Adagio

      «В моей смерти прошу никого не винить».        Банально, да. Но душераздирающе верно. Кого винить, кроме себя? Он виноват. Виноват перед отцом. Виноват перед Настей. Виноват перед ребёнком. И не исправить, не загладить, не вытравить эту вину из жизни. Только если вместе с самой жизнью…       «Твоя жизнь — в руках твоего дитя. Оно спасёт тебя, если ты спасёшь его», — вспомнилось молодому человеку пророчество тётки. Угадала, что ли? Или, в самом деле, что-то видит? Или совпало?       Какая разница. Какая разница теперь, когда их обоих нет? Тот крик из гостиной, казалось, звенел в его голове днём и ночью. А потом — скорая — клиника — врач — виноватое лицо — утешающий голос. Ребёнка нет. И лишь одна мысль сквозь боль: «Спасите Настю!» Наверное, они, правда, её спасали. Ещё целых два дня. А потом — ещё более виноватое лицо, и сочувствие в голосе ещё страшнее… Похорон он не помнил. Сознание включилось лишь тогда, когда он шёл, не разбирая дороги, мимо каких-то коттеджей незнакомого пригородного посёлка. Шёл, глядя впереди себя и ничего не видя перед собой, едва не сбив с ног крохотную девчушку лет пяти, прыгавшую в «классики». Наверное, напугал. Но обогнул в последний момент и всё шёл, шёл…        Не спас… Не спас… Никого…        Рука сама потянулась к пистолету, когда Корфа оглушил телефонный звонок. Нервный, почти истеричный… Это у него нервы ни к чёрту. А звонок обычный. Владимир горько усмехнулся. Поднял трубку и снова опустил. И взвёл курок.