Чёрный Оникс

Лань Чжань и Цзян Чэн синхронно переглядываются. Тогда, во время поисков, они заключили временное перемирие и даже наладили более-менее нейтральные отношения. Но вот сейчас их общение напоминало холодную войну, приправленную неприкрытой враждебностью. ≈ (Вэй Усянь, после недолгой растерянности отозвав рычащую деву и ребёнка, переводил взор то на главу Цзян, то на Лань Ванцзи. Но вот Ваньинь, вскинув руку, что-то бросил в его сторону. Вэй Ин, вздрогнув, не глядя поймал нечто знакомое и, с едва заметной дрожью вдохнув, услышал восклик: — Твой меч! — рука невольно дрогнула, крепко сжимая знакомые ножны. Юноша, медленно опустив голову, посмотрел на Суйбянь. «Не воспарить мне больше в небо на тебе…» — Спасибо, — пробормотал он и, подавив в себе порыв отшатнуться и запулить в Цзян Чэна сгустком тёмной ци, позволил хлопнуть себя по плечу.) ≈ «Значит, был готов ударить меня?» — хмыкает глава Цзян, хмурясь и стискивая кулаки. — «И как же я сразу не заметил, что тебе неуютно?» ≈ (Напряжение мало-помалу спадало, и тёмная ци отступала в углы комнаты. Вэй Ин, шутливо переругиваясь с Цзян Чэном, всё поглядывал на мрачнеющего с каждым мигом Лань Ванцзи. Мертвецы, до этого прячущиеся за столом, рискнули подползти ближе — дева, кошкой притеревшись к ноге, уселась рядышком. Усянь, с недоумением хмыкнув, тем не менее небрежно погладил её по голове. Однако это пришлось немедленно прекратить, поскольку оба его дорогих человека смотрели на него… как-то странно. Словно по их лицам пробежала некая смутная, непонятная тень. И Вэй Ину это решительно не понравилось. «Неужели… мне отныне придётся постоянно это видеть?» — с неожиданным страхом подумал он. И тут раздался голос, укора которого он опасался едва ли не больше всего на свете: — Вэй Ин.) ≈ Лань Чжань, поджимая губы, прячет кулаки под рукавами. Тогда он так и не сумел собраться с силами и объяснить… подробнее, почему он позвал Вэй Ина в Гусу. Ох, как же он себя за это презирал. ≈ («Ох, Лань Чжань, как же ты не вовремя. Я же… я же только поверил, что смогу спокойно говорить с тобой, а ты всё разбиваешь своим прекрасным голосом…» — Ханьгуан-цзюнь, — ненавидел Вэй Усянь эти формальные поклоны и кивки, но пришлось склонить голову — отчасти для того, чтобы скрыть чересчур радостную улыбку. Да, Лань Ванцзи даже его титул подходил, хотя бы потому, что он не пропускал ни одной деревни, затронутой войной (ну, если судить по слухам). — Те убийства адептов Вэнь по дороге сюда совершены тобой? — и юноша едва сдержал разочарованный вздох. «Ах, пожалуйста, только не об этом. Не хочу, чтобы вы знали о степени моей жестокости». Но увиливать… нет, насчёт такого — нет. — Конечно, — с лёгкой усмешкой кивнул Усянь. И снова чуть не отшатнулся, когда Ваньинь схватил его за плечи и ощутимо встряхнул: — Я знал, я так и знал! Но почему ты убивал каждого по отдельности, это ведь лишняя трата сил?! «Ну, не по отдельности, конечно, но…» — Убивать всех одним способом слишком скучно, — протянул Вэй Ин. — Я просто веселился, нагоняя на Вэнь Чао страху.) ≈ «Скучно? О нет, Вэй-сюн, ты просто хотел выпустить всю свою ненависть», — Не Хуайсан неосознанно съёживается, пряча глаза. Он прекрасно помнит, каким… опустевшим выглядел его друг после войны. Да, это была неотъемлемая черта всех солдат, но вот Вэй-сюн… для него она как будто была привычна. «И я, кажется, понимаю, почему». ≈ (По мере того, как разговор плавно съезжал в сторону Тёмного Пути, Вэй Усянь всё сильнее раздражался. «Каким образом я управляю «этими тёмными существами»? Лучше тебе не знать, Лань Чжань, лучше не знать. И с чего это ты мне таким приказным тоном говоришь, чтобы я отвечал?» — Лань Чжань, тебе не кажется невежливым вот так сразу бросаться в драку? — мурлыкнув, увернулся от белой руки Вэй Усянь. А взгляд напротив ожесточился ещё более: — Отвечай! «Вот ещё! С чего это я должен отвечать? Между прочим, это секрет моего клана, и я не имею права его разглашать…» — Вернись. Со мной. В Гусу. И после этих слов весь гнев будто поутих.) ≈ Ванцзи мысленно молится, чтобы ни капли эмоций не отразилось на его лице, пока Лань Цижэнь подозрительно косится в сторону племянника. А в душе мужчины уже просыпается лёгкий страх. Неужели… неужели драгоценный Ванцзи настолько похож на отца — не только обликом, но и характером? Неужели точно также желал спрятать запереть Вэй Усяня в Облачных Глубинах, как когда-то это сделал Фэйгуан? ≈ («Вернуться в Гусу? С Лань Чжанем? Но… зачем? Разве я ему не противен? Или… ох, я, кажется, понял». — Ох, ну конечно, — горестная улыбка исказила лицо. — Ведь твой дядя Лань Цижэнь больше всего ненавидит отступников вроде меня. А ты ведь его лучший ученик — естественно, ты такой же, как он! — короткие смешки сорвались с потрескавшихся губ, прежде чем гримаса обратилась маской, и не хлестнуло в воздухе резкое. — Я отказываюсь. Глухая злость клокотала в тёмных глубинах нутра, и вспыхнула сильнее, когда Цзян Чэн безапелляционно заявил, что «Вэй Усянь принадлежит клану Цзян». «Цзян Чэн… пусть я пока и держусь, но когда-то я сорвусь и скажу тебе о том, что я — не раб, чтобы так обо мне говорить! Не раб, не послушная собака и тем более не вещь! Что значит, ты не за судом пришёл, Лань Чжань? Тогда… зачем?» — Путь Тьмы разрушает тело, но ещё больше он разрушает душу, — едва не сорвавшийся на крик голос Ванцзи и обеспокоил, и разозлил ещё сильнее. «Разрушает, да? Мой клан… мой клан уже семьсот тридцать лет обращается к тёмной энергии, и ничья душа ещё не извратилась, превращая человека в монстра!» — Какое дело до моей души постороннему человеку?) ≈ Лань Чжань жмурится, чтобы уже через мгновение собраться с силами и вновь взглянуть на возлюбленного. Как же… как же они тогда крепко поссорились: Ванцзи до сих пор себя не до конца простил за то, что сорвался тогда. ≈ (— Вэй Усянь! — крик Ванцзи резанул по ушам, заставив прокричать в ответ: — Лань Ванцзи! Тебе непременно хочется поспорить со мной, непременно хочется запереть меня в Облачных Глубинах?! Кем ты себя возомнил?! Кем возомнил себя весь твой Орден? «Лицемеры! Гуевы лицемеры, вечно пытаетесь влезть не в свои дела! Конечно, не такое ведь, отклонение от ваших постулатов и правил, надо срочно искоренить и «вылечить»! А если я не хочу?!» — продолжал яриться он, обрушивая свой первый удар на безликое существо, ещё недавно бывшее Вэнь Чао. А Лань Чжань сейчас наверняка уносился прочь, не вслушиваясь в тонкое верещание ублюдка. Если Вэй Усянь и нервничал, когда они направлялись в главный форт Орденов, то виду старался не подавать. Правда, это не сработало, стоило ему увидеть шицзе и услышать её удивлённо-ласковое «А-Сянь?!») ≈ Все только проникновенно молчат, глядя на плачущего юношу, уткнувшегося в девичье плечо. ≈ (Во время сражений Вэй Усянь старался не слишком много думать о том, что он делает; дрейфовал от одного берега боя к другому, нигде подолгу не задерживаясь. Естественно, что при таком раскладе он сильно утомлялся, за что порой получал от Цзян Чэна. А ещё было одно немаловажное обстоятельство… Вэй Ин раздражённо вздохнул, почесав затылок. Слухи о его силе начали с удивительной быстротой распространяться среди фронтовых заклинателей, и это было большой проблемой. Юноша не хотел, чтобы каждый раз его спину сверлили опасливые и слащаво-восхищённые взгляды. Потому, стоило лишь всем получить необходимую помощь лекарей, Усянь проскальзывал в свою палатку, практически не выходя на общие ужины и появляясь только потому, что Цзян Чэн настаивал на его присутствии. «Снова они болтают про меня», — вздохнул Вэй Ин, отпивая из винного кувшина и тихо икая. Как же ему всё надоело — в особенности подозрительно крутящиеся рядом адепты Цзинь. Брали бы пример с Ланей — те не лезут в споры, не оценивают, а просто молча делают свою работу! «Исключая, конечно, Лань Чжаня», — о, этот человек по праву мог считаться тем, кто достанет до печёнок. И дня не проходило без того, чтобы не прокатилось по лагерю спора Ханьгуан-цзюня и Вэй Усяня.) ≈ — Ванцзи, — с мягким укором улыбается Сичэнь, а названный покаянно опускает голову. Да, он не умел выражать своё беспокойство так, как обычные люди, а в случае с Вэй Ином и вовсе срывался на крик и клокочущее в груди отчаяние пополам с досадой. ≈ (А ещё Лань Ванцзи был единственным человеком, к которому Усянь пошёл бы для успокоения души. Но эти его постоянные крики… «Появятся сорняки ссор и обид — вырывай их безжалостно», — так говорил дедушка. И, кажется, этот совет был как нельзя кстати. Нужно просто успокоиться, выдохнуть и вырвать с корнем все те сорняки ежедневных споров. Однако прошло ещё два сяоши, прежде чем Второй Ликорис отважился выйти из палатки и направиться к сектору Гусу Лань. Замялся он только перед входом в палатку Лань Чжаня — не помешает ли, не будет навязчив? Но отступать уже было некуда, ибо изнутри раздался шорох мантий и тихое «войдите». — Вэй Ин? — удивлённый выдох и плавное движение, освобождающее дорогу, разом вымело из головы всю заранее подготовленную речь и заставило застыть на пороге. Но вот, собравшись с духом, Вэй Ин промямлил: — Л-Лань Чжань… прости, — нечленораздельный звук со стороны взволновал, и юноша, сбившись, затараторил. — Я правда не хотел тебе грубить, это случайно вырвалось, ай, да что я говорю, я виноват, мне оправдания нет, а ты был прав, и вообще не хотел ругаться, прости, это я начал, прости-прости… — Вэй Ин, — остановил его Ванцзи, и Усянь послушно умолк. — Ты ведь хотел… что-то ещё сказать? Поспешно спохватившись, Ликорис неловко пробормотал: — А, да… я могу посидеть у тебя? Просто… многие столько говорят… не волнуйся, ты не обязан. — Останься.) ≈ Даоска с вуалью, почти что с самого начала раздражавшая главу Цзян своим присутствием, томно вздыхает и с каким-то жадным, нездоровым пламенем следит то за Вэй Усянем, то за Лань Ванцзи. ≈ (Казалось, что от непомерного изумления его глаза вылезут из орбит. Прийдя же в себя, Вэй Ин всё с той же неловкостью метнулся к циновке: — А… хорошо, тогда я займу циновку. — Кровать, — твёрдый голос Второго Нефрита остановил его. — Я займу циновку. — Лань Чжань, но ты же тут хозяин… — Вэй Ин, — Ванцзи в раздражении прищурился. — Кровать. Решив более не противиться, Усянь покорно лёг, с головой накрывшись мягким одеялом. Уже погружаясь в сон, Вэй Ин заслышал мягкие шаги и легчайший вздох Лань Чжаня, стоящего возле кровати. А пробудился он, заботливо спелёнатый в два одеяла. Мгновение — и на сухих губах проявилась улыбка. С той поры их отношения… кажется, немного улучшились. По крайней мере, громогласных споров больше не возникало — теперь лишь изредка проскальзывала болезненная тема, а мирные беседы затмевали все обиды.) ≈ Цзян Чэн недовольно цыкает, когда видит неприлично счастливого брата. И вот всегда было так — стоило этой ледышке чуть оттаять, как Усянь сразу же лип к ней и не отпускал. ≈ (Отношения с Цзян Ваньинем всё ещё были тернистыми — тот с головой ушёл в свои новые обязанности; шицзе всё больше времени проводила в лекарских палатках, и отвлекать её Вэй Ин не желал. Но однажды так пришлось поступить, и вот тогда нашлось решение (пусть и кратковременное) его главной проблемы… — Вэй Люй?! — один возглас, и Вэй Цзинхуа приложил палец к губам: — Нет. Здесь з-зови меня Юн Цян: об-бычный полевой лекарь. Но неужели клан Вэй тоже участвует в Аннигиляции Солнца? И зачем?) ≈ Для чего им это? Вопрос витает над гомонящей толпой. Вэи ведь не желают никому показываться! Или же просто берут себе другие имена и разгуливают повсюду?! Зачем им это, зачем? ≈ (— Что вы здесь делаете? — вырвалось против воли. На это диди ответил неожиданно спокойно, не заикаясь и не дрожа: — Спасаем тела от варварства. Видел бы ты, как все эти «праведные заклинатели», — Цзинхуа едва не сплюнул, — измываются над телами погибших Вэней! Вэй Ин только глупо кивнул, соглашаясь. Да, правду говорил его братишка: с телами Вэней обращались ну прямо премерзко, ни погребения, ни даже сожжения и простенькой молитвы для отпущения злобы. Вот только он пришёл не за тем, чтобы выслушивать это… — Не прослушаешь мой пульс? — запнувшись, Усянь всё-таки продолжил. — Я хотел бы узнать, насколько мой организм отравлен. Что ж, это было опрометчиво, ибо таких отборных ругательств тёмный заклинатель не слышал от диди никогда. И вот теперь ему приходилось еженощно пробираться к одинокой палатке, где обретался Вэй Люй со своим арсеналом серебряных игл. Еженощно втыкались эти иглы в иссушенные меридианы, вытягивая склизкую мерзость Луаньцзан, оставляя лишь чистый тёмный туман, справляться с коим не составляло труда.) ≈ «Значит, Вэй Ин пытался излечиться», — выдыхает с видимым облегчением Ханьгуан-цзюнь, но тут же подбирается вновь. — «Но почему он не избавляется от тёмной энергии?» «Почему он не избавляется от тёмной ци? Очевидно же, что она — источник проблемы!» — Цзинь Гуанъяо в недоумении щурится, подходя ближе. — «Или же дело в другом?» Другие же со стыдом жмурятся: военных преступлений, в том числе и издевательств над трупами, было не счесть. ≈ (… Осаду Безночного города даже нельзя было назвать генеральным сражением. Нет, больше подходило слово «бойня». Вэй Усянь в тот день решил выложиться на полную, поднимая один десяток мертвецов за другим. Нападения со спины он больше не боялся — Лань Ванцзи прикрывал его в последнее время слишком уж часто и усердно. Нигде ещё, даже в Пристани Лотоса, не было столько огня. Лёгкие забивались дымом, ноги подкашивались на чужих внутренностях и застревали в обломанных костях, а тонкие пальцы бегали по гладкому корпусу флейты, недавно прозванной Чэньцин. Собратья Вэй мелькали то тут, то там, представляясь безвестными заклинателями из мелких орденов и исподтишка утаскивая использованные Вторым Ликорисом трупы. Стигийская Тигриная Печать грелась средь одежд на груди — он больше никогда не воспользуется этой вещью, до сих пор свежо и то, как он её создавал, и то, сколько было убито при первой её демонстрации.) ≈ Люди содрогаются. Тот день они тоже хорошо помнят. Тогда и врагов, и союзников разметало во все стороны, а число погибших перевалило за несколько сотен. И тогда обруганный Вэй Усянь ходил, словно пришибленный. Ох. Тогда он ведь чувствовал вину, постоянную и подтачиваемую низкой самооценкой и различными потрясениями. «Бедный ребёнок», — шепчут старые матери, неосознанно глядя на своих взрослых уже детей. Те косятся нарочито недовольно, но не обрывают. ≈ (Вэнь Жохань был мёртв. Это было очевидно — как и то, что сердце Вэй Хуанди разбилось одномоментно. Погребальную церемонию решено было проводить в Иньяне, куда Вэй Ин отпросился у Цзян Чэна (нещадно при этом кривя душой) и, почти сразу использовав выданный соклановцем талисман перемещения, оказался уже в родных горах. В «Павильоне Смерти» суета стояла страшная — кто подбирал нужную иголку и нитки, чтобы зашить сквозную рану в груди, кто сосредоточенно перебирал важные для покойника вещи, кто подбирал краски для покрывально-белого лика Верховного Заклинателя. Нужные масла уже были втёрты, и тело оставалось нетленным. Вэй Ин же на правах Второго Ликориса занимался непосредственно организацией самой церемонии, мельтеша рядом со старшим братом. Хуанди всё мялся у Павильона, сжимая в руке плоскую коробочку; однако в какой-то момент он решился и, переступив порог, подошёл к Старейшине Вэй Нин. Уже много позже Вэй Усянь, проходя мимо тела, углядел в красивой заколке-гуань не червонно-золотую шпильку Цишань Вэнь, но лёгкую, бледно-солнечной расцветки. Улыбнулся хитро да прошуршал клановыми одеждами, что решил надеть во время пребывания в Призрачной Чащобе.) ≈ — Так вот куда Вэнь Жохань делся! — наперебой кричат заклинатели. — А мы-то гадали, куда тело его пропало?! Неужто Вэй решили похоронить его? И почти что сразу затихают. Подумать только, ни разу им ещё не удавалось присутствовать на похоронах настолько важной особы, как Верховный Заклинатель! ≈ (Уже на исходе Часа Крысы всё было готово. «Пора», — резко, коротко выдохнув, Вэй Ин зажёг свечу и покосился на лодку, в которую уже погрузили тело. Четверо крепких соклановцев схватились за выступы «носилок», подняв судно; остальные тоже зажгли зелёное мертвецкое пламя, и вся процессия двинулась по одной из настеленных троп в низину, где разливалась широкая река. Шли до самого конца Часа Быка, и во всё это время не послышалось ни одного шепотка или ропота. Молчали все и тогда, когда опустили лодку с телом Вэнь Жоханя на воду, и когда нёсшие огонь люди мягко поставили глиняные блюдца со свечками кругом усопшего. Пустили под лодку тёмные тени, что начали тянуть погребальное судёнышко на середину реки — и всё в молчании. Только когда лодка выровняла курс и пустилась в путь, все молитвенно склонили головы и зашептали: — Вэнь Хоу, Вэнь Жохань, Глава Цишань Вэнь, сегодня ты стоишь на пороге Мира Далёкого. Пусть Владыка наш, Северный Король, сопроводит тебя, потомка соратницы его, Южной Императрицы, в земли её. Пусть поведут тебя стражи огненные, слуги покровительницы твоей, через поле битвы Небесного Владыки. Пусть поют погибшие имя твоё, дабы пришла нам весть из глубин Мира Далёкого, и знали мы, что ты занял своё место среди Владык. И увидишь ты там отца и мать, братьев и сестёр, сынов и дочерей своих, и займёшь ты место за столом Владык, где пируют великие из великих. И будешь пить ты медовое вино из кубков старинных, и не забудутся твои подвиги ратные, и помнить будет рука твоя, как держать меч. Ибо пал ты в бою, подло да вероломно со спины убитый. И будет жива слава твоя через сотни да тысячи лет. Ибо великий пал человек. Глава. Воин. Друг. Брат. Отец. Лодка виднелась уже едва заметной точкой, но молившиеся ещё долго стояли, пока судно не скрылось в предутреннем тумане.) ≈ Собравшиеся ещё долго не могут прийти в себя: не слышали они никогда ничего подобного. Нет плакальщиц и пышных долгих молитв, нет цветов скорби и белого покрывала с изображением тигра — только мёртвый огонь, лодка на реке да восхваление-сопровождение. Напоминало чем-то дикие обычаи народов далёкого полумифического Севера, однако это было… по-своему завораживающе. А Сфера не ждёт, и вот показывается время, когда всё больший страх вызывает сила Вэй Усяня. Вот приближается шумное празднество на горе Байфэн, и лик Лань Ванцзи стремительно бледнеет. Небожители… именно тогда он позволил себе запретное и непростительное, именно тогда… ≈ (— Ха-ха, ну что, павлин, съел? — позволил себе негромкий смешок Вэй Ин, приподняв слегка повязку и хитро подмигивая Цзинь Цзысюаню. Тот смерил азартного соперника высокомерным взглядом и промолчал. А вот его двоюродный брат (имя которого Усянь даже не помнил) не мог не выразить своего недовольства. «Провести всё соревнование с завязанными глазами? Плёвое дело, слух-то у меня тоже отменный!» — едва последние ноты отзвучали в полуденном воздухе, юноша расслабленно прижался к тёплому стволу раскидистого дерева. Но стоило ему задремать, как послышались чьи-то шаги.) ≈ «Теперь я точно уверен, что это Ванцзи», — косясь на совершенно белое лицо диди, кивает сам себе Сичэнь. Ещё в тот день он увидел, как Ванцзи проследовал за господином Вэй по тропе. «Вот только… что же сделал Ванцзи?» — с возрастающей паникой мужчина наблюдает раскаяние в глазах брата. ≈ (Сколько бы Усянь ни спрашивал, неизвестный не отвечал. Но только-только юноша собрался сказать что-то ещё, приподняв уголки губ в улыбке, как его с силой оттолкнули и вжали в дерево. Вэй Ин попытался вывернуться, однако эту попытку безжалостно пресекли, зафиксировав запястья над головой. В отчаянии он поднял ногу для пинка, но так и замер, ощутив на губах… незнакомое.) ≈ Потрясённый многоголосый вздох проносится над заклинателями. Невероятно. Едва ли не самого известного в их округе бесстыдника и мастера флирта — поцеловали?! Притом насильно? Кто же мог быть этим человеком? Не Минцзюэ почти что впервые солидарен с Цзинь Гуанъяо, раз подмечает их одинаковые загадочные ухмылки, но не торопится хмуриться. Похоже, они — единственные среди этих людей (кроме брата Сичэня), кто знает об истинном отношении непогрешимого Ханьгуан-цзюня к тёмному заклинателю. Цзян Чэн, неприлично вытаращив глаза, прислушивается к ощущениям шисюна. Уж он-то точно знал, что Вэй Усянь твёрдо собрался хранить свой первый поцелуй для «единственного спутника жизни», и… и у вспыльчивого и языкастого главы Цзян не находится слов. «Ванцзи?! Ты… ты насильно поцеловал молодого господина Вэй?» ≈ (Ощущение было таким… влажным, тёплым и странным, что Вэй Ин вначале и не осознал, что происходит. А после — вздрогнул от непередаваемого шока. Этот человек… целовал его. «Нет! Нет! Пусти!» — вновь предприняв попытку вырваться и потерпев неудачу, юноша почувствовал дрожь человека, что целовал его. И в один миг тяга к сопротивлению испарилась. Судя по всему, девушка не слаба физически, но отчего-то застенчива и боязлива, раз не решилась показаться открыто. Да и самоуважением обладала немалым. Насколько же стыдно ей стало бы, сорви Вэй Усянь необдуманно повязку и разгляди её?) ≈ «То была не дева!» — возмущённо шебуршат люди. Всякая девушка в те годы и под страхом смерти не приблизилась бы к Старейшине! А уж такая силища, дробящая кости, и вовсе не присуща заклинательницам! Это определённо должен был быть мужчина, причём не «крепкий середнячок», а также обладающий немалым духовным потенциалом! «Брат, прости, но… но он был слишком красив! Я не смог удержаться», — Лань Чжань стыдливо прячет глаза, пока сюнчжан осуждающе восклицает: «Ванцзи, это не оправдание!» ≈ (Тонкие губы неспешно прикасались к его собственным, приоткрывшимся в шоке и неверии. И, очевидно, осмелев, заклинательница позволила себе пройтись мокрым языком по его нижней губе, а потом, не позволив зубам сомкнуться, проникнуть им же внутрь. «Не могу… дышать», — крепко удерживавшая за подбородок рука причиняла боль, а от столь дерзких ласк хотелось плакать. Но в тоже самое время это было… так приятно. Ох, но почему стало так тяжело внизу живота — будто узел какой скрутили?) ≈ «Это возбуждение, дурачина!» — хочется выкрикнуть Цзян Ваньиню. «Почему мы должны чувствовать всё это?» — причитает толпа. ≈ (Лишь после лёгкого укуса в нижнюю губу незнакомка неохотно отстранилась. А обессиленный и больше походящий на тряпичную куклу Вэй Ин растёкся по дереву. Тугой узел постепенно расслаблялся, развязывался, но ноги всё ещё дрожали, как у новорождённого оленёнка. Долго после этого юноша блуждал по тропам Байфэн, попеременно в растерянности останавливаясь — и именно тогда ему послышался отдалённый стук и треск. Поспешив в его сторону, Усянь вскоре набрёл на Лань Ванцзи. Вот только… поведение ему было совсем не свойственно. — Эй, Лань Чжань! Что ты делаешь? — в ответ его пронзили таким взглядом, что едва обретшие твёрдость ноги снова начали дрожать. Этот тёмный взор, окаймлённый красной сеточкой капилляров, по-настоящему пугал и завораживал. — Ого. Как страшно. — Уходи! — крикнул Лань Чжань, ударив по очередному дереву, вмиг надломившемуся. — Я только пришёл, а ты уже гонишь меня. Неужели я настолько тебе противен?! — Держись от меня подальше!) ≈ «Правильно. Держись от меня подальше», — Ванцзи неспроста говорил ему это: он прекрасно был знаком с таким состоянием. Когда едва держишь себя в руках, стиснув зубы и наблюдая за поддразниваниями любимого человека. Это состояние знакомо ему уже давно. Не зря он ему говорил, а этот наивный простачок… ≈ (Шли же они дальше вдвоём, и всё молча. До этого, кажется, перебросились какой-то чушью про поцелуи. И всё же кое-что не давало Вэй Ину покоя. «Это был мой первый… первый поцелуй за двадцать лет. И я так хотел разделить его с Лань Чжанем… хоть когда-нибудь… но это уже невозможно.») ≈ «Возможно», — чуть ли не вслух шепчет Лань Ванцзи, подавляя порыв коснуться своих губ и внутренне гордясь собой: он и правда сумел довести Вэй Ина до столь… милого и трогательного состояния. Как наяву, встают увиденные тогда при встрече растерянные, слезящиеся глаза, припухшие губы и растрёпанные волосы. Ещё одно сокровенное воспоминание вытащено наружу.