Ближний по духу, дальний по времени.

Нонна лежала в постели, потупив взгляд, смотря в одну точку. Её мозг был заполнен информацией, но при этом оставался в лёгкой стадии топографического кретинизма в плане отношений и взаимодействий с другими людьми. Жуткое ощущение, скажу я вам. Непонятно, чего ожидать и от кого. Конечно, она принимала во внимание тот факт, что возможно ей придется сделать выбор между Ринго и Джоном. Стать подругой сердечной для первого или еще одной Йоко для второго. Рискованно и небезопасно в высшей степени. Но необходимо, как бы страшно это не звучало. Тяжко. Это слово точнее всех остальных описывало моральное состояние Васильевой. Девушку вовсю терзали сомнения по поводу её грубого вмешательства в историю. Как назло, в голову лезли самые страшные теории, догадки и мысли. Это не давало ей покоя ни днём, ни ночью. Ричи (отныне она называла его таким именем, что ему очень нравилось) хоть и старался приходить как можно чаще, имел в наличии неотложную работу и болезненные мозоли на руках от усердной работы палочками. Ему и так нелегко приходилось, а после стычки и драки с Джоном он совсем закрылся в себе и не желал более разговаривать с ним. Только в их встречах с Нонной он и находил для себя утешение. Каждый раз приходя в палату и расспрашивая девушку о выздоровлении и общих, скучно текущих днях, проведенных в больнице, он ласково звал её Нонн. Как бы в краткой форме. Кстати. По поводу её имени у неё не было проблем, а вот насчёт фамилии стоит поразмыслить. С русскими корнями она может привлечь ненужные вопросы, тем более, если она планирует быть чем-то большим, чем просто очередной роман для Ричи, ей следует сменить свою фамилию на другую, дабы звучать… посолиднее, что-ли. Предположительно, у Нонны на примете уже был кое-какой вариант, а именно «Моррисон». Это, можно считать, английская версия фамилии «Морина», её мамы, отношения с которой до самой её смерти оставались тёплыми и любящими. Вроде должно подойти. POV Нонна Я не знаю, сколько времени занимает смена фамилии, но точно знаю, что нужно поторопиться. Осталось ещё несколько моментов, над которыми держать контроль . Это и станет главной моей целью. Первый из них - это Йоко. Насколько я помню, их с Джоном встреча должна была состояться на одной из выставок авангардного искусства, где и будет выставлена та самая инсталляция со словом «Да» которая поселила в голову Леннона мысли о намного более детальном и близком знакомстве с загадочной черноволосой художницей, родина которой — страна восходящего солнца. Изначально, Джону все эти показательные выступления на публике казались треплом сумасшедших, несерьёзным бредом, полной нелепицей и чепухой. Он вначале никак не понимал странных, шамано-образных фанатиков, которые пытались буквально с пеной у рта, с полубезумным блеском в глазах, долгие часы разглагольствовать о всей этой неземной и чуть ли не космической красоте, висящей под потолком свиной ноги, или о чём-то подобном в этом роде. Казалось бы, ничего интересного для такого человека, как Леннон. Он бы не пошёл никуда. И так было бы правильно. Но в тот момент Джон поддался уговорам и пошёл на ту выставку, предварительно заверив себя, что ничего особенного или разумного ему ждать не приходится. Дьявол, как же он был… Прав. Да, ничего такого он там так и не увидел, но в последний момент его внимание привлекла лестница, стоящая посреди небольшого зала, специально арендованного под эту выставку с картинами и не только. «Просто лестница? Ну и что?» — скажете вы мне на это. Ах, если бы всё было так просто. Поднявшись на самый верх, Джон увидел лупу, прикреплённую к потолку. Взяв её в руки, он посмотрел на потолок. На одном из белых участков было написано крохотное словцо, всего две буквы. «Да». Так там и было написано, не сомневайтесь. Знаете, лучше бы там было написано «Нет». Потому что это грёбанное «Да» воодушевило Джона, показало ему, что не всё на свете будет протестовать, что ,возможно, он сможет услышать в свой адрес не только отрицательный ответ, а ещё и положительный, и не только поневоле. Это дало ему некий стимул начать жить (читать: исследовать жизнь) интенсивнее, работать интенсивнее, ну и конечно же, пробовать новое. Блядская лестница! Самый простой выход — просто не дать ему посетить эту выставку, вот и всё! Следующий шаг (или пункт… Эээ… Чёрт! Ненавижу это слово уже!) Синтия. Ну, тут вообще дремучий лес. Во первых, как с ней встретиться, она меня не знает, я её почти не знаю, совсем перекрытая ситуэйшн. Окей, если даже и получится установить контакт как ,прежде всего, обрисовать ей эту самую ситуэйшн? Это будет типа: «Слу-у-шай, Синтия, а тут в общем такая загвоздка в истории приключилась… Короче! Джона надо спасать от японки, которая разрушит его личность, Джорджа надо спасать от сигарет и рака, Пола надо спасать от неудачных браков, Ричи надо спасать от гонения в собственные самооценочные рамки, а тебя надо попросить пока не писать книгу «Мой муж Джон»! А ещё я припёрлась из будущего. Кстати, классный цвет волос.» Так чтоль? Не. Не наш вариант. Тут нужно поизящнее, попроще, желательно побезопаснее и с минимальными потерями. Это в идеале. Перевернуться на другой бок. Нужно перевернуться на другой бок. Колет что-то на уровне левого лёгкого. Фух, прям нестерпимо царапается. Аккуратно вытащить. Стоп. Откуда здесь булавка? Жесть какая, совсем уже персонал не смотрит за уборщицами, кошмар. (Это вы ещё в России не бывали, а ведь там даже в бесплатной клинике и то почище будет!) Дотянуться до тумбочки и положить игольную защёлку в выдвижной ящик. Пить хочется. Позвать медсестру надобно. Вспомнить бы её имя… Как же её там… Что-то связанное с хот догом и Роулинг… О! Озарение настигло моментально и заорала на всё отделение:  — Мисс Хотлинг! Можно мне водички?! Конец POV Нонны *** В студии горел свет. Четверо людей почти молча, лишь время от времени разговаривая и смеясь, занимались музицированием. Нет. Творили. Готовили музыкальный пирог. Из любовных лирических поэм и трёх гитар с барабанами. Паренёк с кукольно-неправдоподобной красотой, играющий на гитаре, похожей на удлинённую скрипку, сведя идеальной формы брови, сурово стрелял испепеляющими взглядами болотных глаз в кареглазого и остроносого гитариста, который, будто этих взглядов не замечая, надрывно тянул слова незамысловатой песни о помощи. Его пальцы давно отточенными движениями бегали по упругим струнам звонкого инструмента. В углу, словно прячась, неосознанно сливаясь с окружающей его атмосферой, сидел ещё один участник незабвенного коллектива — парень с темными волосами и по своему привлекательными чертами лица, Джордж Харрисон. От общей системы песни он был далёк своим разумом. Его мысли унесены ветром раздумий. Недавно Джо познакомился с одной очаровательной девушкой, и всё никак не мог её забыть. А приглянулась она ему на съёмках фильма «Help!». Она снималась в массовке, её почти совсем не было видно, но его вниманием она неведомым образом завладела. Харрисон всё никак не мог придумать, как к ней подойти. Что-то ему подсказывало, что эта девушка имеет большое значение в его жизни. А Джордж старался прислушиваться к своим ощущениям. Ему нужно поговорить с кем-то, кто знает девушек изнутри. Мысли его раскачивались, словно палуба одинокого сапфирового корабля. Струны тихо звенели под властью его сильных пальцев. Мелодия звучала не для него. Поодаль от Джорджа, там, за барабанами, виднелся битл с каменным, будто застывшим выражением лица. Сегодня Ринго был непривычно молчалив и печален. Механическими движениями, бездушно, его руки отбивали уже приевшийся ритм. Тук-тук!  — Войдите! — Зная, что никто посторонний не мог пройти в студию, Пол не был взволнован.  — Ну? Что у вас тут? — Брайан Эпстайн широкими шагами подошёл к Полу. — Работа, как я вижу, кипит. — Это было явным намёком на более продуктивную работу, так как Брайан особого энтузиазма в ребятах не видел. — Какие новые песни вы планируете играть на концерте, который будет устроен уже через несколько месяцев? Я должен знать, что от вас ожидать — пресса уже ждёт ваш новый альбом, Пол. Надеюсь, вы понимаете, какой масштаб мы с вами должны охватить. -Слово «какой» он выделил громким голосом. Чуть погодя, он продолжил. — В следующий вторник приедет Джордж Мартин. Вы должны будете быть готовыми к выступлению, это ясно? Закончив говорить, менеджер оглядел всех четырёх человек и в заключение спросил:  — У вас всё в порядке? Ринго, ты какой-то бледный, не заболел ли случаем? Оторвавшись от созерцания стены, Старки ответил ледяным, как айсберг, тоном:  — Нет, всё отлично. Вам не о чем беспокоиться.  — Хорошо, если это и вправду так, то… — Брайан сделал глубокий вдох и уже развернулся на каблуках, уже хотел уйти, как вдруг вспомнил что-то важное, что надо непременно уточнить. — Пол?  — Да?  — Так что насчёт альбома?  — Не волнуйтесь, мы сможем выпустить его уже в декабре этого года. Бьюсь об заклад, «Rubber soul» займёт своё место в мире! — Маккартни, воодушевлённо вскинувший голову, выглядел твердо уверенным в своих силах. Впечатление на уже не сомневающегося Эпстайна он произвёл. Осталось дело за малым. — Слушай, отойдем на минутку? Брайан не верил своему счастью. Он уже давно осознал и принял свою ориентацию, поэтому напористо подбивал клинья ко всем кто приглянется. Но сегодня ему повезло намного больше — Эпстайн считал Пола (а не Джона, как бы там ни было) самым привлекательным из участников группы, соответственно старался уделять ему внимание как можно чаще.  — Да, конечно. — Они немного отошли в сторону, отдалившись от остальных. — Что ты хотел мне сказать?  — Слушай, Брайан, — на этих словах у самого Брайана сердце ускорило ритм, — не хочешь сходить выпить чашечку чая в пекарне через две улицы отсюда? Скажем… В пятницу, часов так в девять. Поговорим о том, о сём, поболтаем. Я угощаю. — Пол ненавязчиво, почти незаметно, но тем не менее заискивающе глянул на мужчину, который в последнее время заинтересовал его не только в дружеском плане, если понимаете о чём я.)  — Я… Да, я смогу. Наверное. Не знаю точно, надо бы кое-что уточнить… — На самом деле Эпстайн просто нехотел сорваться на полу-девчачий писк от этих фраз. Боже, как же долго он этого ждал. — Я приду. Но… Разве в такое позднее время пьют чай? Пол на это приподнял уголок губ в загадочной улыбке.  — Посмотрим, для начала нужно встретиться. — Почти невинный тон. — А там уж как пойдёт… Прошептал он , наклонившись к уху Брайана. Жаркий шёпот обжёг, щекоча, слух менеджера. Эпстайн сглотнул.  — Да. Эмм. Чтож, если всё в порядке, я не смею вас задерживать. Всем до скорого! Он немедленно поспешил уйти. Щеки его порозовели. Надо отменить все встречи ,назначенные на двадцать шестое число. А ещё галстук, костюм, тема для разговора. Столько дел, столько дел! Нелегко быть Брайаном Эпстайном, так и знайте. Пол Маккартни усмехнулся своим мыслям и взял ситуацию в свои руки.  — Так, давайте ещё раз "Girl"! И раз, и два, и три! Мелодия вновь возобновилась с новой силой. *** Через три дня Нонну выписали. Ринго приехал забирать её из больницы не один, а с Джорджем, который не отказал другу в помощи. «Ринго, вы там что, заснули что ли? Долго ещё? У меня уже уши мёрзнут.» — Джордж был недоволен, он не хотел торчать на ноябрьском промозглом холоде так долго. Мороз уже давал о себе знать, а Нонны и Ричарда всё не было видно. — «И ведь не позовёшь — не стану же я звать их, крича, как псих, на весь Ливерпуль!» О, а вот и они. Наконец сев в такси и благополучно добравшись до дома, Ринго и его девушка поужинали и пошли спать. Только на этот раз Ринго спал уже в своей комнате, обнимая Нонну за талию. Всё было нормально, пока посреди ночи не раздался странный шум. Эти звуки были несравнимыми ни с какими остальными звуками в принципе. Мелодичные стоны не давали уснуть ни Ричи, ни бедной Нонне, у которой был и так чуткий сон, ни Джорджу уже два часа. Впрочем, Джордж бодрствовал не совсем не по этой причине. Ну, а вы как думаете, с булкой во рту попробуй, усни! А если она ещё и с корицей… И ароматная… Мягкая, ещё чуть-чуть тёплая… Утром, все друзья с недосыпом (а некоторые, хоть и с кругами под глазами, но сытые) обнаружили, что самыми помятыми выглядели Джон и Пол. Всем всё стало ясно. Кому-то нужна комната с более плотными стенами.  — Ричи, я бы хотела сменить фамилию.  — На какую? На Старки? Или, может быть, Леннон? — Джордж никак не смог удержаться от подкола в её сторону.  — Кто знает? Всё возможно в этом мире. — Казалось, Нонну ничуть не смутила его реплика.  — Я, например, уже свободен, разведён и холост. — Как бы между прочим вклинился Джон. — А ещё у меня нет детей!  — О, ну это, конечно же самое главное для счастливого брака, разве нет? — Девушка уже порядком завелась. Так. Нельзя волноваться слишком сильно, нельзя. Ей ведь всего через три дня на работу.  — Конечно! Так и никак иначе! — Поддержал её в этом шутливом обсуждении Харрисон. — Никаких детей, брачных или внебрачных! Нет-нет, определённо не наш вариант!  — Подождите, мне нужно кое-о чём вас попросить. Ни у кого нет ненужных брюк и рубашек? Мне перешить надо. Для формы. Мне просто на работу ходить не в чем.  — Нонн, ты что такое говоришь, я куплю тебе нормальную одежду. И никаких «перешить»! — Ричи был настроен более чем решительно— да и мне не помешает новый галстук и кольцо.  — Спасибо большое, Ричи, а то я уж хотела нести иголку с ниткой! Давай завтра сходим?  — А давай, как раз никаких концертов или репетиций не запланировано. Я тут видел торговый центр рядом.  — Вот и отлично! Решено — завтра и прошвырнёмся. А что насчёт фамилии, так я и сама могу сходить. Где тут у вас ближайший паспортный отдел.? … После изнурительного, с многочисленными животрепещущими доказательствами и массой каверзных вопросов, «тура» в агентство, Нонна, теперь уже Моррисон, чувствуя себя точь-в-точь как выжатый лимон, шла обратной дорогой до дома. В руках у неё была зажата новенькая черная сумка с заново сделанными документами и новым «вместо украденного» паспортом со свежей печатью и чёрно-белой фотографией. Самым сложным было притворяться, что её ободрали, как липку в поезде. Серьёзно, это доставило ей немало стресса и нервов, а также хорошей актёрской игры. Но Моррисон справилась. На радостях подумав: «Сейчас бы нюхнуть для релакса», девушка тут же отдёрнула себя и сказала самой себе, что теперь она точно хорошая девочка (Ага-ага, прям до мозга костей). …За несколько дней до выписки Нонны из больницы, Джон успел развестись со своей уже не женой и наделать немало шума — казалось, все журналисты мира с готовностью принялись смаковать эту новость. Но это ещё не всё. Ввиду этого события заголовки газет уже через несколько часов после расторжения брака пестрели громогласными названиями статей на первых страницах. «Спешите знать: Джон Леннон с треском разорвал узы брака с Синтией Пауэлл», «Горячие новости! Ленноны больше не вместе!»(На удивление, это звучало бы скорее радостнее, чем скандально), «Обоюдно или по собственному желанию? Битл Леннон — холостяк» и прочее, прочее, прочее. Сам Джон каких-либо комментариев естественно не давал, так что вполне оправдано можно предположить, что это было только начало. В пятницу Пол, как мы с вами можем помнить, назначил встречу Брайану Эпстайну. Последний, к своему великому неудовольствию заметил, что с трудом успевает к назначенному времени. Запыхавшись, он всё же успел добежать до пекарни. Там были большие окна, выходящие сразу на обе стороны улицы — сама пекарня распологалась на углу. Мягкий желтоватый свет, ламповая атмосфера и уютные кресла творили чудеса, и Брайан, войдя в помещение, невольно улыбнулся. Его окликнул Маккартни, который уже был на месте, сидел за одним из столиков и держал в руке… Чашку чая. Просто белая чашка без узоров, с обычным артикулом на обычном дне такой же обычной посуды. Обычно. Но для Эпстайна — нет. Его привлекла отнюдь не чашка, и не новые блестящие запонки на рукавах опрятного коричневого костюма, нет. Пальцы Пола намертво приковали его взгляд к себе. Изящные, длинные, с шершавыми мозолями на подушечках от усердной игры на гитаре, эти пальчики легко сжимали ручку белоснежной чашечки с зелёным чаем. Менеджеру стало не по себе. В тесной одежде внезапно стало жарко. Ему захотелось перецеловать эти руки, каждый палец, каждую шероховатость на кончиках.  — Эй, я вообще-то всё ещё тут. — Маккартни оторвал Эпстайна от раздумий и дал о себе знать в самый подходящий момент. Размечтался, называется.  — Прости. Не знаю, что на меня нашло. Ты уже заказал десерт?.. Эта бессмысленная трата времени могла бы и дальше иметь место быть, если бы нестерпимое желание впиться в губы человека напротив и не отпускать никуда, а потом найти занятие поинтересней. Желание было обоюдным, как выяснилось позже.  — Знаешь что, Брай? Может, к тебе? А то у меня, боюсь, нам могут помешать остальные сожители. Конечно, если ты не против. — Сказал Пол с такой же милой улыбкой, как и двадцать девять минут назад. Брайан против не был. От слова совсем. … Не будем им мешать. *** Джордж Харрисон случайно, в очередной раз очень сильно и резко сжал пенистую губку в душе и теперь у него опять мыльная пена в волосах. И не только в волосах. Ещё на раковине, на стене, на второй стене, на зеркале, на полу, на самом Харрисоне опять же… Кому-то нужно смыть с себя, и не только с себя, всё мыло. В четвёртый раз. Ну, вы понимаете: Джордж представляет, как его возлюбленная — Патти, обмазывается шоколадным чизкейком и мёдом, так вкусно, душисто, аппетитно и сексуально…! Аж дух захватывает, ей богу! Ну, а потом вы уже знаете, что происходит. Сжатие губки. *** «Хе-хе-хе, чёрта с два! Мне ещё новый блокнот нужен!» — Подумал Джон, опять незаметно вытаскивая из рукава козырной туз пик, выигрывая последние гроши у вшивого бомжа в переулке. Они играли уже целых пятнадцать минут, а бомж уже успел проиграть Джону старые наручные часы, два фунта стерлингов, оторванную с одного места заплатку от грязных штанов, обрезок вязанного свитера, жестяную коробочку со скрепками, три золотых зуба (два из которых были сворованы у местной сумасшедшей бабки, которая верила в проклятый дух дантиста, которого надо задобрить золотым зубом, иначе он от неё не отстанет и будет выть по ночам), сине-белый носок и упаковку витамина С. В общем, дела у Леннона шли неплохо. Очень неплохо, даже можно сказать, хорошо. Как говорится, деньги не пахнут. А бомжи — да. ***  — Ах! Ах! Ах, о, да Пол, сильнее! Мфх! О, Пол! Пол! Да-а! Пятый по счету оргазм сразил Брайана наповал. В прямом, мать его, смысле — похотливый менеджер так изогнулся в сладком приступе от пребывания в нирване блаженства, что аж свалился с кровати и с грохотом ударился затылком о тумбочку.  — Осторожно! Ох, ты в порядке? Сильно болит? — Пол реально испугался за жизнь Эпстайна. Мало ли что! Только трупов и травм нам всем не хватало! Бедный мужчина поднялся с пола и уткнулся носом в левую ключицу Пола (вот ведь ирония!) и пробухтел:  — Ничего, пройдёт, мне не очень-то и больно. Пол?  — М?  — Давай спать, а? А то я что-то утомился.  — Да, пожалуй, ты прав. Спокойной ночи, Эппи. — Они улеглись обратно на постель и закрыли глаза, заснув в обнимку.  — Спокойной ночи, Полли. Во сне Брайан иногда начинал перебирать мягкие прядки волос Маккартни, от чего тот сопел ещё громче. Из приоткрытой форточки лился свежий воздух, то и дело донося редкие обрывки шума ночного города. Умиротворённость царила в доме всю ночь. *** В субботу, как и договаривались, Нонна и Ринго пошли в торговый центр. Хотя Нонне это огромное здание больше напоминало большой гипермаркет «Ашан» в котором можно было найти буквально всё, чего душа пожелает. Душа желала блузок и юбок, туфель и платьев. Ринго присмотрел себе отличный галстук чёрного цвета без узора, просто, неброско, лаконично. «Классика, » — как он выразился. Нонне же приобрели две пары туфель: чёрные кожаные и белые лаковые, несколько блузок и кофточек, в основном пастельных и классических тонов: светло-серые, чёрные, белые, нежно-голубые, красные и тому подобное. Юбки — не очень длинные, но и не до бедра, в большинстве своем до колен или чуть выше, но в рамках приличия. Купили три платья: первое, кроваво-красное, как вино, второе, из лёгкой, парящей ткани кораллового оттенка и третье, простое, форменное, тёмно синее с белым, в крупный горох. Вспомнили, что на дворе почти зима и пора бы одеваться потеплее и к гардеробу присоединились бежевое пальто из овечьей шерсти и тёплые сапоги на небольшом каблуке. В целом, всё необходимое для жизни в плане одежды и обуви у Нонны теперь было. Любовь к кольцам они оба питали страстно, поэтому Ричи прикупил и для своей девушки колечко. Серебряное, с маленьким сердоликом¹ посередине. Ей идёт и ему это нравится. Когда с шоппингом было покончено, молодые люди решили перекусить в ресторане в пяти минутах ходьбы от торгового центра. Пришли, поели быстренько, стараясь не задерживаться очень долго, так как домой уже хотелось, да и в сон обоих клонило нещадно. Поймав первое попавшееся такси, они, нагруженные пакетами с вещами и не только, добирались до дома долбанные два с половиной часа — видите ли, какому-то придурки взбрендило свернуть с одной трассы на другую, а грузовик, ехавший перед ним, никак этого не ожидал, воюедь у этого идиота не был включён поворотник и много людей были в ярости из-за громадной пробки на месте ДТП. К счастью, пройдя этот круг ада, вдремнув в машине на некоторое время, Старра и Моррисон уже казалось, что они могут хоть горы свернуть после такого испытания на прочность. Всё закончилось хорошо и они вернулись домой. Уставшие от беспорядочного бибиканья оглушающих автомобилей кругом, с затёкшими шеями, ногами и позвоночниками, с муторностью и измождённостью, написанной на их лицах. Но вернулись живые и почти невредимые. Как только они ввалились в коридор, сняли ботинки и сняли куртку и пальто, то сразу пошли в комнату, прихватив то бесчисленное количество пакетов и коробок. Они вымотались и выглядели, как вернувшийся с каторги декабристы, как бы преувеличенно это ни звучало. Каждый из них понимал: «Потом. Всё потом.» Ринго снял с себя рубашку, штаны, носки и забрался под одеяло. Нонна поступила точно также. Раздевшись, она легла рядом с ним и положила голову ему на грудь. Уже через минуту она забылась глубоким сном без сновидений и кошмаров. … Что же, не стоит их тревожить. … Чшш. *** В понедельник Нонна вышла на работу. Сегодня у неё было «окно» на втором и четвёртом уроке и она смогла пойти выпить кофе на первом этаже, в школьной столовой. Эспрессо был не очень, а вот пирожное с клюквой ей понравилось куда больше. В основном, её рабочий день не был интересен или не являлся чем-то из разряда фантастики. Это был совершенно обыкновенный урок почти каждые пятнадцать минут, это были обычные тесты на психику или личность для школьников и одинаковая стабильность без вопросов. Но было ещё кое-что. Во вселенной много загадок и тайн. «Никто не может точно знать, Когда и как вернётся. Не повернется ль время вспять, И не взойдет ли солнце."² Да уж. Что правда — то правда С одной из загадок Нонна столкнулась напрямую совсем недавно. Вот как это было… Это был обыденный полдень. У детей постарше оставался предпоследний и последний урок, а у младших классов уже давным-давно закончились все занятия. У Нонны остался последний, седьмой урок (или сеанс психологической помощи подросткам, как ей нравилось повторять у себя в голове) и она может идти домой. Звонок. Все, кто пришёл расселись и они начали говорить на всякие душевные темы, задавать вопросы, уточнять, что им хотелось уточнить и записывали что-то к себе в тетради. Нонна заметила на дальнем конце класса худого парня, который рисовал в своём альбоме рисунок из замысловатых сплетений фигур и цветов.  — Мистер, будьте добры, уделите внимание и уроку тоже. — она совсем не желала ему зла, но правила — есть правила. — Как ваша фамилия? Парень долго не отвечал. Он как будто не услышал её вопроса. Нонне никогда не нравился игнор и она повторила чуть громче, но всё также мягко, без единого намёка на агрессию или раздражение. Спокойный, ровный тон.  — Вы меня слышите? Мистер.? Он повернул голову в её сторону и Моррисон на секунду растерялась — настолько знакомым показалось ей это лицо. Те же чуть раскосые глаза, твёрдый взгляд и упрямый подбородок. Что же это? Как?! Невозможно!  — Да, простите, мисс Моррисон. Моё имя — Шон Леннон.