***
Малая гостиная, выполненная в дружелюбно-желтых тонах, давит на восприятие, заставляя нервничать. Кая ерзает на диване, непроизвольно поправляя подол зеленой юбки, и оглядывается на часы. Терпения не хватает, но она послушно сидит, ожидая прихода кузена, помня о сложном разговоре с отцом. Что бы ни случилось, избежать женитьбы с Вилли не удастся — это отец втолковал быстро и точно, но Кая все равно не понимала всех этих глупых формальностей, что ее заставляли соблюдать. Какой смысл в спектакле без свидетелей? Зачем нужно создавать видимость выбора, если все и так решено? Ответов на свои вопросы она так и не получила, смирившись с ролью послушной марионетки, открывавшей рот только по велению кукловода. Наконец, за закрытыми дверьми послышались несколько торопливые шаги: Кая поспешила встать и распрямить плечи. Двери распахнулись и Вилли широкими шагами пересек комнату, застыв перед ней. Замешкавшись на долю секунды, она неловко присела в реверансе и вздрогнула, когда кузен взял ее руку в свою, поднеся ладонь к губам. — Господин Тайбер, — произнесла девушка, спрятав горящую ладонь за спиной. — Рада видеть вас в добром здравии. — И я вас, мисс Кая, — голос его был спокоен, а тон учтив, но она слишком хорошо его знала, чтобы не видеть то, что Вилли было столь же сложно, как и ей. — Присядем, — резко кивнув, она указала на два кресла у окна. — Чаю? — Буду признателен, мисс. Отвернувшись к столику, Кая стала наполнять две чашки дрожащими руками, пытаясь не разлить все содержимое пузатого чайника. В голове царил полнейший бардак: она была совершенно не готова к этому, прошло всего несколько дней с объявления дяди, и вот, их заставляют разыгрывать комедию с прошением руки, приказав вести себя так, будто они вовсе едва знают друг друга. Глупость… Ну что за глупость? — Сэр, — подав чай парню, Тайбер присела рядом, уткнувшись взглядом в содержимое собственной чашки. В нервотрепке и неопределенности последних дней она так и не осмелилась написать письмо Зику. А что, собственно говоря, она может ему послать? Прости, я помолвилась с кузеном и выйду за него следующим летом? Что он на это скажет? Ей не хотелось терять его, ведь Кая действительно прониклась к Йегеру чувствами, но она не имела ни малейшего представления, как ей быть. Смогут ли они вообще встретиться? Если вдруг их письма кто-то увидит? Что с ней тогда будет? — …весьма хорош, — голос Вилли вывел ее из мыслей, и она подняла на него бессмысленный взгляд, вопросительно подняв брови. — Говорю, вы отлично заварили чай, — вежливо повторил кузен, аккуратно поставив пустую чашку на низкий столик. — Спасибо, — мимолетно кивнув, она потянулась к его чашке. — Я налью вам еще… — Тайбер жестом прервал ее. — Не стоит, Кая, — произнес он устало, и девушка подчинилась, непроизвольно напрягшись всем телом. — Думаю, нам стоит перейти к причине того, зачем мы здесь, — наклонившись корпусом вперед, Вилли взял ее руку и мягко сжал, заставив посмотреть на себя. Смотря перед собой вместо лица кузена, она видела совсем другое. Глупая, не стоило впускать его в сердце: знала же, что ничего им не светит, но все равно потакала собственным подростковым прихотям, совсем позабыв, в какой семье уродилась. И что теперь она напишет? Примет ли он ее?.. — Я прошу вашей руки, — ровно сказал Вилли, успокаивающе поглаживая ее ладони. — Знаю, это не легкое решение, но прошу вас ответить прямо. Могу ли я надеяться на вашу благосклонность? Сумрачный взгляд из-за стекол очков, низкий смех и руки на ее талии… Мысли в голове путались, и она молча глядела на лицо кузена, не находя в себе силы произнести заученную реплику. Вилли сильнее сжал ее руку, ободряюще улыбнувшись, но от этого ей стало гадко от самой себя. Нужно собраться, иначе старшие что-то заподозрят и тогда им двоим и шагу не дадут вступить без надзора. В конце концов, кузен точно такая же жертва как и она: откуда Кая знает, может и его сердце занято, но он, в отличие от нее, ведет себя достойно, не подставляя их обоих под подозрения. Глупая влюбленная девчонка… — Д-да, — выдохнув это дрожащим голоском, она подняла на Вилли неуверенный взгляд и приподняла уголки губ, пытаясь изобразить радость. — Это честь для меня, сэр. — Вы сделали меня счастливейшим из людей… — выдохнув, он легко приобнял ее за плечи.***
Дверь комнаты с тихим хлопком закрылась за ней, и Кая начала стягивать с себя одежду, стараясь как можно скорее вырваться из плена душащей ткани. На душе было паршиво после разговора с Вилли и она пыталась как можно скорее забыть случившееся и отвлечься. Сев за стол, девушка взяла чистый лист и чернила, начав письмо, о котором думала столько времени. Запачкав несколько листков, она скомкала и выбросила их, в конце ограничившись коротким посланием. Натянув халат поверх ночной сорочки, Кая выскочила из спальни, направившись на кухни, чтобы найти служанку Лину из их старого дома намереваясь попросить ее отнести письмо на ближайшую деревенскую почту. Отдав его, она поспешила обратно, надеясь, что никто не узнает о ее ночной отлучке, но у комнат Каю ждал кузен. — Проходи, — открыв дверь, девушка пропустила его в комнаты. — Я хотел поговорить, — замерев посреди ее опочивальни, он внимательно глянул на нее. — Ты в порядке? День дался тебе нелегко, и я хотел зайти проведать тебя, посмотреть как ты тут. — Все нормально, — ответила Кая. — Не стоило беспокоиться. Просто… все слишком быстро происходит и нет времени привыкнуть… — Знай, что я рядом, — подойдя, он положил руку ей на плечо. — Ты всегда можешь надеяться на меня и делиться переживаниями. В конце концов, мы в одной лодке, так что… — осекшись, он застыл, когда девушка внезапно обняла Вилли, прижавшись щекой к его груди. — Спасибо… — прошептала она тихо. — Большое спасибо… — Что ты, — грустно улыбнувшись, Вилли нежно пригладил ее распущенные волосы. — Ну, дорогая кузина, сколько нам еще осталось гулять свободными? — Чуть больше девяти месяцев, — сказала Кая. — Тогда советую повеселиться от души, ибо я, знаешь ли, весьма консервативен, — усмехнулся кузен. — О! И что же, запрешь меня в четырех стенах? — подыграв ему, спросила девушка, грозно нахмурив брови. — Именно!.. Задорный и безмятежный смех, полный облегчения, наполнил комнату, позволив им двоим забыться на короткий миг и вновь ощутить себя всего лишь детьми, не познавшими горя. Но, как и всегда, и этот теплый миг прошел, оставшись воспоминанием на полотне, неумолимо приближающимся к печальному исходу. Прошла пышная, но ничем не примечательная помолвка, Зик написал ей письмо с фронта, пообещав зимой приехать в столицу, и, наконец, настала осень, а вместе с ней начался последний год ее мнимой свободы в городе, на деле, являвшемся лишь огромной золотой клеткой для таких, как она.***
Походы на почту давно стали обычным делом. Широкую площадь, в конце которой располагалось старое здание с колоннами, она знала до каждой плитки, коей та была уложена, а саму ее уже принимали за свою в главном почтовом отделении, как и остальных молодых девушек, слишком нетерпеливых, чтобы ждать, пока почтальон разнесет письма по адресам. Кая ждала каждое письмо с трепетом на душе, едва ли не за неделю до привычной даты прибытия корреспонденции с фронта гуляя по округе. За более чем полгода она получила с десяток посланий, которые и рада была бы сохранить, да вот слишком уж рискованно: поэтому приходилось их сжигать после того, как она переписывала содержание, используя кириллицу. В училище все было относительно тихо да и семья особо не давила: как она полагала, никто и предположить не мог, что послушная дочь способна на что-то из ряда вон, так что особо за ней и не следили, веря почти что на честное слово. Вилли пару раз навещал ее, выводя на свидания, но то являлось лишь формальностью, которую они выполняли уже по инерции, только чтобы отчитаться перед родителями, которые подобными явно устарелыми методами пытались хоть как-нибудь притереть их друг к другу. Кая не знала, что на уме у кузена: на редких встречах он бывал несколько мрачен и неразговорчив, а она не лезла, не желая докучать. Насчет себя же могла сказать одно: все ее мысли были заняты одним определенным человеком и им являлся отнюдь не кузен. Сегодняшний день отличался от десятков других: февральское субботнее утро выдалось особо холодным, но это не помешало ей встать еще до первых лучей зимнего солнца и в спешке одеться как можно теплее. Совсем промозглый воздух неприятно бил по лицу, заставляя вздрагивать и ускорять шаг, Кая старалась не наступать на лужи с грязным снегом, шагая по скользкой брусчатке мимо едва-едва открывающихся лавок и заведений и плотнее куталась в пальто, держа путь в другой конец столицы, где расквартировали Зика, который должен был прибыть позавчера. Встречать себя он запретил и Тайбер отнеслась к данному факту с пониманием, хоть и желала как можно скорее увидеть его, но все же покорно дождалась выходных, надеясь провести эти два дня с ним. Мысли ее были полны всякой романтической чепухи, перемешивающейся с каким-то почти детским волнением: она придумывала себе всякие сценарии, а позже сама же отметала их, злясь на себя за легкомыслие, но прекратить бурный поток эмоций не могла, страшась долгожданной встречи с Йегером. Столько времени прошло, в конце-концов. Вся эта история с Вилли и помолвкой, его подвешенное состояние… Казалось, они гуляли вместе по весенним улочкам города, залитым мягким светом ярко светившего солнца в прошлой жизни — настолько все изменилось, но маленький червячок надежды все еще жил в душе, нашептывая, что те прекрасные дни обязательно вернутся, стоит только вновь увидеть возлюбленного. До дальнего спокойного жилого квартала девушка дошла, когда уже по прикидкам время близилось к половине восьмого. Пройдя меж низеньких покрытых слоем копоти домов, она шла все дальше, пытаясь найти нужный, и благо, плутала недолго, вскорости наткнувшись на трехэтажку с очень оригинальными оконными рамами. Зайдя в подъезд, где гулял сквозняк, Кая в непривычной темноте поднялась на последний этаж и застыла перед дверью с тускло блестящим номером квартиры на уровне глаз. Шумно выдохнув, она нажала на кнопочку звонка, зажмурившись, будто дитя, и с внутренней боязнью вслушивалась в едва доносившиеся до ушей звуки. Вот, дверь с типичным для старых не промасленных махин с грохотом распахнулась, и она во все глаза уставилась на, казалось бы, знакомую фигуру напротив, так и застыв с приоткрытым ртом, не в силах ничего произнести. Правда, неловкое переглядывание длилось недолго: оглядев ее, закутанную в шерсть и теплую ткань, с красными от мороза щеками и блестящими глазами, мужчина весело хмыкнул, одним движением затянув ее в коридор и быстро прикрыв дверь. Не успела она и моргнуть, как верхняя одежда за минуты оказалась благополучно стянута с нее, и девушка вновь осознала себя только когда очутилась в теплых объятиях Зика, который заботливо уткнулся носом ей в шею, щекоча кожу дыханием. — Я скучал, Кая… Вновь слышать его бархатистый голос после столь долгой разлуки, видеть его, иметь возможность касаться, целовать, говорить — все это казалось чем-то сюрреалистичным, и Тайбер была будто бы пьяна, сидя на крошечной кухоньке за круглым столиком и выпивая кофе из жестяных кружек, касаясь коленями его ног. Обстановка сама по себе была настолько непривычной, что появлялось впечатление, что все вокруг липовое, но она одергивала себя, внимательно вслушиваясь в рассказ Зика о далеких странах и всячески делая вид, будто бы ее ничего вовсе не гложет. Врунья из нее, правда, вышла такая себе: вскорости он заприметил ее состояние и ободряюще улыбнулся, мягко взяв ладонь Каи и сжав в своей. — Я знаю, что тебе пришлось нелегко одной, — поглаживая костяшки ее пальцев, он подвинулся ближе. — Держать все в себе, должно быть, трудно. Со мной ты можешь дать волю чувствам. Расслабься, милая. Судорожный выдох сорвался с уст и глаза вмиг наполнились слезами, но она сдержалась, только кивнув на его слова. Крепко сплела их пальцы вместе и слепо нашла его губы, целуя мужчину то в челюсть, то в скулы, то в глаза, плача и шепча какие-то нежности, буквально плавясь от прикосновений его рук на талии. Тот день они провели наедине, болтая о том о сем, лежа на старой скрипучей кровати. Под вечер же Зик проводил ее до школы, а на утро они вновь встретились у озера и до полудня гуляли по городу, наслаждаясь приятным холодом. На несколько последующих дней они действительно будто бы вернулись в счастливые дни весны, и Кая искренне наслаждалась этим прекрасным наваждением, в глубине души сознавая его скоротечность. Зик практически во всем ей потакал, позволяя делать вид, что все как прежде, и вначале она даже радовалась этому, но чем ближе становился его отъезд, тем больше Тайбер себя накручивала, думая о том, о чем думать не следовало. Беззаботность Йегера ранила ее, и хоть Кая убеждала себя, что в его поведении нет ничего такого, все равно сердце требовало какого-нибудь проявления эмоций или решительных действий от воина, являвшего собой воплощение безмятежности. Несмотря на не самые приятные мысли, она так ничего и не высказала: прошло больше месяца и то был последний день перед его отъездом в Либерио, откуда он должен был отчалить на Парадиз. Существующая между ними отчужденность гложила ее, вот только Кая не знала, как ее правильно выразить. Весенние заморозки были в самом разгаре, потому они жались друг к другу на тесной кровати, грея ноги жаром от газовой печки, стоявшей посередине комнаты. Разговор к тому моменту сошел на нет, но тишину нельзя было назвать неприятной: наоборот, она таила в себе нечто чарующее, и оба наслаждались этими минутками спокойствия, понимая их ценность. Кая сама поцеловала Йегера: она отчетливо помнила блеск удивления на дне его глаз, сменившийся теплом. Сама же дрожащими пальчиками расстегивала пуговицы на шинели, целуя его в губы до того, как дышать становилось нечем. С рубашкой возилась меньше: выдохнула рвано, подняв на него решительный взгляд и Зик отдал ей главенствующую роль, позволив покрывать жалящими холодом поцелуями жилистую шею, нервно вздымающуюся грудь и напряженный живот. Когда пальцы застыли на пряжке ремня, он явно напрягся, но все же позволил ей расстегнуть и его, а после — зайти еще дальше. Может, в этом мире у таких, как она, было много ограничений, но каждое правило легко обходится и без нарушения. Конечно, полного удовлетворения Кая не получила: ей хотелось большего, но остатки разума пересиливали, не давая совсем испортить свое будущее. Хотелось просто заснуть на плече Йегера, но ей необходимо было еще вернуться в училище, так что Тайбер упорно отгоняла сон, пытаясь оттянуть момент прощания, и для этого решила заговорить. Несколько фраз тянули одна другую, но Зик будто был совсем не здесь, отвечая односложно и сухо, что после всего случившегося расстраивало Каю, о чем она и решила ему сказать: — …Ты говорил, что я могу быть собой, а сам закрылся за фальшивой улыбкой. Почему ты не можешь мне довериться? — Все не так, как кажется, — устало потерев переносицу, выдохнул офицер. — У тебя и так своих проблем по горло и поэтому я не хочу выливать еще и свои… — А стоило бы. Мне начинает казаться, что я вовсе ничего не значу для тебя. Ты мог бы хоть что-нибудь сделать, сказать или еще чего, но ты будто лишь пытаешься мягко избавиться от меня. — Это не так, — возразил он. — А как тогда? — повысила голос Кая, чуть ли не плача. — Ты ведь собираешься прекратить это все. Мы больше не встретимся — я знаю. Так почему ты настолько спокоен? — Я даже не знаю, вернусь ли с чертового Парадиза, — раздраженно прикрикнул Зик. — Чего ты от меня хочешь? Что я, собственно, могу, Кая? Прости меня, но я бессилен перед твоей семьей, и ты сама это знаешь. — Н-но… — Нет никаких «но», — отрезав, Йегер немного смягчился. — Сегодня я здесь, но понятия не имею, что будет завтра. Увы, мы не можем строить планы, как бы ни хотелось. В конце-концов, с чего ты взяла, что захочешь увидеть меня после свадьбы? Может, вообще влюбишься в Вилли? — Я люблю тебя, — упрямо отчеканила девушка, вызвав улыбку на лице воина. — И буду ждать возвращения. — Ох уж этот максимализм, — закатив глаза, он усмехнулся, приобняв ее и притянув к себе. — Я тоже тебя люблю, глупышка… Видят Боги, она действительно любила его. Любила настолько, что дала подсказку о будущем, сказав остерегаться Аккерманов. Кая не знала, к чему приведет эта маленькая деталь, но о содеянном не жалела. Впереди ее ждали годы затишья, что должны были окончиться бурей, но Кая почему-то верила, что сможет защитить дорогих людей. Наверное, Зик был прав насчет нее, но Тайбер попросту не хотела погружаться в полное чувство безысходности.