***
После ссоры с Флоренс, Анатолий возвращается в гостиничный номер совершенно измотанным и потерянным. Они впервые столь яростно и иступленно кричали друг на друга, впервые пытались сделать друг другу как можно больнее. Ему кажется, что только-только начавший складываться во что-то цельное, мир снова разрушился. Фредерик Трампер. Как же сильно он умудрился задеть его, что тот отыскал его и продолжил начатое когда-то. Только вот теперь преимущество явно не у Анатолия. Анатолий устало опирается на столешницу раскрытыми ладонями и прикрывает глаза. Почему-то кроме болезненного, почти тянущего чувства тревоги за их отношения с Флоренс он ничего не чувствует. Сейчас, в данный момент времени, которое, кажется, застыло, ему безразличны и шахматы, и возникшая из прошлого жена. Он сам поражается своему холоду к Светлане — будто не было тех лет, что они прожили вместе. В дверь стучат. Робко и неуверенно. Анатолий понимает, что это не Флоренс, ибо у неё есть ключи, но всё равно подходит и открывает, тут же натыкаясь на светлый, но твёрдый взгляд, когда-то родных глаз. Он пропускает её, всё так же с ужасом осознавая, что не чувствует н-и-ч-е-г-о. Светлана готова драться на смерть ради сына. Это, пожалуй, единственное, что запоминает Анатолий из их разговора, который сразу же словно покрывается туманом — непроницаемым, густым и вязким. Лезть в него не хочется совсем. Но что-то всё же царапается в глубине его души, когда она уходит, и в её глазах столь отчётливо мелькают разочарование и боль. На до безобразия вежливый, но настойчивый стук в дверь, раздавшийся буквально спустя минуту после ухода Светланы, сначала хочется бездумно зарычать, а потом послать на родном русском, но Анатолий подходит и зачем-то открывает. Тут же, впрочем, отшатываясь и порываясь то ли ударить кулаком по идеально-выверенному в мимике, острому лицу напротив, то ли со всей силы захлопнуть дверь назад и отгородиться от этих слишком искрящихся уверенностью зелёных радужек. Он не делает ни того, ни другого, лишь отходит в сторону. Фредерик заходит, всё так же, как и год назад, по повадкам напоминая дикого зверя, вынужденного жить среди людей. Но всё же он изменился. Он стал сильнее, и Анатолий прекрасно понимает это. — Чего ты хочешь? — не выдерживает он внимательного, словно читающего мысли, взгляда. — Я нашёл отца Флоренс. Он в России. — Анатолий молчит на это, и Фредди продолжает, отмечая малейшие изменения в чужом взгляде и замечая, что та далеко не безразлична Анатолию, и он прекрасно знает о её болезненных воспоминаниях, связанных с разрушенным детством и отнятым у неё отцом. — Предлагаю тебе сделку — ты проигрываешь партию, и Флоренс возвращают отца. Я оставляю вас после этого обоих в покое, а она снова обретает счастье. — Я не предам игру. Анатолий едва не задыхается от давящей на горло ненависти. Да как он смеет предлагать ему такое?! Он же и сам живёт шахматами, неужели он настолько покорен собственным амбициям…? — Это твой шанс доказать ей, что и вправду любишь её. Что ты дал ей, русский? — Фредди презрительно гнёт губы в усмешке, — Вечный побег ото всех? — Ничего подлее ты и придумать не мог! Но неужели ты взаправду надеялся, что я соглашусь на это? Ты же шахматист! — Значит, всё же променяешь счастье любимой женщины на свои спортивные свершения? Фредди словно не слышит слов Анатолия, и смотрит мимо него — куда-то в коридор. Анатолий оборачивается и видит Флоренс, незаметно вошедшую и устало облокотившуюся на косяк в прихожей. — Моего отца давно нет, — отрезает она. — Я потеряла его. Когда за Флоренс захлопывается дверь, Фредди так и остаётся стоять спиной к Анатолию, и он невольно подмечает, как тот ссутиливается, будто от разом навалившегося груза. — Индийская защита, — шепчет он так тихо, что Анатолий невольно думает, что ослышался. — Что? — Индийская защита, — повторяет Фредди уже громче и с явными нотами недовольства. — Вот его слабое место. — Но зачем…? — невольно теряется Анатолий. — Не дай победить себя посредственности, — всё так же не оборачиваясь отвечает Фредди и уходит, не сказав более ни слова. Тишина гостиничного номера каменной плитой ложится Анатолию на плечи.Выбирай
13 февраля 2021 г. в 22:06
— Флоренс, твой отец жив!
Фредди ловит её за локоть, вынуждая остановиться и резко обернуться. Она вырывается тут же, на шаг назад отступает, бешенством и недоверием в потемневших радужках сверкая. Чуть пригибается, словно дикая кошка, отзывается едва слышно, но холодно:
— Что за чушь?
— Он жив. Все эти годы он провёл в тюрьме у русских.
— Лжёшь! — выдыхает она, делая ещё шаг спиной.
— Но они готовы освободить его, — Фредди её слова игнорирует, но за ней не идёт, лишь руки в кулаки неосознанно сжимает. — Если ты убедишь Анатолия проиграть эту партию.
— Ты настолько жесток, что готов и дальше рушить мою жизнь за то, что я уязвила твою гордость, когда ушла год назад! Оставь меня, Фредди, ты и так добился своего! — она сама не замечает, как на крик срывается, как горло сдавливает подозрительно. — Моя надежда на спокойствие разрушена! С Анатолием ты меня поссорил! Что ты ещё хочешь? Я не позволю тебе упиваться победой, не позволю ещё и унизить Анатолия проигрышем. Мой отец мёртв. Я потеряла его.
— Флоренс… — он всё же шаг к ней делает, руку неосознанно тянет. Что-то внутри тоскливо отдаётся болью при виде её такой — сломленной, разбитой, безумно уставшая быть лишь фигурой в умелых руках.
— Не прикасайся ко мне!
Она в сторону отдёргивается, смотрит с безмолвным отчаянием, и Фредди слёзы, упрямо задавливыемые, в её голосе слышит. Он ладонь опускает, отворачивается и шепчет тихо:
— Я говорю правду.
Фредди уходит. И едва удерживает себя от того, чтобы снова стесать тыльную сторону ладоней до костей. Это оказалось намного сложнее, чем он предполагал — отпустить ей. Смириться с тем, что она больше не его. Не с ним. Что он больше ей не нужен, а может, никогда и не был…?
Он головой трясёт, рыча тихо сам на себя и на весь мир вокруг, и упрямо идёт дальше. Он должен довести эту партию до конца. Он сам себе задолжал.