Между Небом и Землей

***

      Жизнь в столичном округе мало чем отличалась от той, к которой Кая была привычна еще с малых лет, и потому казалась скучной и уступающей тем нескольким месяцам до того, как вступила на почетную должность, когда они с Мишей были представлены сами себе в тихом и уютном коттедже на юге Марии. Часто засиживаясь допоздна с бокалом вина у камина, они обещали друг другу, что обязательно переберутся в сельскую местность, мечтая о том, каким бы мог быть их домик, но оба понимали, что фантазиям этим не сбыться, по крайней мере, в ближайшие лет тридцать, а то и все сорок: уж слишком ответственные должности занимают, так что отпускать их из столицы никто не собирался.       Спустя года спокойствия, казалось, будто все так всегда и было, а воспоминания о самых ужасных мгновениях вовсе подёрнулись завесой дымки, так, словно подсознание пыталось уберечься от боли. Действительно, говорить о прошлом до наступления мира они не любили даже сейчас, но вот о двух годах до их свадьбы вспоминали довольно часто, не сговариваясь делая вид, что до этого даже не были знакомы. То было сложное и напряженное, но, на удивление, мирное время. Конечно же, первый год прошел очень сложно и выматывал Каю так, что она буквально валилась с ног от усталости, но посаженные непосильным трудом семена вскоре расцвели и начали давать первые плоды: следующий за ним год уже прошел поспокойней. Работы было столько, что Тайбер едва выходила из большого совещательного зала, говоря и споря так много, что однажды даже сорвала голос.       Понятно, что времени на сына и, тем более, на отношения с Жаном у нее оставалось, мягко выражаясь, в обрез, а если учесть, что любую свободную минутку Кая, как раз-таки, уделяла Мише, то участи Кирштайна трудно было позавидовать. В один момент девушка уверила себя, что его чувства угаснут и он отступится, найдет более подходящую партию, вот только первый заместитель командора Разведкорпуса оказался куда как более настойчивым и терпеливым, чем она предполагала. Как можно было устоять перед ним, она совершенно не понимала и даже ругала себя за то, что столько времени почем зря держала на расстоянии, но скидывала все на излишнее недоверие к людям и циничность.       Кая не верила, что Жан вообще мог желать иметь с кем-то, вроде нее, нечто столь серьезное. Зачем она ему? — размышляла тогда, — Кто же захочет вдову с грязным прошлым и с ребенком? Будто мало этого, так еще и Тайбершу, в конце-то концов, любовницу Зика Йегера — убийцы стольких островитян?       Но пока Кая мыслила стереотипами и ярлыками, намертво вбитыми в голову, Жан попросту сметал один за другим каждый из них, буквально пробиваясь через ее ментальную защиту, чтобы, черт бы его побрал, попросту дать ей свою любовь, от которой она бежала, словно от огня. И в один миг ему удалось поймать ее: именно ту ночь Кая в своих мыслях предпочитала считать за точку отсчета в их истории, перечеркнув все болезненное и искаженное, что произошло до.       Конечно, после тоже появлялись трудности и препятствия, они ссорились, могли не разговаривать неделями, мирились, чтобы лишь сильнее рассориться из-за очередного глупого спора, но даже в таких моментах было нечто неуловимо светлое, а что важнее, они не теряли уважения и любви друг к другу, не переступая невидимую черту, всегда умудряясь оставаться верными друг другу и клятвам, произнесенным в Тростовской часовенке через квартал от дома Кирштайнов, куда мать водила Жана каждую неделю все его детство. Кая сильно тревожилась, что совершит те же ошибки и все обернется так, как и с ее первым браком, но второй брак был совсем другим, ведь и она сама сильно изменилась с тех пор, перестав быть перепуганной семнадцатилетней девчонкой с грузом, слишком тяжелым для нее одной. С Вилли она не могла ничем поделиться, но теперь все было совсем иначе и Кая, со временем, научилась доверию, наконец осознав самые простые истины, которые до сих пор были максимально ей далеки.       Члены семьи, пережившие Гул, конечно же, не пришли в восторг, узнав, что она собирается связать себя узами брака с простым военным без рода и значимого сана, а еще больше их взбесило, что они собирались воспитывать Мишу совместно. Мадам Анна всячески пыталась забрать Мишу к себе на материк и проклинала ее за предательство памяти Вилли, особо плюясь на то, что Жан — островитянин, но Кае удалось кое-как, уладить это дело с бабушкой. Да, пришлось пойти на некоторые уступки, основным из которых стало то, что она до сих пор так и осталась миссис Тайбер, ибо принять фамилию мужа ей категорически запретили, а в остальном же все это было совсем мелочами, ведь им позволили быть вместе.       Бракосочетание их прошло крайне скромно и просто, не в пример ее первой свадьбе, хотя ограниченными в средствах они точно не являлись, сами предпочтя тихую церемонию только с самыми близкими людьми и небольшое празднование на ферме после. В честь этого им даже дали двухнедельный отпуск, а миссис Кирштайн забрала Мишу к себе, так что те четырнадцать дней они провели вполне закономерно, не вылезая за пределы спальни, что, впрочем, не было неожиданностью, ведь до свадьбы у них что-то около интимное происходило, собственно, в ночь перед остановкой Гула, когда их прервал Армин. Что же, отрицать то, что Кирштайн заставил ее пожалеть за почти два года ожидания, значило бы безбожно соврать. За время воздержания она явно подрастеряла хватку, так что напор Жана был несколько перебором для нее, но Кая подстраивалась, а он все же пытался немного сдерживаться и прислушиваться к ней. И да, он все еще был трогательно-краснеющим, как и в первый раз, когда она предлагала нечто смущающее, но теперь и сам не стеснялся попросить ее о чем-то и, со временем, раскрылся с новой стороны, понемногу взяв инициативу и ведущую роль на себя, с чем Тайбер была лишь рада согласиться, ибо ей необходимо было расслабление хотя бы в сексе, так как все силы она тратила на работе.       Не прошло и месяца, как она забеременела: Жан и Миша радовались новостям, хоть она и немного волновалась о реакции сына, но все и впрямь прошло гладко. Только вот, не о том беспокоилась, ибо тогда-то и произошла их с Жаном первая по-настоящему серьезная перепалка: он хотел, чтобы она сразу же сложила на время беременности полномочия, а девушка считала, что может, по крайней мере, работать до шестого месяца. Ох, сколько часов и дней они потратили, прежде чем она сдалась перед его непереходимым упрямством. Кирштайн, безусловно, был до жути доволен, что сумел ее уговорить, а Кая первое время старательно выражала свое недовольство бесцельным сидением дома, не показывая, что ей, вообще-то, оказалось вполне по душе отдохнуть от постоянной нервотрёпки и посвятить время сыну, с которым до того едва проводила два полных дня за всю неделю.       Беременность протекала легко, а вот роды были ужасны, так что в один момент она даже подумала, что со здешним уровнем медицины точно откинется, но всего лишь потеряла сознание на десятый час в то время, как Жан уже чуть было волосы на себе не рвал. Очнувшись и увидев усталого мужа с их малышом на руках, она поняла причину того, почему все было настолько плохо: младенец выглядел так, словно ему уже минул месяц, а то и два, веся больше пяти килограмм. Восстанавливалась она после долго, но, благо, Адам, как они назвали первенца, не был особо требовательным и капризным ребенком, так что они с миссис Кирштайн вполне справлялись.       После таких родов Кая зареклась больше не рожать, решив, что с нее хватит и двоих сыновей, вот только Жан придерживался диаметрально противоположного мнения. Тайбер продержалась до двухлетия Адама, слушая долгое и упорное нытье мужа о том, как он постоянно мечтал о большой семье, жалея, что у него нет ни братьев, ни сестер, просто согласившись, лишь бы не слышать этих грустных историй опять. Жан, конечно, был на седьмом небе от счастья, когда родился еще один мальчик, которого он назвал Марко, а еще через год на свет появилась их дочь — Элен, и вот на этом его желание производить на свет детей немного приутихло, так что она наконец смогла выдохнуть с облегчением.       Сегодня восьмая годовщина их женитьбы и они сумели вырваться в город, оставив детишек на попечении уже достаточно взрослого Миши, который сам вызвался посидеть с ними, сказав хоть раз не беспокоить бабушку. Кая все равно волновалась, особенно, за Эли в то время, как Жан олицетворял собой покой и умиротворение, тщательно выбирая, что бы эдакого заказать. Она недавно перешла порог в тридцать лет, а до его юбилея еще было полгода, но Кае казалось, что счастливчик-Кирштайн, которому не пришлось рожать троих детей в срок в пять лет сохранился куда лучше нее самой, с чем он сам категорично не соглашался, говоря, что она ничуть не подурнела, и эта тема, пожалуй, была единственной, где Кае совсем не хотелось ему перечить.       Подняв бокал с вином, он коснулся ее ладони и мягко сжал в своей, посмотрев в глаза с обезоруживающей улыбкой на губах, от которой ее сердце все еще начинало быстрее стучать в груди. — Знаешь, где-то я читала, что повернутая восьмерка в одной из систем обозначает бесконечность, — проговорила она тихо, посмотрев на него из-под ресниц. — И у нас восьмая годовщина… — Как-то странно слышать нечто столь романтичное от тебя, дорогая, — произнес Жан со смешком, на что Кая слегка нахмурилась, впрочем, без злобы. — Скажи кто-то мне двадцатиоднолетнему, что меньше, чем десять лет спустя мы будем отмечать годовщину свадьбы, это, безусловно, подстегнуло бы меня к действию, ведь тогда я почти отчаялся, а уж еще раньше… — сделав многозначительную паузу, он пожал плечами, чуть усмехнувшись. — Пожалуй, покрутил бы пальцем у виска. — Я тоже, — кивнула Кая. — И все же, мы вместе. — Вместе, — тепло улыбнувшись, Жан коснулся тыльной стороны ее ладони губами. — Давай же выпьем за это!       Вино было приятно полусладким на вкус, как она и предпочитала, так что бокал Тайбер осушила за несколько глотков. Стоило ей только поставить его на место, Жан тут же встал и потянул ее танцевать, прижав ее к себе так, будто они не почти-тридцатилетние женатые люди с оравой детей, а молоденькая парочка. — Люди смотрят, — прошипела она тихонько, пытаясь незаметно поднять его руки повыше. — Тут есть твои и мои коллеги. — Пусть, — просто ответил муж, опалив ее шею дыханием. — Ты моя жена — все более чем законно. Кто и что может мне сказать? — Эх, — сдаваясь, она расположила голову на его плече, расслабляясь. — Ладно уж. — Кстати, — шепнул он взволнованно. — Не думаешь, что пора завести еще ребенка? - Мы разве не покончили с этой темой? — она закатила глаза, за секунду вновь посерьезнев. — Да, ну, Эли ведь уже почти три, — произнес Кирштайн. — Милая, разве ты не хочешь? — Я, скорее, в преисподнюю спущусь, — мрачно ответила Кая, правда, только рассмешив его. — За это-то я и люблю тебя, — сказал он, склонившись к ней совсем близко. — И я тебя… — выдохнув, она сама поцеловала Жана, прикрыв глаза. — Но рожать больше не собираюсь. — Но ведь… — Все, Жан, тема закрыта. — Эй!       Бранились весь вечер, еще три дня после засыпая раздельно.