***
Мидория подождал, когда за спиной Яги закроется дверь. Щеки парня горели, поджилки тряслись, но в своей наивности он полагал, что это просто от страха. Глубоко вдохнув и преисполнившись решимости побороть свою неуверенность («Ради отца! Я же не трус! У меня получится!»), парень сделал несколько шагов вперед и помахал рукой. – Привет, Цую... Девушка оглядела его с головы до ног и провела шваброй по полу прямо перед ботинками Мидории. – Осторожней, – пробормотала она. – Здесь скользко. – Угу, – кивнул юноша. – Может, тогда пойдем... вон туда? – Он указал на пустой столик у окошка, залитый солнечным светом – многочисленными ромбиками чистого тепла, золотистой мозаикой августовского полудня. Мидория присел, ерзая и не зная, куда деть руки. Девушка осталась стоять, рассеянно водя шваброй по паркету. – Отец пошел договариваться, – помолчав, выпалил Мидория. – Я имею ввиду – о рыбе. Цую наклонила голову, рассматривая юношу своими удивительными овальными глазами, занимающими пол-лица. «Какие у нее тонкие бровки», – машинально отметил Мидория и залился краской. – Миссис Асуи... Белл... говорила, что ты присматриваешь за маленькими, – сказал он, перебирая пальцами по столешнице. – Самидаре – мой братик. И Сацки – сестра, – пояснила девушка, следя за нервными движениями Мидории с каким-то удивлением. – Я обычно провожу с ними больше времени. Самидаре бы ты не понравился, – доверительно шепнула она и легонько улыбнулась. – Правда? – Он такой бука. А мне кажется, что ты хороший. Мидория беспомощно уставился на нее, борясь с сердцебиением, подступающим к горлу. Дыхание у него перехватило, и парень впервые задумался: неужели он настолько труслив? Или, может, дело вовсе не в страхе? – Ты... тоже хорошая, – юноша не нашелся, что еще сказать. Потом представил себя со стороны – съежившегося, краснеющего, с трясущимися коленями – и замахал руками: – То есть, я имел в виду... Я не то хотел... Я просто пытался... Девушка улыбнулась до ушей, и даже сквозь жар и глухоту стыда Мидория отметил, какие у нее милые щечки – бледные и гладкие, словно японская груша (когда-то Яги купил ему одну – холодную и белую, как снег, сладкую и неуловимо ускользающую из воспоминаний, оставившую лишь хрупкое, прозрачное послевкусие). Реснички Цую затрепетали, и она довольно зажмурилась. «Милая лягушечка!» – У Мидории кольнуло сердце. Он продолжал бормотать себе под нос нелепые оправдания, а Цую отставила швабру и присела за столик. Юноша почувствовал, как его дрожащие руки оказались под ее широкими, совсем не изящными, но такими заботливыми ладонями. Пальцы у Цую были лопатообразными, с мягкими, округлыми подушечками, как будто она и вправду была лягушкой. Парень, багровея, рассмотрел на ее руках каждую трещинку, оставленную от мытья дешевым мылом, и каждую ссадинку от каждодневной работы шваброй. Цую испытующе посмотрела на тяжело дышавшего юношу и погладила его запястья. – Тебе здесь душно, да? – мягко спросила она. – Хочешь, я принесу воды? Мидория отчаянно помотал головой. В висках у него стучала кровь, а между ушами билась, вторя гулкому ритму сердца, одна-единственная мысль: «Слишком близко!» Парень никогда в жизни не держался за руки с девушкой. Он чувствовал, как что-то сладостно млеет у него в груди, а эта приятная сдавленность в легких... – Мидория? – Цую обеспокоенно заглянула ему в лицо. – Что-то не так? Пожалуйста, скажи, что случилось... Ой! – Кровь отхлынула от ее щек. Девушка отдернула руки и тихо поинтересовалась: – Я тебе противна, да? «Что?» – юноша воззрился на нее широко открытыми глазами. – Я знаю, что так бывает, – виновато сказала Цую. – Прости. Я же наполовину скво. – Что значит «скво»? – выдохнул Мидория. Девушка удивленно посмотрела на него. – Моя мама – скво. Индианка. Извини меня, я должна была... – Ее голос перехватило. – Просто... мне показалось... Мидория сжал кулаки и подался вперед. – Цую, что ты такое говоришь? Я просто трус, поэтому и вел себя странно! – Юноша выпалил это признание онемевшими губами. – А ты очень хорошая... Прости! Я вовсе не... Ты мне нравишься! – Мидория осекся и какое-то время молчал, осмысливая сказанное и, как заведенный, повторяя про себя: «Ну, я и попал!» Девушка подняла голову, с недоумением глядя ему в глаза. Ее пальцы дрогнули. – Правда? – шепотом спросила она и снова прикоснулась к рукам Мидории. – Честное слово... – заверил ее юноша. И признался: – Ты говоришь все, что вздумается, и это немножко пугает. Но... это приятно. И мне... хочется быть, как ты. – Мидория опасливо заглянул ей в лицо. – Хочется говорить... только правду. Цую наклонилась вперед. Сердце у юноши упало – он ощутил на губах ее теплое дыхание, легкое, как утренний бриз с моря. От нее пахло хвоей и ягодами – кисло, но свежо, и очаровательно, как и вся ее лягушачья простота. «Никто в моем городе не сказал бы, что она красивая, – в очередной раз повторил Мидория. – Только я...» Девушка привстала со стула, и ее гладкие волосы упали на запястье парня. Сердце у Мидории билось так сильно, что он ничего больше не слышал. Цую глубоко вдохнула воздух, и юноша увидел, как у нее дрожат губы. Ей тоже было страшно – может быть, даже страшнее, чем ему. Мидория замер, пораженный этим открытием. Под невыразительным личиком скрывалась буря чувств, и узнать об этом можно было, только оказавшись так близко... «Слишком близко!» – снова возопил юноша. Цую закрыла глаза, решаясь на поцелуй. «О, нет! – мысленно захныкал Мидория. – Пожалуйста, не надо! Я же... я же такой трус!» – Юный Мидория! – голос Яги был подобен удалому грому, раскатисто звучащему в горах. – Эй, идем! Юноша вскочил, вырывая руки из-под ладоней девушки, и вытянулся в струнку. – Так точно, сэр! – крикнул он дрожащим голосом, полным слезной радости и легкой досады. Цую тоже вскочила, бросила испуганный взгляд на золотоволосого великана и схватилась за швабру. – Я все обсудил с миссис Асуи, – сказал Яги, подходя к Мидории. – Мой мальчик, ты все сделал правильно! У нее хорошая рыба. Сегодня вечером у нас будет лосось! – Отлично, сэр! Спасибо, сэр! Яги повернулся к девушке, которая неловко вазюкала шваброй по паркету. – Ты, должно быть, Цую? Твоя мама про тебя говорила. – Так точно... сэр? – девушка на всякий случай скопировала лексикон Мидории. Яги рассмеялся. – Ну, что ты! Это мой сын так выражает почтение. Он у нас живет и дышит энтузиазмом! – Мужчина потрепал Мидорию по макушке. – Ну, пойдем? – Да, сэр, – пробормотал Мидория. – Только можно?.. – Вы еще увидитесь! – перебил его Яги. – Сегодня вечером мы ужинаем у миссис Асуи – я обо всем договорился. Мидория опустил глаза, но тут же прикрикнул на себя: «А ну, не смей прятаться!» – и встретился взглядом с Цую. Девушка смотрела на него своими умилительно-овальными глазами, часто-часто моргая реденькими ресничками. Ее маловыразительное лицо как никогда ранее напоминало белую, пьяняще-снежную грушу. Щечки тронул легкий румянец. – Мидория, – шепнула она и неловко повела рукой. – Цую, – выдохнул юноша. – Идем. – Яги подтолкнул Мидорию к выходу. – Расскажу тебе, что разузнал про Дайи и Чилкут.***
Выйдя из гостиницы, Яги зашагал по направлению к берегу, размахивая руками и расписывая Мидории все, что удалось разузнать: – Дорога на Чилкут начинается сразу за городом. До нее наш груз довезут лошадьми – я договорился с одним конюхом, пока ты смотрел рыбу! Стоить это будет достаточно дорого, но наш кошелек пока что потянет. Сейчас нам надо будет как следует поработать – перебрать груз, избавиться от лишних ящиков и упаковать все, что только можно, в тюки. И лошадям удобнее будет, и нам – когда потащим все эти фунты на себе. Так что готовься, надо управиться до вечера! – Да, сэр, – необычайно тихо ответил юноша. Яги слегка нахмурился и спросил: – Вижу, тебе понравилась Цую? – Сэр! – Мидория отчаянно покраснел и замахал руками. Мужчина расхохотался и обрушил ему на плечо крепкую ладонь. – Она очень милая, – признал Яги. – Наполовину японка – отцовская кровь. На четверть индианка, а еще на четверть – американка. Я спрашивал Белл, что такое «скво»... – Я уже тоже это выяснил. Насчет «скво», то есть! – Юноша с радостью готов был ухватиться за новую тему, но Яги решил не давать ему спуску. – Так она тебе понравилась? Признавайся. Ну? Мидория вздохнул и пробормотал, глядя на свои ботинки: – Очень... Яги кивнул самому себе. Они с Мидорией миновали складские улочки и выбрались на свободный участок, откуда было рукой подать до воды и палаток. Юноша помалкивал, боязливо глядя на приемного отца, и на его веснушчатом лице читались горячечные раздумья – не сказал ли он чего не так, не допустил ли какой-то ошибки? – Слушай, – Яги присел перед парнем на колено, чтобы быть с ним на одном уровне. – Девчушка совсем дикенькая – несколько недель как покинула Юкон. Ты, наверное, первый приличный парень, который ей встретился. Как думаешь себя вести? – Сэр! – В уголках глаз Мидории блеснули слезы. – Предельно достойно, сэр! Яги улыбнулся. – Глупыши вы оба. Того и гляди влюбитесь друг в друга – а нам завтра в дорогу, не забыл? – Никак нет, сэр! «Да вижу, что забыл, – мысленно возразил ему мужчина. – Умом-то помнишь, а сердцем?» – Повтори, юный Мидория, – строго глядя в глаза юноше, попросил он. – Завтра мы пойдем на тропу! – То-то же. Так что давай-ка, – Яги взял парня за плечо, – без необдуманных признаний. Ты ее видел? Мидория непонимающе уставился на него. – Хрупкая, как подснежник, – объяснил мужчина. И добавил тихо, но твердо: – Не растопчи. Вздохнув, он поднялся и потрепал парня по макушке. – Пойдем, перехватишь чего-нибудь. И примемся за работу. Мидория молча кивнул. – И не расстраивайся, парень! Перепакуем полторы тысячи фунтов, а завтра грузить. – Да, сэр. – Губы парня тронула упрямая улыбка. Яги показал ему большой палец и, развернувшись, зашагал в сторону пирамиды ящиков, возвышающейся на берегу. Впереди было много работы.