Пьяный вечер

Это было летом, в середине июня. Наша компания друзей отправилась на отдых в один из курортных городов Краснодарского края после совместного пребывания в Ростове. Мы сидели на веранде дачного домика, предусмотрительно арендованного на несколько дней, и наслаждались горячими лучами солнца и переливом лазурного моря, протянувшегося за макушками деревьев вдоль раскинутого песчаного берега. Было жарко, но легкий ветерок обволакивал теневую часть веранды и позволял насытиться свежим морским воздухом. Я задумчиво рассуждала о том, почему море называется Черным, в то время как вода его (по крайней мере по берегам) неизменно оставалась прозрачно-голубой. Кто-то из друзей утомленно вздохнул и тут же, будто преисполнившись энергии, вскочил как заведенный, предлагая разнообразные идеи для развлечения. Было скучно сидеть дома, но для моря было слишком жарко, стоило только выйти на солнцепек, как кожа начинала гореть. У более устойчивых — к кому относилась я, так как сама раньше жила на юге — кожа приобретала коричневатый оттенок, не просто так меня порой называли смугленькой, у менее устойчивых по телу прокатывалась волна красного цвета, и бедную, аристократически бледную кожу не спасал даже крем от загара. Именно потому мы сидели дома и ждали вечера, того времени, когда природа благоволит, а не испепеляет. Паша поначалу сидел молча, не вникая особо в тему разговора, завязавшегося среди моих друзей. Затем Артемьев включился в преобразование досуга и достал из-за спины гитару. Мне даже показалось, что это какой-то цыганский фокус, которому Паша научился где-то в Европе, но всё как и всегда списалось на простую невнимательность. Наверное, иногда стоит смотреть по сторонам, а не на объект своих воздыханий с нескрываемым обожанием. Я старательно одергивала себя, когда понимала, что слишком внимательно наблюдаю за Пашей, пристально смотрю в его лицо и глаза, откровенно говоря — пялюсь, но иногда все происходило как-то неосознанно и спонтанно. Артемьев настроил гитару и сжал в левой руке гитарный гриф, перекидывая пальцы с одной позиции на другую:       — К небу я поднимаю глаза, Я наконец-то узнал, Как больно падать… Знаешь, я думал, что опоздал, Но вот тебя увидал — Вернулась память. Голос Паши разливался живительной влагой в полусонном знойном царстве. Я сидела на полу и с большим удовольствием заслушивалась песней мужчины. «Как можно прятать такую красоту где-то на задворках современной музыки? Почему людям предпочтительнее мат и сленг под отвратительный бит, вместо настоящей песни?» — подумалось мне, и неожиданно для самой себя я с глубоким вдохновением и наслаждением выдала — изумительно! Безусловно, это был весьма неловкий момент. По мере появления на лицах друзей улыбок, я стала краснеть, с каждой секундой всё больше ощущая разливающееся во мне чувство смущения. Благо хоть не ляпнула, как он хорош. Произойди это на самом деле, и я бы безвременно покинула этот мир. Не унимаясь от волнения и стыда, я нырнула под стол, мысленно надеясь на то, что Паша ничего не слышал. Еще лучше было бы, если бы он вдобавок ко всему ничего не видел, вот такой расклад в моей голове выглядел просто идеально! Разве что сбыться ему было не суждено. Артемьев сперва не понял, отчего все так улыбаются и смеются, однако спустя считанные секунды догадался, что же случилось. Очень проницательно! Отложив гитару в сторону, мужчина сел поближе к столу и медленно наклонился вниз. Предвкушая в полной мере дальнейший позор, я закрыла лицо руками, поглядывая на него сквозь пальцы. Даже в таком положении Паша выглядел, как сошедший с обложки журнала герой, и я непрестанно думала об этом, поминутно кусая губы. Артемьев, насколько я могла судить в тот момент в здравом уме, ласково улыбнулся мне и протянул свою руку. Я почувствовала, как кто-то подталкивает меня сзади и неуклюже выбралась из-под стола. Да, глупее этого поступка я на своем веку не припомню. Паша, не выпуская моей ладони из своих рук, усадил меня рядом, а затем, спустя минуту, взял гитару и заиграл. Песня вновь полилась по ветру, и я почти забыла о своей нелепой выходке. Взгляд, который я поймала на себе, одновременно вернул меня с небес на землю и вознес куда-то еще выше. Паша смотрел на меня и пел… С ума сойти! Узнала бы я когда-то, что буду вот так близко к нему — не поверила бы. Тогда Паша еще не был моим бойфрендом, а наше взаимодействие больше походило на приятельско-наставнические отношения, поскольку вот уже год Артемьев считался моим учителем. Но я даже не задумывалась в тот момент, что его отношение ко мне стало меняться. Сперва Паша не скромничал: он любил пошутить надо мной, пожурить, когда это требовалось, похвалить или поделиться своим опытом в интересующих меня вопросах, но со временем его отношение ко мне стало более бережным. Он как будто стал защищать меня от всевозможных бедствий, при этом не делая ничего наглядно. Позже я заметила, что в отношении меня он стал более скромным, перестал позволять себе шутки в мой адрес и ограничил разговор со мной до нескольких коротких реплик. Мне подумалось, что я сделала что-то не так и этим отторгла от себя объект своих воздыханий. Однако все было совершенно наоборот. Паша начал осознавать свои чувства.