Бывшие

      Ночь – волшебное время суток. Ночью все ощущается по-другому. Прикосновения, слова, действия – ночью все всегда кажется правильней и уместней. Только вот утром приходит осознание, а вместе с ним и мысли о том, что нужно было сделать все иначе. То же самое было и с Найроби.       Всю свою жизнь Агата просыпалась чуть не с первыми лучами солнца. Живя с Андресом, утром она успевала переделать многие домашние дела до того, как проснется ее муж. Агата помнит, как будила его, оставляя нежный поцелуй на виске мужчины, гладя по небритой щеке, а иногда и вовсе бесцеремонно сдергивая с него одеяло. И сейчас, лежа в его теплых объятиях, она вспоминала не только вчерашний странный разговор, но те утра много лет назад.       Найроби искренне считала, что вчера позволила и себе, и Берлину лишнего. Нужно было оставить его в коридоре, унести в гостиную или, на крайний случай, оповестить Профессора, а тот пусть сам разбирается с пьяным братом. Что угодно, только не просить Денвера отнести мужчину в ее комнату, не помогать ему хоть как-то раздеться, не засыпать в его руках, поддавшись минутному порыву.       С трудом выбравшись из крепких объятий, Найроби ушла в душ. По возвращению обратно в спальню девушка увидела очень милую картину: Берлин, ожидаемо, спал, перекатившись на центр кровати и крепко обнимая подушку Найроби, зарывшись в нее носом. Где-то на задворках разума билась мысль, что все это неправильно. Он в ее кровати – неправильно, она, тихо шепчущая ему признание в любви перед сном – неправильно. Вся прошлая ночь, все это ограбление – все неправильно. Почему-то, просто трахаться с Берлином было намного проще, чем мирно спать с ним, будто бы не было тех лет разлуки, того расставания и той боли.       Несмотря на ранний час, Найроби все-таки решила разбудить Берлина, слегка потрепав его за плечо. Однако мужчина даже не пошевелился. Тогда Агата начала действовать интенсивнее, несколько раз позвав Андреса. Тот заворочался, что-то пробубнив себе под нос, и Найроби, повысив голос, резко сказала:       - Подъем, Фонойоса! – Андрес скривился, открывая глаза. Он окинул взглядом девушку и на грани слышимости спросил:       - Что случилось? – Берлин закрыл глаза руками из-за боли в голове.       - Восемь утра, самое время просыпаться! – все так же громко ответила Найроби, от чего мужчина скривился еще сильнее.       - Потише, пожалуйста, - взмолился он, - Голова болит так, будто ей в футбол играли.       - Пить меньше надо, - произнесла Агата, - Можешь идти в свою комнату и досыпать там, но тогда ты пропустишь завтрак.       - А где я? – задал странный вопрос Андрес, услышав, что он не в своей комнате. Осмотревшись по сторонам, он ухмыльнулся, - Ты затащила меня в постель?       - Ты буквально скребся под моей дверью в три часа ночи, скуля признания в любви и, дабы тебя заткнуть, Денверу пришлось отнести тебя в мою спальню. Ты еще что-то промямлил про любовь, после чего уснул.       - М-да, - протянул Берлин, - Я думал, что вырублюсь на третьей ступеньке. Ну, на третьей ступеньке моя память и заканчивается. Есть что-то от больной головы?       - Топорик. А вообще, внизу должно быть что-то от похмелья, но не думай, что я тебе это принесу, - укоризненно посмотрела на мужчину Агата.       - Ты сняла с меня обувь ночью и уложила спать, - заметил Андрес, - Неужели тебе сложно еще раз помочь мне?       - Ты уже исчерпал лимит моей помощи, - сказала Найроби.       - Раньше ты была посговорчивей, - произнес Берлин.       - Раньше мы были женаты.       - Хочешь – повторим, - резко произнес Андрес, чем ввел девушку в ступор.       - Ч-что? – спросила Агата, после пары секунд молчания. Андрес, приложив титанические усилия, поднялся с кровати и подошел к девушке, все еще придерживая голову.       - Если хочешь – можем расписаться, - сказал он тихо, - Хотя, лучше обручиться в церкви, я все-таки в розыске. У меня еще осталось кольцо от нашего брака. Можем хоть сего…       - Попридержи коней, милый, - остановила Найроби Берлина, - Я не собираюсь выходить за тебя еще раз. Мне одного брака хватило. Собирай ботинки и вали отсюда.       Андрес не сдвинулся с места. Вместо этого он вытащил из кармана связку ключей и снял ключи с кольца, связывающего их. Встав на колено, Берлин гордо сказал:       - Агата Хименес, я люблю тебя. Ты выйдешь за меня замуж?       - Раньше ты делал это более романтично, - подметила Найроби.       - Утро, у меня адски болит голова, я босой стою перед тобой на одном колене с колечком от ключей. Куда уж романтичнее? – улыбаясь, ответил Андрес.       - Может, ты и прав, - кивнула Агата, чем сделала Берлина еще счастливее.       - Это значит – да? – Найроби отрицательно покачала головой.       - Прости, - произнесла она, - Но я не хочу замуж. Не сейчас. И не за тебя.       Берлин попытался сделать вид, что его не задели эти слова. Он закусил щеку и опустил глаза, подымаясь на ноги.       - Ну, тогда, - Берлин спрятал кольцо в кармане, взял в одну руку ботинки, а в другую пиджак, - Пока.       Он вышел в коридор, закрыв за собой дверь. Может, Агату должна была поглощать совесть, может, ей должно было быть неловко перед Андресом, но ей было абсолютно безразлично. Ни один глупый отказ не сравнится с той всепоглощающей болью, которую он причинил ей много лет назад.       Да, у Найроби есть чувства к Берлину, она и не собиралась этого отрицать, но одно дело просто чувствовать притяжение к человеку, а другое заводить с ним серьезные отношения. О чем вообще думает Берлин? Что можно просто вернуться к человеку, которого ты разбил много лет назад? Найроби никогда не простит его за тот случай, никогда не будет всецело доверять ему. Они знакомые, напарники, любовники – кто угодно, только не пара, не близкие люди. И Берлину стоит знать это.       Андрес всегда отличался редкостным самолюбием и завышенной самооценкой. С самого детства он считал, что мир если не крутится вокруг него, то, как минимум, существует ради него. Андрес искренне верил, что любая дамочка будет пищать от счастья, стоит ему проявить к ней хоть капельку внимания. Он играл жизнями людей, пользовался их чувствами и избавлялся, когда они ему надоедали. Андресу была безразлична боль другого, ему было важно чувствовать себя богом, которого любят и которому поклоняются. Ему было важно, чтобы ему приносили в жертву свою любовь, свое счастье, свои слезы. Он опустошал людей, выжимал из них все до последней капли и не жалел ни о чем. Агата знала это, но сам Андрес не знал. Вернее, не хотел знать.       Этот отказ – возможность пошатнуть веру Берлина в собственное богоподобие. Конечно, это его не исправит. Ничто не исправит. Он будет продолжать любить себя больше всего на свете, ставить себя выше остальных и делать что-то исключительно в своих целях. Но, может быть, до него наконец-то дойдет, что люди не всегда получают то, чего хотят.       Найроби спускается на завтрак, будто утро было совершенно обычным. Будто не было Берлина в ее комнате, не было того импровизированного предложения руки и сердца и того тяжелого взгляда, которым Андрес наградил девушку, выходя из комнаты. Это раздражает Берлина. Она отвергла его, отказалась от него даже после всего, что он сделал ради нее и ее… их сына. Она должна чувствовать себя виноватой перед ним, но она кажется абсолютно спокойной и даже…счастливой?       Берлин не слишком много знает о Найроби. Он не знает имена ее семьи, не помнит ни единого факта с ее детства, он даже не помнит ее предпочтения в еде. Андрес даже предположить не мог, что они еще встретятся и, тем более, что его чувства заиграют с новой силой.       Ее тело принадлежало ему каждую ночь. Он доминировал в постели, управлял ей. Он мог делать с ней все, что захочет. Но стоило Найроби переступить порог его спальни – и Берлин становился ей чужой. Она играла с ним, дразнила его. Короткие прикосновения, долгие изучающие взгляды – все это лишь долгая прелюдия, ради того, чтобы ночью забыла о своих обидах, об их прошлом и отдалась ему. Берлину нравилась власть в сексе, но ему хотелось большего. Абсолютной власти над ней. Каждую чертову секунду ее жизни находиться рядом, обнимая ее, вдыхая ее запах, демонстрировать, что она – его.       Но этого не хотела Найроби. Время сделало из влюбчивой и доверчивой девушки гордую и принципиальную женщину. И, черт возьми, новая Агата заводила Андреса еще сильнее! Ее желание спорить и стремление победить делали из просто красивой девушки настоящую жрицу, в битве с которой Берлин проиграл свое сердце.       Андрес не привык сдаваться, не привык получать отказ. Это он отказывал. Он дразнил и не давал желаемого. Он уходил, он ломал, он бросал. Поэтому сейчас для него все было ново. Разгорающееся в груди чувство напоминало обиду на родителей, когда те не покупали ему желаемой игрушки. Но Андресу уже далеко не пять лет и, что важно, Найроби не была какой-то игрушкой.       Ситуацию усложнял Аксель. Берлин уверял себя, что любит этого ребенка, но голос разума подсказывал, что все не так уж и просто. Невозможно любить человека, которого ты ни разу в жизни не видел, будь он хоть трижды твоим сыном и самым близким человеком. Андрес не воспринимал мальчишку на фотографиях, как своего сына, сколько бы ни смотрел на них. Он оставался для него просто ребенком – чужим малышом – не иначе. Правильно ли это? Берлин считал, что да.       Вернуть Акселя – не проявление отцовской любви, а, скорее, способ завоевания Агаты. Подарок с размахом, от которого невозможно не оттаять. Временами Андресу было противно от этого, что он использует ребенка – своего сына – ради манипуляций, но это «противно» Берлин посылал далеко и надолго, считая, что неважно как именно он добьется своей цели, главное, что по итогу все будут в выигрыше.       Берлин весь день нарочито холоден к Найроби. Нет лишних слов, касаний, беглых взглядов. Но он все еще остается Берлином, не собираясь строить из себя обиженного подростка. Найроби воспринимает это как очередную игру и вечером снова оказывается на пороге в его спальню. Берлин не отказывается от ее тела, горячего дыхания на шее и поцелуев. Он наслаждается каждым ее стоном, наслаждается, когда она почти кричит его имя в подушку. Но в этот раз он не просит остаться ее на ночь, а наоборот, велит ей уйти сразу после секса.       - Ты какой-то сам не свой весь день, - произносит Найроби, быстро одеваясь, пока обнаженный Берлин курит на кровати сигарету.       - День не задался с самого утра, - коротко отвечает он, после чего поворачивает голову на Агату, - Забыл кое-что сказать. На днях мы поедем в город. Я, ты и Профессор.       - И зачем же?       - Воссоединение семьи, - Берлин ловит непонимающий взгляд девушки, - Встретимся с Акселем. Серхио нашел способ его вернуть, остались простые формальности по документам.       Найроби не верит его словам. Теперь ей не хочется уходить, ей хочется остаться рядом с ним. Чертов волшебник! Она делает пару шагов в сторону кровати, желая обнять его, но Берлин жестом останавливает ее.       - Я не настроен на телячьи нежности, - резко бросает он, - Иди к себе.       Найроби кивает и молча уходит, стараясь не показывать, насколько в этот момент она чувствовала себя униженной.