Чтимая плоть

После казни к Трауну пристали определённые запахи. Одни становились сильнее каждый раз, когда Рукх с ним виделся, другие со временем отошли на второй план. Все они были новы. Химический запах краски для волос, которая скрывала поседевшие от травмы волосы Трауна от его команды. У Рукха чесались руки украсть пузырёк, но он знал, что это бесполезно — Траун просто раздобудет ещё, как только он улетит. Нездоровый, полуживой запах синтетических имплантатов, которые приросли к костям Трауна и теперь потребляли гораздо больше своей доли ежедневно принимаемых питательных веществ — потеря, которую Траун отнюдь не спешил восполнять. Пахло мастурбацией — жёсткой, безрадостной и навязчивой; настолько густо, что Рукх так и видел, как Траун уединяется чуть ли не по пять раз в день, как дрочит нещадно и грубо, кончая всухую из-за своих повреждений. Были и другие запахи — кровь, надорванная кожа, пот других мужчин на его теле. Отчаянные соития. Если раньше, до церемонии казни, Трауну и приходилось иногда искать себе партнёра, то у него хватало мудрости и терпения делать это незаметно, не на борту корабля. Теперь Рукх, бывало, чуял слабый запах человеческих мужчин с кожи Трауна, а потом проходил мимо этих мужчин в коридорах «Химеры» — солдат, техник, пилот, офицер. Запах их бил вблизи стократ сильнее. Любой, кто захочет, подозревал Рукх. Любой, кто готов подчиниться приказу Трауна и ебать его, не лаская, причинять боль посильнее. После очередной встречи с Трауном Рукх всякий раз шёл обратно в ангар окольным путём. Он отыскивал этих мужчин — тех, с кем Траун спал в последнее время — и некоторое время следил, оценивал их. Иногда шаблон нарушался и кто-нибудь отклонялся от типа, но в основном мужчины, общества которых искал Траун, были пониже среднего, коренастые, сильные; их голоса уходили так низко в басовый рык, как только возможно для человека. У одного из мужчин, как заметил Рукх, ногти отросли чуть длиннее дозволенного имперским уставом — нарушение, но Траун не выговорил ему за это — и на ногтях был запах крови. Крови Трауна. Его кожи. Царапай меня, наверняка сказал ему Траун. А точнее, Терзай меня когтями. Более ограниченный ногри, возможно, пришёл бы в ужас, обнаружив столь низменные пристрастия господина. Но за проведённые с Трауном годы Рукх усвоил одну человеческую поговорку: подражание — самая искренняя форма лести. Его нисколько не беспокоило, что Траун много месяцев спустя пытался воспроизвести тот день на Хоногре, когда они были вместе. Его не огорчало, что Траун каждый день передёргивал, представляя, как лежит под Рукхом, хоть и испытывал боль от собственных прикосновений. Каждый новый мужчина — каждый дублёр, каждый имитатор, — что дорывался до плоти Трауна, лишь разжигал пламя торжества в сердце Рукха до новых высот. Он наслаждался, чуя с кожи Трауна их запах; смаковал возможность выслеживать их в коридорах, подмечать каждое мелкое сходство с ним самим, знать, что когда он отсутствовал, Траун так сильно жаждал его присутствия, что это смахивало на одержимость. Так что в один прекрасный день Рукх вошёл в покои Трауна, раздуваясь от гордости. Его губы готовы были сложиться в улыбку. И тут он почуял от Трауна запах Гилада Пеллеона.