***
Сознание погрузилось в состояние сна, когда часы показывали три утра. Вымотанная, вспотевшая, с болью в ногах и бедрах, но удовлетворенная, а, что куда важнее, засыпавшая в объятиях, о которых не смела даже мечтать все эти годы, пряча мысли о нем как можно дальше, лишь бы не вспоминать те дни, что действительно была счастлива. Едва завидев его там, сквозь толпу одинаковых серых человечков, она ощутила целую гамму чувств, противоречиями рвущую душу, но проигнорировать не сумела, не устояв перед отравленной щедростью судьбы, подкинувшей шанс увидеть Йегера совсем не там, где бы ей того хотелось. Ничего путного из такой безрассудной затеи не могло выйти в принципе, но Кая, не взирая ни на что, шла на поводу искушения, отвечая на его жаждущий взгляд с вызовом, готовая позабыть обо всех ограничениях и попросту впиться голодным поцелуем в губы, искривляющиеся в разбойничьей усмешке, которую она так любила, но полностью поддаться глупым порывам души не позволяли остатки ума, так что Тайбер играла на полставки, не снимая привычной маски высокомерной учтивости и остроумия, через которую, правда, Зик все равно видел насквозь, лишь поддаваясь и принимая ее правила до тех пор, пока те были ему выгодны. Да, она выросла, став умнее, но все равно проявляла слабость, расслабляясь рядом с ним, хоть и рассудок твердил, что командир воинов Йегер — последний человек, достойный доверия, вот только Кая, смотря на него, видела того самого улыбчивого офицера, удержавшего ее от позорного падения, а отнюдь не двойного шпиона-предателя. Эти чувства — словно обоюдоострый меч, — Кая сознавала опасность, подстерегавшую ее при вступлении на скользкую дорожку и потому пыталась как-то вывести его из колеи, понять, скрывается ли за пеленой из шуток и загадок тот юноша, но полученный ответ был обрывочным и половинчатым: он все отшучивался, говорил полунамеками, заставляя ее сердце разрываться в груди, и так же легко соединял осколки вместе, вдыхая в нее новую жизнь, и девушка тянулась к нему, совсем как светлячок к огню, желая сгореть в его пламени. Стоило остаться наедине, пожар поглотил их с головой, и они тонули друг в друге, забывая дышать. Все слова остались позади: на приеме, повиснув в толпе людей, в крытой галерее, поддернутые льдом, в тепле ресторана, повязнув в сигаретном дыме. Им хватало языка тела, вздохов и стонов, ведь в словах их всегда сквозило лицемерие, и лишь ничего не говоря, они могли быть честны. Выплескивая скопившееся за годы, они пытались насытиться друг другом, но, казалось, то было невозможным за столь короткий срок. Каю никто не назвал бы неопытной в сексе: к партнерам она относилась избирательно и всегда пробовала новое, изучая разные стороны сексуальности, но ничего, из испытанного с другими, не шло ни в какое сравнение с тем удовольствием от одного осознания того, что она сейчас с любимым, что именно он берет ее, его руки сминают грудь, а губы проходятся вдоль позвонков, вызывая целый рой мурашек, когда он застывает, содрогаясь глубоко в ней. С короткими передышками, перекурами, молчаливым знанием, что и как делать, без вопросов и толики сомнения — это больше походило на встречу давних любовников, знавших один другого много лет и регулярно видевшихся, чем на внезапный акт сумасшествия двух лжецов. Именно поэтому она, должно быть, уснула сном младенца, став просыпаться от немного щекочущих прикосновений горячих рук, оглаживающих бедра. Стоном давая понять, что больше не спит, девушка потерлась о стояк Йегера, но тот не торопился, дразня ее пальцами. Кая чувствовала горячее дыхание у самого уха, постепенно учащающееся от того, как движения становились все быстрее, хваталась за его руку, прижимавшую ее к мужскому телу сзади, и не сдерживалась, живя моментом истинной эйфории. Увы, этот момент закончился, возвращая ее в холодное утро, где она была лишь порочной женщиной, пользующейся своим положением, а он — клейменным солдатом, плюющим на устои, вот только даже эта реальность являлась скоротечной. Йегер быстро одевался, пока она, не удосужившись даже прикрыться простыней, все еще со следами их любви на разгоряченном теле, наблюдала за ним, откинувшись на подушки. Закончив, мужчина обернулся и обвел ее долгим взглядом, после чего подошел и присел на край кровати, затянув в прощальный поцелуй, от продолжительности которого загорелись легкие, требуя живительного глотка кислорода. — Мне пора… — шепнул он, водя пальцами в черных локонах, падающих ей на грудь. — Я понимаю, — выдохнула она, прикрыв глаза и явно давая понять, что словесных прощаний не потерпит. Кая не шелохнулась, когда он встал с ложа, распрямив плечи, не стала даже провожать его, так и оставшись лежать в остывающей постели, вдыхая воздух, пропитанный запахом сигарет и кофе. На нее будто бы нахлынула полнейшая апатия: она просто пялилась в потолок, думая обо всем и ни о чем одновременно; холод сковывал тело и душу, и, честно говоря, послевкусие совершенного было настолько горьким, что хотелось забыть о случившемся и делать вид, словно вовсе не виделась с Йегером. Кое-как поднявшись на ватных ногах, Тайбер направилась в ванную, включила воду и встала под обжигающе-горячие струи, наконец возвращая ясность сознания. Зачем только разбередила старые раны? Знала же, что от этого станет только хуже… но, кажется, она и хотела причинить себе боль: как можно сильнее, чтобы хоть так заполнить зияющую пустоту, становящуюся только шире с каждым днем, приближающим события в Либерио и все, что должно произойти после. В конце концов, она не спасет и его тоже… Выключив воду, она осела на влажные плитки, уткнувшись носом в прижатые к груди колени. Хотелось заплакать, но слез не было, и она просидела в таком положении до тех пор, пока пар полностью не рассеялся. Вытершись и высушив волосы, Кая надела плотный халат, выйдя к Густаву. Приказав достать билеты на самый ближайший по времени поезд, начала одеваться и собирать вещи. На деле, планировалось, что пробудет она тут еще несколько дней для встречи с друзьями Вилли, но остаться еще хоть на одну ночь в этом городе после всего Кая не смогла бы. Помощник сумел достать места на поезд, отправляющийся в шесть вечера, так что, устроив небольшой перекус, они сразу поехали на вокзал. Купе оказалось куда проще, чем те, к которым она привыкла, но пришлось ей по душе. Большую часть пути она проспала, очнувшись поздней ночью, когда до их станции оставалось не больше полутора часов, за которые она успела позавтракать в полупустом вагоне-ресторане. На этот раз за ней не послали и машины, ввиду того, что ее не ждали до пятого числа. Густав хотел позвонить в поместье, но Кая решила взять такси в деревне, что было не принято у Тайберов. В родных краях снег еще не выпал, зато ветер бушевал вовсю, заставляя дрожать и кутаться в пальто еще плотнее. В доме ее встретили только слуги: до обычного времени пробуждения семьи было далеко, что, впрочем, полностью устраивало Каю. Отдав распоряжение не беспокоить ее до обеда, она направилась к себе, желая просто покоротать время за каким-нибудь занятием, но в покоях девушка столкнулась с мужем, которого совершенно не ожидала застать бодрствующим в такую рань. — Что-то случилось, раз ты вернулась раньше или просто соскучилась? — спросил Вилли после обмена приветствиями, не выпуская ее из кольца рук. — Помнится, ты любила этот город. — Он мне надоел, — пробормотала девушка, расположив голову на плече брата. — А я рад такому сюрпризу, — улыбнулся мужчина, склонившись к ее уху. — Успел соскучиться по тебе, — шепнул он вкрадчиво, тут же поймав на себе удивленный взгляд жены. — Ты-то? — фыркнула Кая. — Неужели развлечений и дел стало не хватать? — Наоборот, — его руки опустились ниже поясницы. — Может, воспользуемся этим часом тишины с пользой?.. — Я устала с дороги, да и тебе вроде пора завтракать… — начала, было, Тайбер, но Вилли прервал ее. — Ты ведь знаешь: я в последнее время хомячу по ночам, — хмыкнув, он потянул Каю к кровати, куда они вместе уселись. — То-то, я вижу, какой ты стал весь здоровый, — усмехнувшись, она ущипнула его за щеку, неохотно позволяя начать стягивать с себя одежду. Прошлым утром в тех же местах ее касались совсем другие губы, целуя иначе, но неуловимо схоже. Кая пыталась отогнать эти мысли, не желая, чтобы Вилли, всегда отличавшийся особой проницательностью, прочел ее эмоции, но полностью расслабиться и забыть о вчерашнем не получилось. В движениях, взгляде и голосе Вилли читалась нежность, которой не было у Зика, и она чувствовала себя последней тварью за то, что стонала под ним точно также, как под Йегером, но что она, собственно, могла поделать? Отказать ему было бы еще хуже, в конце концов. Закончив, муж обнял ее, прижимая к мерно поднимающейся груди, и Кая прикрыла глаза, слушая его сердцебиение. — Я думаю, мы могли бы завести еще одного, — выдал Вилли после долгой паузы, получив ошарашенный взгляд от Каи. — Не сейчас, не смотри на меня так! — рассмеялся он, добродушно потрепав ее по волосам. — Скажем, через годик. Как раз и Миша достаточно подрастет, чтобы не ревновать тебя к младшему брату или сестре, — произнес он задумчиво. — Не думаешь? — Д-да, — кивнув, она судорожно выдохнула, спрятав лицо, и обняла Вилли крепче, не желая, чтобы он увидел гримасу боли, искривившую ее черты. — Так и поступим… — шепнула Кая глухо. Только, до фестиваля в Либерио оставалось меньше года.***
В последнее время Кая часто задавалась вопросом, когда именно все пошло по накатанной. Что же послужило спусковым крючком, приведшим к кардинальной смене атмосферы, царившей в семье? Развертывая перед внутренним взором ход событий за прошедшие десять месяцев, она понимала, что до третьих именин Миши все шло относительно нормально: отпраздновали в семейном кругу — скромно и без излишеств. То был последний по-настоящему счастливый день — теперь Кая это отчетливо видела, но тогда еще казалось, что все будет спокойно и тихо до самого Либерио. Первым звоночком послужили внезапно участившиеся семейные советы, на которые ее не допускали. Понять, что именно на них обсуждалось, для Тайбер не было проблемой, но подтверждение, полученное через несколько месяцев, все равно больно ударило по ней, ведь она до самого конца не хотела верить в то, что самоубийственное выступление Вилли было тщательно продуманным политическим актом, что собственная семья собиралась продать его жизнь, будто он жертвенная овца, и ради чего? Конечно, ответа на данный вопрос никто ей давать не собирался… Видеть то, как Вилли менялся на протяжении месяцев, было невыносимо: он засиживался допоздна, стал угрюмым и нервным, пристрастился к сигаретам, прокуривая едва ли не по две пачки в день, и весь исхудал, приняв тот самый болезненный вид, который она так боялась увидеть все это время. Кая пыталась хоть как-то приободрить его, но муж, кажется, специально отдалялся от нее, не говорил о том, что должно было произойти, как она думала, не желая втягивать в подковерные интриги. Хотелось наорать на него за эту всегда чрезмерную заботу и жертвенность, хотя бы взять часть бремени на себя, но, зная Вилли, он никогда бы не стал вываливать переживания ей, вместо того скрывая боль за фальшивой улыбкой, от вида которой у нее слезы на глаза наворачивались, но она давила ответную, делая вид, будто ничего не понимает. Пропасть между ними никогда не была столь велика, и Кая чувствовала, как та лишь росла, отдаляя их тогда, когда они нуждались друг в друге больше, чем когда-либо. Что бы она ни пыталась сделать, все разбивалось об него, словно о стенку, и брат легко уводил нить разговора в другую сторону, мастерски избегая острых углов, когда Кая намекала, что подозревает о какой-то миссии, возложенной на него семьей. Закрытость Вилли ранила: неужели она не заслужила доверия за эти годы? Почему он воспринимал ее только как ту, кто нуждается в защите и поддержке? Неужели не видел, что хочет отплатить за его доброту? В очередной раз тема поднялась в начале весны, когда они вернулись с семейного ужина. Кузен закурил под ее неодобрительным взглядом, приняв один из наполненных бокалов, и приготовился слушать ее очередное изречение с обреченным видом. На этот раз разговор пошел вроде бы конструктивный: он даже отвечал, что уже являлось большим успехом, так что Кая решилась пойти дальше и поднять непосредственно тему Либерио, которую до сих пор они напрямую не касались. — Не понимаю, зачем ехать туда и выступать самолично? — начала девушка, стараясь звучать непринужденно. — Не подставит ли это нас под удар? Сделав долгую затяжку, Вилли громко выдохнул, устало глянув на нее. — Победа в войне далась нам с трудом, так что празднование обязано быть грандиозным, — сказал он, вновь вдыхая дым. — Значимость события должен прочувствовать весь мир. — Можно было ограничиться и выступлением по радио, — пожав плечами, проговорила Кая. — Еще и место странное — гетто Либерио. Не думаешь, что тамошние элдийцы могут попытаться устроить покушение на тебя? — У меня лучшая охрана, — лениво парировал Вилли. — И да, уверяю тебя: население гетто отлично вышколено. — Не знаю… я все равно волнуюсь за тебя, — пробормотала девушка, покачав головой. — Что-то у меня плохое предчувствие. Прошу, Вилли, ведь это не столь важно, выступишь ты лично перед толпой или нет. Подумай над этим. — Нет, — внезапно резко отрезал Тайбер, потушив сигарету. — Все уже решено — нечего обсуждать. — Они решили за тебя, так ведь? — брат дернулся, услышав ее вопрос. — Это мой личный выбор, — отчеканил он. — И вообще, с каких пор я так тебя волную? — Кая недоуменно нахмурилась. — Ты мой муж и дорог мне — наверное, с тех самых, — с расстановкой произнесла девушка, на что тот только хмыкнул. — Не стоит, — кинул он мрачно. — Оставь волнения на своего дорогого Йегера: как раз и он там будет, — выдал Вилли, усмехнувшись при виде того, как она резко застыла. — Да… — протянул он, плавно поднявшись с кресла и, подойдя к ней, наклонился, зашептав прямо в ухо: — Один мой друг рассказал, как вы вместе уединились на званом ужине у посла, а уж прибавив к этому то, что вы «гуляли», когда ты училась в школе, то ответ вырисовывается сам собой, — заглянув прямо ей в глаза, сказал он. — И что же это за ответ? — спросила Кая, поднявшись так, чтобы их лица оказались на одном уровне. — Я знаю, что ты с ним трахаешься, — спокойно выговорил Вилли. — Сколько уже?.. лет шесть, если не ошибаюсь? — Пять, — поправила она, скрестив руки на груди. — Сути не меняет! — подняв голос на секунду, он вновь растянул губы в неприятной улыбочке. — Так что не надо делать вид, будто тебе есть дело до меня. Можешь спокойно отсасывать ему, пока я буду занят. Как и всегда, впрочем… — получив пощечину, муж замолк, недобро глядя на нее. — Ты и сам знаешь, что это не так, — прошипела Кая. — Я встречалась с ним на том вечере — да, и мы просто вышли поболтать. И да, если тебе так интересно, мы состояли в отношениях, когда я жила в столице, но ничего такого, в чем ты меня обвиняешь, между нами не происходило. — Не держи меня за дурака, Кая, — со смешком прошептал Тайбер. — Чем вообще могут заниматься пятнадцатилетняя гимназистка и двадцатитрехлетний солдат? О нет, дорогая, не надо! Я знаю, что ты хочешь сказать… — пригвоздив к полу взглядом, он угрожающе навис над ней. — Давай будем реалистами: есть множество вариантов, после которых ты вполне могла остаться девственницей, — успев поймать руку, замахнувшуюся для очередной пощечины, он удержал рыпавшуюся Каю, грубо притянув к себе. — Пусти меня! — она попыталась отвернуться, но Вилли впился пальцами ей в подбородок, заставляя смотреть на себя. — Нет уж, ответь для начала на вопрос: ты хоть любила меня? Самую малость, когда-нибудь?.. — А ты меня? — спросила девушка тихо, но муж молчал, продолжая сверлить ее тяжелым взглядом. — Вот видишь… — Ладно, — кивнув, он вновь поднял ее голову, смотря с ненавистью, которой Кае никогда не доводилось видеть на лице брата. — Но любишь ли ты Йегера? Что-то мне так не кажется, иначе бы ты не таскала каждого встречного смазливого мальчишку к себе в постель. — Уж кто бы обвинял меня в распущенности… — сплюнула девушка зло, на что Вилли только усмехнулся, впившись поцелуем ей в губы, но встретив ярое сопротивление. — Не трогай меня, — она прокусила ему губу, толкнув в грудь, вот только это, кажется, лишь завело его. — Придется проучить тебя, — слизав кровь, он поднял брыкавшуюся Каю и закинул на плечо, понеся к кровати. Вилли сел, уложив ее себе на колени, задрал юбку, заломал руки и, не давая как-то двинуть ногами, с силой ударил по коже бедер так, что она вскрикнула, правда, скорее от неожиданности. Выдержав небольшую паузу, он погладил порозовевшую кожу на месте удара, после принявшись бить без перерывов, заставляя ее не то кричать от боли, не то стонать, прося о большем. Порка продолжалась дольше, чем обычно, но он все же прекратил: Кая чувствовала его стояк и слышала прерывистое дыхание, когда он порвал ее нижнее белье, смочил пальцы и надавил на клитор, вырвав громкий стон с уст, но пошел выше, надавив на сфинктер. — Ну, нравилось мистеру Йегеру ебать тебя так? — спросил он, двигая двумя пальцами в ней. — Это предпочитал другой… — лениво отозвалась Кая. — Ты, как всегда, полна сюрпризов… Вжав лицом в подушку, он согнул ее в спине, понуждая сильнее выпятить задницу, и с рыком вошел, приняв быстрый и грубый темп. Вилли шептал что-то, целуя ее шею, плечи и лопатки, тянул за волосы, глубже насаживая на член, давил на горло, заставляя задыхаться, и кончил, придавив ее к кровати. Отдышавшись, он скатился в сторону, и Кая потянулась к нему за поцелуем, желая продолжения, но муж отпрянул и поднялся с постели. — Куда ты? — У меня назначена встреча на семь, — разъяснил он, поправляя одежду. — Оставишь меня вот так? — укоризненно покачала головой Кая. — Полагаю, ты вполне можешь удовлетворить себя самостоятельно, — пожав плечами, он театрально поклонился ей на прощание и ушел, оставив ее в полутьме их комнат. Поднявшись, она стянула одежду и встала перед зеркалом, оглядывая собственное отражение, кажущееся сейчас совсем жалким. Выдохнув, Кая направилась в ванную. Вот и сорвались последние покровы: теперь между ними нет секретов, а следовательно, не осталось никакого смысла пытаться что-то скрыть — все равно брат и так вызнает, рано или поздно. Жаль, что он не внял ей, попросту использовав ее тайну, чтобы перевести стрелки, но Кая сомневалась, что дело было только в этом. Вилли действительно разозлился и вылил на нее все, что скопилось за прошедшие годы, сорвался на ней, и, казалось бы, она должна обидеться или быть оскорблена, но Кая радовалась и такому проявлению истинных эмоций с его стороны, ведь раньше они никогда даже не повышали голос друг на друга, а этот срыв был доказательством того, что ему не плевать. Возможно, они не полюбили друг друга, но им не нужна была любовь, ведь в их отношениях было кое-что куда более важное — взаимопонимание. Именно поэтому когда он вернулся под утро, тихо прилег рядом, боясь побеспокоить ее сон, Кая сама повернулась к нему и обняла за плечи, притягивая к себе. — Я… переборщил сегодня, — глухо шепнул он. — Прости, я не должен был… — Все в порядке, Вилли, — перебила она, водя пальцами в его отросших волосах. — Давай спать. Надо хорошенько выспаться — если не забыл, мы обещали завтра покатать Мишу на пони. — Конечно нет. Как я мог забыть? — улыбнувшись, он прикрыл глаза, вскоре заснув, а Кая еще долго лежала, просто наслаждаясь теплом, исходившим от него, желая, чтобы утро не наступало.