Агония памяти моей

Квартира Коннора Дойла, Бауэр Стрит, 712/8, Галифакс, Канада 17 июня 2000, 16.34 — Кто там? — слышу усталый голос за дверью. — Это Линдсей, Коннор. Он открывает дверь, и я впервые вижу своего шефа таким помятым и уставшим. Не считая предсмертного состояния, конечно. Но когда я забирала его из медицинского корпуса ОНИР пару дней назад, выглядел он куда более свежим и отдохнувшим. Сейчас под его глазами снова красуются огромные синяки, как напоминание о бессонной или сложной ночи. Волосы, всегда аккуратно зачёсанные набок, спутаны, а на щеках проступила щетина. Коннор, видя мою улыбку, начинает смотреть вопросительно, но в его глазах вспыхивает догадка. — Дай угадаю. — Коннор щурится. — Тебе звонила Адриана? Наверное, ответ он считывает с выражения моего лица. Закатывает глаза и пропускает меня в квартиру. — Она сказала, что ты плохо себя чувствуешь, — пытаюсь как-то оправдаться я. — Всякий раз, когда я думаю, что начинаю её понимать, она убеждает, что вряд ли я смогу привыкнуть к её выходкам. Я же просил её никому не звонить и никого не беспокоить. Всё под контролем, — недовольно бормочет Коннор. — Что ещё Адриана тебе сказала? — Ничего. Хотя нет, ещё обмолвилась, что у тебя в холодильнике мышь повесилась. И чтобы я на всякий случай выбросила лежащую там пиццу. Коннор едва заметно улыбается, но я всё равно вижу, что ему почему-то не по себе. — Адриана планировала ещё остаться здесь на два дня, пока нет Адама, но утром ей кто-то позвонил, и она была вынуждена срочно вылететь первым рейсом в Вашингтон. Вид у неё был весьма обеспокоенный. Адриана сказала, что постарается вернуться как можно скорее, предложила позвонить Антону или тебе, но я сказал, что со мной всё нормально, и я могу сам присмотреть за Николь… И за собой. — Видимо, ты её не убедил. Пауза. Коннор окидывает меня сканирующим взглядом. — Она точно не рассказывала тебе, что было ночью? — Нет. — Говорю правду, и мне уже самой интересно: а что же было ночью? Де Марко только сказала, что ему было очень плохо, и попросила меня приехать сюда, захватив с собой какие-нибудь нейтральные продукты. Не знаю, звонила ли она Антону, но полагаю, мы сможем справиться и без него. Я знаю Адриану Де Марко всего ничего, и наше общение сводилось к паре диалогов и одному спору на тему «Кто будет присматривать за Коннором после его выписки?» С одной стороны, я благодарна Адриане за то, что её участие в спасении жизни Коннора было ключевым. С другой — что это? Укол ревности? Она провела с ним три ночи в этой квартире. Я бы, наверное, дорого заплатила за такую возможность. Но мне приходится мириться с тем, что она тётя Николь. Это весомый аргумент в пользу того, кто должен был здесь остаться с ними. В любом случае, я должна быть честной хотя бы с собой: я искренне рада, что теперь Де Марко улетела в Вашингтон и попросила меня приехать к Коннору. Возможно, партнёр Адрианы, который тоже сыграл немаловажную роль в спасении Коннора, не в восторге от идеи, что его любимая женщина надолго зависла в квартире отца её обожаемой племянницы. И не только мистер Доггетт не в восторге, чего уж там. — Ладно, проехали, — говорит Коннор, усаживаясь на диван. — Я смотрю «День сурка» по телевизору, не хочешь составить мне компанию? — Его глаза меняют выражение, становятся привычно тёплыми. Ух, а я уж на минуту подумала, что дальше двери и коридора этот суровый — сегодня, как никогда — мужчина меня не пропустит. Я много раз видела этот фильм, даже считаю его одним из своих любимых. Но в хорошей компании я готова смотреть даже то, что видела уже миллион раз. Я сажусь на диван, рядом с Коннором. Бросаю взгляд на Николь, которая спит в своей кроватке. Не припомню, чтобы я когда-либо чувствовала столько напряжения между мной и Коннором. Буквально кожей ощущаю его смущение. Интересно, из-за чего? Из-за того, что я вижу Коннора Эндрю Дойла не холеным франтом, всегда одетым с иголочки и без единой выбившейся волосинки на голове и щеках? Так в больнице, при смерти, он выглядел ещё хуже, хотя, в его понимании, это, наверное, не считается. — Лин, ты вроде что-то говорила про продукты, — звучит неожиданно робкий голос моего несостоявшегося сегодня франта. Так вот в чём дело. Оказывается, один из лучших аналитиков Управления не смогла считать элементарные потребности со своего начальника, которого, как ей казалось, она знает как облупленного. — Ты голоден? — Вроде того. — Он на секунду морщит нос, отводит взгляд и замирает, будто оценивает, действительно ли хочет есть, — Адриана собиралась в магазин, когда ей позвонили, и она уехала, а я не хочу будить Николь и идти с ней в магазин сейчас. Видя его уставшее лицо и то и дело странные подёргивания уголков рта, как будто ему больно, я могу предположить, что вряд ли только нежелание будить Николь его останавливает. Он явно плохо себя чувствует и не хочет в этом признаваться. — Коннор, ты уверен, что с тобой всё хорошо? — мягко спрашиваю я, касаясь его руки. — Да, Линдсей, — тут же уверенно отзывается он, но я всё равно сомневаюсь. — Не беспокойся. Ох, Коннор… Я иду на кухню, захватив по дороге пакет из прихожей. Похоже, не только в холодильнике у него мышь повесилась. Кухня явно даёт понять, что ей пользуются мужчины. Забавно — в одном из шкафчиков стоит несколько банок кофе, одинокий пакетик с ромашковым чаем и огромное количество коробок детской смеси. Со смесью сразу всё понятно. Пристрастия шефа мне тоже известны. Вряд ли Коннор способен пить литрами что-то, кроме кофе. Значит, ромашка — это напиток Адама. Или Адрианы? Интересно, что-нибудь посложнее на этой кухне готовят? — И что будет на ужин? За своими мыслями я и не заметила, как Коннор вошёл в кухню и сел на табурет. — Рис. — Только не это, — едва сдерживая смешок, говорит он. Так приятно видеть его улыбающимся. — Я в больнице уже смотреть на него не мог. Пожимаю плечами. Как-то не подумала об этом, но Адриана просила купить что-то максимально нейтральное, и я не стала игнорировать эту просьбу. — К рису потушу овощи. Надеюсь, тебе понравится. — Хоть какое-то разнообразие, — снова тихий смешок. Спустя примерно час, когда рис и овощи были съедены, а мои кулинарные навыки высоко оценены («М-м, твой рис в сто раз вкуснее, чем больничный. Неожиданно». Ну, спасибо, Коннор!), мы возвращаемся к телевизору. Николь хнычет и, очевидно, тоже хочет есть. Я в очередной раз удивляюсь, как ловко Коннор управляется с дочерью. Я бы и хотела ему помочь, но кажется, заботы о ней придают ему сил, и он уже не выглядит так плохо, как полтора часа назад, когда я пришла. Наконец малышка, накормленная и переодетая, снова засыпает, а гордый отец возвращается на диван. «День сурка» давно закончился, его сменил какой-то фильм на космическую тематику. Между мной и Коннором снова повисает молчание. Пока я думаю, о чём бы с ним заговорить, чувствую, как его голова касается моего плеча. Я медленно перевожу взгляд — он уснул. Коннор закидывает ноги на диван и устраивается поудобнее, что-то едва слышно бормоча себе под нос. Я снова медленно поворачиваю голову и кончиком носа касаюсь лба Коннора, ощущая теплоту его кожи. Меня тянет проверить, есть ли у него температура одним известным мне способом. Секунда колебаний, и мои губы легко касаются лба. Не чувствую жара, это успокаивает. Антон предупреждал, что температура у Коннора может какое-то время подниматься до высоких отметок, пока организм перестраивается. — Побудь со мной, — еле слышно снова бормочет Коннор. Моё тело прошибает молния. Интересно, почувствовал ли он, что я в конечном итоге не удержалась и завершила проверку температуры поцелуем? Но вместо того, чтобы отвлекаться на мысли и дурацкие вопросы, я кладу руку ему на плечо, сильнее притягивая к себе. — Конечно, Коннор. Спи…