Ikigai

— Почему в ЛГБТ фильмах почти никогда не бывает счастливых концовок? — Наверное, это некий вид пропаганды гетеро-отношений. Типа, у них все плохо, не будьте такими. Станьте кем-то другим, и вы будете счастливы. Ночная философия среди застывших улиц, полет мысли через бетон и стеклопакеты. Сплетение рук и ног в периферии одеял и душ. Судьбы. Хонджун курит, пепел летит на руки Минги, обвивающие талию. Такой импровизированный снег, дешевая попытка уйти от реальности. Сигарета за сигаретой — пригорает так же стремительно, как и жизнь, как и дни, ночи без сна и вдохновения. Им бы вдвоем писать картины, ставить пластинки в патефон и танцевать вальс посреди пыльной зимней реальности. Нечем дышать. Минги кашляет и тушит чужую «маленькую радость», вырвав из слабеющих от мыслей пальцев. — В обществе не принято считать необычное возможным, а парадоксально — все, что норме не удовлетворяет, считать болезнью, кощунством, помутнением рассудка, влиянием «загнивающего Запада», пропагандой, происками Сатаны и просто ненормальным. — Либо ты копаешь слишком глубоко, агроном. — Есть более очевидный ответ? — Мы научились скрывать, что тоже умеем быть счастливыми. Как все «нормальные» пары. — Ты счастлив? — Что-то между да и «пошел ты к черту, Сон Минги» — Из твоих уст звучит одинаково позитивно. — Тебе прийдется купить мне еще Кента, чтобы я признал твою правоту. — Но ты сам начал этот разговор. Как обычно. — Захлопнись, Минги, я обкурился. — По тебе видно. — А сейчас было обидно! Только уйти, выбраться из длинных рук даже не пытается, только голову назад откидывает и уставшими глазами — в такие же уставшие глаза. Смотрит. Почему в ЛГБТ фильмах почти никогда не бывает хороших концовок? Люди не могут быть вместе, люди глупы, люди боятся быть собой. И друг с другом тоже быть боятся. «Это против природы», «Это мерзко», «Это неправильно». Бред. Бред, когда ты повторяешь эти слова, стоя перед зеркалом в ванной, смотря на себя в отражение — хрупкий, бледный, жалкий — ты всегда таким был? Почему раньше не замечал, не думал об этом? Когда это началось? Как ты объяснишь родным? Ты — позор семьи. Пусть это не в глаза тебе сказано, но ты все понимаешь. И может и есть это подростковое безумное желание сбежать на край света с любимым вместе, а только куда бежать, и главное — зачем? Цель действия? Скрыть? Все уже давно все поняли и смотрят косо и холодно. Перед ними уже не их любимые мальчики в коротких шортиках и с панамками на кругленьких головах. Теперь мальчики выросли и одежда им как-то уже и не нужна особо. Они прозрачны. Но они чисты. Только сигаретный дым и хроническая бессонница — их главные пороки. И то, что они есть друг у друга. — Ты меня любишь? — Я раз двадцать за ночь сказал, что люблю. — Скажи двадцать первый, тебе сложно что ли? — Люблю тебя, Хонджун. — Как сухо. — Я вот не обижаюсь, хоть ты мне даже такого не говоришь. — Я свои чувства делом доказываю. И снова дым. Дым как туман, через который больно не только смотреть — думать больно. Хонджун убьет себя однажды, точно убьет. А Минги будет сидеть рядом и за руку держать. Иногда им кажется, что стоит только включить в комнате свет, раскрыть шторы и встать посреди комнаты, обязательно возникнет желание самоустраниться. Конечно же, лучше не окончательно, но у Кима это — постоянный вопрос. Быть или не быть? — Джун, прошу, хватит на сегодня сигарет. Ты нас обоих уморишь. — Предложи тогда альтернативу никотину, чтобы Я чувствал себя полноценным членом общества, а не ходячим куском мяса голубых кровей. — Раз вопрос возник, давай найдем адекватные фильмы с нормальной концовкой? — Мм, интересно, как искать будем? Фильмов сотни, а нас только двое, и время три ночи. — Перечислим те, которые смотрели, и поймем, как быть дальше. — Это надолго, поверь мне, но окей. Горбатая гора? — Стекло мое любимое, крупное и колотое. Одинокий мужчина? — Я больше так плакать не собираюсь. Кэрол? — Я как-то смысла и драмы не уловил, но в принципе неплохо. Девушка из Дании? — Шедевр, спасибо, я ревел два дня. Убей своих любимых? — «И Я, как и все влюбленные, поэт». Вместе смотрели, забыл? Игра в имитацию? — Как глубоко ты копаешь, Минги, черт. Я даже забыл, что этот фильм относится к теме! — Отличный фильм, скажи? — Я плакал. Отличный. — Да. — Я сейчас понял кое-что. — И что же? — Концовки этих фильмов — это не вопрос пропаганды или детей. Это вопрос принятия и понимания. В двадцатом веке никто не мог и представить, что жена может изменить мужу с женщиной, никто не мог понять, что некоторые рождаются не в своем теле. Это было невозможно для тех людей, того времени. Это было нонсенсом. Поэтому «неправильные" были обречены на вечное непонимание, насмешки, оскорбления, принудительное лечение. Смерть. Когда ты сам себя понять не можешь, потому что никто не может и не хочет понимать. Но сейчас время изменилось. И общество постепенно меняется. Не везде, но по большей части, все меняется. Любить стало проще, мы стали свободнее. И соответственно, мы смогли понять друг друга. Поэтому больше нет причин для плохого конца историй в фильмах. Я прав? — И это я агроном? Не хотите занять мое место? Оно уже почти свободно. — Ответьте мне. Я прав, агроном на передержке, Сон Минги? — Ты всегда прав. — Тогда посмотрим Половое воспитание? — Что, в третий раз? — Именно. В третий раз, потому я тайно влюблен в Эрика. Этот мальчик заслуживает всего самого лучшего. Я что-то Адаму не доверяю. . — А как же я? — Ну тебя я люблю не тайно. И гораздо сильнее. Доволен? Я тоже умею сыпать словами. — Я безусловно восхищен, но, если ты продолжишь дымить, я уйду от тебя к Лили с Олой. Всегда хотел заиметь полиаморные отношения… — Сон Минги, блин! Ты невыносим! — Весь в тебя, солнце мое.