Лев и Дракон

Сегодня в пещерах было мрачно и сыро — Северные снегопады добрались до Утеса Кастерли в виде затяжных проливных дождей. Тайвин знал, что это может длиться довольно долго, но он не любил такую погоду, когда находился внутри замка. Она нравилась ему только на вершине утеса. Ланнистер посмотрел на двух замерших у стен служанок, перевел взгляд на свечу, сгоревшую уже на четверть, и вновь обратил взор на письмо в своей руке. На печати был изображен трехглавый дракон. Как иронично, что у новой королевы их действительно три… Наконец дверь отворилась. Оленна Тирелл, с поистине королевским опозданием, все же появилась в кабинете Тайвина. — Ваши лестницы напоминают мне бесконечные ступени Орлиного Гнезда, — сказала Королева Шипов вместо приветствия. — Идешь, идешь, идешь, пока в глазах не потемнеет. И даже тогда ты продолжаешь идти, потому что покои лорда Тайвина находятся на самой вершине, — она обернулась на сопровождавшего ее слугу, явно пародируя его слова, и прищурилась. — Ты свободен, мальчик. И вы все свободны. Я хочу поговорить с лордом Тайвином наедине. Трое слуг уставились на своего лорда, и он махнул им рукой. Оленна, не дожидаясь приглашения, села. Ее проницательные глаза без всякого тумана и старческой усталости обратились к нему. Ланнистер чувствовал в них ту же власть, что была в нем самом. Ту же опытность и беспринципность. И все внутри него поднималось, чтобы сломать чужую силу. — Леди Оленна, — сказал он, направляясь к кувшину с вином. — Полагаю, вы получили то же письмо от королевы, что и я. — Было бы глупо с вашей стороны меня об этом спрашивать, если бы вы не знали точно, что я его получила. Тайвин изогнул уголки губ, но выражение его лица не стало улыбчивее. С нарочитой вежливостью, насквозь пропитанной холодом, он передал гостье кубок. — Желаете поужинать? — С вами? — Оленна посмотрела на него с высокомерным неверием. — Вашу дочь недавно отравили, и я не собираюсь становиться случайной жертвой следующего убийцы. Тайвин не изменился в лице только потому, что ожидал подобной колкости. Смерть дочери стала для него неприятным событием, свидетельством собственной слабости и незащищенности. Королева Шипов как всегда высказывалась грубо и нещадно; тем более Ланнистеру необходимо было сохранить свое величие. — Убийцы, который, возможно, был подослан вами. — А мне казалось, мы оба получили королевское письмо. Они посмотрели друг на друга с взаимной неприязнью, уходящей корнями в далёкое прошлое. Никакое письмо не могло этого изменить. Конечно, Таргариен попыталась. Она раскрыла происхождение Томмена и призвала Тиреллов и Ланнистеров к объединению домов, посредством брака детей. Тайвин почувствовал себя обставленным, как только прочёл ее требования. Его же план, раскрывающий происхождение Томмена, был использован против него. Ланнистер не хотел признавать прегрешения своих детей только ради открытых отношений с Тиреллами, поэтому он откладывал разговор с Оленной. Намеренно медленно проговаривал слова. — Именно так, — признал лорд, и его лицо в этот момент производило неприятное впечатление. — Однако я не желаю брака между нашими домами, на котором настаивает королева. Маргери слишком стара для моего внука… — А ваш внук слишком грязных кровей для моей внучки, — Тайвин сжал челюсти, в раздражении посмотрев на гостью. Та лишь подняла брови и колко улыбнулась. — Признаюсь, лорд Тайвин, я была поражена, когда узнала, что вы собственноручно подписались под кровосмешением своих детей. Еще недавно вы так рьяно это отрицали, убеждая меня в ложности этих слухов… Но жизнь меняется, и чистые дети Баратеонов превращаются в грязных львят. Что говорить, ваш наследник не столь завидная партия, как вам бы хотелось. Тайвин сдержал в себе гнев, пройдясь до камина и обратно. Оленна следила за ним с холодным любопытством, пока он не остановился напротив. — Значит, мы придерживаемся одних и тех же убеждений, — произнес Ланнистер, желая окончить разговор. — Мы оба против брака между нашими внуками. Оленна громко и вовсе не женственно фыркнула. — Стала бы я подниматься сюда полдня, чтобы ответить вам отказом. Конечно, меня не греет мысль, что Маргери станет женой Томмена, но я на это согласна. Тайвин посмотрел на Тирелл, ожидая объяснений. — Согласны? Оленна махнула рукой. — Я уже как-то согласилась отдать ее мужеложцу. Затем этому чудовищу и извращенцу Джоффри. Томмен по сравнению с ними чистый ягненок. — Оленна наклонилась в сторону Тайвина и прищурилась, словно собиралась поделиться чем-то значимым. Ее голос стал более скрипуч и протяжен. — Маргери уже не так хороша, как раньше. Быть леди Утеса Кастерли большая честь, даже учитывая ваши чертовы лестницы. Моей внучке брак лучше уже не предложат. И вашему внуку тоже. Нам не нужна война между нашими домами, лорд Тайвин. — Об этом стоило думать до убийства моей дочери. Оленна пренебрежительно откинулась на спинку стула. — Серсея была ужасной королевой и еще более плохой матерью, но убивать ее за это я бы не стала. Какой прок от смерти той, кто уже никогда не достанет до Железного Трона? С каждым годом она все больше становилась похожа на Эйриса, и, будь я проклята, я рада, что ее убили. В этом мире достаточно чудовищ и без вашей дочери. Ланнистер гордо приподнял брови. — Леди Оленна, ваши слова должны убедить меня в вашей вине или невиновности? — Можете юлить сколько угодно, лорд Тайвин, но правда от этого красивее не станет. Ваша дочь была старой и сумасшедшей вдовой, разродившейся тремя детьми от собственного брата. Джоффри оказался совсем безумным, а Томмен пока кажется только немного глуповатым. Но и дураки в нашем мире уживаются, мой сын тому прекрасный пример. Гораздо важнее, кто дурак по крови. И ваш внук — наследник трона. Скажи вы мне об этом раньше, мы бы сыграли свадьбу, объединили усилия и вернули нашим детям корону. Но вы, разыграв карту, побоялись играть до конца. Это что-то не львиная храбрость. Скорее оленья осторожность; слишком много времени вы пробыли под копытами Баратеонов. Ее слова были наполовину оскорблениями, на другую — старческим бредом. Ланнистер знал, что она мыслит трезво и чисто, но, слушая ее длинные, грубые речи, забывал об этом. Все больше ему хотелось сделать что-то, что поставит жизнь старой леди под угрозу, и все больше он понимал, что связан в этих действиях по рукам и ногам. — Вы говорите опасные вещи, леди Оленна. Услышавший вас может подумать, что вы хотите свергнуть королеву. Старуха не встревожилась. На ее хмуром и морщинистом лице не появилось ни одной новой эмоции. Как будто каждое слово Ланнистера проходило мимо нее, не задевая, не трогая. — Сейчас глупо даже пытаться, — в очередной раз отмахнулась леди Тирелл, — но шанс еще будет, — Тайвин мгновенно замер, вглядываясь в Оленну, и та ответила ему заговорщической улыбкой. — Конечно, если мы объединим наши дома. Ваш грязный львенок и моя увядшая роза — им не будут посвящать песен, но они смогут завоевать мир. Ланнистер отошел от ее слов и усмехнулся. — Вы мыслите как женщина. Слишком романтично и искусственно. Не всякий мир можно завоевать браком. — Когда вы предлагали Таргариен своего сына, вы думали иначе. — Ситуация была иной, — с расстановкой ответил Тайвин, но Оленну это не переубедило. — Этот брак вам выгоден не только из-за короны. — Тем более, что последней у вас в руках нет, — Ланнистер встретился взглядом с гостьей, но та не дрогнула, действительно уверенная в своих словах. — Мне нужно время, чтобы принять решение. Он поднялся, намереваясь проводить Тирелл до дверей, и женщина поднялась вместе с ним. — Набивайте себе цену сколько хотите, лорд Тайвин, — произнесла она, оставляя последнее слово за собой. — Лучше вам ничего не предложат. Королева уже раскрыла тайну рождения вашего внука, никто не захочет связаться с плодом кровосмешения. Вам выгоден этот брак, даже если вы говорите обратное. — Я приму решение на этой неделе, — проигнорировав бо́льшую часть ее речи, ответил Тайвин. — Не торопитесь, — едко парировала Тирелл и направилась к выходу. На столе остался нетронутый кубок с вином. Оленна действительно боялась отравления? Тайвин хмуро посмотрел на бокал и, как только дверь закрылась, убрал его со своих глаз на поднос, оставленный слугами. Ланнистер был то ли в ярости, то ли в растерянности. Он никогда не чувствовал себя потерянным в привычном для окружающих смысле слова. У него это проявлялось иначе. Осознавая, что кто-то говорил верные, хоть и неприятные для него вещи, мужчина на некоторое время замыкался, превращаясь в сурового и сухого человека. Раньше его выводила из этого состояния Джоанна. Затем не выводил никто. И теперь сухость и желчность стали частью его настоящего, постоянного характера. Ланнистер знал, что Оленна была права. Их дети, самые завидные партии Семи Королевств, постепенно переставали таковыми быть. О Томмене шло слишком много слухов, и их, к несчастью, Таргариен подтвердила слишком рано. Очевидно, она узнала правду от Джейме, и Тайвин был зол на своего сына. Он не ожидал от него многого, но хотя бы обычного молчания! Дети разочаровывали лорда-отца. Смерть Серсеи Тайвина не опечалила, но она стала тем тревожным флагом, который появляется перед битвой. Кто-то начал свою игру в Семи Королевствах. Это мог быть кто-то незначительный, желающий совершить собственную месть, а мог быть человек значимый, даже очень близкий. В первую очередь это могли быть Тиреллы. Что бы ни говорила Оленна, она умела плести паутину так же хорошо, как выращивать розы. Ее слова могли быть как чистой правдой, так и чистой ложью. Стала бы она убивать Серсею? Тайвин был уверен, что для нее это был вопрос времени. Старуха умела ждать. Сейчас она ждала удобного случая, чтобы убить Дейенерис Таргариен и убрать с дороги Джейме. Еще пару недель назад она могла искать повода для смерти Серсеи. Тайвин никогда не был в своих размышлениях голословным. Он всегда все просчитывал. Он исходил из мысли, что враги так же умны, как и он, и никогда не допускал грубых ошибок. Ланнистер знал, что Серсея имела слишком сильное влияние на своего сына. Она вмешивалась в его жизнь, делала все за него, постепенно превращая мальчика в безвольную куклу. Оленна Тирелл желала, чтобы мальчик стал игрушкой в руках Маргери. Почему бы ради этого не убить Серсею? Однако жизнь редко была так проста. У Тайвина не было права на ошибку, он не мог предполагать только самые очевидные варианты. Приходилось верить даже в невозможное. Что, если отравление Серсеи было делом рук Севера? Джон Сноу начал активную игру, вмешался в дела королевства и получил какое-то влияние на Дейенерис. Тайвин знал несколько слухов, что все требования бастарда были выполнены, и это его напрягало. Что между Таргариенами и Старками? Старая дружба? Или общая цель? Почему бы им не объединиться ради уничтожения одного врага? Это имело смысл, но Ланнистер не верил, что, объединив силы, они так быстро приступили к своим планам. И начинать с Серсеи тоже не имело никакого смысла. Разве только Дейенерис узнала, что Томмен станет королем после ее смерти, и решила устранить влияние матери. Однако такой сложный, хитроумный и тяжелый план не был похож на обычную манеру действия Таргариен. Девочка шла напролом, она не умела играть по-тихому. Значит, кто-то играл за ее спиной. Это было очевидно. За долгие годы у власти Тайвин заметил, что чаще всего самые сложные планы придумывают люди несведущие, стоящие далеко от правления. Обычно жестокие убийства совершаются мелкими сошками, размечтавшимися о величии. Смерть Серсеи, столь бесполезная для всех, кроме королевы и Маргери Тирелл, была каким-то безумным ходом, спонтанной жаждой мести или чего-то еще. Логика безумцев редко поддавалась объяснениям. Была вероятность, что сам убийца и был заговорщиком. Он выпил яд прежде, чем его допросили, а труп не смог опознать ни один гвардеец. Никто не знал, откуда этот человек взялся и как долго пробыл в городе. Возможно, десяток лет назад Серсея сказала о нем что-то грубое, а он затаил злобу и пожелал ей гибели. Но Тайвин в такое не верил. Он не отрицал такую возможность, но признание ее единственно верной прекращало поиск возможного убийцы. Ланнистер огляделся в кабинете и понял, что стены на него давят. Слишком много раздумий. Слишком много нерешенных вопросов. Раньше все было гораздо проще. Раньше была Джоанна. И, что бы ни произошло, он мог подняться в ее покои и просто почувствовать ее спокойствие. Он и сейчас мог это сделать — в тех комнатах никто не жил после ее смерти — вот только именно там она и погибла. Там родился Тирион. Там он совершил свое первое преступление, и Тайвин ненавидел сына также сильно, как свои воспоминания. Внезапно в голове что-то щелкнуло. Пазы сложились, и узор из интриг сплелся в единую, страшную картину. Кто ненавидел Серсею и желал ей смерти? Кто не стал бы жалеть, случись из-за этого убийства война? В ком хватало эгоизма быть одиночкой, менять свою семью на врагов и предателей? Кто сейчас был у власти и мог делать что угодно за спиной слишком молодой королевы? Яд всегда был почерком южан и королей. Смерти Серсее желали многие, но мало кто был действительно способен ее добиться. Пускай Таргариен искренне хотела помирить Простор с Западом, Тайвин был уверен, что возле нее находился кто-то, не желающий этого. Преследующий свои — гораздо более сложные цели. И Ланнистер действительно думал, что это был его сын. У карликов много недостатков. Даже если исключить все физические — самые страшные скрываются внутри. Тирион был грубым, неприятным, острым человеком, слишком проницательным для того, чтобы рано погибнуть, но слишком заметным, чтобы жить долго. Он существовал в своих детских обидах и воспоминаниях, подолгу желал смерти тем, кто его оскорбил. Он одновременно был предан и вероломен. Он мог решиться на убийство члена семьи. Ему бы это ничего не стоило. Серсея не сделала ничего, чтобы заслужить любовь брата. Значит, она заслужила злобы и мести.