Чёрный Оникс

Духовная энергия заклинателей, подпитывающая Сферу, пока что не иссякла, поэтому, чуть успокоившись, люди наблюдают дальше. ≈ (Вэй Усянь лёг на кровать, едва заметно морщась от боли в спине. В последнее время госпожа Юй не давала ему расслабляться — что ни день, так новый предлог для наказания. Но… быть может, ему и правда стоит проводить меньше времени за написанием глупых стишков и каляканием ничего не значащих набросков.) ≈ «Да как ты смеешь принижать себя?» — невольно задыхается от возмущения Цзян Чэн. Он же видел, видел его «ничего не значащие» наброски — пусть шисюн не так хорошо рисовал, как в пятнадцать и больше лет, но всё-таки его пейзажи и портреты — лёгкие, почти воздушные — заслуживают похвалы! Лань Цижэнь качает головой. Нет, тут Вэй Усянь не прав. Стихи у него хоть пока и не несут какой-либо серьёзной смысловой нагрузки, но… пожалуй, для учебников младших адептов подойдёт. Мужчина, поразмыслив с пару мгновений, решает вспомнить несколько наиболее удачных из них, дабы переписать на досуге. ≈ (Грубый толчок в дверь отвлёк от безрадостных мыслей: — Вэй Усянь! Время вечерней тренировки, не заставляй всех ждать! «Я же только прилёг, » — мысленно возопив, Вэй Ин довольно бодро спросил: — Какая ещё вечерняя тренировка? Ваньинь, казалось, сам недоумевал: — Думаешь, я знаю? Один из наставников велел созвать всех учеников возраста двенадцати лет, и всё! — Аргх! Ладно, уже иду!) ≈ Подавив желание помочь морщащемуся от боли подростку, Лань Ванцзи косится на чрезвычайно довольного Цзян Цинсэ. И что больше всего пугает, так это яркие искры в обычно холодных глазах.  — Сейчас начнётся это, — тихо шепчет глава Цзян почти что на ухо Сичэню. Тот лишь кивает — он уже мельком слышал от Ваньиня про тот спектакль унижения, устроенный главным наставником Пристани Лотоса (ну, по крайней мере так о нём говорил глава Юньмэн Цзян). — Что начнётся, Цзян-сюн? — мгновенно реагирует Хуайсан, но его оставляют без ответа. ≈ (Восемь юношей и пять девушек выстроились в ряд на главном тренировочном поле, поёживаясь под пристальным взглядом человека, стоявшего перед ними. Голубые глаза словно покрыты коркой льда; на тёмном ханьфу ни складочки; толстая коса, доходящая до колен, небрежно перекинута через правое плечо; по резной рукояти меча пробегают холодные всполохи.  — Ну что ж, будем знакомиться, — глубокий, выверенный тембр голоса облетел ряд, острые льдинки равнодушно прошлись по подросткам. — Цзян Цинсэ, главный наставник Пристани Лотоса.) ≈  — Такой молодой, и уже главный наставник? — упомянутый мужчина хмыкает в ответ на сомневающиеся голоса и восторженные писки и кокетливые взгляды девиц, которые наверняка прибыли только за тем, чтобы отыскать себе жениха. Но поздно, девушки, поздно, он не собирается никому открывать своё сердце. Оно заперто на замок, а ключ от него заброшен далеко — не отыщешь. ≈ (Первые пять учеников оказались пригвождены к месту хлёсткими замечаниями учителя уже на первых упражнениях.  — Легкомысленный идиот, думаешь, что противник сам бросится в руки? — Неуклюжий, пирожками закидываться меньше надо!  — Самоуверенная глупышка, сама не знаешь, какой приём здесь нужен!  — Лентяй, сразу видно, что ничего не повторял! — Бестолочь, переделывай всё заново! Цзян Цинсэ не стеснялся в выражениях, сохраняя неизменное равнодушное выражение лица. И вся ругань достигала ушей Вэй Ина, который усердно выполнял всё от него зависящее. «Интересно, а каким же оскорблением он наградит меня, если я не способен хорошо выполнить практически ничего? Этот поворот требует доработки, этот выпад тоже… как, как я смогу пробиться к вершинам, если не могу даже этого?») ≈ И он ничего не замечает?! Заклинатели с беспокойством прислушиваются к мыслям подростка, который скользит с невиданной грацией по тренировочному полю, в упор не замечая восхищённых и завистливых взглядов. А также наставника, с неприкрытым интересом следящего за ним. Цзинь Гуанъяо всё чаще тревожно хмурится, стоит пареньку окунуться в размышления. Не такого он ожидал от тёмного заклинателя, не вот этих уничижающих мыслей. Кажется… слишком быстро он сдался под уговорами и приказами шелудивой лисицы. ≈ (Чеканная поступь, крепкая хватка на предплечье сбили Вэй Ина с установленного ритма, в то время как на весь полигон прозвучало строгое: — Пойдём, Вэй Усянь. С этого дня ты — мой ученик. Сказать, что парень был удивлён — не сказать ничего. Он был в шоке. Нет, ну правда, кто в здравом уме возьмёт в личные ученики такого, как он — бесстыдного, безалаберного~  — Вижу, ты взял ученика, Цинсэ? — похоже, Цзян Фэнмянь был в благодушном состоянии. Даже по голове потрепал. Настроение поднялось ещё выше, когда прошла первая тренировка под руководством нового наставника. Вот только держалось хорошее расположение духа недолго…) ≈ Главы и наследники Четвёрки взбудораженно подбираются, стоит им услышать отголоски грома и молний. Никак снова супруги Цзян не поделили что-то? ≈ (— Не лги, Фэнмянь, я всё видела! Ты ещё смеешь отрицать, что не гладил его по дурной башке? С нашим сыном ты так не делаешь! — Моя госпожа, А-Ин заслужил этот жест одобрения своими стараниями. Цзян Цинсэ, насколько я помню, уже давно не брал себе личного ученика. — А теперь им оказалось это… животное! — Юй Цзыюань, казалось, скоро сорвётся на визг. — Опять он всё портит! От него одни только проблемы! Это отребье, эта тварь всегда оказывается впереди А-Чэна! — Моя госпожа! В ответ раздался шлепок пощёчины.) ≈ «Я идиот. Я грёбанный идиот. Как я мог не замечать вот ЭТОГО?» — Цзян Чэна в очередной раз с головой окунает в чувство неизмеримого стыда, когда он видит сжавшегося и мелко-мелко дрожащего шисюна. Вот такого беззащитного, с панически бегающим взглядом и царапающими предплечья руками. И что-то подсказывает мужчине, что это не самое пугающее, что он увидит сегодня. ≈ (Дверь с грохотом распахнулась, являя миру разъярённую женщину. Не теряя времени, она тут же ринулась к Усяню, прятавшемуся за столбом. — Дрянь, ещё и подслушивать вздумал? Пискнувшего юношу грубо дёрнули за пышный хвост волос, опрокинув на доски. Короткое потрескивание — и спину вновь разорвало вспышкой боли. Ещё не до конца зажившие раны вновь вскрылись, всплесками крови разлетаясь в стороны и окропляя деревянный настил.) ≈ Какая жестокость. Не Минцзюэ сокрушённо качает головой — и эту женщину он когда-то уважал за несгибаемость и силу? Эту женщину, что сейчас без особого на то повода — будем честны — избивает адепта и практически старшего ученика? Безусловно, сам глава Не тоже не скупился на наказания, но для этого была веская причина. И он уж точно не бил подчинённых чем-то, подобным легендарному Цзыдяню.  — Ванцзи, стой, умоляю, — краем глаза Минцзюэ замечает Хуаня, удерживающего и Второго Нефрита, и гудящий Бичэнь одновременно. Переводит тёмный взгляд на необычно мрачного Хуайсана, сжимающего веер с такой силой, что несчастный аксессуар вот-вот треснет и распадётся. Что же, вполне понятно, какие чувства обуревают младшего братишку. Злость на несправедливость. ≈ («Тридцать… тридцать один… тридцать два…» — Вэй Ин, зажмурившись, считал удары. Последний — тридцать пятый — отозвался в озере кинжально-острой боли особенно сильно, выбил из лёгких остатки воздуха и подкосил худое тело. Усянь, еле слышно всхлипнув, грохнулся навзничь. Как из бочки, слышен был голос госпожи Юй. «Мразь». И тяжёлый, глухой свист кнута, раздробившего ближнюю балку. Удаляющиеся шаги, злоба чужой ци, буквально сгустившаяся в пространстве. Пусть парень и старался поверить, что дело в банальной обиде женщины — это избиение, но всё внутри выло и плакало, и царапалось, стискивало железными обручами. Больно. Как же больно. Почему он не научился не доставлять неприятностей? Неужели он настолько никчёмен, что может лишь путаться под ногами и разрушать семью шицзе и Цзян Чэна?) ≈ «Вэй-сюн, нет… Вэй-сюн, не делай этого!» — в ужасе Не Хуайсан даже рвётся вперёд, уже прекрасно понимая, что последует дальше. Когда-то… когда-то в Облачных Глубинах он стал свидетелем подобного. И тогда ему чуть не сломали шею. А целителей разума передёргивает, когда они видят, как Вэй Усянь смотрит на недавно приобретённый Суйбянь. Они уже видели подобное у многих пациентов. Видели и опустевшие взгляды, и шрамы на руках, и слышали стоны о том, как они устали от этой жизни. И сейчас… прямо на их глазах с подростком происходит то же самое. ≈ (Меч парил в подрагивающей ладони, словно размышляя. Наконец тягуче медленно опустился вниз, едва ощутимо вспарывая холодным лезвием кожу запястья. Усянь тихо взвизгнул, но Суйбянь не выронил и лишь прошёлся по запястью ещё раз…) ≈  — Вэй Ин, — одинокая слезинка скатывается по щеке, когда Лань Чжань впивается ногтями себе в ладони. Жизнь Вэй Ина была такой невыносимой? Тогда… неужели никто не заметил? Краем уха слышит многочисленные всхлипы и даже громкие рыдания. Цзинь Гуаншань прикрывает веером лицо — не хочет смотреть; Лань Цижэнь стискивает одежды на груди, словно ему трудно дышать; глава Лань в который раз призывает себя к спокойствию, но дрожащие ладони и кипучие слёзы в уголках глаз выдают с потрохами; глава Не неловко гладит по спине икающего и задыхающегося от рыданий брата; Цзян Ваньинь вообще не замечает, что плачет, пока не чувствует соль на губах. А мысли Вэй Усяня всё катятся вниз по спирали. ≈ («Госпожа Юй вечно злится из-за меня. Дядя Цзян всё время мрачен из-за меня. Слуги шепчутся о том, какой я мерзкий, неблагодарный кусок дерьма. И действительно, что я хорошего для них сделал? Засветился в первую же неделю, спихнул Цзян Чэна с места первого ученика, да ещё и постоянно какие-то идиотские шалости устраиваю. Идиот, ошибка, мразь, проблемный, никчёмный», — алые ниточки порезов протянулись уже через всё предплечье, а Вэй Ин всё повторял и повторял те слова, которые говорила ему Юй Цзыюань, вдалбливая под кожу вместе с шипастыми ударами Цзыдяня.) ≈ «Вэй Усянь, нет, нет! Прекрати! Ты не никчёмный, ты не…» — Цзян Чэн останавливается на середине. А что он может сейчас сделать? Обнять, разубедить? Мёртвые тебя не услышат, как ни старайся. Остатки ненависти медленно вытекают вместе со слезами, когда мужчина утыкается лбом в плечо Лань Сичэня. Рядом с ним, как всегда, кажется безопаснее. Да и сам он вроде бы никогда и не против. Цзян Цинсэ, окаменев, скрипит зубами. Даже он не знал. А должен был, как наставник и верный подчинённый. А вообще… сколько он на самом деле знает о своём господине, о его мыслях и чувствах? Никогда прежде об этом не думал, но… получается, очень, очень мало. ≈ (Вэй Ин, вдруг опомнившись, отшвырнул Суйбянь в угол комнаты и ожившими глазами уставился на тонкие ранки, ювелирно вырезанные на бледной коже и старательно обходящие вены. Стук крови об пол домика отрезвил окончательно. «Что… что же я наделал? Никто… никто не должен увидеть!» — мысли в панике заметались в голове, когда мальчик отчаянно принялся оттирать кровавые кляксы с тёплых досок… Увы, к ужину он опоздал. Но, может быть, даже лучше, что ему не придётся сегодня вновь выводить из себя хозяйку Пристани и нарываться на побои.) ≈ Не привыкать, значит? Цзинь Гуанъяо понимающе кивает — когда-то в борделе ему и самому приходилось несладко. Проститутки хоть и выглядят хрупкими и нежными девицами с алебастровой кожей, но удары их точёных ножек мужчина помнит более чем отчётливо. Так мало того, что побьют, ещё и без еды могли оставить. ≈ (Только-только залечив порезы и отправившись на прогулку по территории, Вэй Ин услышал взволнованный возглас: — А-Сянь! — подбежавшая Цзян Яньли осторожно схватила шиди за рукав. — А-Сянь, почему ты не пришёл на ужин? — Ш-шицзе… А… А я не голоден! — с напускной беспечностью отозвался Усянь и тут же смутился, перебитый урчанием в животе. — Ох, А-Сянь, не надо врать своей шицзе, — девушка, покачав головой, мягко потянула Вэй Ина за рукав и направилась в сторону кухни. Ничего не напоминало о недавнем, кроме тихого жжения на запястье.) ≈ Лань Ванцзи, до этого напряжённый, с еле заметным облегчением выдыхает. Хорошо… как же хорошо, что у Вэй Ина был тот, кто в любой момент мог позаботиться о непутёвом озорнике. Но мысль о том, что на месте девы Цзян мог (и должен) быть он сам, мужчина в траурном отмести не собирается. Но вот картинка темнеет, крутится, и все вновь оказываются на полу. На этот раз, похоже, потребуется не одна только ночь на то, чтобы осушить слёзы после увиденного. Медленно, но верно чаша весов колеблется в сторону Старейшины Илина.