Если хочешь услышать о себе хорошее — умри.
Фридрих Ницше
Страдание и боль всегда обязательны для широкого сознания и глубокого сердца.
Фёдор Достоевский «Преступление и наказание»
Странная у людей привычка — при самых удивительных обстоятельствах они ведут себя как ни в чем не бывало. И я, оказывается, тоже.
Харпер Ли «Убить пересмешника»
Крекер никогда не любил усложнять себе жизнь, только вот сейчас он пошёл против этого принципа. Мысли о паршивом манипуляторстве его матери над ним и остальными детьми не давали покоя. Шарлотта хотел бы рассказать о своих переживаниях кому-нибудь, но было некому. Кроме одного человека. С их последней встречи прошло около недели. Парень не решался пойти к принцессе, боялся, что опять поругался бы с ней и, как обычно, всё испортил бы. Он прекрасно понимал, что, скорее всего, она являлась единственным человеком, кто не донёс бы на него, не рассказал бы, не предал бы. Даже будь они все одной большой семьёй, каждый хотел больше власти в своих руках, потому и был готов на всё ради её получения. Даже если придётся предать того, кто доверит свою тайну и мысли. Семья Шарлотта никогда не была семьёй. В руках своей матери они были марионетками для достижения её личных целей, и она, право, не заботились об их жизни ни капли, прикрывая своё безрассудство тем, что её дети невероятно умны и сильны, что они способны выжить в любых условиях. Только вот Биг Мам не знала, что это не так. Крекер понимал это сейчас, как никто другой. Тремя днями ранее он готов был провалиться сквозь землю, лишь бы эти мысли прекратили его мучить, правда, потом он осознал, что прав. Дети нужны Биг Мам только для достижения её личных целей, а их состояние, личные проблемы и желания её не заботят ни капли. Он начал задумываться, какой на самом деле является семья, какой она должна быть. В голове всплывали картинки, где он сидит около Эвилин, державшей на руках их ребёнка и прижимавшейся к нему. Неожиданно лицо парня стало подобно спелому помидору, он подумал, что ещё рано мечтать о подобном. В дверь тихо постучали, она глухо скрипнула, и на пороге появилась Эви, стягивающая руками тёплый шерстяной платок на груди. Сердце Крекера застучало сильнее прежнего, он подошёл ближе и посмотрел на девушку. Только сейчас он обратил внимание на её лицо — заплаканное, блестящее от слёз и покрасневшее, глазные яблоки были красными, а руки дрожали. — Что случилось?.. — голос Крекера дрожит, он ожидает худшего. Эви пытается что-то сказать, но только валится с ног. Колени предательски подгибаются, она вот-вот падает, но её ловит пират и усаживает в ближайшее кресло. Принцесса судорожно перебирает кисточки на краях платка, глаза её бегают по комнате, будто она боится сказать что-то важное. — Эви?.. Крекер взял её руку и медленно оглаживал её, пытаясь успокоить. Внутри он понимал, что вытянуть из неё даже малейшее слово будет невероятно трудно. Эвилин, прикрыв уставшие глаза, крепко вцепилась в руку парня. — Он умер, — резкость принцессы заставляет пирата шарахнуться в сторону, он удивлённо хлопает ресницами, словно полоумная восемнадцатилетняя девушка. — отец умер. Для Крекера становится непосильным удивлением, что она говорит об этом так спокойно, хоть и пять минут назад рыдала в три ручья. — Вероятно, мне нужно вернуться на остров, чтобы почтить память отца, — принцесса на секунду замолкает, и, после, сделав глубокий вдох, тихо добавляет. — и провести церемонию коронации. — Ты... — тянет Шарлотта, откровенно пялясь на принцессу, он недоуменно хмурится. — Как ты можешь так говорить о смерти единственного дорогого человека?! — Я уже всё выплакала, Крекер, — парня прошибает озноб, когда она зовёт его по имени. — Да и у меня есть ещё кое-кто очень мне дорогой. Внутри Шарлотты вулканы взрываются. Он не знает, что делать, как реагировать. Девушка замечает его разгневанно-недоумённое выражение лица, на котором так и прописывается:"Кто этот ублюдок?!"
В другой ситуации Эвилин даже засмеялась бы, но сейчас сил нет, когда из тебя всё выжали, заставили страдать и потерять последнюю родную кровь. — Не будь дураком, Крекер, — слова тянутся одно за другим, собираясь в единое предложение, а она боится оборваться на полуслове, — ты и сам знаешь, кто это. И даже сейчас до пирата не доходит, у Эвилин в голове только одно-единственное желание — назвать его толстолобым идиотом и уйти в закат, чтобы больше так не краснеть. — Кто?! — он вопит, на лице рисуется остервенелая гримаса ненависти и гнева с надеждой, что отчётом будет именно его имя, произнесённое её ласковым и нежным голосом. — Ты...ты... — шёпот кажется ей криком, правда, безмолвным, но всё же. Она затихает на несколько секунд и взрывается подобно праздничному фейерверку. — Это ты, чёртов толстолобый идиот! Гробовая тишина окутывает комнату, за окном воркуют голуби, где-то вдалеке — своеобразное карканье воронов. — Каким он был? — Эвилин не хочет отвечать на этот вопрос, боль раздирает её душу на части, а в голове всплывают счастливые моменты, которые останутся красочными воспоминаниями. — Разным. Иногда он был очень раздражительным, иногда тихим, будто его вообще нет, — она замолкает, прерываясь на тихий гул за окнами, — а иногда счастливым до самой подкорки, будто сегодняшний день для него — лучший, и, неважно, что произошло, он будет улыбаться. Крекер молча кивает, вспоминая, каким, его запомнил он: строгим, добропорядочным, принципиальным и семейным — таким, каким он и был в его представлениях до момента их судьбоносной встречи на острове. Тогда он подумал, что не найдёт общего языка с этим человеком, но, право, всё было не так плохо. — Если хочешь — плачь или смейся, рыдай, — тихо, вполголоса, шепчет пират, поднимая её на руки и усаживая на колени, — тебя за это не убьют. Она молча уставилась на него, глаза потихоньку начинали слезиться; на волю выпустили все эмоции, всю боль, и точно — её, наконец, никто не попрекал. Так они и сидели вплоть до ужина, на который двое так и не пришли. Большая Мамочка долго возмущалась поступку сына и его невесты, но под тихими вздохами детей сдалась, чем удивила весь народ в обеденной.***
Солнечные лучи проникали сквозь тёмно-фиолетовые шторы, озаряя комнату пирата тусклым светом. Крекер стоял напротив зеркала в ванной, находившейся поблизости от его комнаты. Волосы парня были чересчур длинными, они струились по его плечам и переливались в свете. Ви спала в кровати в его комнате, обняв подушку; когда она начала засыпать в кресле прошлым вечером, Шарлотта перенёс её в кровать, а сам сел в кресло и спал в нём, только вот утром у него разболелась шея — затекла. Он, скрипнув дверью, вернулся в комнату, уже готовый ко всему. Волосы парня были собраны в лохматый хвост, особенно короткие пряди торчали и рассыпались по его лицу. Он, улыбнувшись, сел на кровать и убрал с лица Вил белоснежные, словно снег, волосы. Она неожиданно нахмурилась и что-то промычала, переворачиваясь на спину. Вытянув из-под пухового одеяла руки, принцесса потянулась и открыла глаза, морщась от яркого света. — Крекер, зашторь окна, пожалуйста, — сипит она, накрываясь одеялом с головой, пока он поднимается с кровати и шумно задёргивает шторы, — спасибо. — Доброе утро, снежинка, — голос парня кажется ей приторно нежным, и она уже хочет было сказать, что не за пирата замуж выходит, а за слащавого принца. — И тебе, печенька, — сонный голос принцессы забавит пирата, привыкшего к частой бессоннице. — Ты... — В порядке? — перебивает его Эвилин, усаживаясь на кровати и поправляя растрёпанную одежду. — В полном. Пират молча улыбается и вновь оборачивается к окну. Эвилин наклоняет голову вправо и неловко спрашивает: — Что-то случилось? Шарлотта вздрагивает, ему кажется, что она видит его насквозь и читает каждую потаённую мысль. — Что такое семья? — неожиданно спрашивает пират. Сейчас ему всё кажется таким далёким и невесомым, не имеющим значения. Позади слышатся тихие неуклюже шаги, он хочет обернуться, но его останавливают тёплые руки принцессы, обвивающие его тело. Он осознанно хочет провалиться сквозь землю. Желательно, навсегда. Вы когда-нибудь видели красного, как рак, пирата? Нет? Теперь видели. Он, даже не видя её лица в этот момент, точно знает, что она улыбается даже такой маленькой нежности. Он, недолго думая, кладёт руки поверх её и крепко сжимает, не желая отпускать. — Семья — это когда ты с теми, кто принимает тебя таким, какой ты есть, и не требует ничего взамен, — из уст Эвилин это звучит как неугасаемая истина, он принимает это как должное и ещё больше убеждается в том, что у него никогда не было семьи.