Моя Золотая лихорадка

      Яги слушал, как Мидория хрустит беконом и сдувает пар, поднимающийся над кофе. Первый завтрак – он же обед – на берегах Тайи, первая передышка после перевозки багажа на берег, продлившейся с раннего утра до самого полудня. Учитывая вес груза, они справились на удивление быстро.       Мужчина отхлебнул обжигающе горячего кофе, горького, как табачные листья, и довольно скривился. После многочасовой работы тянуло спину, а ноги гудели так, что Яги всеми силами оттягивал минуту, когда надо будет снова надеть сапоги.       – Ты как, Мидория, держишься?       – Трудно, сэр! Но я справлюсь.       Яги довольно кивнул. Парень показал себя настоящим мужчиной, безо всяких жалоб таская семидесятифунтовые ящики, лазая через перила, толкая лодку по колено в холодной воде. Но это же были только цветочки, а впереди, насколько хватало воображения, ждали лишь горькие ягодки – Чилкутская тропа, озеро Беннетт, пороги Белой Лошади...       – Знаю, что справишься, – широко улыбнулся Яги, показывая большой палец. Затем посерьезнел: – А теперь, молодой человек, экзаменационный вопрос: куда нам сейчас, и что делать?       Мидория отставил дымящуюся кружку и почесал подбородок. Глянув на Яги в поисках поддержки, он выдал:       – В Дайи, за новостями и в гостиницу. Спросим про свободных носильщиков – быть может, кто-нибудь согласится дотащить наш груз до начала тропы. Поищем конюшню. Вдруг удастся нанять лошадей?       – На это можешь не рассчитывать, – покачал головой Яги. – Цены на лошадей сейчас должны быть, как на золото. А вот с индейцами, кто знает, может и сговоримся. Возьмут по несколько центов за фунт.       Мужчина нехотя взялся натягивать сапоги.       – А еще ты абсолютно правильно сказал про новости. Первым делом надо разузнать, что к чему в этом городе.       – Кстати... – пробормотал Мидория. – А что значит «скво»?       – Хм? А, это Ганма говорил? Понятия не имею. Судя по контексту, «жена», но слово индейское, что ли...       Кряхтя, Яги затянул шнуровку на горловинах сапог и разогнулся, упираясь ладонями в поясницу. Мидория проворно собрал тарелки и кружки в плоский ящик без крышки.       – Вечером все отмоешь, – сказал Яги. – А сейчас – вперед.       Они забросали песком костер и оставили на время свои припасы, направившись в сторону Дайи. На песчаной косе между заливом и городом выстроился самый настоящий лабиринт из палаток, куч груза и вытащенных на сушу плотов. Золотоискатели все прибывали, и Яги в очередной раз отметил, что Чилкут нужно будет миновать как можно быстрее – пока их не смыло напирающей из Сиэтла и Джуно толпой белых воротничков, бросивших практики, оставивших дела, распродавших имущество – и наперегонки устремившихся в Доусон. Каждый мужчина, попадавшийся сейчас на пути, стремился застолбить драгоценный участок на Бонанзе, или Клондайке, или Эльдорадо. Яги не питал особых иллюзий о количестве золота и не верил в байки о россыпях, которые можно просеивать руками. Каждый прииск мог оказаться последним.       Мужчина и юноша лавировали между кострами, обходили широкие тенты, поднимаемые старателями умело и неумело, по ветру и против ветра. Среди восторженных, взволнованных толп изредка попадались усталые, мрачные лица местных старожилов, возвращающихся домой посреди суматохи. Иногда проводили лошадей, навьюченных тюками. Среди куч груза сновали, примериваясь, носильщики. Кто-то выкликал товарища, потерявшегося в толпе. Лаяли собаки – грозные, мохнатые, похожие на волков маламуты, которых особо состоятельные везли с собой в надежде на успех своих идей с санями. Снег за Береговым хребтом должен был выпасть рано, в октябре. «Быть может, – подумал Яги, – собачники на верном пути».       Среди палаток и куч ящиков стали появляться навесы на деревянных подпорках, крытые лапником. Затем – склады с жестяными крышами. Речной песок постепенно измельчился, галька под сапогами попадалась все реже, и наконец совсем исчезла, уступив место засохшей глине. Яги и Мидория оказались между двумя сараями. Двери одного были распахнуты настежь, и грузчики заносили под крышу мешки угля. Другой был заперт, но по следам стружки у входа можно было догадаться, что внутри – дрова или доски.       – Похоже, что это уже Дайи, сэр.       – Вполне вероятно! Эй, вы, – Яги повернулся к проходившему мимо старателю, – не подскажите, где найти гостиницу с желто-зеленой вывеской?       – Поверните направо. – Мужчина показал пальцем за угол сарая. – И идите туда, где больше народу. Не ошибетесь.       Яги и Мидория последовали его совету. Действительно, за угольным складом начиналась самая настоящая улица, по которой сновали толпы новоприбывших. В ее конце виднелось что-то вроде площади – чувствовался открывающийся простор. Яги снова взял на себя роль ледокола, вежливо, но настойчиво прокладывая дорогу для Мидории.       Дома вокруг были одноэтажными, деревянными, с дерном на крышах. Сколоченные из свеженьких досок, они распространяли вокруг приятный запах смолы и новизны. Сладковатый, лесной дух смешивался с ароматами березовых дров, скворчащего бекона и убегающей каши. Пахло кожей и стружкой, льном и дёгтем. Яги приостановился, подождал, пока с ним поравняется Мидория, и картинно помахал руками, подгоняя воздух к носу.       – Чувствуешь?       – Так точно!       Они вышли на площадь, заполненную восторженными людьми. Здесь стоял добрый, мощный шум, будто от горного водопада. Голоса взлетали над толпой звонкими струйками:       – Разбирайте списки! Все, что нужно на Чилкуте! Без этого вас не пустят!       – Сушеное мясо для ездовых собак! Берите на всю зиму!       – Карты! Карты золотых песков! Последние данные от геологов!       Яги поискал глазами желто-зеленую вывеску. Крепко сбитое двухэтажное зданьице, казалось, было центральной фигурой в ряду выходящих на площадь домов. «Самое выгодное расположение», – отметил мужчина. – «Наверняка дерут втридорога».       Похлопав Мидорию по плечу, он указал юноше на гостиницу и предложил:       – Сходи и разузнай, что сможешь – что в городе с ценами, есть ли смысл обращаться к носильщикам. И поищи жену Ганмы, хорошо?       Мидория уставился на приемного отца широко раскрытыми глазами.       – Как? Я? – переспросил он дрожащим голосом.       – Не трусь. – Яги присел на колено, чтобы оказаться на одном уровне с пареньком. – Здесь всё для всех ново, и никто ни в чем не разбирается. Я вот тоже понятия не имею, к кому обращаться. Но мы же справимся? Всегда справлялись, а тут – только самое начало пути. Ну?       Юноша сглотнул и часто закивал.       – Конечно, справимся. – Яги поднялся во весь рост. – Вперед, юный Мидория! Встречаемся через четверть часа вон там, у доски объявлений!

***

      Мидория подошел к дверям гостиницы и бросил тоскливый взгляд на желто-зеленую вывеску, гласившую: «Отель Бауэр». В одиночку юноше было гораздо сложнее пробираться сквозь толпу, но и умом, и сердцем он понимал, что Яги был прав. «Мы идем на Юкон, – Мидория сжал кулак и поднял голову. – Если я трясусь по таким мелочам, что будет, когда придется преодолевать пороги? Или зимой, когда мы пойдем охотиться? Вперед, Изуку, не бойся!»       Он толкнул дверь и оказался в просторном, хорошо освещенном помещении. В керосиновых лампах с высокими стеклянными абажурами теплилось персиковое пламя, а в центре зала пылали солнечные квадраты – лучи лились через окно на втором этаже, мимо сосновых перил галереи. Здесь пахло золотистой пропиткой и свежим лаком, хорошей едой и новыми деньгами. Посетителей, несмотря на столпотворение на площади, было совсем мало. Несколько богато одетых человек сидели у стойки бара, еще кто-то смотрел в зал с верхнего этажа, облокотившись на ограждение. Мидория загляделся на оранжевый, как цедра апельсина, потолок – и не заметил, как с кем-то столкнулся.       – Прости. – Квакучий голос вывел парня из восторженного состояния.       Мидория вытянулся по швам и вскрикнул:       – Виноват! Что?       Перед ним стояла невысокая девушка в пыльно-сером платье. В руках она держала швабру с мокрой тряпкой на конце. Мидория машинально опустил глаза и разглядел дешевенькие ботинки, оббитые сильнее, чем его саквояж.       – Ты кто? – Девушка прошлась шваброй по паркету у ног парня.       – Меня зовут Мидория Изуку! – выпалил тот. – И я... я прибыл в Дайи со своим отцом! Мы будем искать золото на Юконе.       «А ну, не трусь! Зима, пороги, лоси! – мысленно прикрикнул на себя Мидория. – Подними глаза, или ты – не мужчина!»       Девушка оказалась черноволосой и очень хорошенькой. Не по-американски хорошенькой, как знакомые Изуку из Сан-Франциско. У нее было круглое личико, а на нем – как будто одни только глаза, овальные, спокойные... и рот – совсем лягушачий, до ушей, и тонкие бледные губки. Мидория отметил, какие у нее короткие реснички. Нет, никто в его городе не признал бы ее красивой – слишком странная, какая-то диковатая, но (юноша списал сердцебиение исключительно на трусость) очень милая.       – Я хотела спросить: ты из постояльцев? Или просто зашел?       Мидория сглотнул, отмечая, что когда девушка говорит, губы у нее двигаются ну точно как у лягушечки – кажется, еще немного, и она выстрелит языком в пролетающего мимо комара.       – Просто зашел. – Парень не придумал, что еще сказать.       – Хорошо. – Лягушка вдруг провела шваброй по ботинкам парня и пояснила: – Пыль.       «Давай, дубина! – Мидория сжал кулаки. – Спрашивай, что говорил отец! Ну!» Поколебавшись, он пробормотал:       – Я... ищу одну женщину. Миссис Асуи, наверное. Ганма Асуи – ее муж.       – Это моя мама, – ответила девушка. – Ее зовут Белл. А я – Цую Асуи.       Мидория вытер пот со лба. «Очень хорошо, Изуку! – Он позволил себе легонько улыбнуться. – Смотри, как тебе повезло! Давай дальше – и не пори чушь!»       – Ты говоришь по-японски? – Парень мысленно хлопнул себя по лбу. «Не то!»       – Нет. А ты японец, как мой папа?       Юноша кивнул, ничего не соображая.       – Я думала, он один на свете, – призналась Цую, отводя швабру от ног Мидории. – Он рассказывал, что есть целая страна, но она очень далеко, и до нее не добраться. Что там все говорят на японском. А я долго не верила... Самидаре – это мой брат – наверное, до сих пор не верит.       Мидория переступил с ноги на ногу, теребя пальцами пуговицу на воротнике.       – Скажи что-нибудь на родном языке, – попросила девушка.       – Э-э-э... что сказать?       – Что хочешь, – Цую поджала нижнюю губу, став до смешного похожей на лягушку.       – Ну... хорошо. Я говорю по-японски.       Девушка наклонила голову, прислушиваясь.       – Да, – наконец кивнула она. – Папа тоже иногда говорит что-то похожее. У тебя красивый голос, Мидория-Изуку.       – Просто Мидория. – Парень покраснел до корней волос.       – Тебя проводить к маме? Она сейчас на кухне.       – Да. Да, пожалуйста.       Цую взяла его за рукав, с любопытством подергав жесткую ткань, и повела юношу за собой. Они прошли по блестящему от воды паркету (Цую толкала швабру левой рукой, рисуя на полу широкую линию), свернули за стойку бара, мимо удивленного мужчины, разливавшего по стаканам что-то пузырящееся – и остановились перед незапертой дверью.       – Иди, – сказала девушка.       – А ты? – Мидория уже было расслабился, думая, что теперь ему отводится роль наблюдателя, и беспомощно уставился на лягушку.       Цую постучала пальцем по древку швабры и кивнула в сторону зала.       – Маму зовут Белл, – напомнила она.       С благодарностью выдохнув (конечно же, он успел забыть!), Мидория толкнул дверь и оказался на кухне. Здесь было намного теплее, чем в баре, и пахло совсем по-другому. Жареный лук и скворчащее сало, рыба и картофель, и что-то еще, свежее и лесное – наверное, давленые ягоды.       – Вы кто? – спросила кухарка, невидимая за стеной пара, поднимающейся из огромной кастрюли.       – Мне нужна миссис Белл Асуи, – пробормотал Мидория.       – Белл! Тебя! – крикнула невидимка.       Перед Мидорией появилась низкорослая, круглоголовая женщина. Несомненно, она была похожа на Цую – только менее изящная, почти как пародия, насмешка над девушкой (так подумал взволнованный Изуку). У нее было грустное, широкое лицо, и несмотря на благородную белизну кожи, удивительную для суровых аляскинских краев, в ней угадывалось что-то индейское.       – Я Белл, – сказала она. – А ты?       Выговор у нее был необычный, не японский и уж точно не американский. «Что значит «скво»? – в очередной раз спросил себя Мидория. – Индианка?»       – Я... меня... – Парень легонько топнул ногой, прогоняя трусость. – Меня попросил отец... подойти... Ганма Асуи нам сказал...       – Ганма? – Лицо Белл прояснилось. – Вы знаете моего мужа?       – Да. Мы с ним разгружали сегодня... Мы только что приплыли, понимаете? И он сказал...       Белл ласково погладила его по плечу.       – Не волнуйся, пожалуйста. Пойдем, покажу рыбу.       Мидория, мысленно называя себя трусом, поплелся за Белл и покорно взглянул на свежевыловленного лосося – небольшого, но здорового, со сверкающей чешуей – которого женщина засыпала кусочками льда.       – У нас в подвале большой ледник, – объяснила Белл. – С зимы.       – Угу. – Мидория совсем не знал, что сказать. Предложить несколько долларов за эту рыбину? Или Ганма говорил, что это будет подарок?       – Я сама хочу его оставить, – между тем продолжила Белл. – Дети давно не кушали рыбу. Я бы выкупила лосося у кухни, да только они сейчас дорогие. Твой отец не будет против разделить его с нами? Смотри. – Она подняла рыбу за хвост. – Здесь хватит всем – и вам с отцом, и мне с Ганмой, и нашим детям.       – Цую и... Самидаре? – Мидория с удивлением отметил, что запомнил имя брата лучше, чем короткое «Белл». Возможно, потому что оно было японским.       – И Сацки – у нас трое детей. Ты уже видел Цую, да? Это она сказала про Самидаре?       Юноша закивал.       – Она хорошая, – серьезно сказала Белл. – Присматривает за младшими, когда не работает. Это сейчас она по полдня в гостинице, из-за того, что много людей приплыло. Все время моет паркет. От нас требуют, чтобы было чисто – и готовить быстрее.       Мидория почесал затылок. Похоже, что откровенничать у Асуи было семейной традицией.       – Рыба? – напомнил юноша.       – Да, рыба. Поможешь выкупить? Я приготовлю – пальчики оближите!       – Ладно... Наверное, отец согласится.       Белл убрала ладонь, и кучка льда с шорохом осыпалась на лосося. Женщина вытерла руку о передник и отвела Мидорию к выходу.       – Тогда позови отца. А мне пора работать.       – Подождите! – парень вспомнил об остальных инструкциях, которые дал ему Яги. – Я хотел спросить... Как тут, в городе? Что говорят? Какие цены? Как работают носильщики? – Мидория затараторил, чувствуя, что облажался. Его лицо залила краска. «Как я посмотрю в глаза отцу?» – вздохнул он.       – Можешь поговорить с Цую, – улыбнулась Белл. – Я должна готовить. До свиданья!       Мидория вновь оказался за барной стойкой. После жара кухни и сильных запахов дышать было удивительно легко и приятно. Как ведро холодной воды, опрокинутое на взмокшую голову после утомительной работы, атмосфера древесного зала освежила его и придала сил. Встряхнувшись, юноша поискал глазами Цую, но той нигде не было.       – Парень, тебе не пора? – спросил мужчина, облокотившись на стойку.       – Да, простите! – Мидория вышел в зал и потоптался, оглядываясь.       Звать девушку он не осмелился. Вздохнув, юноша вышел на улицу, и зажмурился от солнца. Порыв ветра с гор, прошедший по городу, оледенил его и заставил поежиться. Где-то далеко белели снежные шапки Берегового хребта.       Потупившись, Мидория двинулся через толпу к доске объявлений, где его ждал золотоволосый маяк – Яги возвышался над окружающими на две головы. Уперев руки в бока, он громко смеялся, обсуждая что-то с бородатым старателем.