Золотце

Николай Гоголь не то что бы боялся или желал смерти, скорее он решил бросить вызов себе и своему телу. А самое главное. Вызов Богу. Вот так вот. От скуки и некоторых черт своего несносного характера. Сам по себе он был очень красивым, высоким, с длинными волосами и глазами необычного цвета, со своими причудами и таракашками в голове, но самая отличительным в нем было то, что Коля был дико худым. Парень бросил сам себе вызов. Ему стало интересно, сколько сможет протянуть без еды, что такое минимальная цифра на весах? Когда станет падать в голодные обмороки? Когда организм не выдержит? Когда он станет свободным от этого мира? Родителей у парня не стало давно, поэтому следить за ним некому. Эксперименты над собственным телом начались в шестнадцать лет. Парень стал отказываться от еды, предпочитая ей учёбу, прогулки, сидение за компьютером — любое занятие, лишь бы не еда. Сумел сам себе внушить отвращение к этому жизненно важному процессу. Для своего роста Гоголь весил вполне нормально, однако за счёт голодовки стал существенно сбавлять в весе. Все, кто замечал такие перемены в парне, старались как-то помочь, но Гоголь был упрям. Любой разговор на эту тему Николай сводил в шутку, комедию и не относился серьёзно ко всем словам, ему сказанным. Все ради эксперимента над самим собой. У Николая начались проблемы со здоровьем: головокружение, слабость в теле, тошнота; теперь еда не задерживалась надолго в желудке и просилась наружу, из-за этого парень часто бегал в туалет, но это упрямца не останавливало. — Ты так в гроб себя загонишь, — говорил Иван, который уже без боли во взгляде не мог смотреть на исхудавшего Гоголя. Оба парня учились на одном курсе театрального училища. Второй курс. Оба отличники. Оба любили театральное искусство и вообще театр. Иван был единственным очень близким другом Николая, но даже его Гоголь не слушался. Очень уж упрямый по натуре своей. Если что-то решил учудить, значит, так тому и быть. — А может быть мне именно там и место! — радостно отвечал Гоголь, показывая кончик языка. — Не говори так. — Ну ведь именно туда мы попадаем, когда умираем, так ведь? Значит, всем нам место в гробу. Гончарова всегда передергивало от беспощадной и прямолинейной логики своего друга. Она его пугала. А Гоголь лишь лучезарно улыбался и продолжал своё. Он всегда был активным сверх меры и продолжал таким быть. Ещё и сессия началась к концу четверти. Организм начал сдавать, потому что энергия тратилась, а брать её неоткуда. Скоро Гоголь стал падать в обмороки, причём, иногда, очень не вовремя, например, когда переходил дорогу или отвечал на уроке. Один раз на административной контрольной сознание потерял. Вроде бы это был сигнал, что, мол, хватит издеваться над своим организмом, но нет… Гоголь как не ел, так и продолжал не есть, гробя свой организм и становясь все больше и больше похожим на скелет. Даже любимое какао с зефиром забросил, потому что оно сытное. Естественно парня стали класть в больницу, но это не особо-то и помогало его состоянию. А Гоголь, вдобавок к анорексии, заполучил ещё и неприязнь к врачам. Ивану приходилось теперь быть постоянно рядом с парнем, следить, чтобы тот, не дай Бог, не попал в какую-нибудь неприятную ситуацию. Гоголю это казалось просто забавным, но заботу друга он все же ценил, хотя и мог подъебнуть его на тему того, что Гончаров, словно его заботливая мамаша, и не рановато ли ему, в его возрасте, иметь детей. Правда, жить вместе с Гоголем Иван не мог, но постоянно звонил ему, проверяя, все ли с тем хорошо. На крайний случай писал в ВК. Николай всегда отвечал. Неудивительно, что в один из дней панику поднял именно Гончаров, когда на очередной звонок Гоголь не взял трубку. Взволнованный за жизнь друга, парень немедленно отправился к нему домой. На звонки и стуки в дверь никакой реакции не последовало, что испугало Ивана не на шутку. Дверь пришлось срочно взламывать, чтобы узнать, что же случилось. Ответ был очень прост: с Гоголем случился очередной голодный обморок. Гончаров, который уже не мог это терпеть, вызвал скорую помощь и парня забрали в больницу. — Надеюсь, хоть в этот раз тебе помогут…

***

— Доктор Достоевский. Фёдор поднимает уставшие, ноющие от недосыпа глаза на вошедшего коллегу. Вид у него усталый, задолбавшийся. Сегодня ко многим пациентам пришлось идти ночью. Под глазами пролегли тени, еще и бледный, словно привидение. В полутьме кабинета Достоевский даже немного пугал. Однако его мрачный вид был таким привычным в этой больнице, что реагировать на него уже никто не станет. — Что-то случилось? — тихим голосом спрашивает Федор. — К вам новый пациент, — следует краткий и лаконичный ответ. Достоевский едва слышно рвано выдыхает, протерев глаза тыльными сторонами ладоней. Знали бы некоторые, как он устал, но насчёт этого Достоевский говорить ничего не станет. Вообще, он лучший врач в этой больнице, которого очень любят многие пациенты. Красивый, немного мрачный и загадочный русский доктор, который лечит своими способами, отличными от других, стандартных и принятых. Уже в мед. универе Достоевский отличался от других учеников. Его считали гением, а сам Фёдор с этим не спорил. — Имя, фамилия, и что за диагноз? — он задаёт уже привычные вопросы, беря в руки ручку и готовясь записывать. — Николай Гоголь. Анорексия. У него серьёзный недобор веса. Для своих метр восемьдесят пять весить всего-то сорок пять — почти критично, если реально не критично. По нему можно детям анатомию преподавать (Достоевский слегка усмехнулся, услышав такое сравнение). Попал сюда после очередного обморока в своей квартире. Его друг вызвал скорую помощь. Фёдор внимательно выслушал коллегу, сцепив руки в замок и положив на них подбородок. Аметистовые глаза немного сощурились, потом на губах заиграла довольная усмешка. — Почему именно я должен заниматься этим пациентом? — Потому что у вас в основном все с анорексией, и даже есть случаи полного выздоровления. Нет, я, конечно, могу взять его себе, но… У меня не получается… — Потому что вы не правильно думаете, — произносит Достоевский. — Анорексия в первую очередь психологическая болезнь, а не физическая. Это не рак мозга и не опухоль. Её нужно лечить не лекарствами, а убеждениями. Если человек втюхал себе в голову, что еда его кровный враг, то тут нужно лечить именно голову в первую очередь. Вот потому-то у вас ничего никогда и не получается. Подход неправильный. Пичкая пациентов одними лекарствами, не пытаясь узнать его психологию, и почему он решил, что еда для него это фу, ничего не добьёшься… Врач, работая с такими пациентами, должен быть ещё и психологом… Достоевский поднялся со своего места, аккуратнее сложил документы на своём столе, надел свой халат, который до этого повесил на спинку кресла, и ушёл к Гоголю знакомиться. *** Когда Николай пришел в себя, он был уже в палате. Солнечные лучи скользнули в палату и попали как раз на кончик носа. Гоголь поморщился и чихнул, открыв глаза и уставившись в незнакомый потолок. Не поняв, где он, Коля приподнялся на локтях и осмотрелся. Слабость во всем теле, и парня немного мутило, но подобное состояние стало настолько привычным, особое внимание на него уже не обращалось. — Получается, я упал… — сказал себе Николай, закончив осмотр палаты. — На этот раз хоть дома… При весе… Не могу вспомнить каком… — …А потом твой друг вызвал тебе скорую помощь… — раздался спокойный голос Достоевского от двери. Доктор стоял, прислонившись к косяку двери и скрестив руки на груди. — Моё имя Фёдор Достоевский, я твой лечащий врач… Гоголь перевел взгляд на Достоевского. Его не раз клали к различным докторам, поэтому чего-то особенного он никогда не ожидал. Коля усмехнулся, откинувшись на подушку. Достоевский внимательно его осмотрел. Да, парень был критично худой. Жировой прослойки не было и в помине. Правда Николай красивый. Словно модель или кукла. Особенно Фёдору понравились его длинные волосы, которые ниспадали на плечи и спину пациента. — Хорошо… Док, и вы мне будите втирать про то, что нужно питаться, или забьете и через пару дней выпишите? Какая у вас тактика? Достоевский тихо хмыкнул. "А парня не впервые в больницу кладут. Что же, хорошо." — Тактики у меня нет, потому что я считаю ее бесполезной. Зачем прогибать пациента под свою схему действий? Мне никогда это не нравилось. — Ого. И что же тогда вы будете со мной делать? — В первую очередь спрошу, что ты любишь? Да уж, никто из врачей до Достоевского не задавал Николаю такие вопросы. Они не интересовались своим пациентом. А у Достоевского такая тактика. Получше узнать пациента, чтобы понять, как именно надо с ним общаться. Изучение психологии людей — любимое занятие Фёдора. — Что люблю? — неожиданый вопрос поставил парня в тупик, но затем Коля усмехнулся. — Люблююююю… Мммм… Магию, театр, свободу, удивление, викторины, пирожки… Эй, Док, как думаете: если человек лишится веса, он станет свободным? Мне кажется, да. В этом что-то есть… Фёдор, который внимательно слушал парня, уловив нужное слово, усмехнулся. Отлично. Теперь он, кажется, знает, как взаимодействовать с этим парнем: — Анорексия делает тебя скорее очень лёгким, чем свободным, хотя в этом что-то есть, да. Согласен. Лёгкость дарует ощущение свободы. Но это только ощущение, а не сама свобода… — Тогда что такое свобода, доктор Федор? А? Сможете объяснить? "Чувствую себя словно на экзамене. Хотя так только интереснее..." — подумал Достоевский. — Свобода — это довольно растяжимое понятие, однозначно его не объяснить… Ну уж точно это не когда ты торчишь в больнице под присмотром врачей. Свобода у каждого своя. Свобода слова… Свобода творчества, свобода выбора. Просто возможность пойти куда захочется и сделать то, что хочется — уже свобода… Для меня свобода — свобода от совести. Когда ты знаешь, что делаешь все правильно и помогаешь другим. Для меня это свобода. У тебя же, судя по тому, что ты любишь, свобода — это свобода действий, свобода выбора. Ты не любишь, когда ограничивают твоё "хочу". Любые рамки и запреты тебе не нравятся. Быть вне них — для тебя это свобода. Именно это, а не избавление от веса твоего тела. Гоголь лишь рассмеялся. Слова Фёдора и то, как серьёзно тот ответил, парня рассмешило. — Да вы философ, док. Пхах. А с вами весело. — Ты задал мне философский вопрос, так что не удивляйся тому, что я ответил так же. С тобой тоже весело. Держишься бодрячком, несмотря на свое состояние. "Он словно фарфоровая кукла. Даже дотронуться страшно, вдруг развалится". — Я в полном порядке. Чувство голода пропало еще два месяца назад… — М-да… Потому ты в голодные обмороки и падаешь… И хвастаться тут абсолютно нечем. Федор вздыхает, потирая переносицу: — Умеешь рисовать? — Рисовать? Не-а, не умею, но знаю много фокусов. Эх, сессию в театре пропущу. Печально. Достоевский усмехнулся. Любой доктор бы сказал, мол, если бы не твоя болезнь, то ты бы не пропустил, но Достоевский на то и Достоевский, чтобы интересоваться абсолютно другим: — Карточные фокусы? — Да, и не только. Вообще, Коля привык, что его держат от силы три дня, а потом просто плюют и отпускают. Он ожидает, и вполне основательно, что Достоевский поступит точно так же. Вот только Фёдор не такой. — Если я принесу тебе карты, покажешь мне парочку? — Мм, да. Почему бы и нет. — Хорошо. Обязательно принесу. "А этот доктор отличается от остальных." Коля лежит на кровати и внимательным взглядом изучает Достоевского, прищурившись, как довольный кот. Этот врач в какой-то степени заинтересовал его. Возникла мысль, что, возможно не все доктора безнадежны. Естественно. Первое, что всегда делал Фёдор, это налаживал отношения с пациентом. Наверное, поэтому его любили все пациенты в этой больнице и даже если не любили, то очень уважали. Коля перевел взгляд в окно, затем попробовал встать. Лежать на кровати и смотреть в скучный белый потолок ему надоело. В окно значительно веселее. — Не советую… — спокойно произносит Достоевский, наблюдая за потугами парня встать. — Почему же? — Без поддержки ты упадёшь. Из-за того что ты не ел, ты слишком ослаб. Хотя, если хочешь погулять, то вот тебе моя рука… "Этот парень однозначно слишком хорош, чтобы быть врачом." До Достоевского ни один врач не давал Гоголю подниматься вот так вот с кровати. Николай подумал, что на этот раз лежать в больнице будет куда интереснее, чем до этого. Парень встал, опираясь о капельницу, а затем о руку врача. Коля был очень лёгким. Даже особого веса парня Фёдор не почувствовал. — Спасибо, док, — усмехнулся Гоголь. — Пожалуйста, — спокойно ответил Достоевский, придерживая Гоголя за худую руку. Федор протянул руку и убрал прядь пепельных длинных волос за ухо пациента. От прикосновения прохладных пальцев врача Гоголь вздрогнул. Он не привык к таким жестам со стороны медперсонала. — Я вижу, тебе нравятся длинные волосы. — произнес Фёдор. — Да. В них есть своя изюминка. Ну, а ещё зимой теплее, — весело отозвался Гоголь. Он сам по себе тощая изюминка, если так подумать. Николай подошёл к окну, вообще, он довольно быстро приноровился к передвижению с капельницей. Сразу видно, не в первой он в больнице лежит, и не в первой ему такие трюки проворачивать. Достоевский спокойно наблюдал за своим пациентом. Молчание длилось несколько минут. Его прервал Николай: — Вы любите животных? — Да… Крыс, — был немедленный ответ. — Вы меня удивили, док. Почему же именно крыс? Гоголь перевёл взгляд с того, что делается за стеклом, на врача, пытливо наклонил головку. Довольно забавный жест. Фёдор мысленно хмыкнул. — Я считаю их очень умными. А ещё они довольно милые. У меня в детстве были крысы. Хм. Пока не умерли. Их загрызла кошка. С тех пор я ненавижу котов, — ответил Достоевский, поправляя перчатки на запястьях. Взглянул на время осознал, что пора. — Кстати, тебе нужно принять лекарство. — Лекарство? Какое же? — Это… — Федор вытащил из кармана конфетку. Гоголь тут же заметно скис при виде такого лекарства. Первое, есть не хотел, второе, он что, маленький ребёнок что ли, чтобы конфеты есть? Гоголь, конечно, любил сладкое, но сейчас даже его не особо то и хотелось. Это калории, то есть вес. Этого точно парню не надо. — Не-не-не-не-не… Даже не просите. Я не буду это есть. Совсем не буду. Не хочу. — Коля, не вынуждай меня применять мой особый приём… — Всё равно не буду это есть. Достоевский обречённо вздыхает. Выбора не остаётся. Парень разворачивает конфету, берет себе в рот, потом за руку притягивает к себе Николая и рот в рот передаёт конфету, заставляет проглотить. Гоголь аж дара речи лишился на некоторое время, так он был шокирован поступком врача. Вкуса конфеты он почти не ощутил, но вот губ врача вполне. Они были чуть сладковатые и на удивление нежные. Николай чувствует, как непроизвольно краснеет, однако быстро приходит в себя. — Хах… Ну ладно. Вы меня удивили, док. И часто вы так делаете? — Каждый раз, когда пациенты не хотят принимать лекарство… — Что же… Умно. Не ожидал такого от вас… Что-то ещё или уже все? — Да. Все… Что же… Будь хорошим мальчиком. Никаких уроков. Смотри порно… Фёдор подмигнул парню и вышел из палаты. Гоголь посмотрел вслед врачу, а потом рванул в туалет. Конфета недолго задержалась у него в желудке и вышла вместе с рвотой в унитаз. Николай поморщился от неприятного вкуса желудочного сока. Поднялся с колен и ушел умываться. Да, все это вместе с капельницей. Ну ладно, ему не привыкать. Он даже особой боли не чувствует. Николай вышел из ванны, дошёл до окна и уселся на подоконник, прижался лбом к прохладному стеклу. Гоголь искренне надеялся, что и в этот раз он будет тут недолго, потому что он не любит сидеть в заперти. Он вольная птица.