24 frames per second

Среда 31/05/17 — Итак, — говорит его врач Мари несколько дней спустя, сидя напротив в него в приятно пахнущем и залитом светом кабинете, обставленным красивой мебелью. — Давай поговорим о вине. Когда-то давно он читал стихотворение, в котором говорилось, что обида сравнима с ситуацией, когда ты пьёшь яд и ждёшь, когда другой человек умрёт. Эвен думает, что вина сравнима с ситуацией, когда ты пьёшь яд и так сильно боишься, что это повлияет на близких тебе людей, что ты приканчиваешь бутылку, а потом отправляешься в круглосуточный магазин за добавкой. — Вина — это не плохое чувство, — объясняет ему Мари. — Нет плохих эмоций. Эмоции — это просто эмоции. Важно это понимать. Вина непосредственно связана с эмпатией, так что в теории хорошо, что тебе знакомо это чувство. Это говорит о том, что ты обращаешь внимание на то, какое воздействие оказываешь на других людей. Эвен кивает. — Можешь привести пример, когда, по твоему мнению, ты испытывал вину в хорошем смысле? — Ох, — фыркает Эвен. Терапия, которую он посещал в больнице, была гораздо более экстренной. Поведенческой. А методика, предлагаемая ему сейчас… Он к такому не привык. — Думаю… Вообще-то я очень хорошо помню, когда впервые испытал вину. — Да? — Моя мама куда-то уехала, не знаю, возможно, на конференцию? Мне было лет шесть. И, в общем, я хотел устроить ей сюрприз, чтобы, когда она вернётся, поставить её любимую пластинку, Fleetwood Mac. Но из-за своей неопытности и неаккуратности я её случайно поцарапал. Мне было так стыдно. Мари улыбается. — И что было потом? — спрашивает она. — Ну… Я попросил прощения и… возможно, плакал. — Они оба усмехаются. — А потом она… сказала, что всё нормально. И… на этом всё. — Да, — говорит Мари. — Хорошо. Видишь ли, дело в том, что у эмоций есть определённая цель в нашей повседневной жизни. Иногда эмоции больше связаны с социальными взаимодействиями, которые возникают у нас из-за них, чем с нами. Некоторым из них даже учат. Вообще-то мы не просто учим детей испытывать вину, но также поощряем в них это чувство, потому что в современном мире мы полагаемся и ценим эмпатию. Нам необходимо это чувство, если мы хотим сосуществовать в обществе с другими людьми. Эвен снова кивает. — Можешь сказать, в чём, по-твоему, заключается цель вины? — Я… хм… — Эвен замолкает, чтобы подумать. — Думаю, что основная цель вины в том… чтобы заставить тебя понять, что ты причинил кому-то боль? Как, например, когда ты не можешь заснуть и слушаешь, как твой отец несколько дней подряд оплакивает твоё едва не умершее тело. — Хорошо. А ещё? — Ещё? — переспрашивает Эвен. — Ну не знаю. Заставить тебя извиниться? — Это тоже очень важная цель, всё верно. Более широкое определение звучало бы так: заставить тебя понять, какие из твоих поступков причиняют боль другим людям и какие действия ты можешь предпринять, чтобы этого не повторилось в будущем. Но, видишь ли, Эвен, совершенно очевидно, что ты и так уже очень разумно оцениваешь собственные чувства. — Ну мне уже двадцать, — говорит Эвен. Она смеётся. — Поверь мне, Эвен, в мире огромное количество взрослых, которые никогда так скрупулёзно не анализировали свои чувства, как это делаешь ты. Эвен пожимает плечами. Возможно, им просто не приходилось этого делать. По правде говоря, иногда такое игнорирование происходящего кажется ему довольно привлекательным. — Но продолжим. Дело в том, что иногда наши чувства оказываются слишком сильными. Иногда они остаются с нами дольше, чем следовало, или мы слишком преувеличиваем их значение. Иногда нам нужно попытаться дать им отпор или отпустить их. — Проще сказать, чем делать, — горько констатирует Эвен. — Безусловно, — соглашается Мари. — Гораздо проще сказать, чем сделать. Но тем не менее это возможно. Один из способов, который мы можем использовать — это подойти к нашим чувствам с точки зрения логики, увидеть стоящие за ними разумные доводы и при необходимости бросить им вызов. — В смысле? — Попробуй рассказать мне, из-за чего именно ты чувствуешь себя виноватым? Эвен фыркает. — Если честно, из-за очень многого. Всего и не упомнить. — Ну тогда давай начнём с чего-то конкретного. Может быть, с Исака? За что ты чувствуешь вину перед ним? — Хм. Ну, наверное, за то, что причиняю ему боль. — Как именно ты причиняешь ему боль? — Ну… делаю ему больно тем, что мне грустно. Понимаете, когда мне грустно, ему тоже становится грустно, и рано или поздно настанет день, когда я буду слишком болен, чтобы помочь ему, когда буду нужен, ну или не знаю, свалю куда-нибудь под воздействием мании, а ему придётся разбираться с последствиями. — Ты обсуждал с ним, что вы будете делать, если это случится? — Да. — И он знает, что у него есть выбор — быть с тобой или нет? — Да… Я знаю, что вы сейчас скажете, — вздыхает Эвен. — Раз у него есть выбор быть с тобой, разве ты не должен уважать этот выбор и доверять ему в том, что он может самостоятельно принимать решения, касающиеся его жизни? Но… Он раздражённо замолкает, пытаясь подобрать слова. Мари с улыбкой смотрит на него. — Это Исак тебе сказал? — Да. — И почему ты с ним не согласен? — Дело не в том, что я с ним не согласен. Просто… Я знаю, что не могу сделать так, чтобы он никогда не грустил, но тут другое. Тут я заставляю его грустить, и я… не должен так поступать. — Так это ты заставляешь его грустить? — Ну нет, моя болезнь, но… — Нет, нет, не спеши. Это не ты заставляешь его грустить, а твоя болезнь. — Да, но она всё равно моя. Всё равно я делаю то, что заставляет его грустить. И это моя задача постараться сделать всё, что в моих силах, чтобы это случалось как можно реже. — Это правда. — Тот факт, что она согласилась с ним, заставляет Эвена удивлённо замолчать. Она улыбается и продолжает: — Это действительно твоя обязанность постараться делать всё, чтобы контролировать своё заболевание. Но два момента, Эвен. Во-первых, есть лимит того, что ты можешь сделать. А во-вторых, ты действительно не можешь продолжать жить, забыв о том, что у Исака есть выбор. Мы все несём ответственность за то, чтобы относиться к другим с максимальной добротой, но именно они обязаны судить, что для них хорошо, а что плохо. Эвен продолжает молчать. — Давай сменим тему, — говорит она, чуть подаваясь вперёд. — В психотерапии мы используем такой термин как радикальное принятие. Эта теория говорит о том, что ты должен принимать вещи такими, как они есть. В твоей ситуации ты должен принять, что у тебя есть психическое расстройство, которое ты не можешь контролировать, и что максимум, на что ты способен в этой ситуации — справляться со своей болезнью так, чтобы причинять как можно меньше вреда себе и другим. Ты можешь расстраиваться, что причиняешь людям боль, даже когда не можешь это контролировать, так же, как в ситуации, когда ты случайно поцарапал пластинку своей мамы. Но после того как ты извиняешься за сделанное, искренне и от всего сердца, ты должен отпустить это. Я понимаю, что это непросто, и не жду, что ты сразу же научишься это делать, но именно к этому мы будем стремиться. — Ладно, — говорит Эвен. — А как насчёт тех случаев, когда это неслучайно? — Ты сейчас говоришь о какой-то конкретной ситуации? — Я рассказывал вам о Микаэле, помните. Так как насчёт него? Я не планировал причинить ему боль, но тем не менее ранил его своим осознанным поступком. — Ты сейчас говоришь о попытке самоубийства? Эвен стискивает зубы. Ему до сих пор сложно произносить эти слова. Слышать эти слова. Страх перед ними овладевает им, поэтому, когда он слышит их сейчас, кажется, что сердце на мгновение перестаёт биться. И всё же он находит в себе силы сказать да. — Это действительно причинило ему боль. И, как мы только что обсудили, ты имеешь право чувствовать себя виноватым за причинение этой боли, но сейчас ты уже ничего не можешь изменить. Таково положение дел, и нужно принять всё, как есть. Ты можешь признать, как его ранили твои поступки, и использовать это знание, чтобы в будущем больше не причинять ему подобную боль. Но, Эвен, принятие — это очень важно, и поверь, тебе нужно понять, что единственное, что ты можешь сделать — принять ситуацию, извиниться и двигаться дальше. — Двигаться дальше? — Да. Ты тратишь много эмоциональных сил, затаив обиду на других. Но точно так же ты истощаешь себя, когда продолжаешь испытывать вину, хотя она уже выполнила своё назначение. Так что нам важно дойти до точки, когда ты почувствуешь, что готов простить себя. — Простить себя? — Да, — с улыбкой говорит она. — Простить себя.