Между Небом и Землей

***

      В ушах стоял звон, неровное биение сердца заставляло вдыхать через раз, а дрожь в руках никак не прекращалась, из-за чего она прятала ладони за спиной, сомкнув пальцы вместе, и старалась держаться ровно, несмотря на боль в пояснице. Пасть в грязь лицом после всего, через что довелось пройти, Тайбер не имела никакого права, будучи обязанной достойно выполнить возложенную на нее миссию. Быть арбитром между доселе непримиримыми сторонами — дело, по крайней мере, сложное, но кто другой взялся бы за это, если не она? После кончины генерала Магата Кая осталась единственной значимой фигурой, представляющей Марли, и ее мнение и голос играли не последнюю роль, ввиду того, что, в отличие от тех же Азума-Бито, изначально союзниками с Парадизом она не была.       Утром, перед атакой на порт, они обсудили это с генералом, выстроив достаточно крепкую позицию, к которой никто не смог бы подкопаться. Конечно, узнав о ее заговорщицких соглашениях со многими представителями правительств, Магат не был особо рад, но признал, что в сложившейся обстановке они играли им на руку. Увы, после вызволения мисс Киеми им так и не удалось основательно переговорить втроем, но план, благо, был вполне ясен и прост: островитяне и воины останавливают Дрожь Земли, а они, в свою очередь, делают все возможное, чтобы выбить наиболее выгодную сделку для Парадиза.       В тот день, конечно же, все считали, что главное — прекратить творящийся геноцид, а остальное уже как-нибудь само сложится, но Кая уже тогда прекрасно сознавала, что самое сложное только впереди, впрочем, не озвучивая подобных мыслей, не желая ударить по духовному подъему ребят, самоотверженно борющихся за справедливость. В конце концов, она своими глазами видела жизнь, которую они поставили на кон, став сражаться за мир, который готов был убить их без раздумий, и потому решила стоять на своем до победного конца и наконец донести до людей то, что не смогла два года тому назад. Увы, это было ничтожно мало перед их жертвой, но иного предложить она не могла.       На самолет пускать ее не собирались: солдатом не являлась да и раны, хоть и почти зажившие, все еще давали о себе знать, но у Каи имелся железобетонный аргумент, выстоявший даже против ослиного упрямства Жана — умение управления воздушным транспортом, полученное во время частых посещений военных выставок и частей. Назвать ее опытным пилотом язык бы не повернулся, но Оньянкопону пригодилась бы любая помощь, так что он дал ей роль второго пилота, которую Тайбер и принялась исполнять, не обращая внимание на бухтение Кирштайна. Как признался позже пришедший в себя волонтер, относительно мягкую посадку обеспечить удалось лишь благодаря их кооперации.       Выбралась из обломков она в относительно нормальном состоянии, избежав травм и не потеряв сознание, как Оньянкопон. Кая до сих пор помнила то давление от взглядов тысяч людей, возлагавших на нее надежды на спасение, и вышла тогда вперед, вклинившись между элдийцами и военными. Ей пришлось приложить уйму усилий, чтобы перебороть внутренний страх и высказать им правду, о которой она боялась даже заикнуться всего пару месяцев назад. Слова, напоминавшие раскаяние и обвинение, сопряженное с самобичеванием и прощением, подействовали: у нее получилось предотвратить бессмысленное кровопролитие, а потом объединить разрозненные силы защитников крепости и элдийцев для укрытия детей, стариков и больных.       Увлекшись делами, она едва не пропустила момент окончания Гула. Решение встретить воинов и разведчиков появилось как-то само по себе: они не стали в тот день заводить серьезных разговоров, вместе с Армином, как главным от Парадиза, и генералом объявив о победе над Эреном Йегером. Со следующего дня же начался качественно новый этап развития событий — к ним стали прилетать представители государств, и на месте остановки Дрожи Земли меньше чем за неделю собралась настоящая мирная конференция.       Больше месяца напряженных переговоров и вот, настал момент истины — предварительное оглашение решения о том, что они собираются предпринять в сложившейся ситуации. В самом начале, казалось, все были против всех, но день за днем они упорно отстаивали свою правоту, аргументируя каждый шаг, предпринятый официальным правительством Парадиза, благодаря чему добились смещения вектора. Работа над совместным вердиктом, что должен быть озвучен сегодня, шла больше двух недель при участии многих видных политиков и юристов. Неудивительно, что ее вместе с двумя другими правителями избрали для его оглашения, но Кае вспоминалось совершенно противоположное по смыслу выступление Вилли. Страх не покидал душу, но она держалась, желая хоть так искупить грехи Тайберов.       Оказавшись наедине после долгого дня, она наконец дала волю слезам скорби и облегчения, плача по тем, кого потеряла за годы молчания о знаниях будущего. Поняли бы Элен, Вилли, отец, кузены, Жюли, Нина и остальные, чье доверие она подвела? Понял бы Зик?..       Пока остальные праздновали, радуясь, что беда миновала, а впереди забрезжил лучик надежды, она сидела в одиночестве, перечитывая письмо Густава, в котором он говорил, что с Мишей все хорошо: они перенесли Дрожь в спокойном месте, а теперь ждут ее возвращения. Казалось бы, вот оно — счастье, но от чего-то Кая не чувствовала ничего, кроме усталости. Слишком много потрясений, которые она игнорировала, скрывая все глубоко-глубоко, лишь бы не мешали здраво мыслить. Теперь-то они и вышли наружу, показав себя во всей красе, и Тайбер чувствовала, как все барьеры, что строила годами в душе, прогибаются, ломаясь под потоком подавленных эмоций. Так бы она, наверное, скатилась в истерику, но тут в дверь постучались, а она с неохотой, но все же открыла. Незваным ночным гостем оказался Армин, коего девушка никак не ожидала увидеть на пороге комнаты. Пустив его, она уселась у окна, указав мявшемуся в сторонке Арлерту занять место напротив. Минут пять он никак не мог собраться с духом и ходил вокруг да около, раздражая и так не очень дружелюбно настроенную Каю, но под серьезным взглядом наконец сдался, перейдя, собственно, к тому, из-за чего явился: — Вы уже знаете, что я был схвачен прародительницей и попал в пути, где имел возможность поговорить с мистером Зиком, — она кивнула, пытаясь не выказывать смешанных чувств при упоминании имени Йегера. — Вообще, я хотел рассказать вам об этом еще давно, но все никак не находил подходящего случая, понимаете? — немного поерзав, он невинно уставился на нее. — Не скажу, что понял до конца смысл слов мистера Зика, но он попросил передать вам, что ваша любовь была тем немногим ради чего стоило жить. Сказал, что видел все и понимает ваш выбор. Он пожалел о погоне за несбыточным слишком поздно: будь возможность, он бы провел жизнь с вами, — замолчав, Армин отвел глаза, давая время осмыслить сказанное.       Сдерживаться не осталось ни сил, ни особого желания. Да, с Арлертом она никогда не была близка, но сейчас это не имело никакого значения. Кая вновь расплакалась, раз за разом прокручивая в голове слова командора Разведки, значение которых лежало на самой поверхности: каким-то образом Зик узнал обо всем и понял ее. Все, что она скрывала, что гложило ее сердце еще в день их первой ссоры, что знала с самого начала, все равно отдаваясь их обреченной любви. Сколь отчаянно глупой женщиной она была? Зачем позволила себе полюбить, сознавая, что счастья им не видать? Неужели думала, что далекое будущее не наступит?..       Выпроводив растерянного Армина и буркнув на прощание слова благодарности, она вновь впала в пучину бескрайнего горя, буквально упиваясь им. Видят боги, она заслужила побыть хоть немного слабой женщиной. На самом деле, Тайбер нуждалась в подобном, чтобы выплеснуть все скопившееся, ведь дальше ее вновь ждала миссия дипломата на Парадизе, которая являла собой также своеобразную ссылку и почетный пост одновременно, в итоге же представляя собой просто очередную сложную муть, значившую, что она до конца своих дней будет вариться в политическом аду, грызясь со всем миром за улучшение положения острова и с самими островными тоже, так как к ее обязанностям также отнесли надзор. Единственное, что немного держало ее наплаву, так это скорая встреча с сыном, по которому Кая успела безумно соскучиться.       Через несколько дней они отплыли на Парадиз, где их, безусловно, тоже ждали проблемы, ведь отнюдь не все приняли сложившуюся ситуацию, все еще поддерживая йегеристскую идею геноцида и считая, что правительство проявило малодушие, не ответив миру сполна за горе элдийского народа. Были еще те, кто не хотел платить репарации за урон, нанесенный Дрожью Земли, и их уже плодилось явно побольше. В общем, следующие несколько лет обещали быть веселыми, но тут от нее, благо, много не требовали: внутренние дела Парадиза решала королева и правительство. А что до неоднозначного отношения к собственной персоне, то к нему Кая давно успела привыкнуть, попросту перестав замечать подобные недоразумения.       Михаэль и Густав ждали ее прибытия на крыльце дома. Кая увидела из окошка кареты, как сын нетерпеливо вытягивал голову, высматривая ее, и радостно подпрыгнул, подбежав к ней, стоило только спуститься. Целый день она провела с Мишей, слушая рассказы о приключениях и водя по непослушным вихрам, часто целуя его в румяные щеки, от чего тот все пыхтел, говоря, мол, что уже совсем повзрослел, на что Кая просила потерпеть, ведь она скучала по нему, и мальчик сдавался. Под самый вечер, когда они засыпали в обнимку, он тихонько спросил об отце и Кая поняла, что больше замалчивать нет смысла. Михаэль выслушал молча и заплакал, прижавшись к ее груди, приняв правду очень стойко, будто догадывался обо всем уже давно. Кая гладила его по волосам, напевая колыбельную, пока он наконец не заснул, после чего сама тоже провалилась в сон, впервые за месяц проспав ночь без кошмаров.       Несколько недель они провели в уединении, но потом пришедший в себя Миша захотел повидаться с Жаном, и Кая не стала отказывать сыну, так что они решили устроить сюрпризный визит к нему в Трост, заблаговременно уточнив, что он дома. Кирштайны, безусловно, удивились, когда они заявились к ним на порог, но приняли их с радушием. Становилось легко и приятно на душе, когда Кая наблюдала за играми Жана с Мишей. Миссис Кирштайн оказалась именно такой, какой она и представляла из рассказов Жана. Они вместе готовили, накрывали на стол, Кая научила ее некоторым техникам вышивания, а миссис Кирштайн раскрывала ей всякие премудрости кулинарии. В целом, они неплохо поладили, и Кая чувствовала долгожданный покой в уютном гнезде Кирштайнов. Дружеская обстановка шла ей на пользу, а учитывая, что они не поднимали тему отношений с Жаном, то все шло вообще лучше некуда, но, понятное дело, долго так продолжаться не могло, и в день, когда его мама выгнала их на прогулку, пообещав, что приглядит за Михаэлем, Кая поняла — настал день икс, которого она всячески избегала.       За приятной болтовней они прошагали больше часа, дойдя до сквера у реки, пересекающей город, а там уже слегка сбавили скорость, просто гуляя и наслаждаясь хорошей погодой. В дали проглядывала каменная гряда — все, что осталось от некогда возвышавшейся на добрые пятьдесят метров стены Роза. Впрочем, ходили слухи, что гряды собирались расчистить, но Кае казалось, что это плохая идея — она думала, что они должны остаться, как напоминание об ошибках прошлого и того, к чему они приводят, только мнения ее никто не спрашивал.       Зато теперь закат был виден всем жителям во всей красе, а уж тут он и вовсе играл бликами на воде, окрашивая ее в оттенки розового и янтарного, чем приковывал восхищенные взгляды. Так и они остановились у самой кромки воды, решив посмотреть на закат. Отвлекшись, она позабыла о догадках, что строила насчет данной прогулки, так что, когда Жан заговорил, сначала искренне недоумевала, но сумела взять себя в руки, поняв, к чему тот ведет. — Помнится, ты обещала ответить на мое признание, когда все образуется, — он слегка щурился из-за солнечных лучей, и волосы его, казалось, светились медью. — Не думаешь, что этот момент настал? — спросил он серьезно. — Да, думаю, — произнесла Кая с расстановкой, сократив расстояние между ними и внимательно заглянув ему в глаза. — Что я могу сказать?.. Могла ли я предположить в день, когда ты подошел ко мне, притворяясь журналистом, что все так сложится? Нет, — неуверенная улыбка озарила его лицо, и Кая хмыкнула. — Твое первое признание, конечно, обернулось тем еще фиаско, но второе… тронуло меня. Но что гораздо важнее, я видела это в каждом твоем действии, слове или же молчании. Жан, я не заслуживаю тебя, — приложив палец к губам, она заткнула готового возмутиться парня. — Не надо возражать — я лишь говорю, что думаю. Ты поддержал меня тогда, когда я нуждалась в этом, был рядом и сейчас тоже… но прошло всего ничего с произошедшего, — глубоко вдохнув, она выпалила, не давая себе продолжить увиливать: — Я люблю тебя. Да, люблю, но… еще не чувствую себя готовой к чему-либо, понимаешь?       От прямого взгляда Жан густо покраснел и заторможено кивнул, пытаясь провести через барахлящий механизм мозгов высказанную ей мысль. — А? Д-да, конечно, понимаю! — пробормотал юноша, слегка глуповато заулыбавшись. — Я вполне могу подождать, сколько понадобится — хоть год, два или три… — обняв, он притянул ее ближе, шепнув прямо в губы: — …главное, не передумай, хорошо? — Не передумаю, — улыбнувшись, Кая прикрыла глаза, позволив затянуть себя в мягкий поцелуй.       Солнце давно село за горизонт, когда они возвращались по тихим улочкам Троста домой, где их ждали родные. Кая не любила загадывать наперед, но теплое чувство в груди, зарождавшееся рядом с Жаном, подсказывало, что этот денек стал предвестником долгожданного спокойствия, к которому она стремилась все эти годы.