***
— Доооок… Выписывайте давайте меня отсюда, мне тут уже порядком осточертело. — произносит Гоголь, изогнувшись по кошачьи в спинке и закидывая ноги на стену, лёжа на своей кровати. — Уже неделю вторую тут торчу. Результата никакого. Сидящий рядом с его кроватью на стуле Достоевский лишь обречённо вздыхает, окинув взглядом худащавую фигуру парня с лёгким неодобрением и даже каким-то немым укором в глубине аметистовых глаз, мол, я вбиваю вбиваю тебе в голову, что есть надо, но ты меня не слушаешь. Николай этот укор не увидел, потому что смотрел в потолок. Да даже если бы он и увидел, то все равно на него бы это впечатление никакого бы не произвело. Он его видел и не раз, причём не только у врачей, так что на него это уже не действует. — Я могу тебя только на домашнее лечение перевести, раз тебе так больница надоела, — прерывает наконец тишину в палате Достоевский. — Потому что я тебя ещё не вылечил (он проигнорировал Колино «Да не болен я!»). Не знаю как в других больницах, но выписать тебя в твоём состоянии мне не дадут. Вот… Смирись. Гоголь вздохнул с деланной обреченностью, а потом, прикинув все за и против, кивнул, соглашаясь на предложение Достоевского. Если так подумать, то лучше реально жить у врача дома, чем торчать в больнице в скучной палате и маяться бездельем, смотря то в потолок, то в окно. Это все не для Гоголя. Пока Николай размышлял над предложением Достоевского, сам Фёдор не сводил с него внимательного взгляда аметистовых глаз. Ему нравилось наблюдать за этим парнем. Особенно ему нравились его волосы. С такими длинными волосами у парней Фёдор сталкивался впервые и был просто заворожен ими. Цвет у них был очень красивый. А в лучах солнышка они ещё и играли золотом. Достоевский иногда залипал на эту красоту, но голос Николая каждый раз вырывал его из прострации. — Хорошо. Как скажете. На домашнее лечение, так на домашнее… Но предупреждаю, как не ел, так есть и не буду. И не предлагайте даже. — Конфетку? — словно не слыша того, что ему сказал пациент, произнес Достоевский, кинув взгляд на время. — Опять? Уже время? — Да… Гоголь вздохнул, но протянул ладонь, мол, давайте. Фёдор перекинул тому сладость. Николай поймал её одной рукой, развернул и съел. Он никогда не раскусывал конфету, предпочитая её рассасывать, растягивая это удовольствие надолго. Мягкий вкус клубники и чего-то ещё вкусного — парню нравился. Аж настроение поднималось. — И сколько же у вас этих конфет, док, м? — Достаточно, чтобы хватило всем моим пациентам по три раза в день…– ответил Достоевский. — Сами производите что ли? — усмехнулся Гоголь. Представлять, как Фёдор самолично изготавливает эти конфеты, было достаточно забавно. Парень аж рассмеялся. Достоевский просто неопределённо дёрнул плечом, а потом поднялся со своего места, оправив на себе одежду, которая, в принципе, и так хорошо на нем сидела. Конфеты он производит не сам, их ему выдают. Все таки это не просто конфеты, а лекарство для таких пациентов, как Николай. Нужны для того, чтобы желудок приучался нормально реагировать на попадающую в него еду, и не было рвотных позывов. Начинать всегда нужно с малого. Потом уже можно и что-то более основательное давать, возвращая в норму обмен веществ и жировую прослойку, которая у Гоголя вообще отсутствовала. Фёдор чувствовал на себе внимательный взгляд своего пациента, но молчал, размышляя о своем. Гоголь растолковал это молчание по-своему. — Да ладно вам, док… Обиделись что ли? — Что? Нет. Я просто задумался, — ответил Достоевский, задумчиво смотря куда-то перед собой. Гоголь пожал плечами и продолжил смотреть в окно. Там, за стеклом, светило солнышко, был свежий воздух, без запаха лекарств и прочего больничного аромата. Там свобода. Достоевский был прав, когда говорил, что Николай не любит ограничений или рамки правил, в которые его пытаются запихнуть. Это ещё с детства. Гоголь не хотел следовать общепринятым нормам или чему-то подобному, у него свое видение жизни и свои нормы. Его родителям, строгим и слишком правильным людям, это не нравилось, были ссоры, конфликты, но Николай отличался от них ещё и тем, что был чертовски упрям. Его не заставишь что-либо сделать, пока он сам этого не захочет. — Хммммм, блевать не тянет? — спрашивает минут через десять молчания Достоевский. — Не-ааааа… — отвечает Гоголь, а потом резко замолкает, потому что понимает весь смысл произошедшего диалога. — Так стоп… — Вот, а говорил прогресса нет… — усмехнулся Достоевский. — Что ж, неплохой результат. По крайне мере, с мёртвой точки мы с тобой с двинулись. Скоро есть у меня начнёшь. Это я тебе обещаю. Так ладно. Я пошёл оформлять нужные документы для твоего перевода ко мне на квартиру и договариваться с директором. Фёдор улыбается офигевшему парню и выходит из палаты, оставляя Гоголя в немом шоке. «Блин, я даже не заметил», — растерянно думает Николай.***
— А мне нравится ваша квартира, док… — Я принимаю твой комплимент… — отозвался Достоевский, разуваясь. Гоголя рядом с Фёдором уже не было. Он уже успел убежать осматривать квартиру. — Док, а где я спать буду?! — выкрикнули с кухни. — Оооо, у вас котик есть!!! Внимание Гоголя было тут же переключено, когда он обнаружил на кухне кота, сидящего на подоконнике. Тот мяукнул, махнул пушистым хвостом и внимательно уставился на парня. «Что за ребёнок?» — немного заебанно подумал Достоевский. Брюнет очень устал сегодня на работе, а впереди у него ещё бессонная ночь сидения за документами. И да, у Фёдора был кот. Большой белый и пушистый с голубыми глазами. Котенка подарил один из прошлых пациентов в знак благодарности. Достоевский не то чтобы очень любил котов, но отказываться от подарка, тем более сделанного от чистого сердца, не стал и взял пушистика к себе домой с расчётом на крайний случай на приют для животных. Но, несмотря на то, что были некоторые проблемы, в том числе и с шерстью, с ним было не одиноко, и было с кем поболтать, когда совсем-совсем одиночество давило. Этот кот через месяц стал очень-очень дорог врачу и, как итог, остался с ним. — А как его зовут? — спросил Гоголь, выходя из кухни с котом на руках. Они уже явно успели сдружиться. Котик довольно урчал. — Он такой милый и пушистый. — Его зовут Преступление, — ответил Фёдор. — Необычное имя для кота. Любите криминал? — Ммм, обожаю. Мне говорили, что если бы я не стал врачом, то обязательно был бы преступным гением. Так что хорошо, что я врач, не то уровень преступности возрос бы точно, во всяком случае, в этом городе. — Вы в этом настолько уверены? — На все сто процентов. Кстати, раз вы так сдружились, будь добр, покорми мне кота. — Хорошооо. Идём пушистик, я накормлю тебя. Николай ушёл обратно на кухню, звякнула кошачья миска. Достоевский же ушёл раскладывать диван в гостиной, потому что именно на нем будет спать Гоголь. Потом вытащил из шкафа постельное белье. Достоевскому прекрасно было слышно, как Николай разговаривает с котом на кухне. Квартира у Фёдора была небольшая и рядом с больницей, где он работал, потому что ночные вызовы были не редкостью, а переться через весь город, а потом также обратно домой, было слишком затруднительно. Так что Достоевский поселился в небольшой квартире рядом с больницей. Когда врач закончил с приготовлением спального места для Николая, он пришёл к парню на кухню. Тот, сидя на полу, скрестив ноги, игрался со своей резинкой для волос с, уже поевшим и довольным жизнью, котом. Волосы рассыпались по худощавым плечами и спине. Фёдор немного залип на такую красоту. Даже замер. — Ээээй, док! А как к вам кот попал? — спросил Гоголь, переведя взгляд с кота на Фёдора. — Его подарили ещё совсем котёнком в знак благодарности за лечение. У пациента кошка родила. Котят было пять штук, и один из них попал ко мне… Достоевский прошёл на кухню делать себе кофе, и ещё разогревать борщ. Всю кастрюлю. Это на ночь. Да борщ и кофе помогали парню не заснуть. — Как это мило. — Да, меня любят мои пациенты, — усмехнулся Достоевский. — И сколько у вас их было? — Ммм, в целом, штук двенадцать. Основной возраст: от десяти до двадцати лет… Самым первым моим пациентом была десятилетняя девочка. У неё были сильные ожоги ног, плюс психологическая травма, потому что её хотели сжечь её же родители, когда напились. — Ого, бедный ребёнок… — Согласен. Ребёнку я помог восстановиться и психологически, и физически. Потом, когда её выписали из больницы, я нашёл ей семью — была у меня пара знакомых без детей, девочку отдал туда. — Какой вы добрый, доктор Федор. Достоевский неопределённо пожал плечами. — Я просто делаю свою работу. Николай тихо фыркнул и продолжил играть с котом. — И кстати, не сиди на полу. Застудишься. — Лааааадноооооо… Николай поднялся с пола, взял котика на руки и ушёл в гостиную. Фёдор, погруженный в свои мысли, на автомате готовил себе еду на всю ночь. Все было тихо и мирно. До поры до времени. — Эй док! Фёдор повернулся на голос… И получил подушкой в лицо. — Догоняйте! Да, Гоголю стало скучно, а раз стало скучно, то нужно устроить какой-нибудь кипиш. Достоевский какое-то время простоял в ступоре, потом отпил кофе, с громким стуком поставил кружку на стол, поднял подушку с пола, ухмыльнулся: — Ну держись… И двинулся на Гоголя. — Убивают! Помогите! — весело возопил Гоголь, убегая от Достоевского.