Чёрный Оникс

Если бы у жителей Поднебесной спросили, знают ли они про организацию «Оникс», некоторые обыватели, трясясь от первобытного ужаса и оглядываясь, накинулись бы с просьбами замолчать, и что да, слышали, но орденам рассказывать не побегут, а то вон, сколько потом прирезанных балаболов было найдено! Саньжэнь и торговцы бы покачали головами и посоветовали не соваться в это дело, но большинство бы только посмотрели с вопросом и недоумением. Ну в самом деле, кого привлечёт и уж тем более испугает рассеянная по всей стране толпа разномастных бродяг? Ох, как же ошибались люди! «Оникс» был не толпой бродяг, а хорошо организованной группировкой, состоящей из профессионалов своего дела. Да, были тут и лекари, и состав ордена Иньян Вэй в 1000 человек, и другие заклинатели, и чьи-то бастарды, и торговцы… Затесалось даже штук десять монахов. М-да, всех «ониксовцев» и не перечислишь. При этом каждый из них в совершенстве овладел всеми способами передачи информации. Жизни людей, во всяком случае, влиятельных, были у них как на ладони, вместе со всеми их тайнами. О цели всего этого шпионажа члены организации старались не упоминать, хоть она и надёжно въелась им в память. Пусть лучше в народе они останутся обычными людьми, бандитами и колобродами-заклинателями. Или, что ещё лучше, на пару лет вообще исчезнуть, залечь на дно. Но нельзя, и так долго штаны просиживали!  — Итак, на повестке дня! — Вэй Усянь обвёл серебристыми глазами Зал, подметив, что пришли далеко не все, но решил опустить этот момент. — Первое: как вы знаете, «Оникс» за всё время своего существования лишь два раза менял технологию слежения, сегодня это случится в третий раз, — по помещению пронёсся одобрительный ропот. — Второе: Сухань предложили сделать надзирательным пунктом. Что насчёт нас? Соглашаемся или отказываемся? Люди в Зале задумались. Зашебуршали бумажками, неуверенно замычали, запереглядывались. Вэй Ин обречённо вздохнул: «Они даже быстро думать разучились! Вот до чего доводит сидение на одном месте!» — Время! — максимально строго произнёс он, постучав кисточкой по столику. Шебуршание и ёрзания набрали обороты. Наконец раздалось нестройное: «Отказ!». — Вот так бы сразу, — укорил собравшихся юноша и записал что-то на листочке. — И третье — кому известны новости про Цзинь Гуанъяо? — все руки в Зале взметнулись вверх.  — Хорошо, — Усянь кивает. — А теперь — «Оникс», слушай мою команду! — среброглазый встаёт и начинает неторопливо прохаживаться туда-сюда, заложив руки за спину и пристально глядя каждому в глаза. — Следить за западом и не забывать про восток! Внимание уделять одинаковое КАЖДОЙ территории! Агенты — ни в коем случае не показывайте, что вы что-то знаете! Бродячие — если не хотите за решётку, с сегодняшнего дня все склоки между собой прекратить! Азартные игры и пьянства свести к минимуму! Не воровать, не проводить исследования и не предпринимать ничего рискованного без ведома и подстраховки напарника! Усекли? На этот раз все синхронно отвечают: «Да, лидер!» — да так, что в помещении всё гудит. Вэй Ин удовлетворённо ухмыляется. Правильно, нечего забывать, кто хозяин положения!  — На подготовку два дня. Все свободны. Ах да, и ещё! — спохватывается он, тормозя уже встающих людей. — Пропуски свои все переберите, да понадёжнее спрячьте, а то знаю я вас! Всё, теперь свободны! Зал пустеет. Юноша сидит ещё какое-то время, что-то записывая на бумажках, а потом встаёт и решительно идёт к выходу. На улице долго петляет по тропинкам, прежде чем выходит к Библиотечному Павильону — тёмному зданию с чёрной крышей, чёрными колоннами, серыми стенами, перегородками и ширмами… Словом, такому похожему на все постройки на территории Призрачной Чащобы. Как ни странно, это не выглядит вызывающе и мрачно, наоборот — словно сливается с густыми тенями вековых сосен и мохнатых елей, так неуловимо и так правильно… Так спокойно становится, будто сидишь дома у очага. Впрочем, Вэй Ин и есть дома, в родных краях, в родном ордене. Юноша огибает здание, ведь не наземная часть — его главная цель. Под землёй скрыто гораздо больше. Усянь спускается по ступеням, уходящим вглубь выщерблины в самом огромном дереве, когда-либо виденным им, из которого, кстати, и «выросла» библиотека. Пройдя под верхний павильон, среброглазый останавливается перед дверью. Сбоку от неё, подсвеченная жучками-светляками — маленькая дощечка, с чётко выбитым: «Распахнись навстречу знаниям!» Вэй Ин с благоговением проводит изящными пальцами по дощечке, распугав светлячков, толкает тяжёлую дверь и наконец заходит в хранилище тайн. В помещении царит мрак, мгновенно разгоняемый зажёгшимися зелёными сферами-светильниками, покоящимися в лапках-веточках. Корни огромного дерева прорываются отовсюду, создавая потолок и частично — стены. Словно укутанные мистическим зеленоватым свечением, стоят бесчисленные ряды шкафов, лежат свёрнутые бумаги и разложенные чертежи (некоторые явно новые) на столиках, у стены на длиннющей лавке покоятся украшения, на другой такой же — артефакты и амулеты, все с именами… Витает чуть кисловатый аромат дерева и подзола, ненавязчивый, но терпкий запах загадки и истории. Настоящей, правдивой истории, такой, что по лицу бьёт. Вэй Усянь проводит пальцами по корешкам книг. История… Как много в этом слове. Это не только пустые даты и имена, но и взлёты и падения, победы и поражения ордена, клана, человека, в конце концов! Войны и мирные времена — история. Дневники, переживания личности — история. Изобретения, удачные и неудачные, древние и совсем молодые артефакты, письма, талисманы, кулоны, схемы и чертежи — всё носит на себе отпечаток неумолимой в своём постоянном движении истории. Рука сама протягивается за случайной книгой, та соскальзывает с полки в ладонь. Что-то из истории магических полей, том второй. Вэй Ин ласково поглаживает обложку. Сколько человек когда-то давно трудилось над одной-единственной книгой! Выслушивались многочисленные точки зрения, выдвигались теории, записывались наблюдения, всё упорядочивалось и только потом — писалось. Колоссальный труд. История магических полей скользит обратно на полку. Эту книгу юноша помнит наизусть. Он шагает дальше, в раздел хроник нынешнего столетия. Рука непроизвольно дёргается в сторону совсем недавно дописанной «Аннигиляции Солнца», но среброглазый останавливает себя. Нет, сейчас он ещё не готов бередить ещё не зажившие раны последних лет. Может, чуть позже… Но рука упорно тянется к книге. Вэй Ин вздыхает, подавляя накатившую горечь и каменной стеной выставляя вперёд чувство долга. Долга каждого ониксовца — знать историю, правдивую историю, настоящую. Усянь берёт «Аннигиляцию» и отправляется за один из дальних столиков. За чтением проходит уже два кэ*. Юноша прикрывает рукопись, задумывается. Оказывается, его грехи были вовсе и не его, вот только чувство вины от этого знания меньше не становится. Несколько ЕГО крупных косяков всё же есть. Звук открывшейся двери выуживает Вэй Ина из нерадостных размышлений. Вот слышится удар и приглушённые ругательства — очевидно, чья-то нога поздоровалась с высоким порогом. Эта догадка забавляет Усяня, он фыркает и хихикает. Вошедшему, судя по всему, это и нужно. — Заседаешь? — из-за шкафа выходит высокий 22-летний юноша в чёрном ханьфу. Жёлтые, как у ястреба, глаза смотрят внимательно и испытывающе. — Угу, — среброглазый кивает. — Как ты нашёл меня, Сунлинь? — Иньинь сказал, — Ху Сунлинь, поправив высокий хвост, садится. — Я сыграю? — достаёт из-за спины замотанный в чёрную ткань такой же чёрный гуцинь. Золотые узоры блестят на его корпусе. Тонкие бледные пальцы, перед тем, как лечь на струны, копаются за пазухой. — Твоё, — желтоглазый почти кидает в руки напарника чёрную флейту с красной кисточкой и нефритовой подвеской. — Благодарю. Сунлинь выгибает бровь, удивляясь непривычной немногословности среброглазого. Тот усмехается — он больше не болтает ерунду. Больше нет. Отныне и впредь он будет осторожен со словами. Первые мрачные ноты слетают со струн. Вэй Ин тихо вздыхает — гуцинь напарника никогда не извлекает успокаивающих мелодий, его удел — пробуждать кошмары и страхи людей. Об этом даже имя инструмента говорит. Как Кунбу́* Сунлиня, так и Чэньцин Усяня постоянно завывают нотами ужасов, вот только флейта поднимает мертвецов, а не искажает сознание человека. Юноша чуть грустнеет. Вот бы Лань Чжань здесь был! Холодный, но такой безупречно красивый и… милый! Он бы наверняка сыграл что-нибудь потрясающее. Хоть Вэй Ин и знает, что такого никогда не случится, но помечтать-то можно? Так, ладно, нечего в облаках витать, пора ворошить старые знания, пока Сунлинь мелодии в памяти освежает. *** Лань Ванцзи вновь достаёт свой гуцинь с узором из плывущих облаков. Вздыхает. Медово-золотые глаза заволакивает тоской и болью. Совсем недавно и он, и Цзян Ваньинь потеряли самого близкого человека. Для главы ордена Цзян он был названным братом, для Второго Нефрита… возлюбленным, которому он так и не открыл свои чувства. … Хоть Цзян Чэн и ненавидел Вэй Усяня в последнее время, боль от его потери он не в силах был скрыть, а потому выражал её тем, что огрызался на всех и каждого, кто спрашивал о его самочувствии или упоминал его шисюна. Лань Чжань на мгновение зажмуривается, прежде чем начать играть «Расспрос», дабы проглотить непрошеные слёзы. Может, на этот раз душа Вэй Ина отзовётся? Ну вдруг? Ну почему нет? Уже несколько ши* печально рыдает гуцинь, и вновь безрезультатно, вновь душа не отвечает. Прозрачные дорожки солёной влаги уже давно текут по щекам. Ванцзи мелко дрожит, но продолжает играть, не обращая никакого внимания на изрезанные в кровь пальцы. Чернильно-чёрные густые волосы окутывают чуть сгорбившуюся фигуру заклинателя, грузом ложась на раны от дисциплинарного кнута, до сих пор сочащиеся сукровицей. Измученный Лань Ванцзи, даже не думая вытирать кровь с пальцев или хотя бы навести порядок в теперь не очень опрятной цзинши, опирается на стену и тут же засыпает. И уже не слышит тихого, робкого треньканья струн. «Ты ищешь А-Сяня?» — спрашивает душа Цзян Яньли. *** Вэй Ин тихо выдыхает, доставая из-под узкой кровати высокие, до середины бедра, сапоги из грубой сыромятной кожи, сшитой в несколько слоёв. Чёрные, вычищенные едва ли не до блеска. Подбитые железом каблуки и подошвы с лёгкостью разобьют любой замо́к на любой двери. «Или пробьют чей-нибудь череп, » — мрачно додумывает Усянь, зашнуровывая сапоги. Что же, теперь — посмотреть на себя в зеркало. Взору предстаёт высокий, изящный и стройный юноша в чёрном ханьфу. По воротнику и груди расползаются прожилки благородного рубинового цвета. Серебром опутывают широкий пояс трёхлепестковые цветы с чуть угловатыми, но аккуратными контурами. На цветке у солнечного сплетения — рубиновая лента, с серебряными листьями спутываются такие же нити. А на самом ханьфу, сперва кажущемуся совершенно чёрным, будто бы вспучиваются блестящие клубы тёмного тумана. Чёрные наручи с серебряными узорами обхватывают предплечья, в волосы цвета первосортной сажи вплетены рубиновые ленты. Идеально. Верхнюю мантию Вэй Усянь решает не надевать, вместо этого убирая её в мешочек цянькунь. Не такая безобидная на дорогах нечисть, чтобы рукавами до земли пыль подметать. И чего только Лань их постоянно носят? Без них же намного удобнее! Так, всё взял? Цянькунь, кошель, меч и флейта за поясом? Тогда — вперёд! Пока есть время, нужно переговорить с несколькими людьми. Первая — жена дагэ. Несколько месяцев назад у неё родились близняшки, а Вэй Ин до сих пор не успел их проведать. Ши Цзянпин, как всегда, сидит у окна и вышивает узоры на ткани. А на кровати, свернувшись клубочком, спят двое малышей. Цзянпин поворачивает голову на звук открывшейся двери: — Зашёл повидать малышей, А-Сянь? — Как родной дядя, я просто обязан это сделать! — громким шёпотом сообщает тот. Чтобы не разбудить маленьких, медленно, бесшумно крадётся к кровати. Невольно расплывается в умилённой улыбке. Уже сейчас видно, что в будущем близнецы будут красавцами, но тут они такие беззащитные и милые! — Как назвали? — тихо спрашивает заклинатель. — Вэй Шу — старшенький, Вэй Чан — младшенький. А имена в быту… — тут дева Ши смущается и протягивает Вэй Усяню кисточку и листочек бумаги. — Шао-Шао попросил, чтобы ты придумал для одного из них. А-Люй думает для старшего. — Хм… Ну, тогда младший — Юйлун, — юноша быстро черкает имя на листке. — Ну, как вам? — Чудесно, чудесно. Среброглазый поглаживает ближайшего к нему младенца и тихо смеётся: — Дева Ши, они такие красивые! Боюсь, я вряд ли смогу покинуть их! — Придётся, А-Сянь, придётся, — девушка, встав на цыпочки, по-сестрински гладит Вэй Ина по голове. Тот с горечью вздыхает, тихо прощается и выходит. Забегает к бабушке. Получает небольшой нагоняй (оказывается, старейшина готовила какой-то целебный отвар), после увлекается короткой, но задушевной беседой. К Сюэ Яну Усянь заходит в тот момент, когда последний прихватывает хвост серебряной заколкой. — Вот это да-а-а-а, Чэнмэй! — Вэй Ин с трудом сдерживает смех, узрев паренька в белых, БЕЛЫХ одеждах. — Гусуланьцем решил заделаться? Хотя… Тебе идёт. И всё-таки я не ожидал, что ты выберешь это для «выхода в люди»! — З-замолчи, — раздражённо выкрикивает совершенно пунцовый Сюэ Ян, но Вэй Усяня уже не остановить. — Ещё бы тебе взгляд, полный смирения, да волосы подлиннее, ну прямо второй Фэйпин или Синчэнь будешь! — Прибью! — рычит парень и шарит рукой за спиной в поисках «чего бы швырнуть». Через мгновение проходящий мимо случайный ониксовец наблюдает среброглазого, с диким хохотом выбегающего из домика, и сыплющего ему вслед проклятия Сюэ Яна. Итак, остался последний и самый важный визит. Этого человека они заберут с собой. Чудом выживший Цзинь Цзысюань, бывший наследник ордена Ланьлин Цзинь. Вэй Усянь заходит в цзинши. Цзысюань уже ждёт его во всеоружии: в бело-золотых одеждах, каштановые волосы собраны в высокий хвост золотой заколкой, новый меч за поясом, ореховые глаза смотрят выжидающе.  — Ты пойдёшь со мной и Ху Сунлинем, — без предисловий бросает облачённый в чёрное. Звучит, как приказ. Бывший наследник мигом вскидывается: — С чего это я должен идти с тобой? — С того, что я так решил. У остальных возражений нет. — Ты… — Что — я? — напустив холода в голос и взгляд, вопрошает Вэй Ин. — Не забывай, я лидер «Оникса», а ты теперь — мой, можно сказать, подчинённый. «Правда, роли весьма условные», — добавляет он про себя. Цзысюань фыркает, но всё-таки сдаётся. Ну, вот и время отправления подошло. Усянь стоит рядом со старшим братом. Честно говоря, не очень похожи. Вэй Ин ниже и легче, а Вэй Шао выше и массивнее. Волосы младшего — чёрные, прямые, но жутко растрёпанные, у старшего же они вьются и чуть с рыжим оттенком. Сходство братьев только в уровне их духовных сил, умениях и в титанической выдержке к алкоголю, будь то лучшее вино или деревенская брага. Пожалуй, к последнему пункту стоит отнести всех Вэев — больно крепкие у них организмы. Но дальше размышлять Сунлиню некогда. Вэй Усянь даёт отмашку: — Врассыпную! Толпа мигом растворяется в тенях. Мелькают мечи, устремляясь в ночное небо, фыркают лошади, дробно стучат сапоги и башмаки. Среброглазый с Иньинем на плече вспрыгивает на Дзями, Ху Сунлинь — на Уллури, Цзинь Цзысюань — на свой новый меч Сяохуа. Три фигуры — три напарника, летят прочь от Призрачной Чащобы. Опускаются на широкую дорогу, таинственную, манящую. Делают первый, самый трудный шаг и дальше идут, не оборачиваясь. Это будет очень долгая охота. *** В таверне шумно и людно. Мужики сидят за столами, играют в кости и карты, едят-пьют и горячо, с азартом спорят. Густо пахнет чесноком и горелым жиром. На улице сумерки, но внутри светло благодаря масляным лампам да полупотухшему очагу в дальней стене. Рядом с ним сидит высохший, древний старик с подслеповатыми голубыми глазами, у его ног дремлет всклокоченный чёрно-белый котяра. Где-то мелькают одежды одиноких заклинателей. Люди сидят плотно, как горошины в стручке. Время ужина в разгаре, народ громко болтает и ест почти без меры. Но всё это не мешает трём заклинателям за дальним столиком вести неторопливую беседу. — Значит, говоришь, проблема теперь на западе? — Цзинь Цзысюань аккуратно ставит чашку с бормотухой на стол и незамедлительно кривится. — До чего же паршивый вкус! А ты её как воду глушишь, — бурчит он, исподлобья глядя на Вэй Усяня. — Поверь, А-Сюань, эта ещё качественная, своя, добротная, — фыркает юноша в чёрно-красных одеждах. — А бывает и такая, что даже меня выворачивает. А ты чего приуныл, А-Линь? Жалеешь, что быстро рис свой съел? — заклинатель в чёрно-золотом ханьфу отрицательно мотает головой и выдаёт короткое: — Нет. Думаю. — О чём? Ху Сунлинь лишь загнанно и устало смотрит на напарников и вновь приваливается к стене, мигом задремав. Вэй Ин бросает понимающее «О!». Сегодня им троим много пришлось пройти, да по жаре, по пыльной дороге, а ноги от тяжёлых сапог с непривычки ноют, хотя вроде почти неделю идут, пора адаптироваться.  — Вот вам ещё кувшин, — хозяйка харчевни, донельзя смущённая рассыпающимся в любезностях среброглазым (даже её муж покраснел), грохает сосуд с брагой на стол. — Спасибо, госпожа! — Вэй Усянь улыбается, Цзинь Цзысюань вздыхает. Нет, ну когда уже этот балагур замолчит? — Ох, полноте, какая я вам госпожа? — пухлая хозяйка отмахивается и спешит к столику с подвыпившими работягами.  — Хотел уточнить, — голос Цзысюаня звучит неожиданно грозно, заставляя Вэй Ина внутренне подобраться. — Как так получилось, что ты вступил в «Оникс»? — Долгая история. Но мне помогли… «Он помнил этот день так, будто это было вчера. Тогда 6-летний мальчик, как обычно, блуждал по улицам, выискивая еду, когда к нему внезапно подошла странная женщина — таких он ещё не видел. В походном ханьфу коричневатого цвета, в плаще и в широкополой шляпе доули, она стояла и смотрела на оборвыша. Потом улыбнулась и, вынув изо рта курительную соломинку, спросила: — Ты Вэй Ин? Я тебя искала. Тогда мальчик поспешно подтвердил, что, да, его так зовут, и неловко поклонился. Тогда женщина вновь улыбнулась. Присев на корточки, она протянула А-Сяню руку в грубой кожаной перчатке: — Я — хорошая знакомая твоих родителей. Пойдём со мной. Обещаю тебе, ты не пожалеешь. И так по-доброму блестели её необычные зелёные глаза, такой широкой была её улыбка, и голос был чуть хрипловатый и грубый, как у заправских курильщиков. Вэй Ин сразу засиял, подобно солнышку, и так отчаянно вцепился в эту руку в перчатке, что женщина не смогла удержаться от смеха. А от неё таким теплом веяло, таким теплом! Зеленоглазая мягко подхватила А-Сяня на руки и, вглядываясь в его замурзанное личико, пробормотала: — Не, ну точно весь в маму по лицу-то… Зови меня По Чжин! — По Чжин, — со всей серьёзностью повторил мальчик. — А ты забавный, малыш! — коротко хохотнула женщина и спросила. — Ну что, пойдём есть, Вэй Ин? Я тут как раз небольшой постоялый двор приглядела. И как ты вообще тут выжил, зимы-то в Илине холодные! — возмущалась его спасительница, бодро шагая по свежевыпавшему снегу…»  — Вот как-то так всё и случилось, — беспечно заключает Вэй Ин, разом осушая чашку. — А как ты потом тогда в Юньмэн Цзян попал? — Цзинь Цзысюань с невнятным выражением лица смотрит на среброглазого. — Когда подрос, По Чжин решила, что мне необходимо образование лучше, чем то, что она могла мне дать. Но она была замечательной наставницей, — на мгновение перед взором встаёт кожаный плащ, выгоревшие на солнце волосы и старая доули, широкая улыбка и вечный прищур зелёных глаз. — Была? А где же она теперь? — проснувшийся Иньинь пристально смотрит на Вэй Усяня. — Жива, куда ж она денется. На днях весточку от неё получил. Мотается где-то на юге. Она меня научила всему, что должен знать ониксовец, а знать надо, как вы понимаете, больше, чем рядовому заклинателю. От По Чжин я узнал команду «Врассыпную!» и понял её смысл, — юноша мечтательно подпирает голову рукой. — А ещё она с курительными соломинками вообще не расстаётся и всегда улыбается, даже когда дела совсем плохи. Эта привычка у меня, наверное, тоже от неё, — он вздыхает и чешет белкокота за ухом. Цзинь молча глядит в полупустую чашку, Ху Сунлинь распластывается на столе.  — Остаёмся ночевать здесь? — допив бормотуху, бывший наследник утирает губы ладонью. — Да. Завтра до Куйханя дорогу поспрашиваем, местные подскажут. — На это вся надежда. Вдруг дверь харчевни со скрипом и грохотом распахивается. На пороге стоит мужичок, напуганный до трясучки. С его мокрых штанов стекают вонючие потоки, цвета которых не разобрать. Босой, оборванный и грязный, он напряжённо кого-то выискивает. Завидев трёх напарников, бросается к ним. По таверне проносится запах тины и крови. — Куда летишь весь ухомызганный? — вопит хозяин таверны, но остаётся неуслышанным. Мужик, дрожа, валится в ноги трём заклинателям и всхлипывает на всю харчевню: — Саньжэнь, молю вас, помогите, — голос крестьянина срывается. — Они там, там… У речки… Старину У подрали-и-и-и-и, — всхлипы переходят в вой. — Э, да ты тот самый, — бросает пробудившийся Сунлинь. Работяги усаживают товарища на лавку и пробуют успокоить, все взволнованно гудят:  — Бедняга…  — Тётушка Суй, нам бы тряпку какую, вон крови сколько!  — Ох, батюшки, сейчас-сейчас… Несчастье-то какое…  — Сказал, старину У подрали. Это тот, который за мостом, у водяной мельницы живёт…  — У речки подрали. Гули, стало быть, утопленники наши…  — Пакость-то какая!  — О Небожители, сохраните нас!  — Надо бы собаку домой свистнуть…  — Ну что, упокоим с концами? — Вэй Усянь с усталым вздохом оборачивается к напарникам. Те кивают. — Упокойте, а мы уж как сможем, отблагодарим! — говорит хозяин. — Нечисть ведь проклятая сама не уйдёт. Ещё двое пришлых заклинателей вызываются идти с троицей. ***  — Экие крас-с-савцы, — присвистывает Вэй Ин, наблюдая за проворными гулями, что рыскают по берегу, оставляя за собой ошмётки тины и водорослей. — Ну прямо как в озере Тао. Изящный, жилистый и обманчиво безобидный заклинатель в свете луны выглядит зловеще, да ещё с фирменной ухмылкой и с разъярённым белкокотом.  — Ага, — Сунлинь сдёргивает со спины гуцинь, среброглазый выхватывает флейту, Цзысюань вытаскивает меч. Двое незнакомых заклинателей бросают: «Мы на другой участок»,  — и направляются выше по течению. Тишину запруды разрывают громкие, безжалостные в своей пронзительности трели, мрачный, парализующий перезвон струн и короткие свисты клинка, рассекающего воздух. А ко всему этому примешивается леденящий кровь вой и перепуганные хрипы речных гулей. ***  — Нет, не отсюда он, — тётушка Суй вытирает передником серое лицо мальчонки. — Деревня у нас небольшая, я тут всех знаю. — Позволите? — как можно мягче спрашивает Вэй Усянь, доставая Чэньцин. Из-под пальцев начинает течь тихая, словно что-то спрашивающая мелодия. Чёрно-белый кот, покосившись на юношу тусклым жёлтым глазом, уходит за стойку хозяина. Через пятнадцать фэнь* люди знают о мальчике всё, включая местоположение его двора. Звали ребёнка А-Кию, жил он в соседней деревеньке и случайно упал в реку, когда шёл сюда по велению своего дядьки. — Классика, — фыркает Сунлинь, ловя на себе неодобрительные взгляды незнакомцев-заклинателей, но честно говоря, ему плевать. Довезти тело вызывается кривоносый крестьянин, а голосованием народа в харчевне господам выносится благодарность в виде невзимания платы за комнаты. Люди расходятся ближе к глубокой ночи, а заклинатели засыпают, стоит только их головам коснуться подушек. Все, кроме Вэй Ина, спят без тревог. А тот просыпается уже ближе к рассвету со слезами на глазах. Во сне он видел тёплые белоснежные объятия, в которых ему не удалось побывать, и золотистые глаза, в которые он заглядывался, словно в бездонные омуты. «Несбыточная мечта. Сейчас о другом надо думать», — прогоняя ком в горле, решительно отрезает Усянь и вновь проваливается в сон.