Чёрный Оникс

«Сюэ Ян, дурачина, не мог окольным путём провести?» — Цзян Цинсэ едва уворачивается от когтистой руки, что в следующий миг дробит на куски один из столов. А вокруг уже вытащили мечи, и слышатся крики: — Невозможно! — Он ведь сгинул! — Смотрите! Это Призрачный Генерал! — Глава Цзинь, вы ничего не хотите нам сказать?! — гневный рёв Не Минцзюэ перекрывает все голоса. Вэнь Нин растерянно мечется туда-сюда, но, кажется, пока не собирается никого убивать. Лишь останавливается неожиданно посреди зала и воет, стонет несчастно, как будто изливает всем собравшимся своё горе, боль и отчаяние. Даже самые ретивые останавливаются, пронзённые насквозь этим стоном. И в застывший миг раздаётся переливчатый свист. Мертвец тут же суетится, в белёсых, мутных глазах мелькает проблеск осознанности — и гремящая длинными обрывками цепей тень устремляется на Сюэ Яна, дерзко маячащего в коридоре. Парень в ответ ухмыляется и вновь свистит, а Вэнь Нин с рёвом следует за ним, не в силах противиться настойчивому зову. Когда громыхание и истошный вой перестают отдаваться от стен гулким эхом, все оборачиваются на главу Цзинь. И если у большинства лица непонимающие и испуганные, то у отдельных единиц — очень даже наоборот. Например, Не Минцзюэ так и норовит обрушить Бася на голову мужчины, Хуайсан хитренько стреляет глазами из-за веера, Два Нефрита малость сурово смотрят перед собой, да и со стороны клана Цзян доносится уже всем знакомое потрескивание. — Господин Верховный Заклинатель, вы не желаете нам ничего сказать? — елейным голоском произносит даоска с вуалью на лице, а в чёрных глазах блещут молнии. Уж кто-кто, а эта девушка давно горела желанием насолить шелудивой лисице. Ведь именно из-за него, из-за его ветрености и неуёмной страсти её цзе-цзе сейчас плачется ночами и не знает, куда деть маленького сына, а матушка ругается на чём свет стоит и плачет с ней вместе.  — Молодая госпожа Су, прошу вас, уймите свой гнев, — Цзинь Гуанъяо отчаянно пытается улыбаться даже в такой ситуации. — Давайте обговорим всё после того, как просмотрим жизнь Вэй Усяня и обличим его в злодеяниях? С трудом, но заклинательница успокаивается, и Сфера взлетает вверх. ≈ («Лань Чжань не пришёл проводить меня… Правильно, с чего бы ему хотеть даже глядеть на меня?» — Вэй Ин с тоской смотрел в чёрную в ночи воду, изредка проводя по ней рукой. С каждым ли*, отдалявшим Облачные Глубины, в груди сворачивалось нечто — тяжёлое, огромное и недовольное, как откормленный кошак.) ≈ «Остроумное сравнение, надо сказать», — посмеиваются некоторые, скрываясь за рукавами. А Лань Ванцзи замирает, узнавая по ощущениям тёмную энергию — именно что тёмную, ту, которая есть у каждого, отражая все нечистые помыслы и пороки. О, таких у Нефрита очень много, и сейчас они едва-едва не дают о себе знать. ≈ (— Ин, — раздался совсем рядом полусонный голос Цзян Фэнмяня. Юноша обернулся на мужчину, что с усталым видом сел рядом. — Что тебя тревожит? Можешь рассказать? — помолчав, глава добавил. — Обещаю, что не буду упрекать. Усянь сжал губы и отвернулся. Как, ну как, скажите на милость, он может что-то рассказать, если сам ещё не разобрался? …Ступив на причал, Вэй Усянь уже был готов к тяжёлым ударам Цзыдяня, но никак не к тому, что госпожа Юй… просто высмеет его и отправит прочь с полигона. Шицзе, как всегда, встретила его по пути, а заодно принесла порцию любимого супа…) ≈ На глаза Цзян Чэна наворачиваются слёзы, когда знакомый вкус обволакивает горло. А-Ли… милая А-Ли, как же она обожала готовить суп из корня лотоса со свиными рёбрышками и баловать им братьев. А теперь этого нет — нет мягкой улыбки, ласкового взгляда, рук, гладящих по голове и треплющих волосы. И нет супа, вот это горше и обиднее всего. А всё из-за Вэй Усяня — ненависть ворочается где-то в глубине и засыпает снова: не может разгореться, не после того, что мужчина успел увидеть. ≈ (Усянь торопливо шёл к дальнему полигону — наставник срочно попросил там присутствовать. Ох, а вот и он — стоял, как всегда, с распахнутым воротом, небрежно скрестив ноги и облокотившись на столбик. — Наставник, — юноша, лёгким кивком поприветствовав Цзян Цинсэ, спросил, — в чём причина столь позднего вызова? — понемногу подползал Час Собаки*, и не хотелось бы задерживаться надолго. Уголки губ Дьявола дёрнулись и расползлись в кривой усмешке: — Сейчас же снаряжаешь коня и отправляешься в родной клан. Глава наплёл всем, что на дальнюю охоту, дал добро.) ≈ На короткое время повисает тишина, а потом всё вокруг заполняют поражённые вскрики. — Этого не может быть!!! — Как? Ведь безродный же! — Очевидно, нет! — И Цзян Фэнмянь об этом знал! — Я был прав! Я был прав! — подпрыгивает расхрабрившийся Не Хуайсан, воздевая руки к небу и хватаясь за рукав дагэ. «У Вэй Ина… — сердце Ханьгуан-цзюня невольно пропускает удар. — Есть клан? Есть… родные по крови люди?» Эта новость поражает с такой силой, что мужчина даже не знает, как реагировать — то ли радоваться, то ли тревожиться. ≈ (Вэй Ин мягко потрепал Импа* по холке и вывел из стойла. Жеребец у юноши был хороший — кости, мышцы и нервы повсюду, крепко сбит, быстр и вынослив. Взошедшая луна светила ярко, бесчисленными дробинками ударяясь, отражаясь от близкой воды, наполняя сердцевины лотосов, светлыми полосами падая на дорогу, дома и деревья; воздух был душен, отчётливо ощущалось давление жаркого лета; как обезумевшие, стрекотали цикады и тыркали сверчки; одинокий сампан* плыл где-то далеко, и слышалось пение рыбака, а в городе шумели музыканты, толпы людей, и горели фонари. Был поздний вечер, когда Вэй Усянь выехал за ворота резиденции клана Цзян. Можно было не послушаться и полететь на мече, но лошадь объездить как следует всё-таки стоило.) ≈ Засмотревшиеся до этого на прекрасный пейзаж тут же отрываются и ахают от охватившего их удивления. Как прямо, гордо сидит юноша в седле! Как легко, почти неслышно ступает вороной жеребец! На простых чёрно-красных одеждах резко выделяется серебряный пояс — искусно вырезанные листья какого-то странного дерева, обвитые рубиновыми нитями, а посередине — свернувшийся клубком волк. Этот пояс… только сейчас все вспоминают, что именно его Вэй Ин не снимал никогда, носил при любых обстоятельствах. Что же это такое? Почему он для мальчишки так важен? ≈ (Имп шёл мягко, послушно, обходя гуляющих и фыркая на путающихся у самых ног детей. А те, пока Усянь остановился у небольшой винной лавки — взять выпивки на дорогу — бесстрашно подбегали к коню, гладили по бокам, водили ладошками по мягкому хвосту, подпрыгивали, пытаясь дотянуться до морды. — Молодой господин, — Вэй Ин обернулся и, заметив напротив девушку, вопросительно выгнул бровь. — Не желаете воспользоваться моими услугами? Я недорого возьму, — говорившая попыталась обольстительно улыбнуться и принять откровенную позу.) ≈ «Не выйдет, дорогуша, не выйдет, » — качает головой глава Цзян, глядя на скептичное лицо шисюна, пока воздух вокруг Второго Нефрита стремительно леденеет. Лань Цижэнь кривится в едва заметном отвращении — разговоры о проститутках или даже само касание этой темы вызывало у мужчины неконтролируемое желание выплюнуть всю дурную кровь, что у него скопилась. ≈ (Вэй Ин подавил в себе желание закатить глаза, мгновенно записывая юную куртизанку в список «не местных». Те, кто жил в городе давно, точно знали, что Вэй Усяню не стоит предлагать плотских утех — ему по душе неспешный разговор на отвлечённые темы или слушание музыки — за последним он иногда захаживал в главный публичный дом. Мельком похвалив пышные формы и миниатюрную фигурку и успев вежливо отказать, Вэй Ин отправился дальше, не слушая вопросительных воскликов «господин?» Едва выехав за пределы города, юноша тут же пустил Импа галопом, слегка хлопнув ладонью по конскому плечу. Усянь очень любил своего коня: то, как он смотрел на него, как быстро и плавно переходил с одного аллюра на другой, как не давался никому, кроме хозяина, с какой надеждой поворачивался в сторону далёких гор, с какой отчаянной яростью и восторгом бросался в окрестное поле — особливо вечерами и, что случалось редко, ночью. Недаром ведь и имя было у него такое — чувствовалось и в тёмных, с багровыми крапинками, глазах, и в чересчур мягкой поступи, и в длинноватых для лошади ушах что-то потустороннее, бесовское. Вэй Ин до сих пор помнил, как в прошлом году укрощал в северо-западных предгорьях этого дикого трёхлетку — вернулся к наставнику насквозь потный, грязный и больше напоминавший по виду ходячего трупа, зато счастливый и ведущий за ноздри хмурого жеребца.) ≈  — А потом ты дал ему это дурацкое имя, — бурчит под нос себе Цзян Чэн. Имп… ну право, что это такое? То ли дело имя его собственного гнедого мерина — Красавчик! Сразу понятно, что за конь, а тут что? Хотя, шисюн всегда мастер был на странные имена и названия — вон, даже язык северных кочевников употребил. ≈ (Мерный перестук копыт настраивал на нужный лад. Сейчас следовало подумать о дальнейшем маршруте с минимальными потерями для кошелька. «Если я пойду через Цишань, потеряю два дня. С другой стороны, по прямой идти тоже не вариант — по пути только мелкие городки и склочные кланы, того и гляди, под горячую руку попаду… Эх, была не была! — Усянь встряхнулся. — Побесим немного этих Вэньских гордецов! Слышал, второй сын Вэнь Жоханя собирается в небольшую поездку, как раз по пути!») ≈ Со смехом и аплодисментами многие поддерживают будущего отступника. Такую шалость задумать, это ж надо? Совершенно безумная, опасная и поэтому притягательная. Но всё ещё, всё ещё проглядывает юношеская самоуверенность и наглость, остававшаяся со Старейшиной до конца. И тут же люди задумываются — могло ли быть так, что именно этим тёмный заклинатель притягивал молодёжь и вообще людей, готовых на самые безбашенные поступки и сумасшедшие подвиги? А следом морщатся в отвращении и ненависти, когда видят скудный скалистый пейзаж у Безночного города. ≈ («Вот и они! — Вэй Усянь, скрючившись в седле от тихого смеха, наблюдал за расфуфыренной свитой Вэнь Чао, который ехал впереди на ряженой палевой кобылке. — Боги, на мерина сесть, что ли, слабо? Ещё и с какой-то женщиной! Ба, а это кто? Сжигающий Ядра? Надо бы познакомиться!» Кончилось тем, что он заслужил злобные взгляды Вэнь Чао и его подстилки, перешёптывания слуг и воинов и молчаливое неодобрение Вэнь Чжулю. Ничего особенного — поздоровался, завёл разговор на повседневные темы вроде погоды, отпустил пару шуточек, ответил колкостью на колкость — и вот он, результат во всей своей красе. Второй господин Вэнь с красным от гнева лицом, визжащий «дерзкий бродяга!!!», презрительно кривящая алые губы Ван Линцзяо, воины, хватающиеся за мечи, одобрительно свистящие слуги и молчаливый телохранитель. Возможно, именно этого Вэй Усянь и хотел, когда, дико хохоча, уносился по каменистой дороге от взбешенного второго наследника.) ≈  — Вэй. Усянь, — Цзян Чэн со стоном прикрывает глаза ладонью. Небожители, ну почему он должен видеть вот это? В чём он провинился настолько, что приходится наблюдать за всеми выходками и не иметь возможности остановить их? А ещё и эта проклятая гордость за брата, не пойми откуда взявшаяся! ≈ (Утро следующего дня ознаменовалось грандиозной грозой, в результате чего на постоялом дворе пришлось остаться до вечера. Вяло прислушиваясь к раскатам грома и поглядывая на потоки воды, скрывшие соседние дома тёплой серой стеной, Вэй Ину пришла в голову одна мысль. Недолго думая, он сел за столик, торопливо вытащил из походного мешка кисть, баночку с тушью и кипу листов. И начал писать, писать без остановки. Так уж он был устроен, что иногда не мог удержаться от того, чтобы не описать свои похождения, эмоции и чувства.) ≈ «Вести записи — хорошая мысль, » — благосклонно кивает Лань Цижэнь, мимоходом подмечая ещё одно отличие сына от матери. Цансэ-саньжэнь никогда не вела записей. С Вэй Чанцзэ достопочтенный учитель был не так близко знаком, а потому мог судить лишь по слухам, что тот скромен, тщательно взвешивает каждое слово и вообще предпочитает выносить чувства на бумагу. ≈ (Начал он с мелких, незначительных вещей, а потом уже перешёл на незнакомцев, заметок с исследований, затем дошёл и до «самого важного»: «…Когда я смотрю на Цзян Чэна или шицзе, в груди у меня тепло. Но совсем не так, как когда я смотрю на Лань Чжаня, это что-то другое. В первых двух случаях тепло мягкое… ну, как пуховая подушка, а с Лань Чжанем… сразу жар какой-то на щеках, и тело себя странно ведёт, и так хочется увидеть хоть что-нибудь на холодном лице. Я уверен, точно уверен, что внутри он совсем не такой, как снаружи, что много всего можно увидеть, если знать, на что смотреть. Но, Боги, как же это неловко, когда хочешь сказать нормальную вещь, а выходит какой-то бред! А всего лишь Лань Чжань находится рядом в этот момент! Как сделать так, чтобы не выглядеть перед ним… глупым? И как справиться с этим жаром, смущением, как обуздать его?..» Усянь, с головой окунувшись в записи, не сразу заметил, что ливень уже закончился, и предзакатное солнце мягко освещало дома и сады небольшого городка. Юноша встрепенулся, спешно собрал все вещи и чуть ли не бегом спустился по лестнице, перед этим громко хлопнув дверью комнаты. Поблагодарив стоящего у дверей тощего хозяина, Вэй Ин вскочил на коня и чёрным вихрем пронёсся по широкой улице. До родных гор осталось совсем немного — уже чувствовались подъёмы и спуски, а зелёные холмы складывались в единую картину предгорий.) ≈ Кто про себя, кто вслух, но абсолютно все восхищаются этой картиной, впитывают в себя отголоски некой особой, горной свободы и величия. А беспокойное сердце Лань Ванцзи не может угомониться, поражённое откровениями, начертанными на листке бумаги. А затем и остальные приходят к одной и той же догадке. Вэй Усянь… что-то чувствовал ко Второму Нефриту? Уже влюблялся в него? В таком возрасте? (Лань Цижэнь, едва успев сглотнуть подступившую к горлу кровь, кажется, тоже об этом подумал). ≈ (Уже сгустился сиреневый межесвет* — именно то время, когда выходит на охоту ирбис. Вэй Ин очень любил ирбисов, этих небольших, но гордых и сильных животных. А ещё он любил волков — нет, не этих мелких койотов, шныряющих в окрестностях Ланьлина и Юньмэна, а мощных гигантов, величаво ступающих по тропам Иньяна, стряхивающих снег высокогорий со своих толстых шкур, воющих так громко и глубоко, что сердце каждый раз замирает в благоговении… Да, таких он любил, и такие приходили и выбирали его соклановцев в спутники. Ещё щенки, а уже какие серьёзные. Вэй Ин, вздохнув, глянул на змейку каменистой дорожки, уводившей в живописную горную долину, половину которой занимала Призрачная Чащоба — место проживания клана Вэй.) ≈ «Призрачная Чащоба… Иньян… надо запомнить, » — повторяет себе Лань Чжань, намеренно игнорируя встревоженный (откровенно паникующий) взгляд брата. Он обязательно отправится туда… как только всё закончится, как только проверит всё в Облачных Глубинах — сразу на Бичэнь и туда. ≈ (— Оп-па, а кто это тут у нас? — Усянь дёрнулся к мечу, а Имп, идущий рядом, испуганно взвился, когда перед путниками внезапно возникло молодое лицо, сияющее шкодливо-угрожающей улыбкой и притягивающее чёрными омутами глаз. И изумило даже не это, а то, что мужчина… висел вниз головой. Зацепившись одной ногой за разлапистую ветку ели. «Интересно, а ему так нормально… Ах, точно», — Вэй Ин чуть не ударил себя по лбу за забывчивость. Одним из главных умений его клана считалось хождение по деревьям и выполнение на них чуть ли не акробатических трюков. Юноша и сам упражнялся в этом, но с горечью понимал, что до ребят из клана ему далековато.  — Я долго буду ждать? — патрульный уже с явным недовольством смотрел на Усяня. — Назовите своё имя. Ладно, придётся отвечать. — Вэй Усянь, — сразу после этих слов лицо мужчины изменилось.) ≈ Напряжение возрастает десятикратно, люди сжимают кулаки, отчаянно думая, почему имя произвело такое впечатление. ≈ (— Как? — едва не повысив голос до крика, патрульный пробормотал. — Второй наследник… Второй Ликорис*? Здесь таким не шутят, — сказал он будто сам себе, а затем, наконец спрыгнув с дерева, возбуждённо зашептал. — Значит, это действительно вы. Что же вы так долго? Все приезжие ученики заждались, мы ведь им столько про вас рассказывали, — тараторя и посмеиваясь от волнения, мужчина вёл путников сквозь лесную чащу.) ≈ Гвалт стоит такой, что приходится гневно рявкнуть, дабы неугомонные затихли. И только выполнив сей священный долг, Не Минцзюэ пытается уложить в голове только что узнанную информацию. «Клан Вэй… Явно крупный, если территория такая большая… Наверняка сформирован Орден, если есть прилежащие кланы и даже ученики из них… Гуев Вэй Усянь — Второй наследник… Второй Ликорис?.. Потом подумаю… Второй наследник. Мы убили второго наследника крупного ордена и клана Вэй… Твою мать!» Мужчина, скрипя зубами, сдерживает порыв выругаться вслух. Это плохо. Это реально плохо. Нет, останавливает себя воин, реально плохо будет, когда этот клан Вэй предъявит претензии по поводу смерти своего второго наследника (удивительно, что они до сих пор этого не сделали — поразительная выдержка). Вот тогда им всем не отвертеться, и вряд ли они станут слушать про отступничество (судя по этому «Второй Ликорис», попахивает тёмным путём), да ещё и компенсацию потребуют, вот точно-точно. Ох, хлопот не оберёшься. ≈ (Темнота подступала со всех сторон, беззвучно хохотала, но Вэй Усяню было всё даже в радость смотреть на провалы черноты меж деревьев, на пронзительно-голубой свет луны, окрашивающий всё в цвет блуждающих огоньков, витающих тут же, прямо у ног паренька. Имп шёл рядом и недовольно прядал ушами, когда очередная ветка задевала их. Патрульный вёл их быстро, мягко ступая тяжёлыми сапогами по земле. Вот дорога пошла в гору, вдалеке показались тёплые огни, и в душе впервые за много лет мелькнуло слово «дом». Вот уже прошли мимо первого домика с уютной террасой, мимо второго, третьего… Дом, предназначавшийся Главе, отличался от остальных только чуть более просторной планировкой и широкой террасой. Как раз на неё и привели Вэй Ина. Коня взяли под уздцы две крепких девушки, а патрульный, уважительно склонившись, тут же деликатно испарился. Усянь стоял, нервно кусая губы и царапая предплечья. Сейчас ему предстояло самое сложное — знакомство со старшим братом.) ≈ Лицо Цзян Чэна вмиг пустеет. Старший брат… Старший брат? «И ты мне ничего не говорил!» — сжимает мужчина кулаки, когда глава Лань мягко поглаживает по костяшкам пальцев. А потом выдыхает, и горечь заполняет глаза. «Он и здесь боится облажаться. Он везде боится облажаться… И опять царапает себя… Почему я только не заметил раньше? Слепым был, что ли?» ≈ (Когда за спиной распахнулась дверь, стало ещё страшнее, но Вэй Ин пытался, честно пытался успокоить гулко бьющееся сердце за те жалкие мгновения, которые ему остались. Остановив царапанья, впился в наручи ногтями, закусил губу до крови, но противная дрожь в теле и паника в голове только усугубляли ситуацию. «Надеюсь, он не будет недоволен мной? Я нормально выгляжу? А вдруг ему не понравится мой уродский хвост? Вот чёрт, и волосы у меня грязные! Какой-то я слишком неказистый, он по-любому заметит! Что же делать, что же делать?»  — Эй, братец, всё в порядке? — чужая рука участливо опустилась на плечо. Вэй Ин не успел даже ничего сказать, как брат продолжил. — Ты, наверное, устал. Пойдём ко мне, я уже приказал приготовить бочку. А, кстати, ты, наверное, не помнишь, но меня Вэй Шао зовут… — сероглазый юноша говорил и говорил, не переставая обнимать диди…) ≈ Снова оказавшись выкинутым из воспоминаний, Цзян Ваньинь вскакивает сразу и, несмотря на слабость, вылетает из зала. В голове кисель из эмоций: шок, радость, досада, обида, но больше всего выделяется ненависть. И уже не к Вэй Усяню, нет. — Где эта тварь? Слуга в золоте пугливо вжимается в стену, но дрожащей рукой показывает в сторону выхода из дворца. Мужчина кивает и вылетает на улицу, оставляя позади шарахающихся людей и потрескивающий воздух. Он должен, должен найти Призрачного Генерала… Эту тварь, безмозглую машину для убийств, что уже немало положил заклинателей. «И убил Цзинь Цзысюаня! Оставил А-Лина сиротой!» Ярость вспыхивает с новой силой, пока Цзян Чэн вдруг не осознаёт, что бесполезно. Бесполезно гнаться, ведь тот парень наверняка уже далеко. «Но я всё равно буду искать его!» *** Ханьгуан-цзюнь сидит в дальней беседке, задумчиво перебирая струны Ванцзи. Всякому проходящему мужчина кажется спокойным и отстранённым, вот только… «Знаю, что не имею права так думать о Вэй Ине, но, — Лань Чжань поджимает губы. — Что было бы, будь я решительнее и признайся намного раньше?» Вспоминаются записи на листках, смущённое лицо Вэй Ина после выходки в библиотеке, а потом… потом мысли заходят дальше, подкидывая неуверенность у холодного источника, невзрачную книжечку у порога, постоянные попытки заговорить. Боги, неужели? «У меня был шанс, и не один, — слёзы вскипают на глазах. — Я мог бы сказать ему сразу, как только понял и… принял свою любовь. Почему я не сделал этого?» «Потому что боялся. Он ведь всегда дразнил тебя, вернее, ты думал, что он тебя дразнит. Ну да, ты же не знал, как Вэй Ин мучается от этого, как ненавидит себя за то, что «выглядит глупо»! Был бы ты увереннее в себе, признался бы, развеял бы его сомнения, и ничего бы не случилось!» Раздаются поблизости шаги, и слышится вздох и знакомое бормотание. Лань Ванцзи отрывается от гуциня и смотрит на хмурого дядю, теребящего бороду и разглядывающего пышные пионы так, словно они — его личные враги. Потом Цижэнь вдруг оборачивается и зовёт: — Ванцзи. — Дядя, — Нефрит хоть и недоволен, но пытается не показывать этого. — Что произошло? —… Ты хочешь в Иньян, — не вопрос, утверждение. Лань Чжань молчит: врать смысла нет. — Ты же понимаешь, что так просто я тебя не отпущу? — Дядя. Учитель цыкает, пытаясь скрыть обиду и грусть. Прошло уже то время, когда племянник считал его безоговорочным авторитетом, слушался во всём и не смел преступать правила. Сейчас этот неловкий, молчаливый юноша уже становится мужчиной, для которого слова дяди практически ничего не значат. Когда это началось? Что он упустил? Неужели опять влияние Вэй Усяня? Лань Цижэнь уже давно жалел, что позволил всё так запустить и самолично не проверил, с кем общается его драгоценный Ванцзи. С другой стороны… именно этот паршивец, этот истерзанный подросток выдернул племянника из вечного спокойствия, встряхнул его, научил переживать, злиться, радоваться… научил чувствовать. Он сделал Ванцзи похожим не на куклу, но на человека. Настоящего, живого человека. Мужчина, смиренно вздохнув, разворачивается и покидает беседку, оставляя племянника наедине с собой. Нет, думает он, качая головой, я всё ещё не готов простить Вэй Усяня. Но… тревожить его покой бесконечными гневными призывами я тоже больше не стану. Пусть мёртвые остаются там, где им место, и откликнутся лишь тогда, когда сами того пожелают. ***  — К-кто вы? — зрение всё ещё мутное, движения резкие, отрывистые. Неприятное ощущение, особенно когда помнишь, что раньше голова была ясной, мысли — чёткими, а голос не таким хриплым. Вэнь Нин не помнит почти ничего. Последнее — его сестра, его храбрая старшая сестра, которую уводят куда-то люди в золоте. А потом был тёмный лабиринт… трое…  — Эй, ты меня слышишь? — смутно знакомое лицо маячит перед глазами, и резкий голос бросает. — Я говорю, что отведу тебя к старому другу! — Чэнмэй, — другой голос, более мягкий, раздаётся совсем рядом, — не лучше ли всё обьяснить ему, когда он окончательно очнётся? Время уже позднее, берём его с собой и уходим. — Да! — Сюэ Ян мягко хватает протянутую руку и ласково поглаживает костяшки. — Чэнмэй! — Сяо Синчэнь, смутившись, вырывает руку и отворачивается, поспешно направляясь к дороге. А разбойник, мурлыкнув под нос и взяв Цюнлиня за обрывок цепи, направляется за ним, но в мыслях слишком далеко. «Свою работу я выполнил.» ***  — Господин, Великие Ордена решили просмотреть ваши воспоминания, — человек-лис, опустив глаза в пол, пусть и не может видеть, зато не менее ясно чувствует, как щурятся становящиеся алыми глаза, как волной пробегает по чужому телу напряжение. А затем — полный штиль. Ещё ниже клонится голова, но опасности цепной пёс не чует. Пускай ему влетит от правой руки за то, что не смолчал, но он не может предать своего господина, утаить от него хоть что-либо.  — Пусть, — Вэй Усянь лениво поглаживает по голове заснувшего сына и машет Ужаню рукой, отпуская. — Не будем им мешать. «Надеюсь, Цинсэ, ты всё проконтролируешь. Кто же, кроме тебя, на такое способен? За молчание спрошу потом». «Давно пора всем знать.»