***
Утром Жан проснулся вполне бодрым и в хорошем расположении духа — сказывалась хорошая кровать и, как подшучивали солдаты гарнизона в свое время, после ночи с женщиной спишь как младенец, в чем он вчера и смог убедиться. Каи рядом не было, но до слуха доносились приглушенные голоса из гостиной, так что Кирштайн, вспомнив о настоящем задании, решил-таки подслушать, но, вполне ожидаемо, ничего интересного Тайбер не стала бы обсуждать, когда в соседней комнате дрыхнет какой-то хер с горы, так что он с чистой совестью забил на все, просто отправившись в душ. Одежда, которую они вчера раскидали по спальне, лежала аккуратной стопкой на комоде, и впервые за долгие месяцы ему не пришлось тратить время на глажку. Когда Жан вошел к Кае, та уже трапезничала и, несмотря на слова о том, что ему уже пора, убедила остаться его на завтрак, а он рассудил, что раз не вернулся на ночь, можно и еще посидеть. Как и вчера, по поведению Тайбер нельзя было уловить, что между ними вообще произошло нечто из ряда вон, и юноша подражал ей в этом, ведя себя сдержанно и вежливо и даже задавая вопросы по интервью, правда, ожидая все же того, что девушка поднимет тему случившегося между ними: за короткое, но весьма близкое знакомство с ней, он успел заметить, что Кая предпочитала переходить к личным вопросам после светских бесед, используя их в качестве разминки. Как Кирштайн и ожидал, вскоре она зажгла сигарету и подняла на него ожидающий взгляд. — Я вижу, что ты все это время хочешь что-то сказать, — произнесла она, затянувшись. — Да, — выдержав паузу, он немного пораздумал, прежде чем задать интересующий его вопрос. — Вам ведь понравилось? — Кая кивнула, и юноша облегченно выдохнул, будто камень упал с плеч. — Я все же прошу прощения… ну, за тот инцидент… — он осекся, пытаясь подобрать слова, и слегка покраснел, когда девушка указала на свое лицо. — Да, за этот. — Ну…. — она втянула немного дыма и выдохнула его тонкой струйкой. — Хорошо, я прощаю тебя за то, что ты кончил мне на лицо, — рассудив это, Тайбер наклонила корпус, впившись в него хищным взглядом. — Но что насчет тебя? Простишь меня за то же самое? — О… о чем вы? — пробормотал Жан, ощущая, как становится жарче под столь пристальным взглядом Каи. — Я ведь хотел этого. — Вот именно, — улыбнулась девушка. — А с чего ты взял, что я не хотела? Или в твоем воображении мне такое нравиться не может? — Нет, что вы! — проговорил Кирштайн. — Просто, немного неожиданно… — Рада, что мы разъяснили, — тонко усмехнувшись, она отпила из бокала, и Жан вздрогнул, почувствовав прикосновение женской ступни на уровне паха. — Не будете против сделать небольшое одолжение даме перед уходом?.. За выполнением «одолжения» они сломали пару тарелок, разворошив все, что было на столе, так что когда Жан вышел из отеля, время давно перевалило за полдень. Не имея ни малейшего представления, что сказать друзьям, он шел по оживленным улицам, пытаясь придумать хоть какое-нибудь правдоподобное оправдание, но в конце концов забил на это, решив следовать примеру Каи, которая, казалось, вовсе не обращала внимание на мнение других о себе. Конечно, будь он из такого общества, тоже, наверное, воспринимал бы все проще, но все же перенять небольшую привычку считал не лишним. И да, действительно сработало — все решили, что он попросту кутил весь вечер в каком-то кабаке, а Жану не пришлось и рта раскрыть, чтобы как-то соврать. Месяц, насыщенный событиями, пролетел перед глазами словно за одну минуту, что напоминало слова о том, что радостные дни мимолетны и всегда утекают сквозь пальцы, оставляя лишь ноющее чувство в груди на прощанье. В роль молодого журналиста-любовника женщины из высшего общества Жан вжился настолько, что ложь слетала с языка безо всяких раздумий и иногда он замечал за собой некоторые замашки, которых раньше не было. Разведчики за столько времени, конечно, начали догадываться, что его с леди Тайбер связывают не столько деловые, а, в основном, любовные отношения, но Кирштайн исправно отчитывался обо всем важном, что удавалось выведать, так что, как он полагал, Ханджи решила закрыть глаза на данный факт и не лезла с расспросами и даже капитан Леви только многозначительно хмыкал, когда он возвращался под утро, когда Аккерман как раз просыпался. В тот день, возвращаясь с конференции, они отказались от машины, решив немного прогуляться и, как назло, попали под дождь, промокнув до последней нитки, что, впрочем, только развеселило Каю, а позже ее хорошее настроение перешло и ему, так что в апартаменты оба завалились смеясь и пытаясь отдышаться после короткого забега по коридору. Тайбер тут же стала стягивать с себя одежду и Жан последовал ее примеру, успев схватить девушку у двери в гостиную и затянуть в поцелуй, на который та ответила, позволив поднять себя в воздух. За все время они успели опробовать чуть ли не все поверхности и великое множество поз, но сейчас ему было не до изысков, и он пошел в спальню. Когда же юноша уже собирался уложить свою ношу на постель, та внезапно запротестовала, сказав, что надо бы искупаться. Жану было невтерпеж, но противиться воле Каи он не стал, поставив ее на пол и слегка расстроившись, что придется прождать так долго, прежде чем они смогут приступить к основному, но девушка потянула его за собой, а на недоумение, ответила, что купаться они будут вместе. Включив воду, она усадила его на бортик ванны и взяла мыло с мочалкой. Если в начале Жан полагал, что под купанием подразумевается секс под душем, то когда девушка начала намыливать и тереть его спину, грудь и руки как заядлый банщик, понял всю серьезность ее намерений. Действовала Кая профессионально, но Жан все равно не мог абстрагироваться от того, насколько же сексуальна она была, вызывая в нем совершенно неудержимое желание каждый раз, невзначай задевая его плечи грудью, прижимаясь к спине, промывая волосы шампунем, водя пальцами по напрягающемуся животу и бедрам, будто специально не касаясь перевозбуждённого члена. Теплый пар, влага, шум воды обволакивали, погружая в эфемерный мирок, и юноша принял правила игры: прикрыл глаза, предаваясь во власть умелых рук той, кто знала толк в удовольствии. Это настолько пришлось по нраву, что вскоре он сам взялся за дело, чем и увлекся, с особой тщательностью промыл черный шелк длинных волос, массировал грудь, тер мягкой мочалкой спину, поясницу, а потом развел ягодицы в стороны, склонившись на колени и начав водить языком по кольцу мышц. Сначала то было лишь поддразниванием, но Кая так призывно стонала, дрожа в его руках, что Жан решил рискнуть. Один за другим, он все увеличивал количество пальцев, пытаясь достаточно растянуть ее под себя, ибо боль он никогда не любил. На четвертом парень решил остановиться и наконец встал с колен, а Кая выгнулась в спине, потираясь промежностью о стоящий член, от чего у него потемнело в глазах на секунду. Входил осторожно и медленно, ощущая приятное натяжение стенок, все спрашивал не больно ли ей, шепча что-то в одурманенном состоянии в ухо Каи, целовал ее шею, губы, больно сжимал ляжки, начав двигаться. Темп нарастал постепенно и Жан намотал ее волосы на кулак, притягивая к себе, вскоре перейдя с нежностей на ту лексику, которую в здравом уме не позволил бы себе по отношению к леди Тайбер, но сейчас они оба были далеки от формальностей. Завершение вышло мучительно-прекрасным и стоящим: вода отняла все силы, так что, едва вытершись, они буквально рухнули на кровать, заснув нагими в объятиях друг друга. Последний день конференции наступил неожиданно: Жан видел, как Кая все больше мрачнела с каждым прошедшим днем, и осмелился спросить насчет заключительного акта, в разработке которого она принимала активное участие, на что та долго смотрела на него отсутствующим взглядом, прежде чем заговорить: — Все собираются выставить козлами отпущения Парадиз, — выдохнула она устало. — Несмотря на все мои попытки внести хоть какие-нибудь смягчающие определения, суть документа вполне ясна. Поэтому я отказалась ставить под ним свою подпись. — Вы… уверены? Разве Вилли одобрит это? — спросил Жан, пытаясь звучать нейтрально. — Для него это лишь бумажка. Хоть продекларируй мы мир, любовь и прочее, моему дорогому супругу не будет дела, пока я не лезу со своим пацифизмом в настоящую политику. — А разве это не настоящая политика? — поинтересовался юноша, на что Кая одарила его насмешливым взглядом. — Нет конечно… Жан вспомнил тот короткий разговор, слушая заключительную речь, от которой хотелось спрятаться где-нибудь, закрыть уши, лишь бы не осознавать всю безвыходность их положения, но он продолжал сидеть неподвижно, смотря на соседнюю трибуну, на которой выделялась грацией фигура леди Тайбер, выражавшей одним своим видом отношение к словам выступавшего. — …Мы должны ненавидеть не их, а демонов с острова!.. ведь они наши истинные враги! Толпа взревела от восторга и зал взорвался от оваций, но даже в такой суматохе он заметил, как Кая вышла в боковую дверь, сумев кое-как протиснуться вслед за ней. Обернувшись на оклик, она подождала, пока Жан нагонит ее, и молча обняла его, зарывшись лицом в ткань пиджака. Юноша положил руки ей на плечи, ласково провел по волосам, не зная что сказать, но Кая сама взяла себе в руки и отстранилась, глубоко вдохнув и выдохнув. — Выпьем кофе напоследок? «Восточный шарм» встретил их атмосферой уюта и спокойствия. Сегодня, в отличие от прежних встреч, они почти не говорили, просто наслаждаясь молчаливым обществом друг друга. Жан попросил у нее сигарету и с трудом, но все же выкурил ее до конца, за чем Кая наблюдала с грустной улыбкой на устах. Близился вечер, когда они вышли оттуда, и он провел ее до машины, застыв на тротуаре, не имея ни малейшего понятия о том, как следует прощаться, но даже теперь леди Тайбер взяла инициативу, вложив ему в ладонь резную серебряную зажигалку и, несмотря на все его возражения, не взяла подарок обратно. — Пусть это будет памятью обо мне, — произнесла она тихо. — Думаете, мы еще увидимся? — спросил Жан, зная ответ на этот вопрос. — Да, — встав на цыпочки, Кая запечатлела поцелуй на его скуле. — До встречи, мистер Кирштайн. — До встречи… Машина отъехала, а он еще долго стоял, думая о своем. Опомнившись, Жан положил зажигалку в карман, поправил шляпу и пошел в квартиру разведчиков, ощущая то, как тянет в груди от осознания окончания маленькой мечты, что они построили вместе, притворяясь каждый тем, кем не являлся на самом деле.***
Над долиной нависал утренний туман, когда поезд остановился на станции у благополучной деревушки. Встречать ее персону приехала только машина, но Кае не было особого дела до подобной мелочи. На выезде из деревни заморосил мелкий дождик и всю дорогу она с грустью на душе наблюдала за размытым холодным пейзажем, проносящимся за окном, думая о чем-то неопределенном. Поместье она вовсе разглядела лишь когда машина подъехала непосредственно к нему. Густав открыл дверцу и услужливо раскрыл зонт, но ветер все равно ударял ледяными каплями прямо в лицо. В холле Кая обменялась приветствиями с кузинами, спустившимися ее встретить, и взяла на руки Мишу, весело заверещавшего при одном ее виде. Между делом спросив у Элен про Вилли, узнала, что тот сейчас с визитом в посольстве Средне-восточного альянса и прибудет со дня на день, после чего последовала на поклон к старшим родственникам. Мать мужа, всегда недолюбливавшая Каю, не преминула выразить недовольство статьей о конференции, высказав, что, мол, не стоило ее сыночку доверять столь ответственное выступление молодой девчонке, но она пропустила мимо ушей все претензии свекрови, обрадовавшись, когда бабуля наконец осадила ту. - Не твоего ума это дело, Анна, - отрезала она. – Не вылазишь из салонов дамочек и берешься рассуждать о политике? Вилли умный мальчик и жена у него соответствующая: уж точно получше нашего знают, что делают, - невестка, хоть и со скрипом, но согласилась, а бабуля увела Каю подальше от других. – Не обращай внимание. Мы все довольны тем, как ты себя показала, - погладив ее ладонь, пожилая дама улыбнулась. – И еще, дорогая, будь готова: вскоре будут новости, касающиеся тебя. А пока иди отдохни с дороги, - подмигнув, бабушка отпустила ее и Кая пошла к себе, думая о том, какие-такие новости могут как-то ее затрагивать. Оказаться в тишине и спокойствии родного поместья, будто оторванного от остального мира, после нервных недель, проведенных в городской среде, было приятно. Кая выходила на прогулки по саду с Элен, пила чай с бабушкой и другими дамами постарше, часами сидела в детской, уча Мишу говорить и за этими занятиями все больше очищалась от тех волнений, словно забывая о проблемах, что переставали стоять поперек горла, здесь – в единственном месте, где она могла чувствовать себя в безопасности. Отсутствие Вилли тоже играло на руку, ибо девушка не была готова встретиться с ним лицом к лицу и недоговаривать о контакте с парадизскими шпионами и самим обладателем координаты, так же, как не смогла бы делить с ним ложе, когда на теле все еще цвели отметины, свидетельствовавшие о связи с другим. Нет, не сказать, что мужу было дело до того, что она спит с кем-либо еще, но Кая предпочитала сохранять некоторую ширму, не желая проявить столь явное неуважение к нему. Но, что куда важнее всего, Кая боялась посмотреть ему в лицо теперь, когда точно знала, что все они обречены. Прошла неделя, за которую она сумела прийти к душевному равновесию, упрятав подальше волнения и страхи, так что к возвращению кузена была спокойна, как твердая скала. В тот же вечер, после ужина старейшины собрали их, и Кая сразу поняла, что это неспроста, вспомнив слова бабули. - Как вы знаете, пришел крайний срок выбора наследника Молота Войны, - голос женщины был негромок, но, казалось, ударял по ушам. – Мы долго размышляли над кандидатами и решили, что в сложившейся ситуации не можем доверить силу ни ребенку, ни подростку, - бабушка обвела присутствующих внимательным взглядом ясных глаз. – Наш выбор пал на тебя, Кая. Примешь ли ты это бремя? Девушка встала, ощущая на себе цепкие взоры родственников, и покорно склонилась, пройдя в центр зала. - С честью, старейшина, - поцеловав перстень женщины, она выпрямилась. Кажется, бабушка что-то еще сказала, но дальше Кая отвечала на автомате, а потом Вилли, должно быть, видя ее состояние, увел жену оттуда. Стоило дверям спальни захлопнуться за ними, она словно очнулась ото сна, в непонимании оглядываясь вокруг. Произошедшее казалось дурным сном, но взгляд, которым смотрел на нее муж, был доказательством жестокой реальности. Что-то внутри екнуло, пробиваясь за выстроенную защиту, прорвало плотину потоком горьких рыданий по несбыточному. Вилли застыл, ошарашенный столь резкой сменой, и подбежал к ней лишь когда она осела на пол, задыхаясь от того, как давило в груди. Кая вцепилась в него, будто утопающая, обливалась слезами, плача еще сильнее от того, как брат пытался успокоить ее, гладя по спине, целуя в лоб и сжимая в теплых объятиях. Он думал, что Кая плачет по свою душу, что жалеет Элен, не хотя прерывать жизнь сестры, что злится на семью, отнимающую возможность увидеть то, каким вырастет Михаэль, но все было не так. Элен не доживет до конца срока, проиграв в своей первой и последней битве, Вилли погибнет за идеалы семьи, не увидев даже как их сын пойдет в школу, Михаэль останется без отца, а она – без мужа. Тайберы сполна ответят кровью своих детей за все грехи пред народом Имир. Истерика сходила постепенно: слезы высохли, дыхание выровнялось, и она ощутила, насколько обессилела. Оторвавшись от груди Вилли, она положила дрожащие ладони на лицо и огладила скулы, линию челюсти, после чего притянула ближе, уткнувшись лбом в его лоб. - Все будет хорошо, - шепнул он, мягко коснувшись губами ее губ, и Кая прикрыла глаза, мимолетно кивнув. – Тебе надо поспать, - подняв ее на руки, он уложил жену на постель и накрыл одеялом, улегшись рядом. – Спи, милая… Кая выдохнула, чувствуя его теплые руки на талии и закрыла глаза, отдаваясь спасительной тьме. На завтраке она продержалась только благодаря поддержке Вилли. После они зашли в детскую и девушка с болью в сердце наблюдала за тем, как муж играет с Мишей. От мрачных мыслей отвлекло появление Элен, предложившей выйти прогуляться. Режущий холодом ветер отрезвлял и каждый вдох давался с болью, но Кая жадно вдыхала, ощущая, как легкие переполняет мороз. Долго они шли молча, обогнули пруд, уже начавший покрываться тонкой ледяной коркой, вышли в потускневший сад, поднялись на холм, где порывы ветра были настолько сильны, что от них закладывало уши. Глаза непроизвольно заслезились, но Кая упрямо не отворачивалась, смотря в болезненно-белую даль, пока сестра не потянула ее обратно. К главному дому вернулись коротким путем и сели в беседке, окруженной высокими деревьями. Элен распорядилась подать чаю, а когда служанка принесла поднос, наказала не беспокоить их, после чего сама разлила напиток в две чашки. Кая рассеянно кивнула, схватившись за фарфоровые края чашки, грея продрогшие пальцы. Несколько минут они молчали. -- Выпей, -- произнесла Элен, беспокойно глядя на нее. – А то, зря остывает, -- поняв, что это не поможет, она вытащила из кармана небольшую флягу и подлила ее содержимое в чашки. – От виски ведь не откажешься? – спросила она, усмехнувшись. Кая без особого энтузиазма подняла чашечку, синхронно осушив все. – Еще? А, впрочем, глупый вопрос, -- вновь разлив янтарную жидкость, она напоила сестру и только после выпила сама. – Не могу сказать, что понимаю тебя, - заговорила Тайбер, смотря куда-то вдаль. – Я была ребенком, когда получила Молотоборца. С самого детства все вокруг твердили, что я унаследую его. С тех самых пор, как я осознала себя, это было естественным для меня, будто бы без титана не было и меня, -- коротко выдохнув, она продолжила: -- Вся моя суть заключается в этой миссии, но теперь, когда осталось лишь три года, я понимаю насколько неправильным было решение старейшин. Они пытались сделать из меня идеальное оружие, подражая программе воинов, но все их попытки не увенчались успехом, -- поймав взгляд Каи, она отпила немного и небрежно откинула опустевшую фляжку в сторону. – В чем смысл всех моих навыков, если мне не за что бороться? У меня ничего нет, не будет и не могло быть. Мне нечего терять, в отличие от тебя. Ты мать и жена, и я уверена, что ты сделаешь все, чтобы защитить нашу семью, -- положив руку ей на плечо, Элен сжала его. – Это я выбрала тебя. Слова повисли напряжением в стылом воздухе между ними. Кая молчала, не зная, что и сказать на такую тираду. Они с Элен никогда не были близки: в детстве та часто задирала ее, после получения Молотоборца они не контактировали, но Кая затаила обиду на сестру за смерть матери, и лишь последние года два все продвигалось относительно благополучно. Честно говоря, она никогда особо не задумывалась над тем, что за буря могла быть на душе кузины, слишком увлеченная личной драмой, плотно переплетенной с переживаниями за вид людской, но о каком сострадании миру идет речь, когда все это время она даже не проявила эмпатию к ближайшему человеку? Осознание столь очевидного факта обесценивало все, что она чувствовала до сих пор, но Кая смиренно признала это. Да, ей не спасти ни Вилли, ни Элен. Более того, она даже не получит проклятье Имир, став следующим Молотом Войны, но это не значит, что надо опустить руки и смиренно ждать дня, когда Эрен Йегер растопчет надежды ее любимых, нет. Вместо этого Кая может хотя бы попытаться наполнить их жизни чем-то хорошим и начать стоило именно сейчас. Шмыгнув носом, она вытерла слезы, катившиеся по лицу кузины и обняла ее, крепло прижимая к себе и шепча что-то, чувствуя, как и у самой щиплют глаза от подступающей влаги. -- …уверена, ты не прочь перекусить мне хребет за то, какой стервой я была, -- усмехнувшись сквозь слезы, пробормотала Элен. -- О да… -- протянула Кая, слабо улыбнувшись в ответ. – Особенно, когда мы были детьми, я очень хотела сожрать тебя. -- Тогда был самый сок – не то, что сейчас - совсем дряхлая… Они еще около часа просидели там, разговаривая о чем-то, пока за ними не зашел Вилли. Сначала он хотел увести их в дом, говоря, что слишком холодно для посиделок в саду, но вместе им удалось убедить его присоединиться, так что они еще долго болтали, распивая алкоголь до тех пор, пока по их душу не пришел старик-дворецкий. В тепле спальни они оказались, когда часы показывали пять, и быстро раздевшись, спрятались под одеялом, пьяно шутя и посмеиваясь. В тот вечер Кая, несмотря ни на что, засыпала с чувством невероятной легкости в груди.***
Очередной званый ужин у посла Средне-восточного альянса не обещал особых откровений. Дипломаты двух стран делали вид, что обсуждают нечто очень важное, военные чины старались не пересекаться, а воины вообще стояли особняком. Магат неодобрительно оглядывал сборище, изредка уходя провести с кем-то дежурные перебросы фразами приветствия, приказав Зику приглядывать за Брауном, которому честь присутствовать на мероприятии подобного уровня предоставлялась впервые. Впрочем, следить за ним смысла не было: тот стоял истуканом рядом, явно чувствуя себя не в своей тарелке, так что Йегеру оставалось лишь обводить скучающим взглядом почетных гостей, которых на сей раз набралось явно побольше, чем обычно. Внезапно, доселе молчавший зам командира Браун тыкнул его в бок, незаметно указывая на небольшую толпу людей, собравшуюся вокруг дамы в красном эффектном платье. Близоруко прищурившись, Зик одобрительно кивнул, поощряя хороший вкус товарища и изрядно удивившись тому, что сам не заметил ее раньше, но судя по выражению, застывшему на бледном лице Райнера, причиной того, что он обратил на нее внимание, являлась отнюдь не красота. -- Ты слышал?.. – спросил он взволнованно. – К ней обратились как к леди Тайбер.