Тонкая грань

      - Хах! - он дернулся, словно в жуткой конвульсии, и упал с дивана на дряхлые скрипящие половицы.       - Хаа... Хаа... - с трудом глотая воздух ртом, он, широко распахнув веки, невидящим взором смотрел куда-то в пустоту.       Холодный пот скатывался по спине, насквозь пропитав грубую футболку, что была на нем.       В горле ощущалась невыносимая жажда. С большим усилием проглотив вязкую слюну, юноша чуть приподнялся, опираясь о краешек дивана, но тут же повалился обратно.       Раздался противный скрип дерева, от тщетных попыток встать на ноги. Дерфи всё не мог унять колотящееся сердце и восстановить дыхание. Внезапно, режущая боль в груди заставила его согнуться в безмолвном крике боли.       Лишь слабый хрип вышел изо рта, а к пересохшему горлу подступил ком.       А после он выплевывал черные, как смоль, сгустки крови, ощущая отвратительный и мерзкий привкус металла.       Всё еще сжимая живот, Кадэлл издал еле слышный мучительный стон, но все же смог подняться на колени.       Голова раскалывалась и тело охватила предательская дрожь, по вине которой он упал обратно на диван, не в силах больше подняться.       Истеричный смешок раздался в давящей на юноше тишине.       И снова волна пронзительной боли вынудила его стиснуть зубы и издать жалкий писк.       В молчаливой агонии он все же смог неуверенно встать на ноги и босиком выйти из комнаты, подойдя к винтообразной лестнице.       Еще никогда обычные ступени не были таким большим испытанием для него. Потратив почти пять минут на то чтобы подняться, Кадэлл оказался в полуразрушенном главном зале церкви. Сквозь поломанную крышу здания хорошо просматривался белый диск луны, что своим нежным светом буквально ласкал юношу.       Ночной бриз освежал и позволил вздохнуть полной грудью. Где-то вдалеке можно было расслышать гомон толпы, смех людей. Ночной Орарио не переставал жить. Особенно активно было в районе красных фонарей Семьи Иштар после заката. Только тут, на самой окраине города царило спокойствие и некое запущение. Слабые завывания ветра сопровождал стрекот сверчков.       Вокруг было так... Спокойно, безмятежно, будто он оказался во сне. Таком желанном и бесценном.       На душе стало так умиротворенно, что Кадэлл даже не заметил влажных дорожек, что оставляли жгучие слезы.       - К-каделл? - он обернулся на дрожащий голос, чтобы безмолвно всмотреться в медленно подходящую к нему девушку.       - Богиня Гестия? - дрогнул его охрипший до жути голос.       ***       Ее разбудил тихий стон а после глухой удар, нарушивший ночное спокойствие. Богиня Гестия всегда спала чутко, и лишь под самое утро впадала в глубокую фазу сна, из которой вытянуть ее было очень непросто.       Божественный слух и зрение позволяли ей различить все те муки, что испытывал юноша на полу у дивана.       Она несколько отстранилась от Бэлла, что крепко спал с ней на общей кровати и использовался как подушка-обнимашка. Ее глазам предстала нелицеприятная картина. Кадэлл вовсю изрыгал кровь, что, словно слизь, выглядела крайне жуткой и зловещей.       Гестия с трудом сдержала всхлип, наблюдая бессилие и слабость юноши. Он был таким беспомощным, истощенным, и потерянным.       Каждая его попытка подняться на ноги сопровождалась гулким стуком сердца в ее груди. Раз за разом. Он падал и падал. Но отчаянно продолжал пытаться.       И тогда она поняла. Это было для него так привычно. В страданиях пытаться подняться, не оказаться на земле, не быть затоптанным обстоятельствами и другими людьми.       Он мучался и боролся. С нечеловеческими усилиями поднимался. И снова впадал в отчаяние. С завидной упертостью он не желал сдаться, остановиться, передохнуть.       Самой его сущностью была ходьба по крайне тонкой грани. Меж двух кардинально различных исходов. Победа или поражение. Жизнь или смерть. Успех или забвение.       Для него практически невозможно было представить жизнь в серых тонах. Только две грани, две стороны одной монеты, которую он бросал при каждом выборе.       Для него не было чего-то среднего, нейтрального. Монета не могла упасть ребром. Либо одной, либо другой стороной. И за каждый выбор ему приходилось платить. Той или иной ценой. Малой или большой кровью.       За ним шел кровавый след, оставляя редкие капли и отпечатки босых ног по ступеням. Гестия больше не могла терпеть. Как та, что спустилась с небес, она не могла позволить этому ужасу продолжаться. Она должна была сделать хоть что-либо, иначе какая она богиня?       Задачей всех богов была защита и забота о детях нижнего мира. Но даже так. Они просто не могли влиять на этот мир кардинально. Боги были беспомощны.       Да даже они, как и смертные, были подвластны грехам и не могли подобного изменить. Если даже некоторые из богов пали, то что уже говорить о простых людях.       Они еще больше подвластны истязаниям, искушениям и прочему. Такова человеческая природа. И боги любили эту черту, пусть она и являлась причиной жутких бедствий.       Поднявшись по лестнице, Гестия увидела юношу, изливающего свою боль самой Луне, что, казалось, пыталась всеми силами утешить слабого смертного.       Ветер трепетал его волосы. Пыльные, грязные, взлохмаченные. Пахнущие кровью и пеплом.       Мешковатая футболка с длинными рукавами из грубой ткани нелепо трепетала при дуновении бриза.       - К-кадэлл. - позвала она его, сжавшись от страха, что он сейчас просто упадет без сил и больше не проснётся. Он был похож на призрака, встретив которого ты больше его не увидишь. До конца своих дней размышляя существовал ли он вовсе.       - Богиня Гестия? - сухой, трескучий голос узнал ее, но глаза все также остались пусты, будто в них никогда и не было того яркого света, тех эмоций, переживаний, что она увидела.       - Который же ты... настоящий? - прошептала она, не понимая смысла своего вопроса и не ожидая совсем ответа.       Кем был он настоящий. Не человек, показывающий всем маску, которую он был вынужден надеть против своей воли.       А сама личность, что скрывается за несколькими стенами, замками, пытаясь скрыться ото всех, не желая приближаться.       Что раз за разом получает удар, урон которого выше того, что он может вынести, и еще больше прячется в себе, возводя ту преграду, которую никто уже точно не сможет преодолеть.       Неужели настанет тот момент когда он просто будет не способен открыться, как бы он не хотел?       Когда между ним настоящим и пустой оболочкой окажется настолько большой овраг, что даже при всем желании, юноша не сможет вырваться на свободу, показав истинного себя.       А может ли быть что эта пустая оболочка и есть настоящий Кадэлл? Все пытаются найти, раскопать в нем что-то своё, похожее, желаемое для себя. Но он не такой. И потому он показывает то, что они хотят. Пока он сам страдает от самого осознания того, что он не является тем, чего от него ожидали, желали.       Сколько же ему пришлось испытать страданий и боли, чтобы окончательно сломаться и стать таким... полым, пустым, ненужным.       Кукла, потерявшая своего манекена, нити, что сдерживали и контролировали ее, публику, которая ей аплодировала, саму цель всего спектакля.       Лишенный цели, амбиций, желаний. Окончательно сломанный ребенок, что только и знает, что бороться за свою жизнь. Для него само выживание и стало главной целью.       Он ничего и никого не понимает. Для него есть только игра. Игра с внутренним "я", что хочет сломать его, разрушить.       В чем смысл актера без сцены, зрителей, оркестра? Зачем он нужен? Не лучше ли тогда устранить лишний элемент, в котором никто и не нуждается?       Кадэлл самостоятельно запустил процесс саморазрушения, который он не может остановить, только продлить срок, отложить эпилог.       Все живые существа испытывают страх. И самому юноше он был свойственен.       Две сущности внутри него сцепились, подобно бешеным псам - страх смерти и абсолютная пустота.       Снова этот жуткий баланс. Опять две грани. Сумасшествие, которое он принял за чистую монету, считая обыкновенной и привычной истиной этого жестокого мира.       - Я... Я не знаю.       Его голос не принадлежал человеку. Полное спокойствие, монотонность и безразличие.       Для него будто ничего не существовало. Он снова перевел на светящийся диск в небе.       Гестия не знала о чем он думал, и думал ли вообще. Кадэлл просто застыл, или задумавшись, или просто наслаждаясь редким моментом покоя. Ведь когда он закроет глаза, всё продолжится.       Он знал, что бежать бесполезно. Понимал. Но всё равно не мог решиться. Юноша раз за разом подбрасывал монету, и снова и снова он получал один и тот же ответ.       Жизнь или смерть. Черное и белое. Третьего не дано и он не в силах был изменить этого.       Кошмары не прекратятся, Арзал не сдастся, Дэрн не спасёт его, мир не станет милостив к нему.       Только сам Кадэлл сможет сорвать оковы и цепи, что на него были повешены не по его согласию.       Он устал. Почти смирился. Но в этом нет смысла. Он думал, что ему наплевать. Но все оказалось совсем наоборот. Кадэлл желал больше всего на свете жить. Жить мирно и спокойно.       Но это было недостижимой мечтой, миражом, за которым он следовал. Но продолжать так было более невозможно.       Что же делать...       Поток мыслей прервался, как по щелчку, глаза закатились, а сам он опал, как подкошенный, ощущая страшный жар и слабость по всему телу.       - Кадэлл! - воскликнула Гестия, серьезно напуганная его падением и тут же устремившаяся к парню, пытаясь его привести в сознание, разбудить.       Но все было тщетно, бессмысленно...