Чёрный Оникс

Они ненавидят его. Они хотят, чтобы он страдал. Он никогда не искупит свои грехи. Сфера, вращаясь, набирает скорость. Тысячи и тысячи глаз настороженно следят за ней. Лишь Цзян Цинсэ спокоен — он уже знает, что будет, не ожидает чего-то сверхъестественного. А вот остальные оказываются не готовы к боли, взорвавшейся внутри тел. . . . Более-менее чёткое воспоминание проявляется, когда Вэй Ину пять лет. Многие заинтересованные подаются вперёд — любопытно же узнать, где проболтался почти до двенадцати лет будущий монстр? Лань Ванцзи же тихонько вдыхает и с болью в глазах смотрит на оборвыша, что бредёт по улице, почти прижимаясь к стене дома. Вэй Ин. Маленький Вэй Ин, совсем недавно потерявший обоих своих родителей. В толпе поднимается шум, когда выясняется, что все наблюдатели попали в Илин. В тот Илин, который был восемнадцать лет назад. Не в приветливый пёстрый городок, где можно остановиться и закупиться чем-нибудь, а в захолустную деревушку, полную нищих попрошаек и бешеных собак. И лай своры сейчас раздаётся совсем близко. На глазах у толпы заклинателей пять-шесть косматых псов, рыча и толкаясь, устремляются к мальчику, выудившему из кучи выброшенной еды слежавшуюся, покрытую зеленоватым пушком лепёшку. «Беги! Вэй Ин, беги!» — Лань Чжаню хочется броситься вперёд и закрыть А-Ина от озверевших животных, пытающихся если не вырвать кусок плесневелого хлеба, то загрызть ребёнка. Но, увы, он может лишь смотреть, стоя среди бесплотных призраков, пока ноющее сердце обливается кровью. Лань Цижэнь морщится, кривя губы и силясь не отвернуться. То, что он видит… нет, он, конечно, примерно представлял себе, что пережил этот тогда ещё ребёнок, но такое… Тут уж любой станет озлобленным на весь мир. «Или.?! Нет, ещё рано об этом думать! Я должен увидеть больше!» — мужчина встряхивает головой, отгоняя тревожные мысли, но крошечный червячок сомнения уже гложет изнутри. ≈ (Вэй Ин печально шмыгает носом и тоненько, пискляво вздыхает. Сворачивается клубочком и заползает под рогожку, лежащую в переулке — одно из многочисленных его местечек для отдыха и сна. Не удержавшись, всхлипывает, хватаясь рукой за живот — он не ел уже второй день…) ≈  — Второй день?! — ахает госпожа Цзинь, вместе со многими девами прикрывая лицо широким рукавом. Светлые глаза женщины наполняются сочувствием и невольной горечью. Если бы с её А-Сюанем случилось нечто подобное… Даже думать о таком не хочется… И как только этого мальчонку родители оставили совсем одного? Словно в подтверждение, раздаются многочисленные шепотки и недовольное роптание — в основном тех, у кого есть дети. Ну да, они бы не пожелали своему чаду такой жизни. Лань Чжань недвижим, только кулаки сжимает под рукавами. Вэй Ин даже в минуты своей крайней болтливости не распространялся о жизни на улице. А оно вот как оказалось… и так живут многие сироты… ≈ (…Так ещё и последнюю съедобную лепёшку отобрали собаки. Но… по крайней мере это лучше, чем быть загрызенным этими прожорливыми монстрами… Топоток босых ножек отвлекает от размышлений о своём пустом желудке. Усянь приподымает рогожку и с неприкрытой надеждой смотрит на взлохмаченную девчушку: — Бин-Бин? Нашла? — названая лишь печально покачивает головкой и шепелявит: — Только капустные листья. А ты, Сянь-Сянь? — Лепёшку. Но… с-собаки, — мальчик сжимается и передёргивает плечами. Бин-Бин вздыхает: — Ясно… значит, будем ждать Юн-Юна. — Мгм.) ≈ Незаметно для себя Цзян Чэн испытывает мимолётное облегчение. Что ж, по крайней мере его шисюн был не один. У него были друзья, пусть такие же сироты, как и он, но друзья. Потом мужчину охватывает горечь. Горечь и стыд. Он-то, глупец, ещё и злился, что Вэй Усянь постоянно что-нибудь таскает с кухни и чуть ли не до истерики боится собак. Конечно, улица может и не такому научить. Могло ведь быть и хуже, гораздо хуже… Ваньинь, сам того не замечая, тишком пододвигается почти вплотную к Лань Сичэню. По какой-то причине рядом с ним кажется безопаснее и уютнее. А глава Лань будто и не возражает против такой близости. Странно, очень странно, но об этом он подумает позже… ≈ (Чумазый мальчик, понуро ссутулившись, присоединяется к остальным детям, коих набралось уже около семи. Вэй Ин, с широкой улыбкой подняв голову, тут же затухает, когда не видит в руках Юн-Юна ничего съестного. — Что случилось? Почему ничего нет? — Собака, — старший мальчик присаживается рядом с остальными и оглядывает скудную добычу: капуста, засохшая булочка и несколько рыбных шариков, наверняка украденных с рынка. М-да, не густо, но это всё, что они смогли добыть до обеда.) ≈ Цзинь Гуанъяо мелко вздрагивает и внимательнее присматривается к сидящим кучкой детям. Вэй Усяню тоже приходилось переживать голод и холод? Тоже приходилось терпеть унижения от прохожих и насильно заглушать урчание в пустом животе? А он-то думал, что Вэй Усяню повезло, что его приняли в Пристани Лотоса… а вот того, что было до этого, он не слышал от слова совсем — никто не любил об этом распространяться. А ему, оказывается, было ничуть не лучше, чем живущему в борделе Мэн Яо, а может, где-то даже и хуже. Некоторые особо добросердечные уже открыто всхлипывают, совершенно не стыдясь. Цзян Цинсэ, слыша это, кривится едва заметно, но ни слова не говорит — успеется ещё. Насладится ещё этими звуками, спазмами сдавливающими хрупкое человеческое горло. Насладится ещё метаниями гнилых языков, готовых поносить любого, кто им не приглянётся. Насладится яростью и ужасом на лице Ваньиня, насладится несчастными, будто больными, глазами Ханьгуан-цзюня, насладится бледнеющим Незнайкой… он насладится всем. … Возможно, он в какой-то мере садист. Да, определённо. Ему нравится наблюдать за чужими муками, но лишь когда бывают унижены и оскорблены дорогие ему люди. О, вот тогда внутри просыпается настоящий палач, знающий толк в изощрённых пытках. Вот тогда он дёргает за ниточки и получает от этого истинное удовольствие. Вот тогда он позволяет своему зверю порезвиться вдоволь. Сейчас он ещё играет тихо, но если его раздразнить… ≈ (Так прошёл год. Вэй Ин брёл по улице, после каждого шага поджимая ноги и попеременно щурясь — недавно выпал снег, и из-за этого в городке стало как-то уж слишком светло. Дорогу вдруг перегородила какая-то женщина — таких он ещё никогда не встречал. В плаще и в походном ханьфу странного коричневатого цвета, в старой соломенной доули, с мечом в неброских, но изящных ножнах, она стояла и пристально разглядывала мальчонку. Потом вынула изо рта курительную соломинку, с улыбкой спросила: — Ты Вэй Ин? Я тебя искала…) ≈ Цижэнь неосознанно морщится. Эта женщина… определённо не получила должного воспитания, раз позволяет себе преспокойно курить у всех на глазах. Но то, что она заметила Вэй Усяня и, похоже, собирается его забрать, достойно одобрения. После того ужаса, что испытал мужчина вместе с ребёнком, он уже не испытывал столь сильной ненависти и отвращения к последнему. Скорее жалость и какое-никакое сочувствие. Но остаётся ещё много злыдней и испорченных людей, и это необходимо исправить… Что за странные мысли в голову лезут?! Почему он так беспокоится за Вэй Усяня и его репутацию? Нет, решительно необходимо сосредоточиться на разворачивающихся перед глазами событиях, а потом разбираться с собой! ≈ (Вэй Ин, оторопев, не сразу понимает, что обращаются к нему. Неловко кланяется, шепчет: — Да… Вэй Ин, и-имя в быту — Вэй Усянь. Женщина вновь улыбается и присаживается на корточки, протягивая руку в кожаной перчатке.) ≈ Лань Ванцзи поражённо выдыхает, обращая своё внимание на улыбку женщины. Такая добрая, буквально обезоруживающая и до боли искренняя. Так же улыбался и Вэй Ин. А ведь, если не знать, кто его родители, то можно подумать, что они родственники. Неужели Вэй Ин перенял что-то и от этой женщины, а не только от своей матери, как частенько любил говорить дядя? Возможно ли, что она также и воспитывала его до тех пор, пока он не пришёл в Пристань Лотоса (Сичэнь и Цижэнь, чуть расширив в изумлении глаза, кажется, тоже это поняли)? ≈ (Женщина, назвавшаяся По Чжин, подхватывает мальчонку на руки и бодро шагает по свежевыпавшему снегу к постоялому двору.) ≈ Нежданно-негаданно к горлу подкатывает тошнота, люди наваливаются друг на друга, цепляются за руки, за волосы, одежду, кого-то швыряет в сторону — и вот они уже в Благоуханном Зале, а погасшая Сфера лежит на полу как ни в чём не бывало. Цинсэ, морщась и стараясь удержать внутри содержимое желудка, переворачивается на спину. Нет, не думал он, что будет так сложно — из мужчины будто выпили всю энергию и эмоции, и теперь он, как тряпичная кукла, небрежно брошенная куда-то в угол, лежит и сетует на свою беспомощность. Беспомощность. Он ненавидел это чувство. Он привык стоять незыблемой скалой, которую не трогают волнения других. Он привык ядовитым тайпаном бросаться на врагов и расправляться с ними как можно более жестоко, иногда до вырывания трахеи и разбрасывания вокруг требухи. Но сейчас не война и не смутное время, и приходится себя сдерживать. Осторожно, медленно переворачивается на бок. Тут же противный комок всплескивается внутри. Всё-таки вырвало. Вот теперь идея с очищением репутации видится уже не такой заманчивой, но что поделать? Нужно довести всё до конца, а иначе какие из них борцы за справедливость? Цзян Цинсэ проходит мимо Ханьгуан-цзюня, жестом приглашая следовать за собой. Тот, видимо, движимый любопытством, смиренно направляется за ним в один из многочисленных садов, окружающих Башню Кои. ***  — Какого речного гуля?! — бормочет Вэй Усянь, направляясь к больничному крылу. — Только одну проблему решили, как уже другая появилась. Лайфэн, ну как так можно было подставиться?! — Думаешь, я знаю? — возмущённо огрызается девушка. — Я, может, сама не понимаю, с какого перепугу глава Не очнулся раньше обычного и успел меня увидеть! — Тц, — мужчина устало трёт переносицу — как же ему надоели эти вечные препирательства с двоюродной сестрой, но с её взрывным нравом совладать пока не удавалось. Заводится всегда с пол-пинка, и потом попробуй останови! От матери, что ли, такая черта досталась? Цай, болезненно бледный, лежит на кровати. Молодая целительница уже в сотый раз допытывается, что случилось с мальчиком. — Что случилось, того было не миновать, — ввернув хорошо известную всем поговорку, Вэй Усянь покидает лазарет, стоит ему только узнать, что мальчик оправится через пару-тройку дней. В душе ликует, а лучезарная улыбка всё никак не хочет покидать лицо. У него есть сын. У. Него. Есть. Сын!!! Пусть и не совсем по крови, но сила, сила именно клана Вэй! Подумать только, не с каждым удаётся провести подобный ритуал. Не иначе как боги благоволили им, ну и фаза лунного светила подходящая была. «Подумать только!» — не перестаёт восклицать про себя Вэй Ин, закрываясь в отведённом ему кабинете. У него ещё есть дела. Например, дело Су Миньшаня.