Жить вопреки

— Езжай домой. Не усложняй. — Она обходит его и двигается в сторону арки. — Ты же знаешь… я не могу этого сделать… — Укё поворачивается за ней. — Мне незачем возвращаться туда, где нет тебя… — Он не пытается её преследовать, не поможет.       Тяжёлая капля срывается со стремительно чернеющего неба, ударяясь о плечо. Элен смотрит на тёмное пятно впитавшейся в ткань влаги, и поднимает голову вверх. Ещё одна капля падает вниз, скатившись по щеке. Крупная, холодная… — Скоро будет гроза, — словно задумавшись, произносит она. — Как же я ненавижу осень… До завтра…       Сзади раздаётся тяжёлый вздох и шуршит одежда. — До завтра… — тихо говорит он, — но мне некуда идти… Так что… Это место ничем не лучше и не хуже любого другого… Я останусь.       Она оглядывается. Укё опустился на колени, пачкая дорогие брюки в пыли, и тоскливо смотрит ей вслед, не обращая внимания на капающую с неба воду. — Зачем? Я всё равно уйду… — голова чуть наклоняется вбок. — Знаю. Но что мне остаётся? — он тяжело осел на пятки, устраивая руки перед собой. — Эл… Ты можешь на меня злиться… Имеешь полное право. Но… я не буду извиняться за то, что сделал. Я должен был знать… Понимать, что происходит… А спросить у тебя? Намеренно причинить тебе боль? Я этого не хотел… — Дождь усилился, одежда быстро напитывалась влагой, но два человека в маленьком дворике посреди огромного города, кажется, совсем не замечали этого… сжигаемые разрывающими душу эмоциями. — Я пытался избежать именно того, что происходит сейчас… Понятия не имею, как ты узнала о встрече, но… это единственное, о чём я сожалею. Ты не должна была слышать наш разговор. Иди, — вдруг говорит он, — а то совсем промокнешь…       И Элен уходит. Потерянно бредёт под дождём… Ей казалось, что внутри только пустота, но… это неправда… Да, было больно, да, очень неприятно… Вот только… всё это меркло по сравнению с тем, что она оставляла за спиной… Остановившись возле яркой витрины какого-то магазинчика, она снова обернулась, вглядываясь в пространство перед аркой, из которой вышла, сквозь льющий стеною дождь. Ей было важно даже теперь знать, что он уедет домой, а не будет сидеть там, как выброшенный в непогоду никому не нужный пёс…       Вода пробралась под одежду, струйкой стекая по спине, по коже то и дело пробегали неприятные мурашки. Холодные капли отнимали жалкие остатки тепла… А он всё не выходил… И… она вернулась. Не смогла иначе.       Укё так и сидел посреди двора, даже не поменяв позу. Мокрые волосы облепили бледное лицо, неровное дыхание вырывалось изо рта облачками прозрачного пара, костюм промок насквозь и больше не спасал от холода. Он замёрз. Но встать сил не было, да и особого желания тоже… Он закрыл глаза и ни о чём не думал, не мог, не хотел… Чувствуя только острую тоску. Вдруг капли перестали падать на голову… но даже подняв лицо, он не смог рассмотреть, что заслонило его от дождя: очки запотели. Попытки вытереть их о мокрую одежду не особо помогли, и он, щурясь, тихо спросил: — Эл? — А есть другие кандидаты? — Руки устали держать ветровку, которую она растянула над ними, и Элен опустилась на мокрую плитку перед ним, просто накинув тонкую промокшую ткань им на головы. — Ну почему всё так? — Не знаю, милая… — он протягивает руку и смахивает капли с её лица. — Зачем вернулась? Совсем промокла… — А у меня был выбор? — грустно усмехнулась она. — Да. И сейчас ещё есть… — Элен медленно качает головой на эти слова и, обнимая, прижимается к его груди, забираясь на колени. — Тут останемся? — слабо улыбнувшись, спрашивает Укё, обнимая её в ответ. — Ты против? — безучастно пожимает плечами Эл, ей всё равно. — Нет. Рядом с тобой я останусь где угодно… — Он находит её губы. Целует… Холодные… — Но может, вернёмся? Домой? Можно к тебе, можно в любой отель, если тебе не хочется в привычную обстановку… Думаю, я сейчас согласился бы оказаться даже в салоне собственной машины… Замёрз… — Ты опять? — вздыхает она. — Нет. Просто ты скорее пожалеешь меня, чем обратишь внимание на то, что у тебя даже губы посинели от холода… — Хорошо… — Её и правда бил озноб. — Давай домой… — Хочешь, понесу? — предлагает Укё. — Так будет теплее… — Хочу… — тихо соглашается Элен.       Перед тем как залезть в машину, пришлось быстро раздеться до белья… Одежду сбросили на резиновый коврик сзади, с неё ручьями текла вода. Но даже в этом случае салон всё равно придётся сушить. Укё нашёл внутри небольшое полотенце, и пока девушка старалась хоть немного обсушиться, он пытался завести машину. Двигатель запустился только с пятого раза, но даже после запуска работал с перебоями. Намок брелок, отключающий иммобилизатор, и его немного подмыкало. Врубив на полную мощность обогрев, он быстро вырулил с парковки. На автостраде скорость пришлось сбросить, как бы он ни торопился, но ехать слишком быстро стало опасно: ливень разошёлся не на шутку. Мужчина хмурился, машина плохо слушалась. Когда мотор на несколько секунд заглох, их мотнуло на мокрой трассе. Элен вжалась в сидение. Мотор снова заурчал, и Укё удалось вытянуть авто из заноса. Отыскав в срочном порядке место для экстренной остановки, он свернул с дороги. Как только машина замерла на месте, на дисплее высветилось предупреждение о том, что иммобилизатор не найден, и двигатель умолк окончательно. — В чём дело? — отойдя от испуга, спросила Эл. — Приехали… — вздохнул Укё. — Брелок, отключающий блокировку подачи топлива, промок и, видимо, замкнул. Придётся звонить домой, чтобы нас забрали. — Укё… — вкрадчиво зовёт его Элен и, когда он поворачивается, с замиранием спрашивает: — А где твой телефон? — В… пиджаке… — ошарашенно тянет он. — А твой? — В кофте…       Они резко нырнули назад, чуть не столкнувшись лбами, вытаскивая оба мобильника из кучи мокрой одежды.       У Элен он даже не включился… У Укё — пару раз моргнул полосами на экране и тоже потух окончательно. — Вот теперь точно приехали… — виновато посмотрел он на неё.       Ливень. Машин практически нет. Да и те, что попадаются, проносятся мимо. Люди торопятся домой, им нет дела до замершего на небольшом разворотном пятачке автомобиля. Тёмное время суток не особо располагает к любопытству… — Может, попробовать тормознуть кого-нибудь? — неуверенно предлагает она. — Серьёзно? — устало улыбается Укё. — В темноте? На скоростной магистрали? — И уже более весело добавил: — А кто пойдёт? Я в трусах? Или ты — в белье? — Лучше я, — хмыкает Элен, — шансов явно побольше будет. — Остаётся ждать до утра… Чёрт! Прости… Моя ошибка… Нужно было брать такси. Видел же, что двигатель барахлит… Идиот, — он опускает голову. — Какое такси, Укё? — успокаивает его Эл. — Ну кто бы нас посадил в машину в таком виде? Ничего… До утра, так до утра… — Полезли назад? — Укё кивнул на задние сидения. — Там хоть места больше, да и плед должен быть.       Он перебрался первым, нашёл мягкое махровое одеяло и, усевшись на сидении, по-турецки сложил ноги. Элен устроилась у него в ногах, как в колыбели, опираясь спиной о дверку, и он укутал их обоих, чтобы сохранить тепло. — Удобно? — Вполне…       В салоне повисла тишина. Каждый думал о своём — тем было предостаточно, очень уж насыщенным на события выдался день. Укё до сих пор не отпускали мысли о её прошлом, но пустой взгляд, который так его испугал, напрочь отбил желание лезть с расспросами. Лучше откусить себе язык… Элен думала о том, что дома их, наверное, потеряют и будут волноваться, старательно избегая любых упоминаний о вечернем происшествии. Но избавиться от назойливых вопросов было непросто, и ей на ум вдруг пришёл один весьма любопытный… — Укё? — позвала она мужчину, вырывая его из задумчивости. — М-м-м… Да, котёнок? — Глаза привыкли к темноте, и он видел, что она внимательно на него смотрит. — Если опустить в целом сегодняшнюю ситуацию, то… откуда ты вообще узнал о Томуэ? — Она немного напряглась. — Кто тебе рассказал о нём? — Ты, — он даже кивнул в подтверждение собственным словам. — Я узнал о нём от тебя. — Исключено, — Элен твёрдо опровергла его слова. — Этого просто не может быть. — Я не лгу, Эл… — он прикрывает веки, ему не хочется возвращаться к данной теме, он боится её. — Я слышал это имя от тебя… Трижды…       Девушка приподнялась, а он опустил одну ногу вниз, чтобы ей было удобнее сидеть. Она подтянула колени к груди, обнимая руками и устраивая поверх подбородок. Взгляд устремлён в темноту за окном… — Когда? — сдавленно спрашивает она. — Я не могла… — Это было случайно… — пожимает плечами Укё, — при знакомстве, например. Когда ты первый раз приехала в особняк. Потом перед свадьбой родителей… Кажется, ты тогда сильно испугалась… Как, впрочем, и я сам. Я тогда не мог ничего понять и сильно беспокоился за тебя… — А третий? — словно в трансе поворачивает голову Элен. — После выпускного… — он слегка морщится от неприятных воспоминаний, — ты… в конце… назвала меня его именем. — Божечки… Укё… Это же… Отвратительно… — Эл прячет лицо в ладонях. — Как ты вообще меня простил… Это… — Не стоит об этом. — Он осторожно гладит её по голове. — Я ему отчасти даже благодарен. Сам бы точно не остановился… И это как раз таки я вёл себя отвратительно и непорядочно. Вместо того чтобы увести тебя в комнату… Мы чуть не переспали… Хотя я прекрасно видел, в каком ты состоянии… А ты… Мне кажется, ты с самого начала нас перепутала… И подошла-то только потому, что считала, что я — это он. Так что… какие претензии… — Всё равно… Это ужасно… Прости. Я бы не смогла… наверное… такое… — Забудь. Я поступил так, как посчитал нужным и правильным. Тема закрыта. — Укё прижал её к себе, думая о том, что он вообще не может даже представить себе причину, по которой он отказался бы от неё. — Да и в этот раз… Перед свадьбой Маса-ни… Даже Эйми вздрогнула, посмотрев на меня… Пожалуй, именно тогда мне окончательно надоело оставаться в неведении. Я думаю, ты вспоминаешь его время от времени, когда я рядом… А вот это уже больно… Малыш, мы с ним настолько похожи? — Да… вроде бы… — она зажмурилась, — особенно когда… — Тс-с-с… Если не хочешь — не нужно. — Он целует тёмную макушку, ругая себя за вопрос, на который и так знает ответ. — Чёрт с ним. Переживу. Информации о том, что он не появится на пороге рано или поздно, мне вполне достаточно. — Нет. Недостаточно. — Элен резко отстраняется. — Давай уже до конца. Первый и последний раз. Я расскажу. Ты можешь спрашивать всё, что тебя интересует — я ничего скрывать не буду. Но! Только сегодня. Больше мы к этому не возвращаемся. — Я слушаю…       Томуэ.       Мне было пятнадцать, когда мы познакомились, ему — девятнадцать. Я ехала через парк на доске, он — догонял компанию ребят и выскочил наперерез. Пришлось резко отворачивать в сторону, и я с разгона навернулась с борда. Ему не слабо доской прилетело по ногам. Он доковылял до меня и помог подняться… Мне было очень больно и, оказавшись на ногах, я развернулась, врезала ему по грудине и… весьма нелестно высказалась по поводу его умственных способностей в соответствующих выражениях… А потом подняла глаза и заметила, что он так растерянно на меня смотрит, этими своими синими глазищами… Как ребёнок, честное слово… который не понимает, почему его наказали… В общем, ругаться расхотелось. Попробовала уйти, но расшиблась хорошо… и он подхватил меня на руки, сказав, что отпустит только у дверей дома…       Как там дальше всё закрутилось я… уже и не помню…       Наверное, на такого, как Томуэ, сложно не обращать внимания…       Он был похож на солнце… Такой же яркий и тёплый… Абсолютно беззлобный, добрый и совершенно открытый. Стоило ему появиться в зоне видимости, и окружающие тянулись к нему, проблемы меркли и казались несерьёзными…       Я тогда только осваивалась в Японии, и он очень мне помог… Я, наверное, тогда просто растворилась в нём, в его энергии, в его любви, в его желании жить…       Томуэ был потомственным военным, как и его отец, как его дед. Он тогда только поступил на службу. Очень гордился назначением на торпедоносец, из своего белого кителя даже на гражданке не вылазил…       Через пару недель он сделал мне предложение. Весь такой уверенный, что это навсегда. Наша встреча произошла в его первое увольнение на сушу, и он свято уверовал, что это подарок, награда и благословение богов за то, что он достиг своей цели и следует заветам предков защищать родную страну. Заявил мне, что нашёл свою путеводную звезду и будет вечно следовать за её светом… Романтик, блин… Отказ не принимается, но как истинный джентльмен он подождёт с официальной церемонией до моего…       Восемнадцатилетия…       Он принадлежал океану всей душой… Обожал его… А ещё… любил шутить, что он теперь истинный Дэйви Джонс: его жизнь отдана морю, а сердце он оставил на берегу… Мне…       Так и жили… От увольнения до увольнения… Долгие дни ожидания и короткие, но яркие встречи…       Волосы цвета пшеничного поля, ярко-синие, как океан, глаза и белый китель… В этом был весь Томуэ…       А потом… Всё кончилось… В одно мгновение…       Осенью корабль возвращался в порт, чтобы встать на рейд… Ночью их нагнал тайфун. Им не хватило всего несколько миль до бухты. Сбились с курса… и налетели на риф… повредив торпедный отсек.       Я увидела утром… в новостях… Искорёженная взрывом груда металла… Даже тел почти не было, а тех, кого нашли, опознать смогли только после экспертизы… От большинства остались только фрагменты… Томуэ тоже не нашли… Так и похоронили потом… пустую урну…       Мне кажется, в тот день я умерла тоже… Во всяком случае, я так думала… или мне этого хотелось… Я перестала есть, разговаривать, спать, да и вообще реагировать на окружающий мир. Я плохо помню, что было дальше…       Шин пытался меня вытащить из этого состояния… Кормил насильно, несмотря на то, что меня рвало после этого… Уговаривал, ругался, вроде даже плакал… От бессилия, от злости… но… оставался рядом… Хотя я и на него не реагировала. Просто бездушная кукла… которая сломается, если за ней не ухаживать…       Когда из-за потери веса я не смогла встать, он понял, что бесполезно… ему не справиться… Он нашёл Рен…       Но даже ей потребовалось два месяца, чтобы пробиться ко мне и привести в чувство…       Вот и вся история… The end.       Укё/Элен.       Эл откинулась назад, в горле пересохло от долгого рассказа, но никакого другого дискомфорта она не испытывала. Просто спокойно слушала, как барабанит дождь по крыше машины и ждала, что скажет Укё. — Милая, мне очень жаль… — шепчет он. Но… Кое-что его беспокоит даже больше чем сама история… Вот только он пока не может понять, что именно. Что-то не так… Нет, события, конечно, очень трагичные… ему и правда жаль парня, который погиб в мирное время, совсем молодым… И Элен жаль, потому что никому не пожелаешь пережить смерть любимого человека… Стоп. Вот оно… Его смутил не сам рассказ, а то, как она его рассказала: сухо, по делу, без лишних эмоций… Будто пересказала некролог из газеты, а не смерть близкого. — Да… Жаль… — задумчиво согласилась Эл. — Но всё в прошлом. Теперь ты в курсе. Если остались какие-то вопросы — спрашивай. Нет — я, пожалуй, вздремну. — Спи, котёнок…       Как ни странно, но только она закрыла глаза, то сразу же отрубилась. А вот Укё за всю ночь так и не сомкнул глаз, до рассвета пытаясь понять: почему, если это всё в прошлом и Эл не испытывает сильных чувств к парню, она так остро реагирует на любые упоминания о нём… Это его беспокоило, словно он что-то упустил, не заметил… И это что-то было очень важным…       Утром, натянув мокрую одежду, Укё удалось тормознуть машину и позвонить домой. Через полчаса их забрал Канаме на своём внедорожнике, попутно утянув седан Укё.       Уже дома мужчина убедил Эл позвонить Рен и Хикару. Ребята были не виноваты, и не стоило их наказывать за попытку помочь. А к вечеру оба свалились с температурой.       Сам Укё более-менее быстро оклемался, хотя и взял полноценный больничный. Но скорее для того, чтобы ухаживать за Элен. Она не на шутку разболелась и только к концу недели хоть немного ожила, поэтому он почти не отходил от неё. — Тоже хочу-у-у… — по-детски пожаловалась Элен, когда он вышел из душа с полотенцем на голове. — Нельзя. Ты же знаешь, — улыбнулся Укё и сел на край кровати. — Потерпи немного. Опять всю ночь в жару металась. — Не могу… — она надулась и сердито сверлила его взглядом. — Я вся липкая… Твои обтирания ни черта не помогают. — Ну… Хочешь, оближу? — наклонившись, прошептал он в самое ухо. — Фу! Укё! — Элен отпихнула его и передёрнулась. — Блин! Ну что за мерзость?! Бр-р-р… Аж затошнило! — Тогда терпи, — рассмеялся он, а потом ласково провёл ладонью по волосам. — Если к вечеру температура упадёт хотя бы до тридцати семи, пущу в душ. Нет — значит, обтирания. Хорошо? — Садист, — буркнула Эл и отвернулась к стене, выражая своё недовольство. — Как скажешь, — усмехнулся Укё, — Пойду поужинаю, что тебе принести? — Не хочу… — не поворачиваясь, бубнит она. — Эл? Это не ответ, — строго возражает он, вставая с кровати. — Мы же договорились вчера. Верно? — Бульон, — сдаётся Эл, слушать двухчасовую лекцию о том, как важно правильно питаться во время болезни, ей однозначно не хочется ещё больше, — можно с яйцом. — Умничка, — похвалил он и вышел.       В гостиной было шумно. Ватару и Юске с подушками наперевес гоняли по большому помещению Цубаки, который снова подтрунивал над младшими братьями. В большей степени над Юске, конечно, но младший решил помочь Ю-куну восстановить справедливость. Да и просто поиграть в догонялки, ведь это было весело. Азуса и Йори смотрели свежее аниме, в озвучке которого участвовали близнецы, а на кухне убирали посуду Рен и Масаоми. Молодая пара временно перебралась в особняк, когда Эл и Укё заболели.       Укё остановился на самом верху лестницы и улыбнулся: хоть здесь всё как всегда. — Как там Эл-чан? — поинтересовался Масаоми, когда брат зашёл на кухню. — Добрый вечер, Укё-сан, — поприветствовала его Рен. — Добрый, — кивнул обоим Укё. — Ещё температурит, но уже легче, — он хмыкнул, — огрызаться начала. — И поставив на плиту подогреваться бульон, сел ужинать. — Это хорошо, — улыбнулся Масаоми, — значит, скоро встанет на ноги. — Рен-чан, — обратился вдруг Укё к девушке, — не уделишь мне минутку? Чуть позже? — Да, конечно, — не раздумывая, согласилась она. — Что-то случилось? — оглянулся Масаоми. — Да, нет… Просто хотел поинтересоваться одним вопросом у твоей жены как у специалиста. Если ты не возражаешь? — пожал плечами Укё, а Рен немного нахмурилась.       Когда мужчина вернулся в комнату, Элен спала. Оставив тарелку с ужином у кровати, он тихо вышел, чтобы не беспокоить её, и спустился в холл второго этажа, устраиваясь в одном из дальних кресел. Немного погодя к нему присоединилась Рен. — Она тебе рассказала? — без предисловий спросила девушка, опускаясь в кресло напротив. — Да. Только… Мне показалось, что… Она говорила не о погибшем любимом, а вроде как пересказала печальную историю из книжки. Да — грустно, но… это же не по-настоящему. Вот я и не могу понять: откуда такая острая реакция? Раз она пережила это… — А тебе не показалось, — вздохнула Рен, — она это так и не пережила. Она скорее — забыла… — В каком смысле? — опешил мужчина. — В прямом. Она затёрла болезненные воспоминания и спрятала их глубоко в подсознании, возвращаясь к ним только в состоянии крайней подавленности или напряжения. Стереть их полностью, конечно, невозможно, и, когда контроль слабеет, они прорываются на поверхность. — И? Это плохо? Я правильно понимаю? — он пока не улавливал сути проблемы: ну не хочет Эл вспоминать эти события, и что… Трудно её в этом винить. — Разве это не обычная человеческая реакция — кому приятно думать о тяжёлых утратах? — Дело не в том, что она не хочет их вспоминать, а в том, что она не принимает их как реальные. Эти люди для неё в определённой степени живы. — Так. Стоп. Вот сейчас вообще не понял. Она же знает, что он погиб, — вымученно вздыхает Укё. — И почему эти? Мы разве не о Томуэ говорим? — В этом всё и дело… — Рен поднимает на него взгляд, — тут всё несколько сложнее… Скажи, она рассказывала тебе когда-нибудь о своём прошлом, о матери? — Эм… Да. После дня рождения, на пляже. А какое это имеет значение? — А как она её описала? Как рассказывала о самих событиях? — Высокая, стройная блондинка… Ну и в двух словах о случившемся. А так, в основном про их проделки с Шином, — пожал плечами мужчина. — Ничего не напоминает? Светлый парень, синие глаза, белый китель… И некролог. А про Шина? Есть разница? Весело, живо, с эмоциями, с описаниями вплоть до погоды. С удовольствием. — Всё равно не вижу проблемы. Я, знаешь ли, тоже о своём отце не особо вспоминать люблю. — Он разводит руками. — Не любить и не помнить — разные вещи, Укё-сан, — поясняет Рен. — И если с матерью ещё можно списать отсутствие чётких воспоминаний на длительный период и маленький возраст, то с Томуэ такое объяснение не подходит. — Она внимательно смотрит на Укё, чтобы убедиться, что он осознаёт разницу. — Она не помнит, что у него был большой шрам с правой стороны от ожога, потому что в детстве парень перевернул на себя кипящее масло, она не помнит, что на среднем пальце левой руки он всегда носил дедовскую печатку с оттиском парусника, она не помнит даже одежду, в которой он приходил. Ничего. Кроме отдельных ярких деталей. И это совершенно точно. Я пыталась спрашивать. И она не лгала, когда отвечала на вопросы. — Ну хорошо. Может это и странно, но… если ей так легче было пережить горе, то я ничего не имею против. — Пережить — согласна, но проблема в том, что она не пережила их. Она просто их заблокировала. Спрятала в шкатулку и засунула так далеко в подсознание, как только смогла, — Рен невесело усмехнулась. — Что-то я тебя не пойму… То ты говоришь, что эти люди для Элен чуть ли не живы, то — что она про них забыла… — Укё тряхнул головой, пытаясь хоть немного разобраться. — Она же сама говорит, что они мертвы. И даже как погибли. — Так, хорошо. Смотри. Проблема в определённом шаблоне поведения. Когда умерла её мать, для Эл, как и для любого другого ребёнка, это было страшным ударом. Более тяжёлым, чем для взрослого, который может сознательно справиться с подобной ситуацией. Потому что утрата родителя — это потеря стержня, вокруг которого строится мир маленького человека, основная опора в жизни. И ребёнок испытывает не только горе, но и сильный интуитивный страх, потому что теряет человека, от которого полностью зависим. У Элен всё было ещё хуже — у неё не было эмоциональной связи с отцом. Поэтому пережить утрату матери оказалось в два раза сложнее. Он, конечно, приехал, и они какое-то время жили вместе, но затем что он сделал? Правильно — вроде как исчез, оставил. И вот тут детская психика, которая гораздо гибче, чем у взрослого человека, нашла способ, как справиться с обеими проблемами разом. Отца ведь нет рядом? Но, в то же время он вроде как есть. Звонит, обеспечивает, иногда даже приезжает. Так почему бы не применить данную схему и к матери… Только она уехала дальше, на луну, например, и всё — проблема решена. Да она скучает, но боли-то нет. Нужно просто затереть чёткие ассоциации с человеком, сделать его более эфемерным, образным. Не вспоминать детали: как жили, что чувствовали, как погибли. — Рен чуть потягивается, разминая спину. — Ладно, я допускаю, что так мог поступить маленький ребёнок, — поморщился Укё, он тоже далеко не одобрял то, что сделал Ринтаро-сан. — Но Томуэ… Эл была достаточно взрослой, чтобы воспринимать всё более реально. — С Томуэ сработал этот же проверенный и успешно использованный ранее приём, — терпеливо поясняет она. — Только ты прав, она была старше и прекрасно осознавала происходящее, но… Боль была настолько сильной, что её подсознание, стараясь уберечь, отключилось. На два месяца. Именно столько потребовалось памяти, чтобы капитально подчистить и затереть воспоминания, причиняющие сильный дискомфорт, оставив только самые яркие. Она не пережила гибель Томуэ, она заблокировала боль, связанную с утратой, вместе со всем хорошим, что их связывало. Чему, кстати, поспособствовало и то, что тела так и не нашли и мёртвым его никто не видел. — То есть… Она считает, что он жив? — Нет. Она вообще о нём не думает, пока не возникает какая-либо провокация: мы напомнили, ты не так оделся и тому подобное. Её подсознание оставляет ей призрачную возможность, считать, пусть и неосознанно, что они не мертвы… Именно не мертвы. — Она тяжело посмотрела на Укё. — Но диссонанс между реальностью и её защитным механизмом слишком сильный, и отсюда мы имеем необходимость периодически перезапускать нервную систему. Так как на подавление внутренних противоречий тратится огромное количество ментальной энергии, а проще — чтобы держать эти воспоминания и осознание смерти как можно глубже, раз в год происходит сбой. Его последствия ты видел — мигрень, раздражительность, бессонница, которые сменяются апатией. И из-за того, что все тяжёлые события по стечению обстоятельств пришлись на осенний период, в непогоду… отсюда и привязка этого процесса ко времени года. Даже переезд в Японию совпал по времени с этой порой. — Господи… — выдохнул Укё. — И что со всем этим делать? Если вообще возможно что-либо сделать? — Можно, конечно… — Рен отвела взгляд. — Качественная проработка с психологом. Только проблема в том, что Эл не идёт на контакт. Ей, как она считает, это жить не мешает, а без добровольного осознанного согласия… Сам понимаешь… Я пробовала перенаправить её к другим специалистам, считая, что сама не справляюсь, но… Выворачивать душу наизнанку перед чужим человеком… Короче, там всё было ещё хуже. Со мной она по крайней мере честно говорит или посылает, если ей что-нибудь не нравится. А там, она кивает, озвучивает то, что от неё требуется и благополучно выкидывает из головы сразу. В урну возле кабинета врача. — Попробовать уговорить её… — неуверенно предлагает Укё, — быть более… открытой? — Можешь попробовать… Я думаю, она даже согласится, — Рен пожимает плечами. — Но? — Эффекта не будет. Она на редкость непробиваема в определённых вопросах… — То есть? Забыли и ничего не делаем? — приподнимает бровь Укё. — Есть ещё один вариант… — вздыхает она и смотрит ему в глаза. — Судя по твоему взгляду, мне это очень не понравится? Да? — он сильно напрягается. — Да, Укё-сан… Я бы даже говорить об этом не стала, если бы… Мне потребовалось два месяца, чтобы разговорить её… А тебе — прогулка под дождём, пусть и не самая приятная, и заглохшая машина… Я недооценила, насколько она привязалась к тебе. И насколько настроена на контакт. Поэтому считаю, что можно попробовать один способ… Только он более болезненный… Но должен снять большую часть проблем, возможно, даже осенние перепады состояния. — Говори… — глухо соглашается Укё, хотя больше всего ему хочется испариться из этого кресла немедленно. — Заставь её отпустить парня. Лично вытащить его из своего тайника. Осознать и пережить его смерть. Поставить точку, без оговорок и допущений. Так как это нужно было сделать сразу. Оплакать его и жить дальше, любить и радоваться без оглядки. Потому что сейчас даже слово любовь для неё означает скорее боль и потерю, ведь люди, которых она очень любила — умерли. И на любые отношения она будет соглашаться с опаской и со страхом, что всё повторится. — И как я могу это сделать? — скептически спрашивает он. — Умереть понарошку? — Его передёргивает от собственных слов. — Нет, конечно. Я думаю, помимо психологического тайника, у неё есть и вполне реальный. Она не была на похоронах, она знает, что там пусто… Уговори её сходить на его могилу… И, возможно, оставить там всё, что у неё осталось от Томуэ. Пусть оборвёт все нити связывающие их… Переживёт его смерть осознанно… — Рен-чан… — Укё прячет лицо в ладонях, — ты хоть понимаешь о чём ты меня просишь? Я… не могу… — А я и не прошу, — встала она, — я лишь рассказала тебе, в чём проблема и как её можно исправить. Но, если ты решишь бездействовать… учись не замечать её реакций, потому что призрак Томуэ останется с вами надолго. Вы и правда очень похожи… — Уже возле лестницы Рен оглянулась. — И ещё, прекрати цепляться с Шином… Он та ниточка, которая связывает всю её жизнь в одно целое… Шин не просто друг, он стабилизатор, который удерживает все осколки вместе. Разобьёшь эту связь — я боюсь даже предположить, что может случиться. Он у нас, конечно, тугодум, но когда до него дойдёт, что Элен с тобой хорошо, что она счастлива… Сам отстанет.       Вернувшись в комнату, Укё увидел два сверлящих его глаза. Тарелка на столе была пустой. — Душ-ш-ш… — раздалось с кровати. — Меряй, — он улыбнулся, надеясь, что вышло не слишком фальшиво, и кивнул на градусник. Элен быстро сунула его под мышку, продолжая недобро коситься на мужчину. — Ты дыру во мне прожжёшь. Я не могу повлиять на его показания, — качнул головой Укё.       Писк оповестил о завершении процесса, и Эл протянула ему градусник. — Тридцать семь и семь… — Он посмотрел на застывшую в ожидании вердикта девушку. — Иди. Только быстро, и воду я настрою сам. — Холодно! — Элен чуть не выскочила обратно. — С ума сошёл?! — Нет. Она тёплая, просто у тебя температура, — обернулся Укё, который не успел ещё покинуть ванную. — Не добавляй. — Но… — Эл… — он строго посмотрел на неё, — быстро мойся, или я передумаю и вытащу тебя обратно. — Изверг! — рыкнула Элен и, зачерпнув полные ладони воды, обрызгала его, после чего скрылась за перегородкой. — Очаровательно… — хмыкнул Укё и вышел.       Через пятнадцать минут он помог ей выбраться, а точнее, просто выгнал из ванной и отправил в постель. — Всё. До завтра чтобы носа из-под одеяла не показывала. Ясно? — Он поправил и подоткнул одеяло. — К себе пойдёшь? — уточнила довольная Элен. — Не дождёшься, — усмехнулся Укё и, указав на мокрую рубашку, пояснил: — Переоденусь и вернусь.       Всю неделю разговор с Рен преследовал Укё, как назойливое насекомое, но к определённому решению он так и не пришёл. С одной стороны, понимать, что Эл так и будет периодически вздрагивать при взгляде на него, было неприятно, но… с другой… протащить её через ад… Даже из самых лучших побуждений… даже желая помочь… Он был не готов.       Под конец недели нервы сдали, и он напился. Прямо в её комнате, где и заснул.       Элен зашла к себе, кинула сумку с учебниками на стол и увидела новую деталь интерьера, живописно раскинувшуюся на полу. Вздохнув, она убрала стакан и почти пустую бутылку виски на тумбочку, а затем разбудила Укё. Нужно было его хоть на кровать затащить… Она заметила, что он всю неделю был сам не свой… Постоянно о чём-то думал, уходя в себя, да и ласковый стал чересчур… словно извинялся за что-то… А теперь вот это…       Укё перебрался на кровать, да так и застыл, потерянно глядя перед собой. Элен снова вздохнула. Она пробовала узнать, что его беспокоит, но он отмахнулся и что-то невнятно пробормотал о работе. «Может сейчас получится разговорить…» — подумала она. Переодевшись в пижаму, Эл выключила свет и забралась в постель. Он тут же вцепился в неё, как утопающий, стискивая в руках. — Кё? Ну что происходит? — гладя его по голове, шепчет Элен. — Я же вижу, что ты совсем извёлся… Может, расскажешь? И мы вместе подумаем, что можно сделать? — Не мо-гу… Не хо-чу… — он уткнулся в её плечо. — Не бу-ду… — С Рен говорил? — попробовала прощупать эту тему Эл. — С чего ты взяла? — мгновенно напрягся Укё. — Ну хотя бы с того, что в последнее время других проблем не было, а по поводу ревности ты обычно высказываешься сразу… тем или иным способом, — она запустила пальцы в его волосы. — Да и потом… Я, в общем-то, так и думала, что ты не успокоишься… Не в твоих привычках оставлять всё как есть. — А почему именно с Рен? — К друзьям бы ты с расспросами не полез, Хикару, я думаю, по горло хватило посиделок в ресторане… А вот Рен считает, что у меня проблемы. — А ты? — тихо спрашивает Укё. — Что думаешь ты? — Я думаю, что вам обоим нечем заняться… Ну да ладно. Ты поэтому неделю уже с ума сходишь? — Она целует его в висок. — Да… — он прижимается сильнее. — Боги… Ну раз это так для тебя важно… Говори. К кому она попросила затащить меня на этот раз? Схожу, — усмехнулась Элен. Если для того чтобы он успокоился всего-то и нужно, что познакомиться с очередным умником в халате… то ей несложно. Потерпит, не впервой. Да и Рен на время отстанет. — К нему… — еле слышно говорит Укё. — Что, прости? — удивилась Эл. — К кому? — К Томуэ… — голос пропал совсем, горло сдавил спазм, а она вздрогнула. — В каком смысле?!..              «Божечки… И как я на это вообще подписалась-то?» — думала Элен, открывая квартиру в субботу утром, сзади маячил хмурый Укё. — Вот объясни мне ещё раз… На кой мы всё это затеяли, если нам обоим не нравится? — пробурчала она, кидая ключи на тумбочку в прихожей. — Потому что Рен считает, что это поможет… — смотрит на неё Укё, но и сам сомневается.       Той ночью он пересказал и сам разговор, и предложение Рен. А она через пару дней согласилась, устав смотреть, как он мечется и переживает. — А если нет? — усмехнулась Эл, приподнимая бровь. — Тогда я её придушу… Собственными руками… — мрачно отвечает он. — Мож, ну его? — улыбается она. — Рен, конечно, та ещё заноза, но мне будет её не хватать. Да и Масаоми, думаю будет против.       Укё даже улыбнуться в ответ не смог. Он видит, что она храбрится, но ей страшно. Она не хочет к этому возвращаться. А он… заставляет… Укё прекрасно понимает, почему она согласилась. Из-за него, только чтобы успокоить…       Оценив, что Укё не в состоянии шутить, Элен прошла в комнату и отодвинула створку шкафа. Чуть надавила на дно… Доска скрипнула и приподнялась. — Вот он… — выдохнула она, — тайник Дэйви Джонса… Где спрятано его сердце. — Она хотела отойти, но упёрлась спиной в Укё. Он нежно обнял её за плечи и поцеловал, подталкивая обратно. — Милая, я буду рядом, но… ты должна сама…       Руки заледенели… Больше двух лет она даже не вспоминала о коробке, которая пылилась в шкафу. По телу пробежала дрожь, и она вжалась в крепкую грудь. Осознав, что пялиться на открытый шкаф и дальше — глупо, Эл решительно нырнула внутрь. Когда она разогнулась, в её руках была обычная белая коробка из-под обуви, затянутая паутиной и пылью. — Посмотрим? — тихо спрашивает Укё, осторожно утягивая её на кровать и усаживая между своих коленей. — А это обязательно? — сопротивляется она, ей совершенно не хочется этого делать. Она и так знает, что там. — Думаю, да…       Пальцы дрогнули. Он сжал их своими…       Внутри были самые обыкновенные вещи: брелок от ключей, наручные мужские часы, подвеска на две фотографии, пожелтевший платок с символикой ВМФ Японии и пара снимков, с которых широко и тепло улыбался красивый молодой парень. Укё даже не сказал бы, что они прям на одно лицо… Скорее общий типаж и какие-то схожие черты. А вот глаза и правда были запоминающимися, необычными. Яркие, цвета индиго, с разбегающимися от зрачка более светлыми прожилками. Элен окаменела… Как же давно она не видела его… Оказывается, его образ почти выветрился из памяти… затёрся… Внутри что-то сильно заныло. Перебирать его вещи было гораздо больнее, чем она предполагала.       Укё закрыл крышку, предварительно вытащив из медальона её фотографию. — Едем? — Да… Но зачем тащить это с собой? — Эл слабо попыталась отказаться от затеи везти на кладбище коробку. — Можно же просто выбросить… — А ты не хочешь положить их там, где он похоронен? Чтобы в земле было хоть что-то, принадлежащее ему, а не пустой сосуд? Ведь эти вещи — тоже часть его.       Она кивнула, судорожно пытаясь подавить нарастающую по экспоненте боль.              Они оставили машину на парковке и пошли пешком по аллее, по обеим сторонам которой возвышались деревья сакуры. Весной здесь, наверное, очень красиво… Укё украдкой наблюдал за Элен. Девушка была бледной и молчаливой, проходя мимо ровных рядов ухоженных надгробий, но шла уверенно. — Почти пришли… — тихо оповестил он, сжимая в руках букет белых лилий, который они купили по дороге.       На этих словах она запнулась… Укё прижал её к себе свободной рукой и осторожно повёл дальше.       Но уже через несколько метров Эл снова застопорилась. — А как… ты… мы… В смысле, он же мне никто… — путаясь в словах, пробормотала она. — Мы же не можем… просто взять и расковырять чужую могилу… У него же остались родственники, родители… Так нельзя. — В её глазах промелькнула тень надежды на то, что этот кошмар можно закончить прямо сейчас. — Всё в порядке, котёнок… — Укё захотелось удавиться, наблюдая за тем, как гаснет эта надежда. — Я звонил его родителям. Они уехали из Токио… почти сразу. Не смогли… Я сказал, что знал Томуэ и у меня остались кое-какие его вещи… и предложил… В общем, они согласились. По-моему, даже обрадовались… Тогда никому и в голову не пришло… так поступить… — Ноги Элен подогнулись, пришлось перехватить её за плечи. Коробка, в которую вцепились тонкие пальцы, чуть смялась… Ему стало невыносимо больно — он отобрал последний шанс сбежать.       Возле аккуратного серого памятника их уже ждали. Пожилой смотритель с небольшой лопатой и ломиком. Укё кивнул в знак приветствия и заодно разрешая начать. Эл не видела ничего, кроме надписи на камне. Вчитывалась раз за разом в знакомые иероглифы, но не соотносила их с человеком, которого когда-то любила. С улыбчивым и добрым мальчишкой. Его там не было… Пока не было…       Мужчина подцепил ломиком серую плиту, она с тихим треском сдвинулась. Ей показалось, что это внутри у неё что-то треснуло… Затем он обкопал и извлёк из земли тёмный керамический сосуд, поставил его рядом с плитой и отошёл, давая время попрощаться. Элен не шелохнулась. Казалось, она даже не дышала. Только мелкая дрожь в теле говорила о том, что девушка в сознании. Укё вдруг осознал, что ни разу не видел её слёз. Она обижалась, ругалась, иногда грустила, но никогда не плакала при нём… Почему-то мелькнула мысль, что, наверное, видел Шин… Он отпустил её плечи, отложил в сторону букет и отошёл. — Милая… осталось немного… Давай закончим с этим… — Она затравленно оглянулась, когда спины коснулся холод. — Я тут. Я рядом. Не бойся… — говорит Укё, с трудом оставаясь на месте. — Я жду тебя.       Мир качается перед глазами, раскалывается на отдельные детали… Она подходит ближе и заглядывает внутрь. Пусто… Пахнет затхлостью и сырой землёй. Её передёргивает, а голову пронзает вспышка боли. Она садится на корточки и ставит рядом коробку, откинув крышку. Сердце сжимается и давит на грудь изнутри… Больно… Руки словно чужие перекладывают содержимое в урну… Холодно… Всё сжимается… Она не понимает, откуда этот холод… Словно вырвался из заснеженной сибирской зимы и немилосердно толкнул в спину. Почему-то запахло уже не землёй… а лекарствами, и на грани восприятия послышался противный писк каких-то приборов… Пальцы замерли, сжимая последний предмет, будто не желая отпускать его в тёмный сосуд… Медальон… Теперь там только одна фотография… В голове снова кольнуло. Мама… Как страшно… Пальцы разжались… Она подняла крышку и, резко выдохнув, накрыла сосуд. Отрезая всё, что ещё оставалось…       Подошёл смотритель и, кажется, что-то спросил. Она механически кивнула, не вникая в суть… Больно… Тогда он поставил урну на место и стал забрасывать её землёй. С первым глухим стуком о керамику в груди что-то лопнуло, Элен покачнулась, но сжав кулаки, впиваясь ногтями в ладони, устояла. Укё на мгновение зажмурился, напоминая себе, что не должен вмешиваться. Его грудь тяжело вздымалась, судорожно втягивая воздух. Ему тоже было больно… Сейчас он ненавидел их всех… И самого парня, и Рен… и себя… Себя даже больше.       Плита встала на место. Мужчина кивнул и пошёл к своей сторожке. Он здесь больше не нужен. Только сказал на прощание, что это верное решение… Негоже оставлять пустой сосуд в земле…       Она уложила букет поверх серой плиты… — Прощай, Томуэ…       Сердце Укё пропускает удар, взрываясь болью. Вот хрупкая фигурка ещё одиноко стоит перед могильным камнем… а в следующее мгновение силуэт просто резко ломается… и она оседает на землю… Как будто кукла, у которой оборвались все нити, удерживающие её в пространстве. Тонкие пальцы судорожно скребут землю… оставляя глубокие борозды… Плечи вздрагивают один раз… затем второй… и она падает на плиту. Тихо… Лишь еле слышные всхлипы разносятся над памятником…       Теперь он знает, как она плачет… Но отдал бы всё на свете, лишь бы забыть…       Элен удалось подняться только спустя полчаса. Ноги отказывались слушаться, но она смогла… Укё подскочил в эту же секунду, подхватывая на руки и кутая в свой пиджак. — Котёнок? — ему страшно смотреть ей в глаза. Красные, чуть опухшие и сильно выделяющиеся на фоне мертвенно-белой кожи лица. — Забери меня отсюда… — шепчет она и снова плачет, утыкаясь в его плечо.       Он разворачивается и бежит. Бежит так быстро, как только может. Подальше от серого камня, от этого кладбища, от кошмара, через который пришлось пройти. Бежит так, словно призрак Томуэ сейчас восстанет из могилы и бросится следом… чтобы забрать её с собой.       Потом они долго сидят в машине, до тех пор, пока Эл не перестаёт плакать и не засыпает у него на руках.       Укё стягивает с шеи галстук и расстёгивает рубашку, ему кажется, что они его душат, мешают нормально дышать. Грудь сдавило с такой силой, что он думал — сейчас задохнётся. Оставив Элен сзади, он перебрался за руль, впрочем, очень сомневаясь, что вообще сможет в таком состоянии вести машину. Но увезти её отсюда было необходимо. Вот только куда? Домой… Нет, видеть хоть кого-то сегодня было до безобразия противно, словно весь мир виноват в случившемся… К Эл?.. Боже упаси… Он же спалит к чертям эту квартиру… Замерев на несколько минут, он достал телефон… — Ты дома? — Д-да… — Хикару еле узнал лающий голос брата. — Оставь дверь открытой и уходи. Сейчас же. Мы переночуем у тебя. — Тон не подразумевал отказа. У Хикару даже волосы на затылке встали дыбом. — И ещё… передай Рен-чан… если с Эл что-нибудь случится… пусть бежит… И подальше… Нам двоим в Японии станет очень тесно… — Вызов оборвался.       Девушка не проснулась даже тогда, когда он вытащил её из машины. Щёлкнув сигналкой, он поднялся в квартиру, уложил Элен в кровать и лёг рядом, прижимая к себе. Через пару минут Укё тоже спал. Этот день добил их обоих.       С утра сработал будильник. Укё с трудом разлепил глаза и, убедившись, что не разбудил Элен, ушёл на кухню. Стоило проверить, есть ли у Хикару что-то, кроме алкоголя. Как ни странно, минимальный набор продуктов тут имелся, и он занялся готовкой. Вчера они оба почти ничего не ели, а Эл и так только отошла после болезни.       После обеда его стало одолевать беспокойство… Она так и не проснулась. И когда Укё уже было решился идти её будить, Элен очнулась сама, но была какой-то вялой. — Пить… — голос совсем тихий и хриплый. — Сейчас, милая, подожди минутку, — он быстро сходил на кухню и вернулся со стаканом воды и небольшой тарелочкой супа-мисо.       Выпив залпом всю воду, она поморщилась при виде еды. А Укё, который сидел рядом, вдруг совершенно чётко понял, что он просто не сможет больше заставить её сделать хоть что-то против воли. От одной мысли становилось тошно. Видимо, это отразилось на его лице, потому что Элен вздохнула и забрала у него тарелку с супом. Потом она снова уснула.       На следующий день к вечеру он сам позвонил Рен. Его очень беспокоило то, что Эл постоянно спала. Уже вторые сутки она ненадолго просыпалась, много пила, чуть-чуть ела, шла в туалет и засыпала. Но девушка его успокоила и сказала не мешать, пусть отдыхает столько, сколько требует организм, который насильно перезагрузили. А на вопрос, как вообще узнать, что с ней всё в порядке, Рен хмыкнула и ответила, что он сам это поймёт.       Так и вышло…       К концу третьего дня Элен, зевая, зашла на кухню, где Укё пил кофе. Когда он её увидел, то от неожиданности подскочил, переворачивая напиток на себя, и в нерешительности замер, наблюдая за ней. — Ты как? — выгнула бровь Элен. — Я как? — переспросил Укё. — Это у тебя надо спрашивать. — Спорно, — хмыкнула Эл. — Ты бы своё лицо видел… А я… Есть хочу… как голодная Эйми. Можешь поверить — это означает очень сильно.       Укё улыбнулся. Аппетит её подруги давно стал общей хохмой. — Сейчас. Садись, — он отошёл к плите.       После раннего ужина Элен поинтересовалась, сколько они уже тут сидят, и услышав, что третий день, встала. — Тебе не кажется, что мы в край оборзели? Выгнали человека из собственной квартиры, так ещё и напугали до такой степени, что он даже не напоминает, что пора бы сваливать. — Есть немного… — он прижал её к груди. — Ты точно в порядке? Хочешь домой? — Да расслабься… — она обняла его в ответ. — По-моему, это у тебя не всё в порядке. — Может, и так… — Укё вздохнул. — Мне кажется, я постарел лет на десять… — Ого… Тогда… может, расстанемся? — тихо говорит она. — Что?! — Укё отодвигает её за плечи, чтобы заглянуть в глаза. — Почему… — он замолкает. Во взгляде напротив бесятся черти. — Ну, знаешь… Десятка разницы это ещё куда ни шло… Но вот двадцать лет… Это уже явный перебор. Даже для меня… — Элен смеётся, наблюдая, как он меняется в лице. — Боги… — Укё поднимает глаза к потолку, наверное, в попытке отыскать там этих самых божков, и притягивает её обратно. — Не надейся. Тебе не удастся от меня избавиться. Ни-ког-да.       Дом Асахина.       Вечером они вернулись в особняк. Рен и Масаоми собирались домой, с ними уезжал Ватару. Цубаки и Азуса провожали родственников. — Вечер добрый, — усмехнулась Элен, здороваясь со всеми сразу, но смотрела только на Рен. — Привет, — немного озабоченно ответила она. — Ты как? — Вашими молитвами… — ехидно улыбнулась Эл, но замечая обеспокоенный взгляд, махнула рукой. — Не парься. В норме. — Она обняла Ватару на прощание, чмокнув мальчика в щёку, и, кивнув остальным, убежала наверх.       Братья пошли помогать Масаоми грузить вещи в машину. Укё разделся и ушёл на кухню. У Хикару дома кофе был отвратный. За ним последовала Рен. — Как всё прошло? — спросила она. — Отвратительно, — честно ответил Укё. — Я представляю… — тихо вздыхает Рен.       Укё обернулся и скептически посмотрел на девушку: — Вот очень сомневаюсь… — а затем, уже более спокойно поинтересовался: — Хикару передал? — Да. — Рен усмехнулась. — Весьма содержательно и категорично. — Извини за грубость, — просит он, хотя раскаянья она и близко не видит. — Я был очень не в себе… Вот и сорвался. — Ничего. Я не в обиде. Напротив, я очень тебе благодарна за то, что ты сделал. — Не нужно меня благодарить… Только не за это… — его руки непроизвольно сжимаются. — Как скажешь, — она не стала настаивать. Потом ненадолго задумалась и хитро улыбнулась. — Укё-сан? Скажи, а если бы я сбежала на северный полюс? Тебя бы это остановило? — Вряд ли… — хмыкнул Укё. — Это хорошо, — удовлетворённо кивнула Рен. — И почему же? — чуть склонив голову, Укё заинтересованно смотрел на неё. — Раз уж ради мести ты был бы согласен последовать за мной даже туда… Значит, ради любви к Эл навсегда останешься рядом. — Она тепло посмотрела на мужчину. — Даю слово… Так и будет. — Рен, родная? — На кухню зашёл Масаоми. — Мы готовы, можно ехать. — Он перевёл взгляд на брата. — Да, Укё. У Элен-чан через неделю день рождения, ты помнишь? — Конечно, помню, — кивнул Укё, — но давай об этом не сегодня? — Как скажешь, — пожал плечами брат, — время ещё есть. Доброй вам ночи. — Доброй ночи, Укё-сан, — кивнула Рен. — И вам доброй.       Когда молодое семейство отъехало, Укё собрался присоединиться к Эл, но в гостиной его остановил голос Цубаки: — Что-то ты паршиво выглядишь, братишка. — Устал, — спокойно ответил Укё. — А что? Волнуешься? — Да так… — брат весело прищурился. — И сестрёнка неважно себя чувствует, похоже… Да и в целом вы как-то подозрительно спелись последнее время. То на Кюсю вместе, то под дождь попали — вместе… Теперь вот дела какие-то… выматывающие… — он хитро подмигнул. — Ничего не хочешь нам рассказать? — Цуба-ни, перестань! — дёрнул его Азуса. — Мы были на похоронах друга Элен-чан, — жёстко отбрил Укё, — потом ей стало плохо, она ещё толком не оправилась после болезни… А тут это… Ещё вопросы будут? — Оу… Прости, Кё-ни… Я не знал, — бормочет брат. — Не обращай внимания на его болтовню. Это же Цубаки… Сначала говорит, потом думает… — осуждающе говорит Азуса. — Азу?! — возмутился тот. — Что?! — смотрит на него брат. — Ещё скажи, что я неправ? — Да ну вас! — Цубаки направился к лестнице. — Ты идёшь? Мы же порепетировать хотели, умник. — Иду… — хмыкнул Азу. — Доброй ночи, Кё-ни. — Доброй, — кивнул он.              Вспышка расчертила небо, Укё сонно открыл глаза, не понимая, что его разбудило. Он вздрогнул, когда ночную тишину разорвал прозвучавший следом раскат грома и встревоженно посмотрел на Эл, но сразу же успокоился. Его котёнок тихо сопела под боком, по обыкновению забравшись поглубже в одеяло. То ли правда всё прошло, то ли вымоталась окончательно… Кто его знает… Он покрепче обнял её и поцеловал в висок, замечая, как она морщит нос во сне, из-за того, что он мешает, улыбнулся и тихо прошептал: — Я всегда буду рядом… — закрыл глаза, да так и заснул с улыбкой на губах.