Лев и Дракон

Она искала встречи с ним. Джейме не понял, в какой момент это произошло, но вот уже третий день он сопровождал Дейенерис в начале колонны. Она его не звала, он сам туда не рвался, но… просто как-то так получалось. Жизнь в дороге, благодаря задержке Сноу, наконец-то успокоилась и подчинилась единому ритму. Больше не было гонки, торопливости, вечерних упрёков командирам о непозволительно медленных темпах. Королева даже позволила потратить половину дня на починку повозок и отдых для лошадей. Ланнистер после этого подумал вернуть ежедневные утренние встречи с Бронном, но не стал, опасаясь нарушить спокойствие Дейенерис. В прошлый раз она заставила весь отряд выйти с рассветом, когда он пропал, что же сделает теперь? В королевской семье только сейчас появились утренние ритуалы и совместные привычки. Их отношения едва-едва стали походить на брачный союз. После очередной шутки Бронна Джейме даже задумался над своей женитьбой: ощущает ли он себя семьянином? И ему показалось, что да. Это было странно. В детстве для него существовала только сестра. Они вместе планировали свадьбу, придумывали жизнь, которой не суждено было сбыться ни в одном из сценариев. Серсея хотела быть леди Ланнистер, главой всего дома, своеобразной Оленной Тирелл, только молодой и прекрасной. А Джейме мечтал быть рыцарем королевской гвардии, но мужем и отцом, освобожденным от клятв и обетов. Сестра очень быстро поняла, что мечты Джейме несовместимы с реальностью. Даже раньше, чем осознала, что выйти за брата не получится. Она ещё несколько лет убеждала его, что он должен отказаться от всех планов ради любви, но юный Ланнистер был мальчишкой, ничего не смыслящим в подобных жертвах. В свои пятнадцать он решил, что вступить в Королевскую гвардию ради сестры — это романтично и героически. И очень, очень сильно ошибся. Из всех мечтаний близнецов самыми глупыми казались те, что принадлежали Джейме. История знала женщин, стоящих у власти, но не знала гвардейцев, что становились мужьями. Забавно, что очередная королева сделала невозможное возможным. Дейенерис воплотила мечты Серсеи и подчинила их себе. Это было особой формой вражды — женским соперничеством, граничащим с жестокостью. Джейме не представлял себе семейную жизнь лет с восьми. В пятнадцать он забыл о ней навсегда. А теперь, разменивая четвертый десяток, неожиданно оказался женатым. И… Нет, он не мечтал о детях или о домашнем уюте. Какой уют, когда твоя супруга королева? Их быт состоял из советов, свитков, интриг и оголённых нервов. Это убивало романтику и любовь. В свое время это уничтожило Джейме и Серсею. Но для Дейенерис это казалось… нормальным течением жизни. Она вставала утром, слегка насмешливая и игривая, шутливая, как ребенок, но чувственная, как женщина, и собиралась в поход. Выходила из палатки настоящей Кхалиси, с высокомерно приподнятой бровью и властностью во взгляде. Ее голос обращался в сталь, когда она говорила со стражей, но становился воском, стоило увидеть нуждающегося или обиженного. В ней сочетались миллионы людей и их характеров, и ни один из них не требовал от Джейме любви. Дейенерис не искала признаний и подвигов. Она вообще ничего не искала, предпочитая добывать самостоятельно. Зачем сейчас она приблизилась к мужу? Он видел ее фигурку на лошади: Таргариен только что объехала всю колонну и теперь спешила обратно во главу. Мужская посадка, странная одежда, белоснежные волосы и десятки обращённых взглядов — Таргариен всегда выделялась. Найти ее среди сотен людей и повозок не составляло никакого труда. Она вела кобылку рысью, попеременно переходя на галоп. Взгляд ее скользил по окружающим, не останавливаясь на лицах, выискивая только мужа. Найдя его, Дейенерис, не изменившись в лице, слегка ускорилась. Прилично и правильно, как истинная леди, улыбнулась, не вкладывая ничего в этот изгиб губ, и перешла на шаг, поравнявшись с конем Джейме. Ланнистер кивнул ей, она ответила тем же жестом. Между ними привычным образом повисла недосказанность. Третий участник их брака. Они ехали молча, не обращая внимания друг на друга, глядя куда-то вперед, в сторону или на землю. Джейме подстраивался под ход лошади Дейенерис, а Таргариен, как будто в собственных мыслях, изредка его меняла. То отъезжала в сторону, то разворачивалась, то тормозила, то ускорялась. Хаотично и бессмысленно. Ланнистер даже пару раз присмотрелся к ее лицу, пытаясь понять, что с ней происходит, но девушка упорно глядела в никуда. Через некоторое время он последовал ее примеру, совсем забыв об окружавшей их обстановке. Успокоенный ходом лошади и скрипом телег. — Вы скучаете по чему-нибудь, Джейме? Ему потребовалась пара мгновений, чтобы почувствовать ее задумчивый взгляд на своих ресницах и осознать вопрос. — Скучаю? — По прошлой жизни. По чему-то, что было до, — Ланнистер поудобнее перехватил поводья, уже заранее неопределенно пожав плечом. Скучал ли он? Пожалуй, просто вспоминал. — Я скучаю по кхаласару. Джейме быстро посмотрел на нее, но она уже отвернулась, снова погрузившись в себя. Ее ладонь рассеянно поглаживала лошадиную шею. Мужчина хотел бы что-то сказать в ответ, но не нашелся и промолчал. Слышался только негромкий топот копыт по земле. Тишина напоминала ожидание. — Вам не кажется, что раньше было… проще? — Нет, — не задумываясь произнес он. Девушка в ответ выгнула бровь, чуть приподняв подбородок. — Потому что вам и сейчас легко? — Джейме неопределенно качнул головой. — Или потому что вы даже не думаете об этом? Последнее прозвучало несколько раздраженно, вызывая у Ланнистера дежавю с их первого разговора в саду. Тогда она так же разочаровывалась в его ответах. — Потому что мое прошлое несколько длиннее вашего, Дейенерис. Там было достаточно сложностей. Она прищурилась и ещё немного выпрямилась, но, по крайней мере, перестала выглядеть так, словно муж не оправдывает ее ожиданий. — Какие же у вас были сложности? Если этот претенциозный тон у нее был вместо вежливого участия для поддержания разговора, то отвечать ей после него не хотелось. — Вас это не заинтересует. — Я уже заинтересована. Я же задала вопрос. — Я вас расстрою, но я не намерен на него отвечать. Таргариен возмущённо нахмурилась. Она сделала вдох, собираясь что-то сказать, но осеклась и не стала. Засомневалась, поджав губу, и приняла какое-то решение. — Я вас оскорбила? — во взгляде читалось напряжение, но она не отводила глаз. — Я этого не желала. — Я знаю, — сухо ответил Джейме. — Потому и не оскорблен. — Вы не желаете делиться со мной своим прошлым? — Я не хочу, чтобы вы использовали его против меня. Теперь оскорбилась она. — Разве я когда-либо позволяла себе подобное? Ланнистер посмотрел в ее возмущенные глаза, раздумывая, стоит ли говорить ей правду и всё-таки кивнул. — Да, — она слегка вздрогнула и напряглась. — Вы составили обо мне свое мнение ещё до нашей первой встречи и, видимо, ищете во мне только то, что ему удовлетворяет. Жестокость, вероломство и слабость, — Дейенерис на мгновение отвела взгляд в сторону, но быстро вернулась, постаравшись выдержать пристальное внимание Джейме. — Даже узнай вы мое прошлое, вы сможете и его обернуть против меня. Вы делаете это с тех пор, как приехали, разве после свадьбы что-то поменялось? У Таргариен слабо дрогнули уголки губ, и она снова отвернулась, тихо выдохнув. Сейчас она напоминала ребенка, уличенного в чем-то нехорошем, осуждаемом. Девушка ершилась, как маленький щенок, упрямилась, старалась быть взрослее. Пыталась держать маску и сохранять величие, а сама терялась, боясь признать правду то ли для себя, то ли для мужа. В этом было что-то несуразно детское, но ведь, на самом деле, Дейенерис годилась Джейме в дочери. Она лишь на два года была старше его первенца. Он не мог сердиться на неё, когда думал так. Не мог осуждать. Ей пришлось через многое пройти, и хвала богам, что ее дикий характер и неоправданно грандиозные амбиции помогли ей выжить на этом пути. Ланнистер не стал ждать ответа, перестав вглядываться в ее лицо. Она не его ребенок, не ему ее учить жизни. И он не настолько стар, чтобы читать нотации или уличать свою жену в недостойном поведении. Джейме ничего от нее не ждал, но Дейенерис неожиданно выпрямилась и быстро вздохнула. — Да, — она нахмурилась и избежала взгляда в сторону мужа… — После свадьбы я к вам… привыкла, — это слово далось ей с трудом. Она вся напряглась и, кажется, даже немного покраснела. — Я ненавижу вас за то, что вы предали моего отца, и я должна вас за это ненавидеть. Мне не верится, что в человеке, обманом убившем собственного короля может быть хоть что-то хорошее. Но вы… вы не плохой человек. Не жестокий, — странно было слышать, как королева, вечно уверенная, запинается на каждом слове. Как она опускает голову и, волнуясь, вглядывается в собственные пальцы. — Вы правы, я пыталась найти в вас черты предателя. И даже зная все преступления своего отца, я все равно надеялась, что его смерть была… неправильной. Несправедливой. Мне было бы гораздо проще, если бы вы оказались ужасным и безнравственным человеком — это бы объяснило, из-за чего вы пошли на такой бесчестный… поступок. Но вы ни на что не претендуете, ни за что не сражаетесь и… — Дейенерис сбилась, произнеся на одном дыхании целый монолог. Она уткнулась взглядом в спутанную гриву лошади. — Я должна вас ненавидеть, — снова повторила девушка. — Иначе я предаю своих родных. Своего отца, своего мужа, даже себя, ведь именно по вашей вине меня хотели убить. Из-за вас от моей семьи осталась только я. Но я не могу вас ненавидеть. Вы этого не заслужили, а я должна быть справедливой. Она оторвалась от созерцания своих рук, посмотрев вдаль, выпрямилась и вновь стала королевой. Когда девушка взглянула на Джейме, ее глаза слегка покраснели. — Не вините меня, сир Джейме, в том, что я ищу в вас плохое. Я стараюсь поступать правильно. И я не знаю, кто сейчас является моей семьей: те, кто уже погиб, в том числе и от вашей руки, или вы сами. Наверное, Тирион бы придумал что-то остроумное и правильное. Он хорошо понимал людей. Но Джейме не нашел, что ответить, растерянно и в то же время сосредоточенно глядя на Дейенерис. Она в ответ вздернула подбородок, фальшиво величественно улыбнулась, надевая одну из масок, закрываясь от Джейме, прекращая откровенничать и быть искренней. И Ланнистер не стал останавливать королеву, когда она развернула лошадь, изъявив желание поехать одной.

***

Было уже достаточно поздно, но Дейенерис все ещё не вернулась в палатку. Она нашла тысячу причин этого не делать и, наверное, нашла бы ещё больше, если бы не оставалась королевой, любящей своего супруга. Видимо, это была одна из ее ролей, потому что Джейме не ощущал любви. Ненависти, впрочем, тоже. Она высокомерно поинтересовалась его прошлым, а он погорячился, слишком резко и холодно ответив. Последнее, чего мужчина ожидал, это искренности. Дейенерис всегда защищалась в спорах. Вероятно, в этот раз у нее просто было меланхоличное настроение, полное задумчивости и ностальгии по прошлому, иначе бы она ни за что не стала говорить правду. Полог шатра колыхнулся, и Таргариен вошла внутрь, немедленно найдя глазами мужа. Может, ему померещилось, но на миг девушка показалась разочарованной. Ожидала, что он уже уснет, не став ее дожидаться? Она прошла вглубь палатки в непривычной тишине, не сказав ни слова. Отвернулась, небрежно бросив что-то на стол, и принялась распускать волосы. Колокольчики позвякивали, высвобождаясь из серебристых прядей. Дейенерис делала все неаккуратно, рывками, то ли от усталости, то ли от раздражения. Ее волосы путались и рвались от быстрых движений. Она была зла? Джейме шагнул к ней, но она даже не услышала. Только дернулась, когда его ладонь легла на плечо. Вздрогнула и промолчала. Почувствовала прикосновение к волосам и вся напряглась — Ланнистер аккуратно распутывал ее косу. Они оба молчали, и оба чувствовали, что это неправильно. Когда последний колокольчик опустился на стол, тишина стала совсем давящей. Она расходилась волнами по комнате, концентрируясь на плече Дейенерис, где пальцы Джейме ее касались. Он инстинктивно, желая успокоить, скользнул по шее до мочки уха, и Таргариен слегка наклонила голову, поддаваясь этому заботливому жесту. — Сир Джейме, — ее голос прозвучал как-то глухо, — возможно, я сегодня была слишком резка и… недостаточно объективна, когда говорила о вас. — Вы не сказали ничего грубого, — он едва заметно пожал плечом и всем видом показал, что не хочет продолжать разговор, но Дейенерис проигнорировала этот жест. — Сказала. И не стоит скрывать от меня, что вам это неприятно. Разговор становился комичным. Дейенерис извинялась настолько настойчиво, что вновь ходила на грани оскорбления. А Джейме был недостаточно тактичен и осторожен, чтобы на это не указывать. — Хорошо. Вы говорили достаточно резко, но мне понятны причины, побудившие вас к этому. Тем более, что все сказанное — правда. Она изогнула бровь своим фирменным полунедовольным, полуснисходительным жестом. — И вас… — Дейенерис, — он оборвал ее, не желая начинать все сначала. Сейчас определенно должен был последовать очередной вопрос в стиле «насколько вы слабохарактерны, если готовы меня простить». — Я не хочу продолжать разговор о вашей утренней резкости. Я даже не могу сказать, что она чем-то отличается от вашей обычной манеры разговаривать. Давайте не будем об этом. Вы поняли меня, я понял вас. Он отвернулся, раздраженно дернув верхнюю петлю дублета. Женитьба на Дейенерис мало чем отличалась от отношений с Серсеей. Обе были порядком невыносимы. Только сестру он хоть как-то понимал. Ему хотелось просто спокойно лечь спать, и он уже жалел, что решил дождаться Таргариен. Она, как назло, пыталась закончить разговор, который абсолютно ни к чему не мог привести. К новой ссоре, может быть, но на этом все. — Я вас не поняла, — властным и холодным тоном произнесла королева, вызвав у мужа нетерпеливый вздох. — Разве? Я сказал, что не желаю продолжать разговор и не таю на вас обиду. Что в этом вам кажется непонятным? — Причина, по которой вы не хотите заканчивать наши беседы и обрываете их на середине. — Вы бы хотели, чтобы мы их заканчивали? — Ланнистер обернулся, ощущая в груди непривычную злость. — С чего мне начать? С рассказов о моем детстве, о котором я совершенно не хочу говорить, или с признания, что меня утомляют и выводят из себя ваши расспросы? Дейенерис вздернула подбородок и нахмурилась, уязвленная его словами. — Вероятно, со второго, сир Джейме. И вам стоило об этом сказать еще до нашей свадьбы, если вы не желали вести со мной диалог. — О седьмое пекло, не притворяйтесь, что вы меня поняли так масштабно, — он махнул рукой, но Таргариен уже заняла позицию агрессивной защиты. — Мне даже не приходится притворяться. Как еще я могла вас понять? — Мы говорили об этом еще утром. О вашей привычке уличать меня во всем плохом. Если бы ваши разговоры не сводились к очередному оскорблению… — Которое вас не задевает и с которым вы совершенно согласны, если я правильно помню. Джейме зло на нее взглянул, и она ответила высокомерным видом. — Мне совершенно не хочется ссориться с вами каждый раз, когда вы желаете меня оскорбить. — Так я этого желаю? Мне казалось, вы понимаете мои мотивы и считаете, что они оправданы. — Вы намерены придираться к моим словам? — Я намерена понять, какие из них правдивы. — Все! — он сжал и разжал кулак, выдыхая. Таргариен умудрялась оставаться спокойной, хотя ее холодной яростью можно было уничтожать города. — Желаете уличить меня во лжи? — Я даже не стараюсь, вы противоречите сами себе. — Возможно потому что вы меня разозлили и я не сдерживаю себя в выражениях. — Быть может, вам стоит сдерживаться и думать, что говорите? — Быть может, вам не стоит мне на это указывать, Дейенерис? — они посмотрели друг на друга с нескрываемой неприязнью. Джейме первый отвел взгляд, зло усмехнувшись и фыркнув. — Я понимаю, почему ваш первый брак был таким удачным. Ваш муж ни слова не понимал на вашем языке и был избавлен от таких разговоров. — Не говорите мне про моего мужа! — ее глаза расширились, а дыхание участилось. Ледяная стена отчужденности и горделивости дала трещину. — Поговорим о вашем отце и родовом сумасшествии? Таргариен побледнела от гнева. Ее челюсти на мгновение сжались, прежде чем она опустила голову, чтобы прийти в себя. — Сир Джейме, люди, которые мне грубят, имеют свойство рано оканчивать свою жизнь. Считайте, что я вас предупреждаю. Вам не стоит идти против меня. — Вы дошли до угроз, Дейенерис? — Это не угроза. Это факт, — он не сдержал смешка. Возможно, тот был просто нервным, но у Дейенерис он вызвал новый прилив злости. — Вам кажется это забавным? — О нет, — Джейме безэмоционально улыбнулся. — Я вполне вам верю. Просто представляю себе новую войну, которую развяжет наша маленькая семейная ссора. — Вы хотите укорить меня в том, что я развязываю войну? — А вы из-за этого волнуетесь? Это не первая война, которую вы начнете. — Я не начинаю войн из-за личной неприязни, — ее грудь вздымалась от злости, но вряд ли они оба понимали, насколько были раздражены. — Вы начинаете войны ради справедливости. Весьма необъективно, не находите? Понятия справедливости, морали… Это же все ваши личные предпочтения и мнения. Вы уверены, что они подходят всем? — Я действую в интересах народа! — Мой отец обожает эту фразу, — Джейме усмехнулся и кивнул, посмотрев в ее фиалковые глаза. — Он приказал убить всех детей Таргариенов, развязал войну со Старками и сделал еще множество очень, очень, очень… несправедливых вещей. Хотя, спросите его, может, он думает наоборот? Дейенерис глубоко вдохнула и прикрыла глаза. Ланнистер наблюдал за ней, инстинктивно ожидая реакции, взрыва, новой волны злости. Но девушка сделала еще один рваный вдох, похожий на рыдания и сжала челюсти. — Прекратите, — произнесла она, не смотря на него. — Этот разговор зашёл слишком далеко. Джейме хотел сказать что-нибудь едкое и неприятное, но сдержался, отвернувшись к столу и принявшись за одежду. Дейенерис, судя по звукам, перестала так глубоко дышать и уже приходила в себя. Он слышал ее шаги за своей спиной и шелест одежды. После того как на кровати шелохнулось одеяло, он опустил голову, уставившись на свою руку. Это было некрасиво. Весь этот разговор был некрасивым. И девчонка неплохо его развела на эмоции. Если подумать, она даже ничего не сказала, в отличие от мужа. Ланнистер же произнес слишком много. — Простите, — почти сквозь зубы пробормотал Джейме. — Я не думаю так о вашем правлении. Она молчала слишком долго. Возможно, ей тоже приходилось сдерживать злые и неприятные слова, подбирая им вежливую альтернативу. — Я очень надеюсь, сир Джейме. Это не было примирением. И, кажется, их семейная жизнь затрещала по швам.