Ikigai

— Я не сексуальный. Минги реагирует на внезапное высказывание хрустом в затекшей шее. Морщится, закрывает файл на ноутбуке и встает из-за стола. — Кто сказал? — Я сказал. Хонджун все-таки вновь занялся семейным бизнесом, пропадал долгими будни и до обеда на выходных отсыпался — какая скучная жизнь у людей со средней зарплатой. Какая жизнь скучная в принципе, если подумать. Пока ты молод, ты пробуешь жизнь на вкус — она сладкая — но когда ты уже не знаешь, какую сторону жизни попробовать, она резко теряет вкус, становится как вода — нейтральной массой, растворенной во времени. Но все-таки так чувствуется не каждый день. Например, когда кто-то из них берет выходной, они могут позволить себе не покидать любимый диван и не раскрывать шторы в большой комнате, сидеть и смотреть ролики на ютубе, особо не задумываясь над их смыслом — жизнь тогда чувствуется как черный чай с мятом и лимоном. Или когда Хонджун решает, что ему до коликов в животе необходимо купить очередной худи, который по-любому они станут носить вместе, по дням, как и львиную долю их действительно ставшего с годами общим гардероба — тогда вкус у жизни как дешевый кофе и мандариновый сок из автомата, который Ким покупает своему парню в качестве компенсации за потраченное у примерочных и касс время. Последние две недели вкус у их жизни так себе — кисло-горько отдает чаем с ромашкой и сиропом от боли в горле (не то чтобы Хонджун прямо-таки болел, но его нехило так продуло на работе, и Сон буквально вливал в него лекарство, припирая к стене кухни и держа за подбородок — вроде бы старше, а все равно, как ребенок, — лекарства ненавидит). — И когда ты этот вердикт себе вынес? — Когда коробки таскал. — Знаешь, ты не обязан быть сексуальным, когда таскаешь коробки. — Да я знаю, что не обязан, но ты посмотри на меня! Что я вообще такое? — Ты — Ким Хонджун, моя мелкая заноза в одном месте, что не любит лекарства и курит как паровоз, готовит великолепный омлет с морепродуктами и переодически спасает меня от моих загонов. — Слишком много пунктов упустил, я считаю. И ты тоже не сказал ничего про мою мужскую привлекательность… — Так, стоп. В смысле, «ты тоже»? Мм, Хонджун? Понял. Хонджун внезапно краснеет, сразу же бледнея, и отходит к двери. Минги слабо хватает попытавшегося ретироваться парня за руку, что не так уж и сопротивляется, и сажает на стул, садясь перед ним на корточки. Ким отводит взгляд. — Если тебе комфортнее не смотреть мне в глаза — не смотри, это нормально. Но ты же понимаешь, что я не отстану, пока не верну себе своего самодостаточного и гордого парня? Кто тебе сказал, что ты не сексуальный, Джун? — Коллега моего отца. Ну, он лет на шесть меня старше, жена есть и двое детей, кстати, довольно милые, фотки показывал… И, когда мы поближе познакомились и разговорились, он спросил, есть ли у меня девушка. Я, логично, ответил, что нет. «Я не удивлен. Ты слишком милый для мужчины, сам выглядишь как девушка. А они любят сексуальных, сильных, богатых. Ну, у тебя хоть скоро свой бизнес будет, может, хоть кто-нибудь поведется на твои деньги… " — вот, что он сказал. Молчание наполнило маленькую квартиру, только на кухне тикали часы, и соседи снова устраивали семейные разборки масштаба Вселенной. Когда Хонджун повернулся и посмотрел из-под густых ресниц на Минги, последний узнал этот взгляд. Так смотрел Ким Хонджун из прошлого, пять лет назад, когда на выпускном вечере Минги увел его на самую дальнюю лестницу, на третий этаж, и впервые поцеловал. В этих глазах была надежда, ожидание поддержки и тепла. Хонджун же не всегда был стервой, как многие считают, и Минги тоже не всегда был обижен на эту жизнь, которая ощущалась сейчас на языке как в тот жаркий летний вечер — на вкус как гигиеничка на родных теперь губах. — Люди иногда бывают такими мразями. — Угу. — Даже если ты не идеал сексуальности, ты всё равно остаешься тем, ради которого я готов сорваться с работы на два часа раньше, когда ты присылаешь селфи после ванны. Особенно по пятницам и понедельникам. И средам. Минги знает, что его парень действительно больше милый, чем сексуальный, но готов сам с собой спорить до скончания времен каждый раз, просматривая в особой папке на телефоне фотографии, которые Хонджун делает специально для него. И также знает, что в глубине души, парня задели не сами слова и контекст, а то, что их сказал человек, у которого судьба сложилась явно лучше, чем у него самого. У них. Но Минги копит деньги в тайне ото всех и ищет билеты в Амстердам, прекрасно зная, что это будет правильно. Ким закусывает губу, слегка усмехаясь. — Ну не ты же в этом доме главный романтик. У Сона начинают затекать колени, и он с сухим хрустом встает (ему же всего двадцать три, почему…). Касается щеки парня напротив, что, кажется, уже возвращается в привычное состояние. — Что я должен сделать, чтобы ты навсегда забыл об этом никчемном разговоре? — Догадайся сам. — Думаю… Сегодня ты можешь побыть сверху. — Я имел ввиду, что ты меня наз!.. Черт, реально?! Сон уверенно кивает, а в глазах старшего загораются радостные, задорные огоньки, и он повисает на шее своего неповторимого и понимающего парня, приподнявшись на носочках. Минги облегченно обнимает за талию в ответ. Такая жизнь ему по душе. — Ты помнишь, как я тебя впервые поцеловал? — О, такое забудешь! Я чуть прям на том самом месте не умер от счастья. — Хочешь повторим тот вечер? — У нас нет лестницы и костюмов. — Зато ты пользуешься все той же гигиеничкой. На вкус похоже на счастье.