Эльза идет по коридору. Под каблуками хрустит стекло: тревожно поблескивающие в полутьме осколки устилают пол от стены до стены. Королева потеряла счет времени. Страх, что она никогда не выберется из лабиринта, холодными цепкими пальцами сжимает ее оттаявшее сердце.
Этот холод ей совсем не по душе.
Вечность спустя Эльза все же находит выход. Но за пределами коридора, кажется, нет ни потолка, ни пола. Только сизый мрак. Девушка не знает, радоваться или нет, когда из темноты выходит Ханс. Угрюмый, сосредоточенный, злой. Вместе с ним возвращаются верх и низ.
– Подожди, – Эльза зовет мужа, давя отчаяние, но он будто не видит ее. Скрывается за темной дверью, возникшей из ниоткуда. Королева бежит следом. Дергает за медную ручку, стучит. Ничего не происходит, но ровно до тех пор, пока девушка не замечает надпись на стали.
V. I. T. R. I. O. L.
От этого странного слова веет тайной, опасностью…
Жуткий, полный боли крик доносится из-за двери. Эльза снова пытается открыть ее. Девушка испытывает острую необходимость узнать… Ее руки чувствуют влагу. Она с ужасом замечает, что ладони и костяшки пальцев в темно-багровых пятнах, что знакомо пахнут металлом…
Эльза просыпается. Но мелкая дрожь не отпускает ее и в реальности. Королева, судорожно вздохнув, тихо выбирается из постели и подходит к окну, где вовсю горит заря.
Линию горизонта, окрашенную в алый, режут черные трещины голых ветвей. Седовласый февраль только-только покинул Эренделл, но снег уже успел почти полностью сойти. Значит, лето будет холодное.
Прошло полтора месяца. И каждый из ушедших дней звенел той самой – не то отчаянно уютной, не то уютно-отчаянной – тишиной. Шрамы на душе стали затягиваться, и королева поняла, что начинает привыкать к тому, какой стала ее жизнь. У нее просто не было выбора.
Смирись или свихнись и сдохни.
Эльза вспомнила данное себе обещание – быть счастливой – и стала всеми силами стараться его исполнить. И затишье в отношениях с мужем позволяло ей это.
Девушка окружала себя иллюзорным мирком, где Ханс не был таким уж чудовищем, где никогда не было ненависти и боли. Там она отдыхала душой.
Пока он заполнял бумаги. Пока они тихо переговаривались ни о чем или о дальнейшей судьбе Эренделла. Пока кружились в танце на очередном приеме. Пока ночь скрывала сплетение тел…
Может быть, их война подошла к концу?
Иногда Эльза задавалась вопросом: нормальна ли она? Но ответ каждый раз ускользал, боясь, что его узнают, и скрываясь за дверью с загадочной надписью "V. I. T. R. I. O. L." Ханс так и не сказал, что значило однажды услышанное ею слово.
"Подобные мелочи не должны тебя беспокоить, дорогая".
Эльза привыкла и привязалась…
– Доброго дня, дорогая.
Королева вздрагивает от неожиданности. Резко разворачивается и оказывается заключена в кольцо рук. Когда-то подобный жест породил бы в ней восхитительную бурю черных чувств, но сейчас Эльза не ощущает ничего. Она слишком устала от ненависти. К тому же, это же так увлекательно – играть в семью с собственным несостоявшимся убийцей!
– Доброго, – девушка чуть опускает веки, смотрит в лицо мужа. В изумрудных глазах опасное шальное выражение, которое не приходило целый месяц. Но Эльзе не страшно. На ее долю выпало столько, сколько иным не выпадает за целую жизнь. – Что-то не так?
– Видишь ли, должен предупредить тебя. Вчера мне пришло письмо о том, что сегодня нас соизволит навестить мой брат, – Эльза видит, что Ханс лишь пытается казаться спокойным, даже равнодушным. Королева позвоночником чувствует, как его едва заметно трясет. Она научилась различать его настроение. Но сейчас совершенно не знает, что следует ответить.
– Я так понимаю, у вас были непростые отношения? – осторожно произносит она.
– Вроде того, – Ханс недовольно хмурит брови. И, пронзительно глядя в аквамариновые глаза, предельно серьезно добавляет: – Еще кое-что, дорогая. Морган – не ангел, как может показаться на первый взгляд. Так что… будь осмотрительна.
– Похоже, у вас это семейное, – шепчет Эльза на грани слуха.
***
Морган Вестергорд. Темные волосы до плеч, собранные в низкий хвост. В остальном – почти копия младшего брата. Однако чем пристальнее смотришь, тем очевиднее различия. Более резкие черты лица, притом что дежурная улыбка так же безжизненна. Глаза вроде те же – травянисто-зеленые, но взгдяд острее, колючий. И Эльзе не нравится то, куда он направлен. Потому что смотрит из глубин этих грешных глаз настоящий голод, когда их зелень обращается к Анне.
Принцесса же невозмутима. Не видит для себя ни крупицы опасности. Конечно, ведь у нее же есть шпага. А то, что Кристофф каменеет и сжимает кулаки, – мелочь. И раньше бывало.
– …Для меня большое удовольствие быть представленным той, что окольцевала моего брата, Ваше Королевское Величество Эльза, – в приятном низком голосе ни намека на насмешку. Но она явственно висит в воздухе. Наглец издевается! Пальцы королевы вонзаются в подлокотники трона, но сама девушка лишь шире улыбается. И испытывает двоякие чувства.
С одной стороны, то, что и Ханс явно не в восторге от гостя, греет душу. И непонятно, из-за солидарности это тепло или злорадства. С другой стороны, Эльзу подтачивает изнутри жалость к мужу. Ведь братья и сестры должны любить и поддерживать друг друга, а здесь на лицо далеко не дружеские отношения. И дополняет эту болезненную смесь смутное беспокойство за Анну.
В это время десятый принц Южных Островов ведет светскую беседу с младшей из венценосных сестер. Предельно вежлив. Аж противно.
– Вы фехтуете, Ваше Высочество?
– Немного, – Анна не позволяет себе забыть, с кем говорит, и в зародыше давит энтузиазм, что просыпается в ней каждый раз, когда речь заходит о фехтовании.
– Не окажете ли мне честь провести со мной спарринг? – Морган же словно чувствует это. И знает, на что надавить. – Или шпага – лишь дань новой моде Эренделла?
– Ни в коем случае! Сегодня в девять. Центральный вестибюль, – жестко чеканит Анна. Морган в ответ улыбается. На этот раз – по-кошачьи.
***
– Убедилась? В этом дворце не я один теперь моральный урод, – Ханс горько усмехается, его взор мутный от видений далекого детства, вот только Эльзе они недоступны. Девушка может судить только по событиям настоящего, да это и вернее. Боль минувших дней не дает права быть тварью ни в какое из времен.
Несмотря на общую отрешенность, Вестергорд замечает молчаливый укор в глазах жены. И понимает его по-своему. Злится.
– Ты не в состоянии понять меня. У тебя с Анной все было просто – гармония и взаимопонимание. Но не у всех братьев и сестер отношения строятся на любви и согласии. И если я не святой, то Морган – тем более. Так что будь добра, не смей на меня смотреть… вот
так! – у Эльзы мурашки. Но не от всей этой гневной тирады. Только от следующих слов. – И… будь осторожна.
– Если все так серьезно… Почему ты позволяешь ему..?
– Скажем так, у меня перед Морганом есть долг. И одному Дьяволу известно, когда я раплачусь, – Ханс устало выдыхает. – Подойди… Пожалуйста.
Эльза подчиняется. Без страха. Без сомнений. Без ненависти. Так, как привыкла за последние полтора месяца. Ханс обнимает ее со спины. Они молча стоят, облитые лунным светом.
И оба будто снова в порядке.
Словно это правильно.
***
В девять часов десять минут того же дня самоуверенный оппонент Анны терпит разгромное поражение.
Только все ли так прозрачно, как кажется на первый взгляд?
