Чёрный Оникс

Цзян Чэн ложится на кровать. Этот просмотр воспоминаний вымотал сильнее, чем прошлые. Да ещё и столько всего навалилось… нехорошего… Слёзы вновь вскипают на глазах, и мужчине приходится прикрыть рот ладонью, чтобы случайно не сорвался всхлип. Так хочется ещё и что-нибудь разрушить, но он и так уже воспользовался гостеприимством главы Цзинь и разгромил остатками своей ци его тренировочный полигон. Какой же… какой же его брат всё-таки глупый… «Вэй Усянь!» — глушить рыдания уже не получается, мужчина, подтянув к себе ноги, сворачивается клубочком. — «Почему не сказал? Я и правда был ненадёжен? Поэтому ты и замалчивал всё, о чём думал, и порол всякую чушь?» Хотелось выпить, но вот беда — налакался уже до этого, а потому оставалось лишь выплёскивать все эмоции на ни в чём не повинной подушке. Тело на кровати дрожит, пальцы с силой вцепляются в простыню, разрывая ткань, сдавленные всхлипы вырываются изо рта, а в голове только бродящее вино да хаос из мутных мыслей. «Ты ничего не сказал даже А-Ли, а она ведь так за тебя беспокоилась, идиот самоотверженный! Почему, почему?» Хриплый вой прерывается скрипом открывшейся двери и лёгкими шагами. — Ваньинь, я тут… Ваньинь, тебе плохо? — ласковые, крепкие руки подхватывают подмышки и переносят к окну. Саньду Шэншоу едва не задыхается вначале от нахлынувшей свежести и пионового духа, но потом из горла будто выталкивается что-то — весь ил и ряска взбаламученных размышлений выражаются в неодолимой тошноте и головокружении. А Сичэнь только хлопает по спине да ласково что-то приговаривает — что, не разобрать. Цзян Чэн после едва находит в себе силы поблагодарить этого бесконечно доброго человека — и готов хоть три сяоши терпеть его отвлекающий щебет в комнате и аромат чая с ненавистной душицей. *** Вэнь Сюй… чего греха таить, он устаёт. Устаёт подрываться каждое утро по условному сигналу — сжимающему палец до посинения кольцу. Устаёт каждый раз не замечать изумлённые взгляды «ранних» слуг и обитателей Храма. И стыдно за беспокойство хозяйки, госпожи Ши Сиянь. Эта девушка слишком сострадательна и внимательна, чтобы пустить всё на самотёк — она точно не позволит загнуться, хмыкает про себя мужчина, отмеряя шагами белокаменный коридор. Уж вечереет в Храме Северных Озёр, но мягкое розовеющее солнце совсем не торопится, стараясь одарить природу предзакатным теплом. Над водой, как и все предыдущие дни, бойко мечутся туда-сюда огромные синие стрекозы, цветут кувшинки, церемонно умостившиеся на глянцевых листьях-опахалах. Адепты ещё кучкуются на тренировочных полигонах — ужинают здесь до неприличия поздно и предпочитают обойтись лёгкой пищей. Как выяснил потом Вэнь Сюй, такая негласная традиция есть практически во всех кланах Северной четверти. И встают перед глазами ужины в когда-то родном Цишане — больше похоже на маленькие пиры, чем на семейные посиделки. А ещё бывший наследник Вэнь начал замечать, что ему всё сильнее нравится проводить время с молодой госпожой Храма. Потому что единственное, что дарует ему успокоение — это мерное жужжание ткацкого станка, за которым Ши Сиянь сидит каждый вечер. Ах, ну и ещё сосредоточенное лицо девушки, когда она сидит за какими-нибудь расчётами, а потом вдруг вскакивает и начинает вышагивать по кабинетику, пришпиливая различные листки с черновиками вычислений и схем к какой-то огромной доске (и откуда она только взялась?). Вот и сейчас монотонная работа девы и её тихие незатейливые напевы погружают в дрёму, а закат — не кроваво-удушливый цишаньский, но пухово-розоватый, что имеют удовольствие наблюдать члены Ордена Гулинь Ши — настойчиво напоминает, что рано ещё ложиться спать. Надо ещё выдержать поздний ужин и будто бы случайно заведённые песнопения. Но Вэнь Сюю это даже нравится — подольше понаблюдает за тёплыми искрами в светловодных глазах госпожи и за дёрганым движением рук, поправляющих тонкий газовый платок на плечах; пообщается с главным наставником, ставшим уже почти что другом, понаслушается хвастовства от детишек-адептов; потреплет по макушкам вернувшийся с ночной охоты молодняк. Тихий вздох, и наследник Вэнь не в силах побороть приятную дремоту. И мужчина, прикрывший глаза, уже не замечает призрачной, доброй усмешки госпожи Ши. *** Лань Чжань разрывается. Хотелось врезать этому Цзян Ваньиню от всей души — так, чтобы кости затрещали и поломались. Надавать всем тем слепцам, что не замечали очевидного, а заодно — и себе всыпать по самое не хочу. Как?! Как он мог не замечать этой накапливающейся усталости, висевшей мешком одежды и тонкой, болезненно-бледной кожи? Когда всё дошло до этого, когда его настолько ослепили свои чувства, что на всё остальное было наплевать? «Прости, прости меня, Вэй Ин!» — впервые в жизни, пожалуй, Лань Ванцзи не плавно ложится, а буквально брякается на кровать, подгребая к себе дорогое одеяло и утыкаясь в него носом, давя рыдания и гнев на самого себя. Даже «Расспрос» в этот вечер не хотелось играть. Однако руки уже привычно подвигают к себе гуцинь, ложатся на шёлковые струны и перебирают их неспешно. А вскоре успокаивается и сам Второй Нефрит. «Неважно. Всё неважно: я найду душу Вэй Ина и… дам ей возможность переродиться. Или… если не захочет возвращаться, буду оберегать». ***  — Гуев Цзян Цинсэ! — шипит глава Цзинь, сметая со стола бумаги. Слуга же, распластавшийся на полу, и головы поднять не смеет, только лепечет о том, что дверь заперта была, а вокруг что-то белое да щёлкающее шныряло. «Проклятье, проклятье!» — слушать оправдания нет сил. — «Ну погоди, дьяволова кукла! Повоюем ещё с тобой! В этот раз тебе просто повезло, Цзян Цинсэ, но в следующий… не жди такого простецкого хода! О, уж я постараюсь, чтобы ты надолго запомнил нашу игру!» *** Несколько дней понадобилось заклинателям для того, чтобы осушить слёзы и собраться с силами. И снова, снова взмывает к золочённому потолку багровый гипнотизёр. ≈ (Вэй Ин, с хрустом потянувшись, вскочил с длинного камня, с недавних пор служившего юноше местом для сна. В последние дни получалось урвать побольше времени на то, чтобы отдохнуть, и изменения были налицо: по крайней мере, Усяня больше не перекашивало от ужаса, когда он видел свои руки — уже не такие зелёные и прекратившие дрожать, как у алкоголика. «У лица, надеюсь, тоже не цвет рыбьего брюха», — горестно повздыхал он, семеня к подножью Луаньцзан. Вообще, сам бы он ни за что не выбрался из своей пещеры (сегодня уж точно), но дело было важное — вчера на закате прилетел вэньский гонец. Огромный, с кое-где проглядывающими алыми перьями, орёл кружил над Могильными Холмами довольно долго, а, приметив юношу, с клёкотом метнулся в сторону. И, видимо, попутно выронил из лап солнечную подвеску с именем Вэнь Сюя на оправе.) ≈  — Опять этот Вэнь. Что он вообще такое? — Псина, ясное дело! «Этот Вэнь…» — Цзян Ваньинь едва-едва держится, чтобы не ринуться вперёд и не оттащить шисюна к себе. Потому что не может, не может быть от первого наследника Вэнь ничего хорошего! ≈ (Вэнь Сюй стоял на тропе, прямой и хмурый: Вэй Ин даже с шага сбился, едва разглядев складочку озабоченности на обычно спокойном лице. — Здравствуй, — сухо пробормотал он, со вздохом присаживаясь на камень. Мужчина, казалось, даже вздрогнул, когда сии каркающие звуки сорвались с покусанных губ. И лишь потом, присев рядом, процедил: — Взаимно, — Усянь на это безразлично кивнул, старательно отводя глаза от одежд Цишань Вэнь. Ещё слишком живо всё это, вот только, помимо боли, в груди зарождалось неудержимое желание мести. Ещё несколько фэнь сидели, привыкая к присутствию чужого. А потом Вэнь Сюй заговорил, притом заговорил о том, о чём его собеседник даже и не смел бы заикаться. Как?! Остановить войну, остановить собственного обезумевшего от амбиций отца, примирить, успокоить всех взбрыкнувших людей и при этом не лишиться жизни? — Ты, должно быть, шутишь, — хрипнул Вэй Усянь, насмешливо сузив глаза — и с удивлением приподнял брови, когда мужчина качнул головой: — Не шучу. Для отца теперь… ничего не свято. И, словно пытаясь доказать свои слова, снял верхнюю мантию и продемонстрировал Усяню проглядывающую сквозь ткани плотную повязку.) ≈ Кто-то из целителей, подскочив поближе, бойко отчеканил: — Рёбра, рёбра сломаны, точно говорю! И кто решился? — Неужто отец? — басит некто из клана Не. Глава Яо с готовностью подхватывает, а за ним и остальные: — Вот это новость! Чтобы родного сына покалечить? — Да ты этого шлюшьего сына вспомни! С лестницы спустили, а он всё равно припёрся! Но стоит прозвучать громовому «Молчать!» со стороны Не Минцзюэ, как гомон затихает. ≈ (— Ничего особенного, — криво улыбнувшись, Вэнь Сюй накинул мантию обратно. — Просто по лестнице прокатился. А я ему говорил тогда… — не пойми к чему добавил он, поднимаясь с камня и торопливо прощаясь. С тех пор знакомые встречались довольно часто. Вэнь ожидал всё на том же месте, а Вэй понемногу смелел, начиная расспрашивать о происходящем в мире заклинателей. Вэнь Сюй отвечал с готовностью и обстоятельно, попутно подкармливая Усяня всем, что приносил с собой. «Я как увидел тебя на прошлой неделе, так мороз по коже пробежал!» — со смехом признался мужчина, пока Вэй Ин уписывал за обе щеки баоцзы. Юноша же рассмеялся в ответ: — Но теперь-то я больше на человека похожу! И всё благодаря тому, что возможность имею божественную пищу вкуш… Ай, ты чего? — Не идёт тебе высокопарность, вот чего.) ≈ «Я не завидую, нет, я ни капли не завидую», — Ханьгуан-цзюню требуется несколько вдохов-выдохов, чтобы отогнать навязчивое «я хочу быть на месте Вэнь Сюя». Ещё одно несбыточное желание, ещё одна улыбка А-Ина, напоминание о смехе-колокольчике. ≈ (— На-ка, примерь, — в руки лёг комплект одежды, явно новый и пошитый на совесть. Вэй Усянь, вначале растерявшись, быстро-быстро заговорил: — Вэнь Сюй, ты… ты зачем? Это ж какая ткань-то дорогая?! Не стоило так утруждаться, правда, я бы и в этой походил, сам бы потом подобрал себе что-нибудь… — Мне что, для друга денег жалко? В рванье я тебе ходить не дам, — сурово оборвал его мужчина, тем временем насильно отбирая флейту. — Дай-ка подправлю, занозы себе скоро занесёшь. А ты меряй, меряй, я не смотрю. И вот вскоре Вэй Ин, смущённо сопя, сжимал край чёрного ханьфу с пламенеющими вставками. Отпустив рукав и начав теребить пояс, тихо спросил: — И… ты что, правда на меня потратился? — Правда-правда, недоверчивый ты… На, держи, — буркнув, Вэнь Сюй протянул ему флейту, заметно преобразившуюся. Гладкий, вылощенный корпус, ровные духовые отверстия, нефритовая подвеска и игриво покачивающаяся красная кисточка.) ≈ «Этот человек… так заботится о моём брате», — Ваньинь, нахмурившись, подходя ближе, вглядываюсь в чужое, вэньское, ненавистное лицо. — «И вот так просто, будто это обыденность…» ≈ (Вэй Ин потом ещё долго смущался и лепетал, что не стоило так утруждаться ради него, и всякий раз бывал жестоко оборван Вэнь Сюем. Однако вот такая ненавязчивая забота вроде приносимой еды и новой одежды сделала своё дело — чувствовал юноша себя всё лучше с каждым днём. И вот, вот он уже был почти готов, чтобы пойти по следу Вэнь Чао. Все кланы уже разворачивали «Аннигиляцию Солнца», а второй сынок Вэнь Жоханя до сих пор был жив и одним своим существованием отравлял беспокойный разум. Усянь раз за разом продумывал в голове план идеальной мести. Стылыми вечерами, когда Луаньцзан впадала в подобие предночного сна, он волком метался по пещере, щёлкая зубами и воображая, как терзает несчастных солдат Вэнь, как визжит Ван Линцзяо под его клыками… хотя нет, такая смерть будет для неё слишком простой. Она должна помучиться…  — Убью их! Убью их всех, слышишь? И не думай меня разубеждать, они за всё поплатятся! Все они, все Вэни, — рычал Вэй Усянь, сжимая в руках флейту и еле-еле сдерживаясь от броска в сторону нахмурившегося Вэнь Сюя. Тот молчал долго, но в конце концов буркнул, подбирая с камня свою саблю (причину её ношения он ни в какую не хотел объяснять): — Хочешь убивать всех без разбору — валяй, дело твоё. Но не будет разве тебя глодать совесть за невинных? Усмири свою ярость и подумай хорошенько.) ≈ «Да кому ты говоришь о совести?» — глава Цзян скрипит зубами, дрожа от злости и хватаясь за кольцо. — «Ты, мерзкий, бессовестный Вэнь… который первым нашёл моего брата, который помогал ему встать на ноги, который и сейчас убеждает его угомониться, словно младшего брата… Да что он вообще за человек?» ≈ (Уж пошёл третий месяц, когда Вэй Ин окончательно собрался с силами. Просто в какой-то момент юноша, обозревая осточертевшие стены и потолок пещеры, вскочил и встревоженно заметался: — Пора. Да, точно пора, другого раза может и не быть… Луаньцзан шевелилась, выбираясь из дрёмы, разминала свои фантомные кости, выпускала Тьму и мертвецов. Усянь улыбнулся, удовлетворённо мурча — сама Тьма согласилась помочь: стелилась у ног чёрным колючим туманом, подначивая и раззадоривая и так разыгравшееся воображение. Хм, что бы такое сделать с Вэнь Чао? «Сначала его нужно будет запугать. Убью пару десятков его солдат, напущу побольше крови — и о, этот восхитительный запах страха! Как же я повеселюсь!» Слюна предвкушением капала с длинных клыков: обращаясь поминутно то волком, то человеком, Вэй Усянь шёл к подножью. Вороны, кружащие в небе, хрипло поддакивали.) ≈ Заклинателей бросает в дрожь, и сразу вспоминают, за что его так боялись. Именно за то, что он настолько спокоен, продумывая все варианты того, как сжить врага со свету. ≈ (Вэй Ин любил воронов. Вначале — по причине благородного вида и мощного, раскатистого клича над Могильными Холмами. Теперь же Усянь полюбил их ещё сильнее, ведь эти мрачные, но элегантные вестники смерти всегда кружили над местами свежих боен, а трупы были сейчас позарез нужны. И вот ночь за ночью трупов за спиной всё прибавлялось и прибавлялось. Сгнившие тела с давних захоронений оказывались бесполезны, зато свежак подходил как нельзя лучше. К тому же… «Тела сгнили, но злоба-то никуда не делась», — хихикнул Вэй Усянь, прикрывая улыбку рукавом и скользя вдоль рыночных рядов — после совершения нескольких пробных нападений удалось скопить немного украденных денег. Да и бумага для талисманов понадобилась.) ≈ Лань Ванцзи закрывает глаза, как только слышит это хихиканье. Оно пусть зловещее, но вот жест, последовавший далее… весьма кокетливый. Однако всё перебивает худое, несмотря на заботу Вэнь Сюя, лицо и измождённый вид. Только лихорадочно горящие глаза создают хоть какую-то иллюзию живости и человечности. ≈ (Люди на рынке поначалу пугались его измождённого вида, но, стоило только послать им улыбки, мало-помалу оттаивали, а хозяин полуразграбленной таверны даже предложил остановиться и закусить — ох, явно заметил тощие руки. Да и кто Вэй Ин такой, чтобы отказываться, когда отдых, еда и лишний повод набраться побольше сил сами бегут к нему?) ≈ «Раньше ты таким не был», — Цзян Чэн встревоженно вздыхает. — «Или пребывание на Луаньцзан что-то да вбило в твою пустую голову?» ≈ (Однако желанный отдых пришлось отложить — в плане сна, по крайней мере. Нос всё терзали, всё тревожили запахи недавно прошедших Вэней. И среди них была вонь, вонь тех самых псин, что разрушили Пристань Лотоса. Из-за них Вэй Усянь теперь ходил, с ног до головы впитавший копоть, пепел и кровь клана Цзян. Вот тогда-то ненависть его разгорелась в полную силу. Едва дождавшись захода солнца и торопливо попрощавшись с хозяином, Вэй Ин выскочил на дорогу и умчался за околицу. Уже за покосившимися воротами он перекинулся и оглушающе взвыл — с окружающих деревьев моментом взлетела воронова стая, из-под земли взметнулась тёмная ци. Заслонила небосвод на мяо и разлетелась по синему полотну, следуя за теми, кто позвал их на скорое пиршество. Вестник смерти, сошедший с ума — так бы описал себя Вэй Ин. А как иначе, когда кровь гонит по телу с умопомрачительной скоростью, хриплое дыхание обжигает лёгкие, а в голове, в мыслях только одно по-зверьи отрывистое: «Убить! Замучить! Пытать!») ≈ Су Миньшань сглатывает противный липкий комок и дрожи уже не скрывает. Ах, будь он хоть капельку тогда сильнее… получилось бы у него остановить Вэй Усяня и завоевать хоть каплю внимания Второго Нефрита? «Нет, — тут же отгоняет безумную мысль он. — Ни у кого и никогда не получалось его остановить». ≈ (А вот и тот самый постоялый двор — Вэй Усянь даже довольно присвистнул, едва завидев сидящих в общей зале солдат Вэнь. Те беззаботно смеялись, похлопывали друг друга по плечам и наверняка поздравляли себя с очередной мелкой победой. А ещё воображали, как вернутся к своим семьям — жёнам, родителям и детям. Они выглядели… счастливыми. Тревожно под ложечкой засосало, и вспомнились слова друга. «Хочешь убивать без разбору — валяй, говоришь? — Вэй Ин скрипнул зубами, рывком разворачиваясь и укрываясь в переулке. — Ну и убью, и что с того? Наши семьи уже плакали, пусть и их семьи поплачут!» — заглушая последние ростки совести, мрачно усмехнулся он. Едва ночь вступила в свои права, Усянь выбрался из укрытия. Распахнутая настежь, висящая на одной петле, дверь ни капли не беспокоила единственного спящего за столом стражника. Цокнули когти о пол, тёмный силуэт показался в проёме. «Вот и кончилась твоя жизнь, щеночек», — спящее тело вздёрнулось и безвольно повисло, кровь потоком хлынула в пасть; ноздри забило, и сознание поплыло, подёрнувшись дымкой. «Больше. Следующие должны умереть тоже!» Или же… Взор пал на разорванную шею солдата. Хм… а вот это уже идея.) ≈ «Вэй Ин, пожалуйста, не делай ничего безрассудного», — втайне молится Лань Чжань, уже ни на что не надеясь: его Вэй Ин сейчас слишком поглощён ненавистью и жаждой мести, не зря в собственной груди клубятся тёмные желания, отголоски из воспоминаний. Вон и другие скрючиваются, не в силах выдержать тех монстров, скребущихся в груди Усяня. ≈ («Тяжёленький ты, даже челюсти отсохли», — Вэй Ин небрежно пристроил тело у чьей-то двери. — «Зато след какой хороший остался, а?» С такими мыслями он развернулся и, бесстыже ступая по кровавой дороге, направился к выходу. Больше ему на верхнем этаже делать было нечего, жертвы придут сами. Придут, как только увидят. И действительно, вскоре Вэй Усянь имел возможность наслаждаться криками ужаса и мечущимися фигурами в ажурных окнах. Выходит, он не зря постарался и разукрасил когтями стены коридора. Пожалуй, пора — тёмная ци взметнулась вверх и вперёд, оглашая сознание голодными криками. Один должен задушить себя, второй — содрать с себя кожу, третий — броситься в бочку и утопиться… Боги, как же много вариантов, и все такие заманчивые. В эту ночь ни один из отряда не ушёл живым, а стая воронов с явным наслаждением пристраивалась на изувеченных телах, вымазывая благородные перья в крови. Вэй Ин же с неподражаемым равнодушием ступал средь мёртвых уродцев. Ещё не всё было кончено. На очереди — следующий отряд, первый, который попадётся под руку.) ≈  — А Вэй Усянь жесток… — Неудивительно, что мы все его боялись. С такой-то скучающей миной убивать надо уметь… — Сколько можно его грязью поливать?! Разве не видно, что он в отчаянии? — даоска с вуалью вырывается из крепких рук соклановцев, со злобой взирая на позволившего нелестное высказывание. — Дева Су, уймитесь! ≈ (Говоря честно, Вэй Усяню было плевать, что будут думать заклинатели обо всех убийствах. Он просто помогал общему делу да тешил свою разыгравшуюся жажду крови. Однако с тех пор, как он вернулся с Луаньцзан, Вэням не было покоя. Даже Вэнь Сюй, с ним однажды пересёкшийся, качал головой и печально вздыхал, а юноша фыркал раздражённо — ну в самом деле, что он понимает? Как оказалось, понимал Вэнь Сюй очень много. Чем же ещё объяснить тот факт, что рядом теперь мелькали непримечательные одежды, методично отгоняя всех жителей от тех мест, где безумствовал тёмный заклинатель? Но потом его не стало. Не стало друга, не стало поддержки, и Вэй Ину вновь пришлось не привлекать лишнего внимания. Юноша всё с тревогой оглядывался на поникших ребят из ставки первого наследника, и застывшее сердце в такие моменты невольно сжималось. «Наверное, тяжело терять лидера, к которому был привязан всей душой». Коробило немного с той картины — Вэнь Сюй тогда стоял, припав на одно колено и уперев в землю обнажённую саблю. Рычал всё время, чтобы Вэй Усянь забирал всех его ребят и уходил… «Гуев Вэнь Жохань! Обо всём прознал!» — тихо подвывал тёмный заклинатель, стирая из-под век обрызганную своей-чужой кровью фигуру друга. Стирая его отчаянное «ну давайте, сколько вас там?» и замах саблей. — «Гуев отряд Лин Ван, императорские прихвостни! Повелись, повелись на гранатовые глаза!» Почему так случилось, думал он, глядя на запуганного молоденького адъютанта — тот до последнего не хотел покидать своего командующего. Неужели Вэй Усянь просто проклят терять всех, к кому хоть немного привяжется и получит взаимность?) ≈ Кто-то сочувствует адъютанту, а кто-то, в основном из Цинхэ Не, одобрительно кивает: Вэнь Сюй не сплоховал, показал себя достойным воином. «Уважаю», — сказал бы в любое другое время Не Минцзюэ, схлестнись он с Вэнь Сюем хотя бы в тренировочном бою: воспоминания ясно показали пусть и мимолётно увиденный, но высокий уровень владения саблей. Однако сейчас ему остаётся наблюдать за… тем, кем себя выставляет Вэй Усянь. ≈ (Но горевать пришлось недолго — тот самый след нашёлся. И Вэй Ин вновь воспрял, вновь кинулся по тракту в ночь; вновь вились вороны над головой. Ребята Вэнь Сюя редели, мельчали, растворяясь в лесах и, понемногу смелея, партизанили. Всё это больше не волновало. Вэнь Чао нашёлся. Три месяца, три демоновых месяца ушло на это… но теперь Вэй Ин мог разгуляться. В первый раз он споймал наследничка в надзирательном пункте. Тот отмахивался от Ван Линцзяо, вяло шипел на безмолвного Вэнь Чжулю и вопил на солдат. Тёмный тонко усмехнулся, скрываясь в тенях: «Надо же, как раздражён. А знает ли он, что это мне только на руку?» Этим же вечером он слушал лепетание девицы Ван, робко подающей «своему господину» чай и опасающейся, что он вернётся. «Он точно вернётся! Этот наглец обещал, он вернётся демоном!» О, нет. Он вернулся кое-чем гораздо худшим. Наверное, он окончательно свихнулся, раз уже подумывал о том, как бы поболезненней заставить эту шлюху заткнуться. «Хи-хи, кажется, я придумал! Вот и твоё начало конца, Чао-Чао!» Юноша мягко погладил подобранный трупик малыша по головке. Тот завозился, поудобнее устраиваясь в складках мантий. Ах, какое наслаждение наблюдать, как эта жалкая женщина мечется по комнате, убегая от того ребёнка! Оказывается, Линцзяо придушила его со злости, и сейчас мальчонка упорно преследовал свою убийцу! Занятно, ничего не скажешь. «Ну а пока можно заняться Вэнь Чао». Дверь в покои распахнулась.) ≈ Невольно вся толпа таит дыхание, кошками наблюдая за плавными движеньями, за настороженным лицом ублюдка Чао. ≈ (— Ну здравствуй, Вэнь Чао, — промурлыкал Усянь, с удовольствием подмечая впалые щёки и угрюмый взгляд. Играть с ним будет весело. — Ты?! — Вэнь, схватив со стойки меч, замахнулся им на Вэй Ина. — Почему ты здесь? Ты должен был сдохнуть! Со смехом Вэй Усянь уклонился, крутанув флейту в пальцах. Пора было начинать. С чего-нибудь простенького, по типу стояния на углях. Как же хорошо, что рядом лампада, только опрокинуть осталось. А сознание ублюдка, поражённое тёмной энергией, само всё додумает. «Давай, давай, всё правильно! Сдирай колени в кровь, сдирай! Лезь на огонь, лезь!» — тихий, но от этого не менее сумасшедший смех разносился по комнате. — «Страдай, обжигайся, прочувствуй, как было больно Пристани Лотоса!» Никаких пыток не хватит, чтобы наказать Вэнь Чао.) ≈ Многие, не в силах одолеть тошноту, отворачиваются. Сцена эта… слишком яркая — хохочущий Вэй Усянь и воющий от невыносимой боли Вэнь Чао. ≈ (— Вэнь Чжулю, Вэнь Чжулю! — запричитал вдруг ублюдок, вжимаясь в пол и озираясь. Усяня же настиг новый приступ смеха, что тут же, взлетев до визга, оборвался. До сего момента искажённое сумасшествием лицо слепилось в белую маску. — Он не придёт. Тьма заперла его, — да, именно что заперла. В собственной комнате, забив все щели и держа замок. Но… пытаемого это, похоже, не удовлетворило. Тот всё причитал и звал его, своего телохранителя. Это… раздражало. — Умолкни, — единственное слово, и рот Вэнь Чао плотной лентой обвила тёмная ци. Зато стало немного интереснее наблюдать: теперь ублюдок пытался ещё и кричать, разрывая губы в кровь и сдирая ещё больше кожи с ног. На следующее утро второй наследник сбежал. Зря, Вэй Усянь обозлился ещё сильнее. Неужели ему так не терпится умереть, что удирает во все лопатки? Тёмный заклинатель задумчиво покручивал флейту: сразу нагрянуть или подождать ночку? «Нет, я не намерен затягивать с пытками. Тем более, такими интересными». На следующую ночь Вэй Ин решил покалечить солдат посильнее да разнообразнее. Например, кто-нибудь обязательно должен умереть от обморожения или от иссушения, юноша уже придумал, как это сделать. Ненависть постепенно насыщалась, но этого было недостаточно. Нужно было измучить Вэнь Чао, и тогда всё успокоится. Всё повторилось, с тем лишь отличием, что в поражённом сознании ублюдка поедали живьём шакалы. … Шла уже девятая ночь экзекуции. Чао больше не кричал, не звал телохранителя — только мычал невнятно, поедая собственную плоть. Мертвецы, призванные изменёнными талисманами, буйствовали снаружи, сражаясь с уцелевшими солдатами.) ≈ Цзинь Гуаншаня невольно передёргивает. Если бы Вэй Усянь был намного более податлив… какое бы замечательное оружие смог бы заполучить себе клан Цзинь. Замечательное и просто неизмеримо опасное. Которое бы в один момент взбрыкнуло, сорвалось бы с цепи и убежало на волю, перед этим методично поубивав всех золотых адептов, попадающихся на пути. ≈ (На десятый день мёртвая Ван Линцзяо отгрызла Вэнь Чао янский корень, да ещё при этом с аппетитом почавкивая. Одиннадцатый день — снимание части волос. Двенадцатый — отслоение кожи с лица. Тринадцатый — многочисленные ожоги… а каждый надзирательный пункт на следующее утро представлял собой скотобойню. На клумбах, перилах, крышах лежали трупы: заколотые, зарезанные, замороженные, утопленные, выпотрошенные… Не перечислить всех способов убийства, как и не пересчитать воронов, прибывавших каждый раз на пиршество и привлекающих за собой других падальщиков. «Однако… как безответственно я поступил», — Вэй Ин, нахмурившись, обозревал местность. — «Позволил ему уйти. Вэнь Чжулю всё-таки сумел прорваться. Ну и ладно, выжду немного, а потом в погоню. Пускай думает, что оторвался от меня». Так он и поступил, неторопливо шагая в направлении бегства Вэнь Чао. Если он не ошибался, до Безночного города оставалось идти четыре дня. Пару дней лучше было передохнуть, а потом… Похоже, уже стоило заканчивать и подарить ублюдку смерть. Умрёт и Вэнь Чжулю, не стоит ему более появляться на поле боя. Вот и они — сидят в комнате заброшенной почтовой станции, вымотанные скорым побегом. «Пора это заканчивать», — Вэй Ин тихонько присвистнул, подзывая мёртвую деву и ребёнка. Его шаги гулко отдавались в пространстве, а горло щекотало предвкушение свершающейся мести. На поясе висела чёрная флейта, за спиной вилась Тьма и мертвецы, где-то рядом, он заметил, носились адепты Цзян и Лань. Ох, не хотелось бы, чтобы они стали свидетелями ужаса.  — Ты всё ещё считаешь, что он в состоянии тебя спасти? — с насмешкой вопросил Вэй Усянь, небрежно скользнув взглядом по фигуре Сжигающего Ядра и вперившись в Вэнь Чао. Тот жалко заскулил и вжался в дальний угол. Меж тем Усянь, подметив его переборчивость в еде, вальяжно сел за стол. Ребёнок-мертвец мгновенно оказался рядом, пощёлкивая оторванными мужскими пальцами. Дальше всё происходило стремительно — слово за слово, и вот Вэнь Чжулю уже вскинулся, готовясь атаковать. Зря, зря, девица не дремала. А пока Чжулю разрывался между двумя противниками, Усянь с удовольствием наблюдал. Он знал, что всегда успеет уклониться. Вот только юноша не ждал того, что кто-то проломит крышу и подвесит Вэня на смутно знакомом кнуте, а рядышком мелькнёт белая вспышка.)