Бывшие

      Ракель Мурильо встретили в Монетном дворе с распростертыми объятиями. Берлин, хотя уже Андрес де Фонойоса, был рад инспектору больше всех остальных. Наконец-то появился еще один послушный зритель, готовый наблюдать за представлением имени Сальвадора Дали. Режиссер картины – неизвестный Профессор, в главной роли – всемирно известный Берлин. Места в первом ряду, кофе из автомата и долгое, многочасовое представление – все ради Ракель Мурильо, женщины, от решения которой зависело слишком многое. И Андрес, как человек, которому с легкостью удавалось завладеть вниманием любого, единственный мог занять Ракель и дать своей команде необходимое время. Что ж, стоит признать, что никто не мог усомниться в профессионализме Берлина вешать лапшу на уши.       Ракель не нравился Берлин. За все те долгие часы, что они сидели бок о бок, Ракель так и не смогла расслабиться, хоть и не ощущала явной опасности, понимая, что с ней просто не посмеют ничего сделать. Главной причиной ее беспокойства было то, что даже проведя кучу времени за изучением медицинских и полицейских отчетов, Ракель так и не поняла, что за фрукт этот Андрес де Фонойоса. Она знала, чего ожидать от Силены Оливейра, Анибаля Кортеса и даже от безымянного Профессора, но Андрес де Фонойоса представлял из себя чертов лабиринт, из которого нет выхода. Для Ракель он был сборником образов, из которых она никак не могла распознать настоящего Андреса. Что скрывается за этой маской самовлюбленного и высокомерного сноба? И маска ли это вообще?       Ракель понимала, что Берлин лишь отнимает ее время. В том, что заложники в полном порядке инспектор Мурильо поняла еще когда вошла в здание. Все остальное – цирк. Обычный фарс, демонстрация своеобразной власти грабителей над полицией. И, к собственному сожалению, Ракель не могла ничего с этим сделать, ведь в Монетном дворе власть была именно в руках «Банды Дали».       Время текло сквозь пальцы. Заложники сменялись один за другим, звучали однотипные вопросы и такие же однотипные ответы. В какой-то момент Ракель показалось, что она попала в чертову временную петлю. Она уже перестала различать лица заложников, имена сливались в один сплошной звук, а хриплый смех и ехидные шуточки ее соседа давненько перестали иметь ожидаемого эффекта. Ракель ждала хоть какого-то интересного поворота, какого-то туза в рукаве Берлина, но вместо этого ее ждала только долгая и монотонная демонстрация заложников.       Что ж, если гениальный Профессор с его супер-командой не смогли подготовить сюрприз к инспекторскому приходу, то Ракель сама добавит огоньку этому тухлому приему. Берлин продолжал действовать на нервы женщины, и, не в силах это терпеть, Ракель решила разыграть ее главную карту против этого заносчивого придурка. Ее резкая фраза о приближающейся смерти Андреса была скорее ее маленькой личной победы над Берлином, чем каким-то серьезным ударом по команде. Но эта новость произвела на грабителей большее впечатление, чем ожидала полиция. Чем мог бы предположить сам Берлин. «Банда Дали» с самого начала ограбления не отличалась особым оптимизмом, а после всех пережитых за пару-тройку суток испытаний атмосфера и вовсе стала какой-то траурной, что раздражало Берлина. Главная причина, по которой он не желал распространяться насчет своей болезни – он не хотел, чтобы на него смотрели так, будто он уже умер. Особенно, чтобы на него так смотрела Найроби.       - Прекрати сверлить меня взглядом и начни нормально есть. Еда остынет, - сказал Андрес девушке, которая уже несколько минут бессмысленно ковырялась в своей порции риса.       - Да, прости, я просто… не суть, - Найроби махнула рукой, словно отгоняя назойливую муху. Берлин отложил вилку и по привычке закусил кончик своего пальца. Если сейчас не расставить все точки над i, то его окончательно похоронят.       - Спроси все, что хочешь, - произнес он, - Я отвечу максимально открыто и развернуто.       - Знать бы еще, что именно я хочу спросить, - после пары секунд молчания сказала Найроби и уронила голову на руки, - Мне кажется, что я совсем ничего не понимаю. Только появилось объяснение твоим непонятным фразам про скорое расставание. Насколько скорое, кстати?       - Ну, точного срока нет. Врачи говорят, что мне осталось семь-девять месяцев. Но это физическая смерть. Из этих семи месяцев еще два или три я буду больше существовать, чем жить. Первыми откажут ноги, а далее… Короче, я стану овощем и буду пускать слюни по подушке.       - Это не особо успокаивает, - буркнула Агата, стараясь не представлять Берлина в инвалидном кресле.       - Я и не пытаюсь тебя успокоить, я говорю тебе правду, - немного грустно улыбнулся Берлин, - Разве ты не этого хочешь?       - Я хочу, чтобы это все закончилось, - тихо сказала Найроби, - От этого нет лечения, я правильно понимаю?       - Есть лекарства, которые как бы замедляют болезнь, купируют симптомы и уменьшают боль, - рассказал Андрес, - Я принимаю одно из них – Ретроксил. Не могу сказать, что оно не помогает, но должного эффекта нет. Руки все равно трясутся.       Берлин непроизвольно сжал руки в кулак, а Найроби только сейчас обратила внимание на тремор мужчины. Агата протянула руку, накрыв ладонь Андреса своей.       - Не переживай, Акселю мое будущее не грозит, - успокоил девушку Берлин, - После нашей встрече я прочел о миопатии и оказалось, что заболевание передается от матери детям. Наш сын в безопасности.       - Я до сих пор не понимаю, почему ты мне ничего не рассказал, - покачала головой Найроби.       - А когда я должен был сказать? Когда мы решали вопрос с Акселем? Или может во время секса невзначай бросить, что ты трахаешься с живым трупом? – резко бросил Берлин, освобождая свою ладонь.       - Просто я думала, что мы достаточно близки для того, чтобы ты сказал мне, что умираешь, - в тон ему ответила девушка. Андрес провел рукой по лицу, демонстрирую свою вселенскую усталость.       - В любом случае, сейчас ты все знаешь. И я буду очень благодарен, если хотя бы ты не будешь смотреть на меня так, словно пришла на мои похороны. Я еще хочу пожить, дорогая.       Найроби еще раз измерила мужчину странным взглядом, но все же кивнула, словно обещая, что отношения между ними не изменятся. Они расстались, как и всегда, разойдясь в разные стороны коридора. Между ними слишком многое оставалось несказанным. Между ними всегда стояла незримая стена, которая мешала обоим нормально существовать. И которая заставляла принимать откровенно странные решения. Например, влюбиться в заложницу.       Ариадна завоевала внимание Берлина с первых минут ограбления. Для него она выделялась среди остальных, словно светлое пятно на фоне всего происходящего. Он держал ее руки, успокаивая и уверяя, что он не монстр, и она вправду пыталась успокоиться. Они виделись каждый час, когда Берлин совершал очередной обход по кабинетам, проверяя, как идут дела в команде. Каждый раз он останавливался возле нее и интересовался ее состоянием. Ариадна была ему симпатична, чем-то напоминала его вторую жену. И когда Каскалес сама предложила ему близость – Берлин был рад. Это была чуть ли не первая хорошая новость за все ограбление.       Берлин трахался с Ариадной в своем кабинете как раз в тот момент, когда остальная команда отвлекала инспектора полиции, а Найроби искала чертову Эллисон Паркер. Пока вся команда зарабатывала стресс, Берлин его снимал. Каждый толчок был словно глоток воздуха. Кто знает, может это не просто секс, а начало чего-то большего? Например, истории великой и трагичной любви.

***

      Побег заложников и травма Осло стали вторым и третьим серьезным ударом по команде. Казалось, что после всего случившегося грабители должны были сплотиться, стать дружны как никогда, но по итогу ситуация стала диаметрально противоположной. Команда фактически разделилась на два лагеря. Одни поддерживали Токио, другие остались преданы Профессору в лице Берлина. И если «Берлинские последователи» были спокойны и продолжали работать в полную силу, то оппозиция от Токио намеривалась устроить переворот.       Найроби как обычно шла к Берлину во время своего перерыва, чтобы провести с ним несколько минут за обедом, но в кабинете она не нашла мужчину и пришлось искать его по Монетному двору. Уже отчаявшись, Найроби шла по коридору, когда услышала непонятный шум, доносившийся из туалета. Запертая дверь не предвещала ничего хорошего, поэтому Найроби серьезно занервничала.       - Эй, что у вас там творится? – крикнула девушка, продолжала с силой стучать по двери.       - Играем в русскую рулетку, Найроби! – отозвался Берлин, улыбаясь в лицо Токио. Найроби не даст убить его. Она – его ангел хранитель, которая найдет его и спасет из любой западни.       - Твою мать, Токио! – снова закричала Найроби, - Ты совсем с ума сошла? Ты испоганишь весь план!       - В яблочко, - подтвердил Берлин, - Ну, Токио? Спустишь курок?       - Неужели так сложно хоть раз башку включить? – продолжала девушка, искренне надеясь, что ее голос звучит уверенно. Она не могла потерять Андреса сейчас, - Безмозглая идиотка!       - Может я и безмозглая идиотка, - сменила цель своих нападок Токио, - Но вот твоя идея вернуть сына – полная херь!       - Сына? – непонимающе спросил Берлин. Откуда, мать вашу, она знала об Акселе?       - Да, Берлин, не ожидал! – снова бросила девушка, - Наша прекрасная Найроби оказалась потаскушкой, родившей от какого-то наркомана и проебав своего сыночка за очередную дозу!       - Единственная потаскуха в этом здании – ты, - злобно крикнул Берлин. Ярость переполняла его, но фотография сына в нагрудном кармане грела душу, - Развяжи меня и я покажу тебе твое место, тупая шлюха!       - С чего это ты заступаешься за нее? – Токио снова наклонилась перед мужчиной и очертила контур его лица дулом пистолета. На ее лице появилась хищная ухмылка, - Неужели наш Дон Жуан опять влюбился?       - Не твоего ума дело, - выплюнул Берлин, и Токио засмеялась, снова уходя к двери.       - М-да, ну и парочка, - весело заявила она, - Наркоманка и смертник. Когда свадьба? Только прошу, не пытайтесь завести ребенка – миру не нужен такой выродок.       - Токио, ты перегибаешь палку, - вставил Рио, но, получив гневный взгляд девушки, затих.       Найроби ничего не слышала из-за стука собственной крови в ушах. Ярость вперемешку с обидой заполняли ее. Она доверила свою тайну и к чему это привело? Правильно, в очередной раз люди пытаются разбить ее. Найроби искренне хотела убить Токио. За себя, за Акселя, за Андреса. Берлин тоже бы хотел сейчас показать Токио, что он здесь капитан, но веревки, приковывающие его к стулу, не давали ему преимущества. Пока он тщетно пытался вспомнить те методики освобождения, про которые рассказывал ему Мартин, Найроби уже выставила вперед пистолет, прикидывая по звуку, где может стоять Токио. Она уже была готова выпустить пулю, но от страшной ошибки ее спас Москва.       - С ума сошла? – недовольно проворчал мужчина, который последние несколько дней ощущал себя воспитателем в детском саду, только у детей здесь были пушки и отсутствовали мозги.       - Она там играет с Берлином в русскую рулетку, - тихо ответила Найроби. Хоть и первая злость спала от вида Москвы, желание пристрелить Токио никуда не делось.       Мужчине больше ничего не требовалось объяснять. Он подошел к двери, позвал своего сына и стал, как маленькому толковать ему темы «Хорошо и Плохо». Токио тем временем тоже растеряла свой запал и, кажется, осознала, что взболтнула лишнего, но гордость просто не позволила ей отступать, поэтому она снова наставила пистолет на Берлина.       - Стреляй, - тихо и холодно произнес он, - Ты права, я смертник. Месяцем раньше, месяцем позже – нет разницы. Только вот так ты убьешь не только меня, ты убьешь всю команду. Кто поможет вам выбраться из этой западни? Кто подаст руку помощи, если не я? Стреляй, мать твою, только уясни, что следующей после меня умрешь ты сама.       Москва выбил дверь, а Найроби сразу подбежала к Берлину, не замечая Токио, чья протянутая с оружием рука крупно дрожала. Рио ответ ее в сторону, пока остальные отвязывали Берлина от стула. Убедившись, что все разошлись, Найроби бросилась в объятия мужчины.       - Я чуть со страху не умерла, когда услышала, что ты там, - произнесла она, пока Берлин осторожно отодвигал ее от себя, - Что такое?       - У меня дела, нужно отомстить Токио и через пятнадцать минут быть с Ариадной, - Андрес улыбнулся своей фирменной улыбкой, - Я обещал ей обед на двоих.       - Оу, смотрю у вас все серьезно, - сказала Агата, успешно скрывая обиду в голосе.       - Думаю, я снова влюбился, - мечтательно протянул Берлин, - Хочу сыграть шестую свадьбу перед смертью.       Берлин ушел сразу после своих слов, оставив Найроби стоять посреди туалета и думать о том, где в своей жизни она так облажалась, что умудрилась потерять мужа и сына второй раз.