Чтимая плоть

Голос с постели звучал с трудом, но внятно. Долгие паузы давали Трауну время передохнуть от боли и убедиться, что он произнёс каждое слово правильно, чтобы не пришлось повторять. Он почти не шевелил губами – язвы едва позволяли ему сомкнуть их, чтобы выговорить некоторые согласные. Чтобы преодолеть это, он разомкнул губы и оскалил зубы, так что гримаса в сочетании с его затуманенным болью взглядом выглядела как оскал. Но его люди не дрогнули. Они смотрели на него с каменным выражением лиц, мрачно и терпеливо ожидая, пока он договорит. — Рукх… спас меня... от неизвестной... угрозы, — сказал Траун. Рукх чуял недоверие капитана Пеллеона даже с другой стороны шатра. Капитан стоял у постели, его руки лежали на краю плетёного матраса, едва не касаясь Трауна — так близко, что воздержание от прикосновения казалось намеренным, словно он думал было утешить своего командира, а затем решил не делать этого. Штурмовики обошли Пеллеона, чтобы осторожно поднять Трауна, взявшись за матрас под ним, а не за его конечности, и медленно перенесли его на каталку-антиграв, которую привезли с собой, приземлившись. Пеллеон поднял глаза, встретившись взглядом с Рукхом. Выражение его лица было ровным и жёстким. — В самом деле, — сказал он Трауну. Это был не вопрос. Траун не ответил; его голова запрокинулась, когда солдаты перенесли его с кровати на каталку. Они были осторожны, как только могли, и всё-таки боль пронзила его, воспламенив все нервы. Он больше не мог молчать, каждый всплеск боли срывал с его губ слабый звук, то ли вздох, то ли рычание. Теперь он не мог подавить эти звуки — это лишь усилило бы боль. — ...не причинять ему вреда... — услышал Рукх голос Трауна. Глаза господина были закрыты, он говорил, едва шевеля губами. Кровь запеклась меж его зубов. — ...никаких последствий… Пеллеон ещё больше окаменел лицом. Резким жестом он указал штурмовикам на выход из целительского шатра и последовал за ними; они вели каталку между собой. Плечи капитана были подняты и напряжены, походка одеревенела от гнева. Он не оглянулся на Рукха, уходя. И не видел, как Рукх последовал за ними, цепляясь за запах Трауна сколько мог. — ...поберегите силы, — услышал Рукх голос капитана. Будто у Трауна ещё оставались силы, чтобы их беречь. Будто Траун оценит такую пустую, снисходительную болтовню. Если бы Пеллеон обладал хоть десятой долей остроты ума Трауна — или хоть десятой долей ума Рукха, — он знал бы, что Трауну нужна практическая забота, чтобы его тело продолжало жить, ментальная стимуляция, чтобы не дать ему сдаться смерти, и низкое рычание ногри, чтобы утешить его на уровне столь инстинктивном, что он, быть может, даже не осознавал, что его утешают. Это был звук, который Пеллеон издавать не мог; Пеллеон не мог взять на себя эту роль. Только Рукх мог её исполнить. Он молча следовал за каталкой, не замеченный и не слышный людям, и его грудь вздымалась от собственнической гордости. Он услышал, как Пеллеон сказал Трауну: — Не говорите ничего. — И добавил так тихо, что Траун, несомненно, лежал, взбешённый его тоном: — Всё в порядке, сэр. Вы почти в безопасности. Мы уже входим в шаттл. Рукха охватило чувство триумфа, наполняя всё тело теплом и светом. Пеллеон, не осознавая, говорил не то, что надо, отталкивал от себя Трауна, хоть и пытался его увезти. Ветры Хоногра как раз снесли запах Трауна в сторону, лишив Рукха возможности его читать — но ему не нужно было чуять презрение с кожи Трауна, чтобы знать, что оно есть. Он смотрел, как штурмовики ведут каталку по трапу шаттла. Смотрел, как Пеллеон идёт рядом, склонив голову к Трауну, словно бы изучая его лицо. На миг ветер подул как надо, обдав Рукха запахом беспокойного сна, приглушённых страданий и боли. Он видел, как Траун бессознательно потянулся и схватился за руку Пеллеона. Смотрел, как Пеллеон осторожно, нежно принял его руку, избегая касаться мест, где кожа отслоилась, обнажив мышцы и кости. Запах страдания ослабел и исчез, когда большой палец капитана прошёлся над открытой раной, и боль Трауна вспыхнула снова, чуть было его не разбудив. Ветер переменился, и Рукх не мог сказать, какие чувства последовали за этим. Когда двери шаттла закрылись и включились репульсоры, унося Трауна обратно на «Химеру», Рукх остался на отравленной земле Хоногра, оцепенелый и замёрзший.