Семьянин

Дэвид ненавидел засыпать в одиночестве. Психоаналитик, к которому он ходил лет пять назад, предполагал, что дело в детской травме, родителях, которые были с ним холодны, и подобных фрейдистских клише, но правда была куда проще: он всегда любил знать, где находятся те, кто для него дороги, а ночь добавляла россыпь архаичных страхов к обычному раздражению от незнания. Люди начали бояться теней задолго до того, как придумали способ их отогнать, и не Дэвиду идти против привычки, осевшей в людских головах миллионы лет назад. Впрочем, в случае с Аланом дело было не в тенях. Дэвид рассеянно провел рукой по пустой и холодной левой половине постели. В лучшем случае, Алан сейчас просто отсасывал у какого-нибудь годящегося ему в сыновья ирландца, в туалете дешевого паба. В худшем — отсос был платой за дозу. Он сорвался. Сам Алан, конечно, не говорил об этом, но Дэвид знал. Подмечал детали, достраивал незаметную правду, складывая один и один. Бессонница очень располагала к подобным вещам. И вот сейчас, он снова перекладывал в голове все свои наблюдения, вместе со всеми сделанными выводами, а они складывались в один ответ: надо двигаться дальше, с Аланом или без, раз уж тот так цепляется за старые дурные привычки. Возможно, Дэвид так и остался бы с этим ответом наедине до самого утра, если бы вдруг не услышал незнакомый, непонятно откуда взявшийся в пустом доме звук. Он шел из коридора, и Дэвид сначала принял его за шаги, но секунду спустя понял, что это скорее стук. Звук был странным, будто подначивающим узнать его источник, и, поэтому, не позволяя себе лишний раз задуматься, отвлечься на размышления об Алане и его проблемах, Дэвид встал с постели и вышел в коридор. Тишина, неожиданно густая и плотная, облепила голову, точно обмотала бинтом. Без очков все вокруг казалось мутным и нереальным. Пальцы ног мерзли, в спину неприятно дуло — хотя вроде бы он выключил кондиционер — и Дэвид успел подумать, что надо вернуться в постель, но тут звук повторился. Два негромких, глухих удара, и шуршание, как будто что-то волокут по полу. Прищурившись, Дэвид вгляделся в провал коридора и заметил движение. Едва привыкшие к темноте глаза смогли различить только очертания чего-то темного на полу. Точно почувствовав взгляд, оно дернулось, чуть перекатываясь влево, потом — вправо, как ползущий по берегу тюлень, а потом подтянулось всей длиной, приближаясь к Дэвиду. Два глухих удара и шуршание. Он замер, не понимая, ни что это, ни откуда оно взялось. Дэвид успел принять происходящее за очередной пьяный розыгрыш от Алана, но, черт возьми, эта штука была меньше него раза в четыре — и все равно слишком большой, чтобы сойти за енота, заблудившегося на чикагских помойках. В голове у Дэвида отчетливо вспыхнула мысль, что нужно вызвать полицию, но телефон был в комнате, на тумбе, а ноги отказывались слушаться, все тело точно свело спазмом. Два удара и шуршание. Эта штука продолжала ползти. Два удара и шуршание. А потом она остановилась. Передний конец чуть приподнялся. Несмотря на темноту и отсутствие очков, Дэвид понял, что у нее человеческое лицо: выпуклый лоб, острый подбородок, тонкие губы, расходящиеся, открывая узкую щель рта — зубов Дэвид не видел, но легко мог их себе представить: маленькие, чуть стесавшиеся спереди, но все равно острые. Скользнув взглядом выше, он встретился с человеческими глазами, и эта штука зашипела. Дэвид проснулся. В доме было тихо, ни шуршания, ни ударов, но, все же, он надел очки и, сжимая в руке телефон, торопливо вышел в коридор. Никого. С раздраженным вздохом, Дэвид спустился на первый этаж, заранее зная, что и там никого не найдет. Дом выглядел не просто пустым, а заброшенным, как будто здесь не было целую вечность, Дэвиду даже казалось, что он слышит как по этажу гулко разносится эхо его шагов, похожее на звуки той твари из сна, удары об пол и шарканье. На секунду он даже захотел включить свет, но полумрак приятно скрывал привычные комнаты, Дэвид мог представить, что находится где-то еще. С каждой бессонной ночью дом казался все более и более чужим. В прошлый раз переезд помог — не только Алану, им обоим: они начали с чистого листа, всерьез, по-настоящему и так далее, как полагается в хороших историях. Алану удалось завязать с наркотой, взять под контроль проблемы с выпивкой, выйти из писательского кризиса, а Дэвиду — понять, что большую часть жизни он цеплялся за ерунду, и, в сущности, его представления о счастье довольно просты. Пожалуй, они были счастливы. Но потом Алана послал к черту очередной издатель и все опять покатилось под уклон: Алан начал пропадать на всю ночь, врать в ответ на прямые вопросы, напиваться с утра пораньше. А к Дэвиду вернулась бессонница, вместе с кошмарными снами. Почти с самого детства ему время от времени снились невероятно реалистичные кошмары — некоторые он даже описывал Алану, в надежде, что того это вдохновит, но тот только отмахивался: не его стиль, не его жанр. Так что Дэвид остался с этими снами один на один. Ощущения страха после них давно уже не оставалось, видимо, Дэвид за годы слишком к ним привык, но отвращение к образам, вроде той ползучей штуки, осталось — это было все равно, что рассматривать слизняка, разрезанного надвое садовыми ножницами: ничего опасного, но склизские черные потроха все равно омерзительны и, как назло, прекрасно запоминаются, мысль о них так просто не отгонишь, она будет цепляться за тебя, пока не забьешь ее ощущениями посильнее. Дойдя до кухни, он засыпал в кофеварку свежее зерно и щелкнул кнопкой — заснуть все равно не получится, так что лучше отогнать остатки сна подальше. Он не знал, что именно хотело сказать ему подсознание, но определенно ничего хорошего. Скорее всего — что с зашедшими в тупик отношениями надо что-то делать. Если они останутся на месте, то станет только хуже, рано или поздно Алан подсядет на отраву посерьезнее, провалится глубже, вытащить его будет уже нельзя, а бросить — слишком мерзко. Из размышлений Дэвида вырвал очередной резкий звук, на этот раз — с улицы: какая-то машина остановилась рядом с их домом. Он повернулся к окну и увидел Алана, выходящего из такси — что ж, ему хотя бы хватило ума не садиться за руль. Он держался на ногах нетвердо, но не шатался, даже не останавливался. Быстро вытащил ключи. Похоже, он не принимал сегодня ничего серьезного — а, значит, они смогут поговорить, не дожидаясь утра. Дэвид кивнул собственным мыслям: да, им определенно стоило поговорить. Захлопнув за собой входную дверь, Алан замер у порога, прислушиваясь к дому; Дэвид не видел, но легко мог представить, как тот, чуть запрокинув голову, вдыхает запах кофе, пытаясь понять, настоящий ли он. Дэвид мог бы прокрасться через гостиную, вернуться в спальню, сделав вид, что его не ждал, и отложить все разговоры до завтра — но вряд ли это была хорошая идея. Алан медленно вошел на кухню. Вчера после обеда он собирался на встречу с новым агентом — или, по крайней мере, сам так сказал. Дэвид мысленно усмехнулся, представив, как нелепо тот смотрелся в заведении, куда завалился выпить — Алан предпочитал места подешевле, те, счет из которых не привлечет лишнего внимания, и где без особых проблем можно купить пару марок или таблеток. Не самое подходящее место для платиновых запонок и галстучной булавки — да и вообще для галстука, раз уж на то пошло. Дэвид долил кофе в почти опустевшую чашку. Заметив его движение, Алан замер, тщательно вглядываясь в тени — ему тоже нужны были очки или линзы, но он конечно отказывался, не хотел признавать, что возраст дает о себе знать. Наконец, убедившись, что перед ним Дэвид, а не решивший задержаться на кухне грабитель, Алан приветственно кивнул — и тот кивнул в ответ. Чтобы сесть на высокий стул у кухонной стойки Алану потребовалось обеими руками опереться о столешницу и сделать глубокий вдох, но Дэвид позволил себе не записывать это в дурные знаки. Он молча поставил перед Аланом чашку кофе и тот с коротким кивком ее взял, так и не издав ни звука. Пил он жадно, шумно, точно пес, лакающий воду в жаркий день, не прерываясь, не закрывая глаза. А Дэвид просто терпеливо за ним наблюдал, привычно подмечая давно знакомые детали. Это не особенно бросалось в глаза, но Дэвид точно знал: хотя совсем недавно рубашка была идеально впору, теперь застегнутый воротничок неопрятно отставал от шеи — Алан похудел за последнее время, почти вся одежда стала ему великовата. Но, все же, он был красив, даже сейчас — помятый и усталый; в голову невольно пришло сравнение с антикварной вещицей, покрытой патиной, чуть поцарапанной, но от этого только более ценной. Спустя несколько очень долгих секунд, Алан отставил пустую чашку на стол и, сложив перед собой руки, опустил на них голову. Это было так по-детски трогательно, что Дэвид почувствовал, как накатывает волной пронзительная, болезненная нежность, без остатка смывая тупое раздражение одиночества. — Алан. — произнес Дэвид, наконец. Это был бы превосходный момент, чтобы предложить расстаться, хотя бы на время. Он вспомнил ту тварь из своего сна: мертвую снаружи и внутри, но все еще считающую себя живой, двигающуюся вперед на одних инстинктах, а потом снова взглянул на Алана, и отчетливо понял, что не сможет сказать ничего подобного. Даже если это — единственный правильный вариант. Сколько бы они ни ошибались, шанс начать заново еще был, и Дэвид не собирался его упускать, не собирался упускать Алана. — Давай уедем отсюда, — наконец, сказал он. Алан поднял голову и посмотрел ему в глаза. Белки его глаз порозовели от лопнувших сосудов, зрачки были расширены — но, возможно, просто из-за алкоголя, по крайней мере, Дэвиду хотелось на это надеяться. — Ты, кажется, планировал какой-то роман о южанах. — Не думаю, что сейчас есть спрос на семейные саги, — говорил он медленно, с неуклюжими паузами, но в словах не путался. — Плевать на спрос. Напиши то, что давно хотел, пусть даже не получишь за это ни цента. Ты же знаешь — не важно, сколько денег у тебя, моих нам обоим хватит. Дэвид почти полностью содержал его — выплаты за «Серебряное эхо» покрывали расходы разве что на еду и какие-нибудь мелочи, Алан залезал ему в карман даже чтобы купить приличную одежду. Иногда Дэвид боялся, что только это и держит его рядом. — Уедем куда-нибудь в Юту, например, посмотрим как там живут на самом деле. Может, снимем небольшой дом, ты купишь себе печатную машинку… Он понял, что превращает все в шутку, а напрасно. Это было серьезное предложение и ему был нужен серьезный ответ, прямо сейчас, потому, что если Алан согласится, то потом не сможет отказаться от своих слов. Дэвид знал его достаточно хорошо, чтобы быть в этом уверенным. — Через пару недель я закончу с делами Голд, и тогда буду свободен. И мы уедем. Хорошо? Подавшись вперед, Дэвид медленно провел пальцем между бровей Алана, разглаживая вертикальную складку. — Хорошо, — кивнул Алан, и снова опустил голову на сложенные руки, явно не собираясь спорить. Дэвид погладил его по волосам, и, наклонившись ближе, осторожно поцеловал в затылок. Да. Вот так. Пусть все будет хорошо.