Чёрный Оникс

Утро Вэй Усяня начинается с тяжести на животе и тихого: — Гэгэ? — Цай? Он всё время был здесь? Вэй Ин садится на циновке. Вчерашний найдёныш мигом отползает в сторону, но уже через пару мяо подходит к мужчине и вцепляется здоровой рукой в его рукав. Проснувшиеся напарники со смешками наблюдают за тем, как среброглазый осматривает мальчонку. Надо сказать, выглядит Цай лучше, чем вчера — отмытый и приодетый, с перевязанной правой рукой. Ей молодой мужчина уделяет особое внимание. Облегчённо выдыхает — кости не пострадали, а значит, заживление пойдёт быстрее. — Ты гляди, не отлипает от тебя совсем, — Бай Цзысюань снисходительно улыбается мальчонке, который мигом насупливается и прячется за спиной Усяня. Ху Сунлинь, как обычно, ничего не говорит, но в его глазах пляшут смешинки. Мальчик оказывается весьма неразговорчивым для своих семи лет — молчит при посторонних, вопросы задаёт тихо и неуверенно. Зато как обстоятельно! Все подробности вызнаёт, никакой мелочи не пропускает, даже некоторые взрослые так не заморачиваются! А рядом с Вэй Ином как будто спокойнее себя чувствует — ясное дело, привязался. Бай Цзысюань приглядывается к Цаю. Мельком замечает серо-голубые большие глаза, которые буквально следят за каждым движением среброглазого. Ишь какой! Делать решительно нечего, поэтому напарники сидят в отведённой им комнате и занимаются откровенно ничем. Но буквально через пару-тройку кэ Вэй Усяню это надоедает. Он берёт бумагу, кисть и чернила и начинает писать. Пишет обо всём, что происходило с ним в последние месяцы — об охотах, ссорах, примирениях, встречах и расставаниях. Когда случайно вписывает обращение к Цзян Чэну, на мяо запинается, но после продолжает писать, писать без остановки. Вэй Ин пишет, пишет Цзян Чэну, Лань Чжаню, учителю Цижэню, Цзян Фэнмяню и госпоже Юй, Вэнь Цин и Вэнь Нину, А-Юаню, Цзинь Лину… Он пишет всем, кого любил и уважал. Скоро его строки сошьются вместе и добавятся в сборник иньянской библиотеки «Неотправленные письма» — точно добавятся, потому что раздавать адресатам мужчина ни слова не собирается, вот хоть убей, а глубины своей души увидеть не позволит. Нельзя, сразу налетят с советами да лечениями, а ему это не надо, сам свои раны залижет. Честно, ничего серьёзного. Незаметно мужчина в каждом письме начинает всё чаще вставлять слово «прости». Извиняется за многое… За то, что глупил, за то, что отталкивал, за самоуверенность, за недоверие и неуважение, за то, что причинил столько боли и даже не заметил… А ведь просто хотел уберечь, но теперь уже поздненько извиняться. Ну да ничего, он вытянет, выдержит всю их ответную ненависть (а она имеет место быть), честно… Вечереет. Оторвавшись от писем, Вэй Усянь с лёгким удивлением обнаруживает под боком спящего Цая и тихонько играющих в карты Цзысюаня и Сунлиня. Белкокота нигде не видно — наверное, ушёл куда-то. Ничего, вернётся. — Как дела? — Вэй Ин оборачивается к напарникам. Кареглазый хлопает на пол карту, вздрагивает, услышав голос среброглазого, и поднимает голову: — О! Вернулся к нам наконец! Тебя не дозовёшься, обед уже давно остыл! — Ох… Правда? — Неужели мужчина даже не слышал, как служанка принесла еду? — Конечно! Садись и ешь быстрее. Усянь благодарно улыбается и принимается за похлёбку. *** Под старым деревом мушмулы сидят двое. — Эх, даочжан-даочжан, — Сюэ Ян лениво потягивается. — Жаль, что ты не видишь, как тут всё… — Красиво? — с надеждой спрашивает Сяо Синчэнь. — А… Можешь описать, как оно… здесь? Чэнмэй стушёвывается — описывать он совсем не умеет, да ещё так, чтобы кому-нибудь понравилось. Но ради друга попытаться стоит. — Нуууу, — парень задумчиво обводит тёмными глазами пространство. — Мы под мушмулой сидим… Старая такая, скрюченная вся. Снег везде. Вот ещё пруд перед нами, замёрзший… нууу… Позади дорога, вокруг нет никого. — Сюэ Чэнмэй замолкает, услышав тихое хихиканье Синчэня. — Ох, друг мой, не ценитель ты прекрасного. Всё тебе сухие факты да скупые описания подавай. Ох, прости, я тебя прервал? Сюэ Ян, с непонятной ему самому радостью глядящий на улыбающегося мужчину, приходит в себя: — А? Что? Нет, совсем не прервал, как ты мог вообще такое подумать? Ну, в общем, дальше… эээ… Небо всё тёмное и, знаешь, холодное такое. И луна жёлтая. — Луна жёлтая, ты сказал? — голос слепого звучит встревоженно. — Правда жёлтая? — Чистейшая правда, стал бы я тебе врать? — Чэнмэй с лёгким беспокойством смотрит на едва заметно дрожащего мужчину. — Эй, ты чего? — Друг мой, пойдём отсюда, пойдём быстрее, — Сяо Синчэнь поднимается и практически безошибочно направляется к дороге. — Даочжан, ты куда? — паренёк догоняет даоса, хватая его за плечо. — Что стряслось-то? — Жёлтая луна. Ты слышал про эту примету, друг мой? — Не-а. — А я слышал. Говорят, под жёлтой луной самые что ни на есть ужасы творятся… — Да ладно тебе, даочжан! Враки это всё! — Не знаю, не знаю… Неспокойно мне, друг мой… Что-то скоро произойдёт. Держим ухо востро, как ты говоришь… *** Цзян Цинсэ стоит на пирсе и нечитаемо смотрит на Цзян Ваньиня, сидящего неподалёку на мокрых от рыхлого снега досках. Зимы в Юньмэне обычно тёплые, но бывает, как в этом году — вдруг налетит пронизывающий ветрина из Цзяннаня, нанесёт снега, заморозит озёра и реки, только и успеешь наспех закутаться в более-менее тёплую накидку, а уже холод такой, что в самый раз дома сидеть целыми днями да чаи гонять. Мужчина непроизвольно вздыхает.  — Кто здесь? — голос главы звучит глухо и надломленно — плачет. Цинсэ хмыкает. Перебросив смоляные волосы, заплетённые в толстую косу, на плечо, подходит к мужчине. Но не садится рядом, стоит, прямой и напряжённый, как натянутая тетива. — Отпустите, — внезапно резко бросает он. Цзян Чэн вздрагивает и косится на него. — Отпустите его. Что в прошлом, то в прошлом. Слезами не поможешь. Ваньинь шмыгает носом, яростно трёт покрасневшие, опухшие глаза. Цзян Цинсэ больше ничего не говорит — разворачивается и уходит. Не умеет он успокаивать людей, тем более таких взрывных, как молодой глава Юньмэн Цзян. И сейчас тоже не обращает внимания на взъерепенившегося мужчину, только бросает мимолётный взгляд на небо. Хищная ухмылка искажает его лицо. *** На улочках Ташбааня тихо. Типично для таких небольших городков. Болезненно жёлтый кружок луны медленно плывёт в чёрном, холодном море небосклона. Трое заклинателей, белкокот и мальчик сидят в комнате на постоялом дворе. Бай Цзысюань дремлет, изящно облокотившись на стену, Ху Сунлинь едва шевелит тонкими, сухими губами, мысленно повторяя мелодии, Иньинь греется рядом с Цаем (мальчик зверьку понравился), а тот сидит в уголочке и мягко, осторожно поглаживает бинты на ручке. Вэй Усянь сидит почти у самого окна. В расслабленной позе, с закрытыми глазами. Со стороны может показаться, что безмятежно спит. Но это лишь видимость, напускное. Чуть присмотришься — и заметишь, как настороженно подёргиваются крылья носа, как подрагивают длинные, пушистые ресницы. Из-под прикрытых век поблёскивают серебристые глаза, иногда предупреждающе вспыхивающие алым рубином. Одно слово — хищник. В соседней комнате слышится шелест одежд. Вэй Ин вдыхает чуть громче, открывает глаза — те ярко блестят во мраке комнаты. — Лань и Цзян, — это всё, что он произносит, мягко, вкрадчиво проходясь по глухой тишине. — Идите, — так же тихо отвечает ему Цзысюань, приоткрыв один глаз. — Вы с А-Линем помочь хотели. Я здесь буду. — Жди, — шепчет Ху Сунлинь, неуловимо оказываясь у двери. Вэй Усянь уже стоит там — чёрной тенью с кровавыми прожилками, изукрасившими верхнюю часть ханьфу. Выжидают, пока затихнут шаги и шелест в коридоре, и крадутся следом. Юным адептам определённо понадобится помощь. *** Тварь опять сбежала. Лань Фэнг стискивает рукоять своего меча. С самого начала охоты его не покидало ощущение, что их просто водят кругами, а теперь это начинает подтверждаться. Нечисть попалась хитрая и сильная — точно не низкоуровневая. Монстр какой-нибудь или ещё что похуже. Огромная долговязая тень проносится перед глазами. Снова. — Гуй подери! — хватается за сердце кто-то из клана Цзян. Остальные косятся на него. Лань Фэнг вздыхает — действительно, гуй подери! Двадцать с лишним человек не могут поймать одну-единственную тварь! И почему такая большая? Почему конечности тонкие и непомерно длинные? Что это вообще такое? Каждый неозвученный вопрос витает над головами заклинателей. Да ещё и обстановка прибавляет напряжения — деревья в ночи тянут корявые лапы, едва-едва припорошенные снегом; мёрзлый, будто застывший, воздух; высокое, равнодушное небо с россыпью меленьких звёзд. Тишина. А самое странное и страшное — луна, беловато-жёлтая, словно по ней мёд размазали. Жутко. Вновь появляется тварь. Человекоподобное лицо такое же озлобленное. Вот только сам монстр начинает вести себя странно, а через семь фэнь и вовсе спокойно даёт себя схватить. Лань Фэнг только-только собирается найти причину такого поведения нечисти, как вдруг позади раздаётся холодно-любопытное: — Так вот что это было? Вэй Усянь с усмешкой наблюдает за незадачливыми охотниками, что сейчас обернулись к нему. Попутно осматривает тварь. «Надо же, мерильщик. Давненько я про них не слышал, думал, перевелись уже», — рассеянно размышляет он. Точно мерильщик — конечности, как ходули, бегает везде, дороги меряет, отсюда и название. — Это были вы? — вскрикивает какой-то адепт клана Цзян. — Вы управляли этой тварью? — Да, я. Это было нетрудно, — смысла врать Вэй Ин не видит. Конечно, он. Конечно, было нетрудно — лишь приноровиться к энергии, бурлящей внутри твари, и все дела! — И теми мертвецами — тоже вы? — Нет. Мертвецами — не я. — Кто же вы такой? — Лань Фэнг в шаге от того, чтобы схватиться за меч. Что-то в этом человеке подозрительно. Может, глаза? Ярко-красные, рубиновые — такие были только… У Старейшины Илина. Мужчина тихонько сглатывает. Может, это он? Нет, ещё рано предполагать — одежда не такая, да и Призрачной флейты при мужчине нет. — Кто я такой? — среброглазый еле заметно улыбается. — Простой бродячий заклинатель, каких много в Нейтральщине. — Если ты заклинатель, почему при тебе нет меча? — опять этот дотошный из Юньмэн Цзян. — А, всё ясно. Ты ТЁМНЫЙ заклинатель! — голос юноши теперь резкий, злобный, ненавидящий. Усянь прикрывает глаза — давно с ним так не разговаривали. Вот слышатся звяки вытаскиваемых из ножен мечей. Надо же, как грубо! Такова плата за помощь, значит? Рубиновые глаза вспыхивают ещё ярче. Со стороны заклинателей вдруг доносятся испуганные крики: — Ты не человек! Ты демон! — Демон! — Убить! — Дурак! Бежать надо! Они приняли его за демона? Забавно. Вэй Усянь заливисто смеётся. Что же, что же, возможно, он и вправду демон. Освоил так называемые «тёмные искусства» — да за одно это уже убить можно! И ничего, что в ордене Иньян Вэй эти искусства передаются из поколения в поколение, от родителей к детям. Ах, конечно, они не знают ни про орден, ни про его тайны… ни про геном клана Вэй в виде красных глаз. Из-за них, наверное, и приняли за демона…  — Бежать! — мужчина переводит взгляд на того самого крикливого адепта. Тот замолкает, другие застывают в священном ужасе, смотря на чёрно-серебряные языки энергии, неожиданно вылезшие из глубин леса. Усянь молчит. Говоряще молчит. Тёмная ци терпеливо ждёт приказа, лишь изредка позволяя себе вытянуть бесформенную когтистую лапу в направлении заклинателей. Сегодня она не слишком-то послушная. Неудивительно, луна ведь жёлтая. — Бежать, — опять кто-то скулит. — Поздно, — отрезает Вэй Ин, взмахивая рукой, стремительно приказывая. Он не хочет навредить, лишь припугнуть. И защитить… Сгинут ведь тут… Энергия мигом взвивается ввысь и острым копьём пронзает группу людей. Лань Фэнг пытается призвать всех к порядку, но получается… мягко говоря, не очень хорошо. Все вокруг толкаются, мечутся и норовят уйти как можно быстрее, а тёмная энергия только усложняет всё. Ещё и этот человек… Если вывести его из строя, то можно выиграть время для остальных. Мужчина бросается на «демона». Меч врезается в скрещённые и поставленные блоком кинжалы, непонятно как оказавшиеся у незнакомца в руках. «Четырёхлезвенные», — подмечает светлый заклинатель, глядя на тонкие, бритвенно-острые наконечники на навершиях и гардах. Меч вырывается из рук двумя клинками. Алые глаза полыхают ярче огня. — Жаль, — тихонько бросает Вэй Усянь. — Не хотел вам вредить, но, видимо, пара царапин не помешает. Жёлтая луна равнодушно смотрит на перепуганных, вымазанных в крови, но живых заклинателей. Похоже, в эту примету поверить придётся… *** Вэй Ин идёт по дороге к постоялому двору. До жути раздражённый. Тёмная ци стелется рядом и виновато мурчит. — Ой, слушай, не нужны мне твои извинения, я же просил — совсем немножко напугать, а не до потери пульса! — Урррряк! — Это образно, дурная ты сущность! Говорил тебе — не набрасывайся так, а ты что? Кромсать сразу, тебя не переучишь, я смотрю! — Урр-рру! — энергия легонько стегает среброглазого по бедру. — На «дурную сущность» не обижайся, на тебя иногда находит… И вообще, возвращалась бы ты обратно, как я Цаю покажусь? А-Сюань ещё ладно, он привык, но ребёнок? — Уву? Уррр-уву? — Нет, нельзя, — злится мужчина. — Я же сказал — он ребёнок. Попозже, года через два. А сейчас иди, надоело мне с тобой препираться. — Уффффф, — тёмная ци прощается и усвистывает обратно в лес. Усянь хмыкает и оборачивается к Ху Сунлиню, идущему рядом: — Смотри ты, вежливая какая. Шуганёшь — как шёлковая, а так наглеет. Да, хотел спросить — ты вывел их? — Угу, — желтоглазый кивает. — Конечно. Сыграл «Светлячковый путь» и вывел. Нечисть тоже приструнил, теперь долго не побеспокоят, а мы уж потом позаботимся, — мужчина устало вздыхает и открывает дверь постоялого двора. В комнату заходят тихо. Цай и белкокот спят, а вот Бай Цзысюань — нет. — Долго вы, — шепчет кареглазый вошедшим. Вэй Усянь неопределённо пожимает плечами: — Проблемка была. Окрысились на меня, вот и… — Ясно. Отбываем к Часу Кролика*, — шатен потягивается. — Найдут ведь нас. — Найдут, — скорбно соглашается среброглазый. Сунлинь просто хмыкает. Уходят даже раньше назначенного времени. Цай сопит на руках Вэй Ина, белкокот бодро топает по дороге, А-Сюань и А-Линь идут рядом, о чём-то негромко переговариваясь. — Гэгэ? — мальчонка возится и пробуждается. — Да, мышонок? — Куда мы идём? Усянь переводит взгляд на дорогу. Дорога… На всю оставшуюся жизнь — дорога, и не сойти им с неё до самой смерти, до последнего пути. Так делает каждый из «Оникса» — ходит-бродит, а как найдёт покой в душе — растворяется в странствии, уходит тихо, незаметно. Но его помнят все товарищи, помнят до своего часа, своего последнего похода. И так уже семь столетий…  — Далеко идём, мышонок. Вечность будем идти. — Вечность? — Цай хлопает любопытными серо-голубыми глазами. — А вечность — это очень долго? —… Очень. До последнего вздоха. И ещё дальше… Дальше. Призраками умершие ониксовцы плутают по дорогам, помогая путникам, а то и своим живым товарищам. Под луной или же под солнцем — не имеет значения. Ну и что, что их никто не помнит? Им это и не надо.  — А почему на вас злились, гэгэ? Вы же хороший. —… Как ты можешь это знать? — Ну… просто знаю, и всё! Вэй Ин горько усмехается. Просто знаю… Достойная смена выйдет, раз уже сейчас людей начинает чувствовать! Пусть пока и ошибается, но всё же. — Просто знать недостаточно, — Усянь ставит Цая на землю и щёлкает его по носу. — Дальше сам пойдёшь? — А куда мы? — В Хуанцзань. Это столица Поднебесной. — А можно с тобой, гэгэ? — Можно, мышонок, — среброглазый тепло улыбается и устремляет взор вперёд. Идти будут почти неделю, в Западную четверть. В Хуанцзань. — А зачем нам в столицу? — тормозит Бай Цзысюань, Ху Сунлинь неодобрительно смотрит на напарника. Вэй Усянь хитро прищуривается. После долгой паузы отвечает: — Пора нам предстать перед императором. *** Цзинь Гуаншань внимательно слушает доклад Цзинь Гуанъяо. Когда тот заканчивает, замирая в почтительном поклоне, слащаво восклицает: — И это всё? — Больше ничего не удалось обнаружить, отец, — бормочет невысокий юноша. — Такое ощущение, что кто-то побывал там до нас и забрал почти все очерки. И кольцо тоже, — заканчивает он. Мужчина, обмахиваясь веером, хмурится. Вылазка в Знойный дворец Цишаня оказалась неудачной. Кто-то там пошарил, причём основательно. И украл кольцо. А ведь это была реликвия! Путь к власти! Глава ордена Ланьлин Цзинь скрипит зубами. — Никчёмное отродье, — Гуанъяо вздрагивает и склоняется ещё ниже, а Гуаншань в бешенстве вылетает из покоев. Когда шаги мужчины стихают, переставая порождать множественное эхо, юноша улыбается. Смотрит в окно. Заходящая луна плещется маленькими жёлтыми озёрами на дне его глаз. «Ну что, неизвестный, посмотрим, кто кого?»