себя чашу вина и гордо восклицает: «Я выпил за него! Теперь ты доволен?» ≈ (— Прошу, ответьте, молодой господин Цзинь, знаете ли вы человека по имени Вэнь Нин? — с нажимом произнёс Вэй Ин, уставясь в переносицу надменного юноши. — Вэнь Нин? Нет, — «Ах, нет? Ничего, сейчас исправим!» И пришлось задерживаться, проясняя ситуацию: упёртый баран (а на язык просилось и словцо покрепче) всё тянул и тянул. А Вэй Усянь просто успел прикипеть к отлаженной системе вопрос-ответ, которая применялась в таких ситуациях в Иньян Вэй (ну и что, что меньше года там пробыл?), и терпеть не желал. А потом… вмешался Цзинь Гуаншань. Сначала пел сладкоголосо, а потом попытался выманить Стигийскую Тигриную Печать. — Глава Ордена Цзинь, позвольте мне задать один вопрос, — отсмеявшись, сказал Усянь. — Вы считаете, что раз Ордена Цишань Вэнь не стало, то Орден Ланьлин Цзинь вполне заслуженно может его заменить? — «Да вы в войну вступили самыми последними!» Втянуть в спор всех заклинателей, находящихся в Зале Несравненной Изящности, не составило большого труда. Лишь голос Лань Ванцзи немного привёл в чувство: — Вэй Ин. Опусти. Чэньцин, — и тут же обозлился ещё сильнее; тёмная ци взвихрилась в груди, подначивая и дразня. … И лишь тогда, когда он действительно был готов перейти к действиям, молодой господин Цзинь дал ответ. «Цюнци. Тропа Цюнци. Неужели было сложно ответить сразу?» — рычал Вэй Ин, чёрным ветром проносясь по дворцовому саду.) ≈ Лань Сичэнь стыдливо опускает голову. Тогда он сказал: «Характер молодого господина Вэй сильно изменился». Нет, не изменился ни капли — просто тот стал лучше, тоньше чувствовать мотивы людей. И, очевидно, понял, что по-хорошему уговорить никого не выйдет, потому перешёл на угрозы. «Похоже, Ванцзи был прав», — тяжко вздыхает он. — «Каким бы Вэй Ин ни становился, он навсегда останется собой… Большая его часть». ≈ (— Бабушка! Это я! — едва увидев сгорбленную старушку с младенцем на спине, Вэнь Цин бросилась к ней. Дальнейшее Усянь старался не помнить… но не мог смотреть спокойно ни на измученных пленных, ни на тавро пиона в руках стражника, ни на голодного ребёнка на старушечьей спине.) ≈ «Прав был шисюн — Ланьлин Цзинь стал вторым Цишань Вэнь», — если бы тогда он не отмахнулся от брата, как от назойливого щенка. ≈ (— Я так полагаю, здесь все живые? Тогда что насчёт мёртвых? — Призрачная флейта вмиг очутилась в руках, а резкая, короткая нота прорезала ночной дождливый воздух… — Кто из вас убил его? — будто в задумчивости протянул юноша, поддерживая бесчувственную Вэнь Цин и сдерживая в себе порыв расплакаться при виде друга: такого бледного и холодного, с чёрными пустыми глазами… бездыханного. — Пусть тот, кто сделал это с вами, встретится с подобным исходом, — буквально выплюнул он, сразу приказав Вэнь Нину. — Убей. А после осталось только с несравненным спокойствием наблюдать, как золото окрашивается тёмно-винным, а слух же услаждал треск ненавистных костей клана Цзинь. …Лишь одно место могло стать им убежищем. То место, которое когда-то было его собственной тюрьмой.) ≈ Гора Луаньцзан — вздыхают люди. Что же ещё, как не эти проклятые холмы? ≈ (Однако стоило разместить остатки Вэнь в каких-то полузнакомых пещерках, как снаружи послышался сиплый рёв. И новое потрясение ждало, когда Усянь выбрался наружу. — А ты-то откуда здесь? — в полнейшем ужасе он смотрел на Вэнь Чжулю… который, кажется, тоже преобразился в лютого мертвеца и пришёл на его недавний зов. «Ах, точно, я же обращался ко всем мёртвым Вэням, чьи тела остались на земле… Выходит, тело Чжулю не сожгли и, судя по состоянию кожи, хранили в каком-то холодном месте… но зачем кому-то это понадобилось? Ах, ну да, снова Ланьлин Цзинь», — цыкнул он, обратив внимание на качество опутывающих мертвеца обрывков цепей и мелкую резьбу пиона на них.) ≈ Всё больше непонимающих и гневных взоров обращаются к заклинателям в золотых одеждах. Гуаншань даже тихо сглатывает, не в силах спрятаться от буквально убивающего взгляда Второго Нефрита. И чего тот так взъелся? Разве ему не всё равно на того мальчишку и его чувства? ≈ (Предостерегающий рык Вэнь Чжулю заставил его отступить. «Итак, за хозяина он меня пока не принимает… Ладно, как-нибудь справлюсь»)