Чёрный Оникс

Темнота. Холод. Сюэ Ян бредёт по узенькой тропиночке, ветер завывает в голых ветвях деревьев. — Чэнмэ-э-эй! — кто-то зовёт вдалеке. — Чэнмэ-э-э-эй! — Только не оборачивайся, только не оборачивайся, — шепчет темноглазый, жмурясь от страха. Оружия при себе нет. — Чэнмэй! — возглас раздаётся совсем близко. Парень поднимает глаза и замирает — перед ним огромное дерево с лицом (почему-то безглазое), руками-корнями, по пояс в болотной грязи и земле, с волосьями-водорослями-щупальцами. «Так вот как выглядит болотный монстр?» — со страхом думает Сюэ Ян. — Пожалуйста, не убивайте меня, — мямлит он, крупно дрожа. — Чэнмэй, ты совсем с ума сошёл? — вдруг сердится монстр голосом Сяо Синчэня. — Мало того, что постоянно стонешь и пинаешься, так ещё и просишь, чтобы я тебя не убивал? Парень вскрикивает, моргает и просыпается. И тут же с облегчением смеётся — монстр оказывается даочжаном, длиннющие корни — руками, поставленными по бокам от Сюэ Яна, а водоросли — шелковистыми, блестящими волосами, отдельные прядки коих падают темноглазому на лицо. — Что смешного? — белая повязка чуть сморщивается — прямо чувствуется недоумение даоса. — Ты не представляешь, что мне приснилось. — Представляю, — недовольно-устало вздыхает Сяо Синчэнь, — пинался как ненормальный, стонал и приговаривал загробным голосом «только не оборачивайся, только не оборачивайся». Напугал меня до смерти, — сонно буркает мужчина и ложится рядом. В пещерке тепло. На куче опавших листьев лежат двое — даос и разбойник. Последний ворочается — не может заснуть. Приподымается на локтях, безотрывно смотрит на заклинателя рядом с собой. Четырёхпалая кисть едва ощутимо пробегается по белоснежному рукаву, по лацкану ханьфу — и застывает, не дойдя до нежной кожи. Сюэ Ян тихо-тихо вздыхает. Уже третий месяц он не понимает, что с ним происходит, стоит только ему засмотреться на даочжана. Непонятно, таких ощущений ещё не было у него. Что-то… поднимающееся из самых глубин, тёплое, как патока; искрящееся, как звонкий ручей под лучами солнца… непонятное, одним словом не описать. Разбойник заметил даже, что улыбка начала чаще пробегаться по его губам. Да что с ним такое?! Вздор! Бред! Сюэ Чэнмэй, внезапно рассердившись, громко фыркает и выходит из пещерки. Ночной воздух приятно холодит кожу. Успокоившись, парень оглядывается на тёмный вход. Пробирается обратно, подбирает валяющийся рядом с Шуанхуа Цзянцзай. — Я вернусь, даочжан, ты только не волнуйся, — зачем-то говорит спящему заклинателю в белом. Тот не слышит. Ну и ладно, не больно-то и надо. Тёмный заклинатель быстро продирается через кусты к тракту, почти сливающемуся со снегом и отличающемуся разве что степенью укатанности и исхоженности. Находит рядом дерево. Высоко подпрыгнув, цепляется руками за нависающую над дорогой ветку. Подтянувшись, ловко взбирается на неё, ложится на живот, лениво свесив руки-ноги, как огромный кот. Вздыхает и начинает заниматься самокопанием. ≈≈≈ «Когда он пришёл в «Оникс», ему было от силы лет одиннадцать. Ну, как сказать, пришёл — прибился к трём юношам (которыми оказались Вэй Шао и его напарники), а потом уже как-то втянулся в их компашку, помогал информацию добывать, а уж затем и вовсе в организацию согласился вступить. Нет, он не подслушивал, честно, просто выловил случайно из разговора. …Расстаться пришлось, когда его «завербовал» Цзинь Гуанъяо, тогда ещё Мэн Яо, работавший на Цишань Вэнь. Тогда этот сын-сами-знаете-какого-козла ещё только начинал свою деятельность интригана. Надеялся, что обдурил, заморочил голову Чэнмэя. Но было одно «но» — Сюэ Ян к тому времени уже хорошо разбирался, где правда, а где ложь. Унюхал за внешним дружелюбием змею ядовитую, распознал злобный лик. Осклабился, заворчал внутри дикий кот, но пришлось смириться. Сколько с тех пор крови было на его руках, и не вспомнить. Вэни, потом — мелкие кланы, а потом… потом даже вспоминать не хотелось. Потом был Сун Цзычэнь. Причина проста — банальная месть. Месть за то, что помешали. Вырезал часть храма Байсюэ, а самого Сун Ланя ослепил. И вроде бы всё ничего, но… кто же знал, что даочжан, этот святоша, отдаст другу свои глаза! Кто же знал, что тёмный заклинатель встретит Сяо Синчэня на улице города И! Слепого, растерянного, ослабленного. Тогда заговорила совесть. Оскалила зубы, вцепилась в сердце, вытащила изнутри маленького А-Яна, уговорила приютить. А потом… потом как-то уже и не хотелось прогонять. Когда Сяо Синчэнь застыл, услышав ненавистное имя, Сюэ Ян сжался и зажмурился, с ужасом ожидая удара, даже не сопротивляясь… ведь он так привык уже к даочжану. Ну никак он не ожидал, что нежная, мягкая, чуть дрожащая ладонь погладит по жёстким волосам, а тихий и сиплый от кровавых слёз голос выдаст: «Это… это ничего. Все мы… совершаем ошибки… По молве судить не стоит». Так долго, громко и надрывно, вкладывая всё своё раскаяние, известный разбойник и убийца Сюэ Ян не плакал ещё никогда.» ≈≈≈ Темноглазый шипит, впиваясь пальцами в мёрзлую, чуть влажную кору. Каким глупцом он был тогда! Желторотым четырнадцатилеткой, вот кем он был! Вот кем он был, когда вырезал монахов Байсюэ! Это ведь из-за него даочжан теперь слепой! Но ничего, сейчас ему уже почти восемнадцать, сейчас он уже больше понимает… А Сун Лань этот, гуй его раздери, тоже хорош, сказать нечего!!! Кто же друзей своих вот так просто выкидывает? Тем более, когда собрался основать с ним орден, когда твердил про какие-то «общие идеалы»… Какие, ко всем гуям, общие идеалы, если тебе не нужен такой «ущербный» друг!!! Какая дружба, если ты его оттолкнул от себя! Какое сотрудничество, если первое, что твой дорогой друг услышал, принеся жертву в ущерб себе, было «исчезни»! Ну и что, что в бреду? Когда Сяо Синчэнь рассказывал про вступление в их организацию, он задыхался. Задыхался от эмоций, от непомерного счастья. Чэнмэй до сих пор помнит стальные объятия (а даочжан очень сильный, оказывается) и радостное: «Ты не представляешь, друг мой… здесь, в «Ониксе», я нужен… здесь тебя уважают и любят только потому, что… что ты с ними. Здесь тебя ни за что не оставят. Здесь я счастлив». Сюэ Ян спрыгивает с дерева, несётся по тракту, злые слёзы кипят в чёрных с бордовым отблеском глазах. Ну почему жизнь так несправедлива к даочжану? Сначала — улица, потом, после обучения — запрет на возвращение, потом — бросивший друг. А ведь какой обходительный, какой дружелюбный по виду был, пока Сяо Синчэнь не ослеп! Нет, теперь Чэнмэй просто обязан позаботиться о даочжане, просто обязан защитить, просто… а что он обязан? Наверное… быть рядом — как напарник, как друг и советчик, как… а как кто ещё? Над этим вопросом, пожалуй, тоже следует подумать. *** Сюэ Чэнмэй, лёжа на ветке и болтая ногой из стороны в сторону, недоумённо хмурит тонкие брови. Вертит мысль и так и сяк, морщится, встряхивает головой. Да ну нет! Не может такого быть! Он НЕ мог влюбиться в Сяо Синчэня! А что, если мог? И как же теперь рядом быть и, тем более, спать? Про «спать» особенно — Сюэ Ян хорошо себя знает. И понимает, что может не сдержаться. Пресвятые Небожители, что же делать-то ему, скажите, пожалуйста!  — Чэнмэй? Ты здесь? — что? Даочжан тут? Как он так незаметно подошёл? Пожалуй, только сейчас тёмный заклинатель замечает, какой у даоса мягкий, мелодичный и чуть вкрадчивый голос. Гуай, ну вот о чём он думает вообще? — Туточки я! — парень спрыгивает с ветки. Неловко поскальзывается на мокром снегу и едва не шлёпается. Мысленно проклинает себя за неуклюжесть. И прямо перед даочжаном! Хоть тот и не видит, но всё равно неловко. Подрывается за мужчиной, который направляется к деревушке, приветливо мигающей тёплыми огоньками. Сидя в маленькой, уютной таверне, Сюэ Ян вновь думает. Думает и о своём прошлом, и о своём настоящем — уже более спокойно и обстоятельно, нежели вчера. Через четверть кэ удовлетворённо кивает. Ну что ж, в прошлом напортачил… и в будущем тоже будет портачить, но этого не избежать, как бы заклинатель ни старался. Хоть и попытается, честно попытается свести к минимуму всё это, но… он разбойник, такова его натура. Этой черты, этой озлобленности, этой тихой, глухой ненависти не искоренить, он пробовал.  — О чём задумался, друг мой? — рука Сяо Синчэня едва заметно касается перчатки, скрывающей отрубленный мизинец, и Сюэ Чэнмэй шумно втягивает в себя воздух. Даочжан никогда, НИКОГДА не касался его ЗДЕСЬ!!! Так почему сейчас лезет? — Ох, прости, друг мой, — даос отдёргивает руку, но по лёгкой улыбке заметно, что он не очень-то жалеет. Его напарник изумляется ещё сильнее — нет, ну подумать только, этот святоша ещё и так умеет? Становится всё интереснее наблюдать за ним. Окончательно действия Синчэня добивают, когда даос и разбойник выходят из таверны. Тогда Сюэ Ян чувствует ВЗГЛЯД. Взгляд даочжана. И от этого передёргивает — умом парень понимает, что мужчина слеп, не может видеть его, но вот на душе как-то… странно становится. Не боится, но мурашки по коже пробегают. Да что же это такое?! Что же это он, в самом деле?! Раньше вообще мог спокойно по-дружески обнять, а теперь от каждого невидящего взгляда дрожит! Резко оборачивается на заклинателя в белом. Тот легко улыбается и будто смотрит на напарника. — Даочжан? — осторожно спрашивает Сюэ Чэнмэй, пристально подмечая малейшие детали на лице напротив — улыбка чуть более широкая, даже шкодливые ямочки на щеках появились, повязка на глазах немного сморщивается. В общем, весь вид Сяо Синчэня выражает веселье. — Да, друг мой? Что такое? — Ты издеваешься надо мной? Зачем ты так… делаешь? — не очень приятно это говорить, но по-другому правды от даоса не добиться. Последний улыбается ещё шире: — Вовсе не издеваюсь. Просто думаю, как ты выглядишь сейчас? — Зачем тебе? — подозрения возрастают. — Хочу узнать, насколько ты изменился за три года. — Узнаешь, когда твою свадьбу увижу, — Чэнмэй фыркает и чуть ускоряет шаг. — Тогда ты тоже наденешь красное. Тёмный заклинатель спотыкается от неожиданности, хватает ртом воздух. Сердце колотится как сумасшедшее, в голове — сумбур. Это… это что сейчас такое было? Шутка или? — Но, — криво улыбается Сюэ Ян, — ты же не сможешь увидеть, в красном я или нет. — А мне и не надо будет видеть. Я это знаю. Темноглазый спотыкается второй раз за половину фэнь. Что значит — он знает? Вот это уже на шутку не похоже! — Даочжа-а-ан, — в звонком голосе проскальзывает лёгкая угроза. — Прекрати издеваться надо мной, а не то~ — Ха-ха, ладно, понял. Просто подумал, а как бы ты выглядел в день своей св~ — Даочжан!!! — Всё-всё, молчу. Дальше идут молча. Сюэ Ян размышляет над недавней перепалкой. Честно сказать, он… не ожидал таких слов со стороны даочжана. Просто не мог представить, что он может так шутить… или не шутить? Поди разберись, попробуй! Мда, на вид — сама невинность, а внутри, как пить дать, такое прячется, что только держись. Хэх, правильно говорят, не суди книгу по обложке. Взять хотя бы самого Сюэ Яна — убийца, разбойник, а внутри — ласковый мурчащий котёнок. Только надо до него добраться. И даочжану, похоже, это потихоньку удаётся. ***  — А я тебе говорю — монстр этот Вэй Усянь! Покрыл позором всю свою семью, защищал Вэньских псов, а потом напал на заклинателей в Безночном городе! Типичное отродье, кусающее руку, которая кормит! Клубок змей, пригревшийся на груди! — Да ну! А вот ещё говорят, что Вэнь Чао напал лишь из-за личной неприязни к Старейшине Илина, так что с кланом Цзян спорный вопрос! А вот в остальном всё правильно! — Говорят, он был тем ещё похотливым извращенцем! Подумать только, развлекаться с мёртвыми красавицами! — Верх недисциплинированности и распутства! Сун Лань едва сдерживается, чтобы не треснуть кулаком по столу и не сломать его к гуевой матушке. Пересуды запрещены — так говорил наставник. Ох, и почему эти люди никак не поймут, что мёртвого нужно отпустить! Напротив слышится тихое злобное фырканье. Мужчина в чёрном поворачивает голову. — Саньду Шэншоу? — кареглазый вежливо склоняет голову. Глава Цзян поджимает тонкие губы, но кланяется в ответ и садится. Говорить решительно не о чем, тем более мужчина в пурпуре совершенно точно не в духе. Но вот Сун Цзычэнь пробует начать беседу: — Сун Лань, в быту — Цзычэнь. Послушник храма Байсюэ. — Байсюэ? — резко очерченные брови Ваньиня взметаются чуть вверх. — Тот, который вырезали три с половиной года назад? — кареглазый отчётливо хмурится. Ясно, тактичность — не для главы Юньмэн Цзян. Сун Лань старается не замечать этого и относительно спокойно отпивает кипяток из пиалы: — Нашлось время для столь отдалённого места? — ничего особенного, искренний интерес. Цзян Чэн хмурится, но односложно отвечает: — Дела. — Ясно, — ясно, какие дела. Что-то неладное творится в Западной четверти в последнее время. Сначала — случай у Ташбааня, второе — смерть императора и наследника, третье — сгоревшая тюрьма в Шуальоне… непорядок. Череда неприятностей настораживает, вот Цзян Ваньинь и решил на разведку выбраться. А с ним, похоже, и Не Минцзюэ, вон, заходит в таверну, громила этакий…  — А вы слыхали про Сюэ Яна? — и тут Цзычэнь холодеет. Этот… этот… — Нет, а что он опять отчебучил? — Ограбил весьма знатного чиновника, а деньги не пойми куда дел! — Да ну? — Истинная правда! — О, а я ещё слышал, что рядом с ним постоянно какой-то заклинатель в белом находится! Они ещё потом к Шуальону направились, сам видел на днях! — И чего их в это место потянуло? Хотя, Сюэ Ян ведь сумасшедший, ему до фитиля! — А ещё Цайфэнг объявился, вот уж напасть так напасть… — Не то слово, — слышатся отовсюду вздохи, пока Сун Цзычэня поглощает чувство вины. Вины за то, что прогнал друга (то, что бредил, не считается), за то, что не нашёл раньше и не извинился. А теперь дорогой друг в лапах мерзавца Чэнмэя, точно-точно, Сун Лань уверен. И не хочет даже представлять, что этот псих с ним вытворяет. Нужно срочно спасать друга — так думает Цзычэнь, направляясь в оплаченную комнату и забираясь в бочку с водой. Нужно срочно спасать. Вот только как? *** Сюэ Чэнмэй лениво перекидывает чей-то обугленный меч в другую руку, прикидывает вес и с хрустом втыкает в землю. Посвистывая, продолжает осматриваться. Рядом стоит Сяо Синчэнь, прикрывая нос широким рукавом и недовольно морщась от запаха гари, смешавшейся с влажным воздухом. Противно.  — Этот навскидку тридцать слитков стоит, — бормочет темноглазый, окидывая взглядом следующий меч. — Только очистить, заточить немного и ножны подобрать, и на продажу можно, — спустя несколько таких проверок наконец оглядывается на напарника, что всё это время трогал его за плечо. — Да, даочжан? Ты что-то хотел? — Да… да, — слепой переминается с ноги на ногу, потом тихо спрашивает, — Что ты тогда сделал с тем чиновником? — Пф, просто ограбил, ничего особенного, — Чэнмэй безразлично ковыряется носком сапога в земле, — Ну, может, малость покалечил. Но это заслуженно, нечего честных людей обдирать, — тут же оправдывается он. — Всё равно это было жестоко. Даже если ты вернул деньги тем крестьянам. — Ну, хах, они не видели, кто их им вернул, и поэтому не смогут указать на нас. Так что зря волнуешься. Даочжан постепенно расслабляется, напряжение спадает. Синчэнь вздыхает и говорит: — Хорошо… это хорошо. Не узнают. Не узнают, кто помог им. Так правильнее. — Мгм, — грустно соглашается Сюэ Ян, но тут же вновь оживляется. — Даочжан, ты не представляешь, как Вэнь Сюй тут постарался! Вообще всё сжёг! И как только ему удалось? — удивляется разбойник. — Друг мой, ты что, не знаешь, что чем дольше Вэнь держит внутри себя огонь, тем сильнее он потом разгорится? — Не-а, вообще не знал этого! А откуда у тебя такая информация? — Откуда же, как не из библиотеки Иньяна? Мне как-то Лайфэн читала вслух. — Хмм… понятненько. Ладно, пойдём дальше? Вот так… спускайся. На руку мою обопрись, даочжан… вот она, тут, — Сюэ Ян незаметно поглаживает нежную ладонь, пока даос сосредоточенно ищет руку напарника. Темноглазый тихо фыркает: мужчина такой умилительный и немного неловкий в своей слепоте, как новорождённый кутёнок. Но в один момент этот «кутёнок» способен преобразиться в грозного воина и заклинателя. У всего есть две стороны. «И даочжан скоро почувствует мою самую-самую лучшую сторону, когда я ему признаюсь», — про себя решает Сюэ Ян и чуть хмурится. —«Если признаюсь.»  — Чэнмэй? — Мм? — Твои меридианы… Ты опять использовал тёмную энергию? — Ругать будешь? —… Ты совсем себя не бережёшь. Осторожнее. Я беспокоюсь. — Ох… ладно. *** Не Хуайсан сидит в своём павильоне, любуясь золотыми канарейками. Те топорщат пёрышки, жмутся поближе друг к другу. Ветра нет, относительно тепло — через пару неделек весна. Небо серенькое, как мышь, но дождя или снега пока не предвидится. Красота! Шорох одежд. Младший Не косится в сторону изящного, но сильного мужчины, что присаживается рядом. Странный человек. Пришёл полторы недели назад, не представился, да ещё и пользуется всеми благами. Надо бы установить за ним слежку, вот только до сих пор не удавалось нигде его выловить — вечно исчезает из-под самого носа. Это раздражает, никому ведь ещё не удавалось избегать сетей Незнайки, как «благородно» Хуайсана обзывают в Нечистой Юдоли. Сюань Фуцан смотрит прямо перед собой — так, чтобы не было видно, как он подглядывает за молодым господином Не. Считывает все эмоции, улавливает все изменения — недоумение и подозрение на дне жёлто-ореховой радужки, микронапряжение в тонких кистях, сжимающих веер, словно приклеенная улыбка. Смеётся у себя в голове — да, Незнайке нужно ещё потренироваться в сокрытии своих эмоций. Каким бы умелым интриганом он ни был, всегда найдётся тот, кто перехитрит. Например, Сюань Фуцан. Или Голубоглазый Дьявол, Цзян Цинсэ. Не Хуайсан продолжает смотреть на мужчину, в его миндалевидные вишнёвые глаза, надеясь найти хоть какой-нибудь отголосок своих догадок. Но ничего. Совсем ничего. Может, он вообще медити~ — Не правда ли, погода отличная? — молодой мужчина вдруг поворачивается к нему и едва заметно улыбается. — Гхмптху! Такого краха в своей «шпионской карьере» Не Хуайсан не терпел ещё никогда. *** Цзинь Гуанъяо недовольно хмурится. Снова никаких следов. Раздражает. Информация в последнее время… неточная, словно часть её куда-то утекает, перепадает в чужие руки. Но пока непонятно. Неизвестно. А неизвестность юношу пугает и нервирует — он привык, чтобы всё было под его контролем. И он совершенно ТОЧНО не хочет подвести отца и не оправдать надежд матушки. Она ведь в него так сильно верила… Гуанъяо со вздохом плюхается на покрывала, вышитые золотыми нитями. Устал, поэтому не до приличий. Голова просто раскалывается, спина от напряжения ноет, глаза болят. Но всё-таки, что же делать с этим неизвестным… Это был первый раз, когда бастард-наследник Цзинь не знал, что ему делать.